23. КАРНАВАЛ (II)
Микеланджело всё это время сидел в комнате Урсулы. Она, не переставая, кормила его. Он ел, порой, даже не замечая, что он ест и не ощущая вкуса пищи во рту. Урсула страдала. Братья избегали встреч с ним. Он и не искал сближения.
Лодовико, уставший от всего, с каждым днём становился всё сварливее и раздражительнее. Лукрецию занимали только счета от портных и ювелиров, которые кипами приходили в дом Буонарроти. Лодовико всё оплачивал. Он разучился плакать, разучился смеяться. Он ничего не хотел. Лодовико даже не поинтересовался, почему Микеланджело находится в доме, а не в мастерской. Мальчику тоже ничего не хотелось объяснять.
В дом постучали. Трое мужчин, одетых в чёрные с золотом камзолы, в длинных плащах, ничего не объясняя и никому ничего не говоря, прошли в залу и потребовали синьора Микеланджело Буонарроти ди Симони. Ни у кого из присутствующих не нашлось нужных слов. Микеланджело, нервами ощущая, что всё происходящее касается его, выбежал из комнаты Урсулы и в коридоре, наблюдая за спинами вошедших, слышал, что назвали его имя. Услышав тишину в ответ на просьбу позвать его, Микеланджело, с минуту подождав, робко, бочком, вошёл в залу.
Это - я , Микеланджело Буонарроти …
Маленький для своего возраста, с чёрными непослушными вихрами, горящими от возбуждения глазами, - он был даже красив в это мгновение, но не трафаретной открыточной красотой, а красотой силы неординарной личности.
-- А … куда? – Лодовико Буонарроти пришёл в себя.
-- К Лоренцо Медичи
Лодовико рухнул в кресло. Понимание происходящего было выше его сил.
Лоренцо был большим почитателем культуры Древней Греции. Как и древние греки, он стремился к гармонии. Поэтому на празднествах, которые он устраивал и которые называли в народе карнавалами, сочетались и элементы древнегреческой Олимпиады, и храмовые танцы, посвящённые Вакху или Афродите, и состязания музыкантов. Лоренцо с одинаковой силой тянулся ко всему, в чём угадывал прекрасное.
Красивые стройные голые юноши состязались в беге. Победители получали приз из рук самого Медичи. Бегунов сменили атлеты, метатели дисков. Мускулистые, бронзовые от солнца тела, напряжение мышц, красивый рывок. Зрители бурными овациями приветствовали очередного победителя.
На площадке, устроенной наподобие развалин древнего языческого храма, среди обломков ионических колонн, обвитых виноградом, вокруг статуи Афродиты Урании девушки в прозрачных хитонах танцевали посвящённый богине танец. Наступал расцвет эпохи Rinascimento. Идя вдоль аллеи, мимо античных статуй, поражённый великолепием цветочных арок, клумб, фонтанов, обилием редких растений, Микеланджело с открытым ртом созерцал столь невиданное доселе великолепие, не обращая внимания на трёх незнакомых мужчин, сопровождавших его. Они вошли в красивый павильон, выстроенный в античном стиле. Там, трое сопровождавших мальчика исчезли, также молча, как и появились в его доме. Микеланджело остался один.
-- Здравствуй, Микеланджело!
Мальчик обернулся. Он сразу понял, что перед ним Лоренцо Медичи. Вельможа поразил мальчика. Позже, сам Микеланджело объяснит себе это чувство родства, возникшее в нём по отношению к этому «тирану Флоренции» как тогда называли Лоренцо Великолепного. В бледном осунувшемся лице этого синьора, Микеланджело увидел отрешённость от этого мира, от его суеты. Лоренцо не жил сам в этом мире, а только присутствовал в нём какой-то своей частью. Микеланджело понял, что внутри у этого человека есть то, что он никогда и никому не показывал, что-то очень нежное, возвышенное и незащищённое, которое Лоренцо тщательно оберегал от постороннего взгляда. У Микеланджело как будто внутри звонок зазвенел. Они потянулись друг к другу.
