Вдруг что-то изменилось… Что-то стало не так… Дети, женщины, старики, сидящие на глиняном полу погреба, полуслепые от темноты и оглохшие от непрерывной канонады, разрывов снарядов и бомб, ещё какое-то время сидели, не шевелясь. Что-то изменилось. Люди не могли понять, что именно. А потом, как молния, одновременно у всех мысль – тишина! За двое суток они настолько привыкли к грохоту, что эта тишина их даже напугала.
Шла война. 1944-й год. Советские войска медленно, но уже уверенно теснили фашистов на Запад, освобождая оккупированные территории от врага. Немцы злобно огрызались, зверствовали, отчаянно сопротивлялись, щедро поливая кровью, и своей, и противника, израненную, искромсанную разрывами землю. Уже позади бои под Москвой, Курско-Орловская дуга, Сталинград… Форсирован Днепр, с облегчением вздохнул Ленинград, вырвавшись из удушающей блокады…
Советские войска замыкали Корсунь-Шевченковский котёл… И так вышло, что именно в этом селе соединялись две танковые дивизии, которые и завершали окружение крупного немецкого соединения, отчаянно пытавшегося вырваться из кольца.
Люди, те, которые оставались в оккупации и с нетерпением ждали прихода наших войск, прятались в погребах, выкопанных в плотном глинистом грунте, предназначенных для хранения зимних припасов. Когда начался решающий бой, старики, дети, женщины из соседних домов собрались в глубоком и просторном погребе деда Ивана. Собрались, потому что вместе не так страшно, на миру, как говорят, и смерть не страшна. А что их ожидает, не мог предугадать никто.
Уже двое суток не прекращалась стрельба. Окопы, которые находились метрах в пятистах от погреба и которые две недели назад под дулами автоматов копали сельчане, прицельно и беспрерывно обстреливались нашей артиллерией, бомбились из самолётов. Человек ко всему привыкает, и люди, сидевшие в погребе, тоже привыкли к непрекращающемуся грохоту. Тихонько молили Бога, чтоб только не попали снаряд или бомба в их убежище.
И вдруг тишина… Неожиданная, непривычная… Люди некоторое время испуганно жались друг к другу, переглядываясь, в глазах – немой вопрос: что там, наверху?.. Первыми зашевелились мальчишки. Детское любопытство не давало сидеть на месте. Осторожно пробрались к крепкой дубовой двери и чуть приоткрыли её. В погреб хлынуло раннее утро. Солнце багровым кругом поднималось над горизонтом, пытаясь пробиться к земле сквозь густые клубы чёрного дыма. Вместе с рассветом в погреб проник какой-то ровный низкий гул, доносящийся с востока. Ни разрывов снарядов, ни автоматных очередей, ни даже отрывистых гортанных немецких команд не было слышно.
Мальчишки осмелели и открыли дверь шире, а потом и вовсе вышли на улицу. Земля дымилась. Невдалеке горели две хаты. Окопы были пусты: немцы ушли.
Гул приближался, вскоре показались три тройки самолётов, летящих ровным строем над селом.
– Наши! Наши летят. Красные звёзды на крыльях! – с громкими криками мальчишки заскочили в погреб, чтобы сообщить радостную весть. И снова выбежали на улицу, размахивая руками. За ними потянулись и старшие.
– Наконец-то! Дождались! – какое облегчение было написано на измождённых усталых лицах!.. Люди обнимали друг друга, суетились, размахивали руками, платками…
Один самолёт вывалился из строя и повернул в ту сторону, где радовались и плакали от счастья выжившие люди. Пролетел над ними, развернулся и…
Бомба упала прямо на погреб. Не уцелел никто. Потом говорили, что пилот принял их за прячущихся немцев. В дыму с высоты видны были только движущиеся фигурки…
Похоронили всех тут же, во дворах, в обугленных садах, каждую семью – в своём. До сих пор шесть или семь могилок, ухоженных заботливыми руками, напоминают о той страшной трагедии…