Нельзя было себе представить большего контраста, чем являли собой эти двое. Бледный, с тонкими чертами, стройный, изящный вельможа и нескладный, черноглазый мальчишка, жадно следящий за движениями владыки Флоренции. Лоренцо прошёлся по комнате с заложенными за спину руками. Стал в тень, чтобы свет не падал на него сзади и ещё раз внимательно оглядел Микеланджело. Внешне, он ему не понравился. Граначчи был куда эффектнее. Но здесь был талант, ещё не развитый, ещё ищущий, не пресыщенный славой и успехом. Юный талант, который можно развивать и наслаждаться, открывая блеск всё новых граней этого драгоценного камня. «Микеланджело Буонарроти, кем то ты станешь, и увижу ли я это?» -- Лоренцо резко выпрямился и вслух спросил, --
-- Хочешь учиться в моей школе?
-- О, да, синьор, очень
-- Очень? – Лоренцо заулыбался, он не ошибся в темпераменте, -- «Хочешь быть скульптором?
-- О, да, очень
-- Превосходно! А рисовать ты хочешь?
-- Нет, -- лицо Микеланджело изменилось. Причём, переход в мимике был довольно резким. Лоренцо заметил это. Микеланджело потупил глаза в пол.
-- Микеле, в чём дело?
-- Я больше никогда не буду рисовать!
Резко поджав губы, сдвинув брови у самой переносицы, так что они образовали собой сплошную полосу, мальчик замер как будто бы всем своим видом говоря – «можете меня пытать раскалёнными клещами, но я всё равно никогда не буду больше рисовать».
-- Микеланджело, Микеле, бамбино, не сердись на меня так. Я и в мыслях не держу, чтобы чем-то тебя обидеть. Я видел твои рисунки. Это очень красиво, очень одухотворённо. Ты не дешёвый мазилка, ты душой рисуешь, мальчик … да, что же ты?
Микеланджело был похож на волчонка, который весь сжавшись и озлобившись, затаился в норе от своры охотничьих псов. Лоренцо перебирал в уме возможные варианты того, что является причиной такой реакции. Он внимательно посмотрел на Микеланджело.
-- Может, ты считаешь, что в моей школе недостаточно хорошо преподают живопись, и ты бы хотел продолжать брать уроки у Гирландайо?
-- Нет! – В Микеланджело как будто молния ударила. Уголки его рта резко опустились вниз, он весь напрягся и стал поминутно бросать лихорадочные взгляды в сторону Лоренцо.
Медичи рассчитал всё правильно. Одно упоминание имени бывшего маэстро заставило юного художника потерять над собой контроль. Лоренцо продолжил: «Он сказал, что ты плохо рисуешь?»
Микеланджело издал звук, похожий на стон. Он всё ещё продолжал сжимать зубы.
-- Что он тебе сказал, Микеле? – Медичи говорил тихо, спокойно и ласково. Он чувствовал, что вот-вот произойдёт извержение вулкана. Оно было необходимо Микеланджело, этот ребёнок не должен был больше носить в себе груз таких тяжёлых эмоций.
-- Он, он … ненавидит меня! Я не знаю, что я сделал, но он ненавидит меня! Я … я старался, я … хотел, а он …, --Микеланджело начал задыхаться, он стал хватать ртом воздух и беспомощно протянул руки к Лоренцо. Он мгновенно подскочил к ребёнку и прижал его к себе.
Лоренцо Медичи испытал невероятное удовлетворение от того, что сам напоил Микеланджело апельсиновой водой. Лоренцо никому и никогда этого не делал. Мальчик лежал на кушетке и всё время что-то бормотал, рассказывал какие-то случаи, беспрестанно извиняясь. Лоренцо слушал его молча.
-- Синьор, Вы меня не отправите? – Микеланджело замер, по-собачьи глядя на Лоренцо
-- Микеле, куда, куда я тебя не отправлю?
-- К нему
-- К кому, к нему?
-- Ну, к нему
-- К кому?
-- Ну, … -- Микеланджело, как ни старался, не мог заставить себя выговорить это имя.
-- Микеланджело, послушай меня. У тебя редкий и уникальный дар. И ты, сам по себе, редкий и уникальный. Нет ничего такого в этой жизни, на что тебе бы стоило тратить попусту такие силы, которые тебе ещё так понадобятся, чтобы создавать прекрасное и облагораживать это недостойное, в основной своей массе, человечество. Ну, как зовут этого человека, к которому я не должен тебя посылать?» -- Лоренцо с улыбкой посмотрел на мальчика.
-- Гирландайо, -- тихо ответил Микеланджело
-- Я не то, что не отправлю тебя к нему, я и слуг своих к нему не пошлю, а сделаю так, что он сам ко мне придёт, а там посмотрим, -- Медичи прищурился и подмигнул Микеланджело.
-- Он Вам столько наговорит про меня, -- приход Гирландайо на виллу Кареджи показался Микеланджело такой катастрофой, что мальчик начал понимать, что не в силах будет расстаться с мечтой учиться у Бертольдо ди Джованни, лепить образы с античных скульптур, которые сам видел в саду и потерять расположение этого удивительного человека, Лоренцо Медичи, прозванного Великолепным.
-- Микеле, я хочу, чтобы ты знал правду. Кто тебе ещё и когда её скажет?» -- Медичи знал о чём говорил, -- «Этот твой Гирландайо видит в тебе то, что ему самому, как он знает так не хватает в себе: внутреннее благородство, глубокий природный, не приобретённый ум и умение чувствовать, темперамент.» Лоренцо обнял мальчика и по-отечески поцеловал его в лоб.
-- А если Гирландайо Вас не послушает и захочет, чтобы я оставался у него до окончания контракта?» -- Лоренцо уже во второй раз за день расхохотался во всё горло, буквально до судорог. Он нагнулся и посмотрел Микеланджело в глаза: «Ты, правда, так думаешь?»
-- Что, синьор?
Лоренцо понял, что мальчик не лукавит и не издевается над ним. – Ты, правда, думаешь, что кто-то может …, -- он запнулся и посмотрел на Микеланджело, он сидел и внимательно слушал его, -- «уж, лучше ты будешь слушать меня, чем других. Ты обещаешь, Микеле?»
-- Обещаю, -- сказал Микеланджело, плохо соображая, о чём идёт речь.
-- Так, вот, Микеланджело. Во Флоренции нет такого человека, который мог бы не послушать меня, если я попрошу его что-то для меня сделать. Я если я его об этом прошу, то значит – так надо. Так будет лучше для всех, для Флоренции. Ты меня понял , Микеле?
Мальчик кивнул. Он с обожанием смотрел на Медичи своими чёрными, влажными и блестящими глазами.
24. Gladius Dei super terram cito e velociter! Меч Божий опускается на землю скоро и стремительно (лат)
Лоренцо и на этот раз оказался прав. Гирландайо решил не ждать, а нанести визит Бертольдо ди Джованни, а если получится, то переговорить и с Лоренцо Великолепным.
Граначчи и Микеланджело с жаром учились работать со стэкой. Бертольдо, очень вежливый, вдумчивый и талантливый педагог нашёл индивидуальный подход к каждому из них. Он понял, что для Микеланджело нужно сначала увидеть образ, который он хочет изваять из мрамора или для начала из глины, а уж потом, когда этот образ точный, до малейших деталей, плотно застрянет в голове у мальчика, Микеланджело способен вылепить саму фигуру за рекордно короткие сроки, В этом его гениальность. В силе воображения, которая даёт ему способность «вылепить» фигуру в уме, только глядя на сырой кусок материала. Его руки следовали за мозгом, а не наоборот.
Всё чаще и чаще Микеланджело ходил по аллеям парка, с «жаром» поедая глазами античные статуи. Ему не терпелось взяться за резец и начать самостоятельно работать по мрамору.
Гирландайо стоял перед Медичи. Маэстро долго приходил в себя после выходки Франческо, обдумывал как ему себя теперь вести, ибо история «похищения» сундучка из мастерской Гирландайо распространилась далеко за пределы виллы Кареджи. Её передавали из комнаты в комнату, Жёны рассказывали её своим служанкам, служанки – конюхам, конюхи – хозяевам и т.д. Вся Флоренция шушукалась и хихикала, как это всегда водилось в этом славном городе.
И вот … Гирландайо получил аудиенцию у Лоренцо Медичи. Только в самом кошмарном сне могло привидеться мессеру Гирландайо, что Микеланджело будет придворным скульптором у Медичи, почти что наследником Донателло.
Лоренцо наблюдал за посетителем с зоологическим интересом, смотрел на него как на одного из своих ручных барсов. «Закомплексован. Со слабым темпераментом, с поражённой психикой. Любит восстанавливать своё самолюбие за счёт тех, кто слабее его, потому и держит вокруг себя эту свору замарашек,» -- Медичи составлял про себя психологический портрет стоявшего перед ним художника. По правде говоря, Гирландайо начал скучать по Микеланджело. Властный художник сам от себя этого не ожидал. Оставшаяся вокруг него деревенщина раздражала его. Он уже привык к умным людям и к тем ощущениям, которые дарит общение с неординарной личностью. Ему не хватало Микеланджело.
-- Великолепнейший и могущественнейший синьор Лоренцо ди Пьетро ди Медичи. Вы можете мне доверять. Я, то, уж наверняка знаю, что этот Микеланджело Буонарроти, которого Вы пригрели у себя – лгун и обманщик. Он – настоящий мошенник. Он всё время притворяется. Поверьте мне.
Лоренцо слушал его, сидя за столом и подперев щёку рукой. Его почти тошнило от вычурной сентиментальности речи своего посетителя.
-- Сколько? – внезапно прервал Лоренцо Гирландайо
-- Что, простите?
-- Сколько?
-- Что, сколько?
-- Сколько тебе надо, чтобы ты навсегда убрался из жизни Микеланджело Буонарроти?
-- Вы меня за кого принимаете?!
--Ответь на мой вопрос.
-- Я пришёл сюда не торговаться, а поговорить с Вами, предупредить Вас и оказать тем самым Вам бесценную услугу.
-- Услугу?! – Лоренцо почувствовал себя плохо и закашлялся. Он потянулся к кувшину с апельсиновой водой. Гирландайо кинулся, чтобы помочь. Лоренцо знаком показал ему оставаться на своём месте. Налив себе воды, и осушив залпом стакан, Медичи поднял глаза на Гирландайо.
-- Говори сколько тебе нужно и убирайся, и чтобы я тебя не видел вокруг Микеланджело в радиусе не меньше ста миль. Если ты сейчас опять примешься за свою болтовню и не скажешь мне сумму, то всё итак будет как я сказал, но только ты не получишь и сольдо, а я этого не хочу.
Гирландайо быстро написал карандашом на бумаге цифру. Лоренцо сделал одобрительный знак глазами и велел позвать одного из своих казначеев.
Опыт общения с Гирландайо не прошёл для Микеланджело бесследно. В его слишком тонкой и ранимой душе навсегда остались неизгладимые рубцы. В будущем, Микеланджело, будучи уже зрелым и признанным мастером, будет считать свою работу художником насилием над собой. Всячески, под любым предлогом, он будет отказываться заниматься живописью. Именно встреча с таким человеком, как Гирландайо обострила и без того меланхолическую нелюдимость Микеланджело; научила его крайне взвешенно и осторожно подходить к выбору людей для своего ближайшего окружения и выработала, пожалуй, одно из главных его житейских качеств – умение предвидеть.