Когда мас на хаз, и дульяс погас

Олег Макоша
             Без базара.
             Вера меня учит:
-- Вот это, я понимаю, мужчина! По субботам: футбол, баня, водочка. Летом – шашлычок. А ты?
             У нее эта фраза очень мило получается.
             А что я?   
             Я углы околачиваю и остро чувствую свою неполноценность.
             Поэтому в следующие выходные иду в баню. Или сначала футбол? По мне, так начать бы с водочки и ей же закончить. Минуя первоначальные стадии накопления удовольствий. Водка, как универсальное средство жизни, сочетающая весь спектр эмоций, незаменима. Прийти на футбольное поле, что за школой, налить и выпить. Хорошо на морозе-то! Потом мимо бани с песнями пройти, там отметиться. А после можно пить уже вдумчиво и до посинения. Еще на лыжах неплохо покататься, в том плане, что прижался к осине, воткнул палки в снег, откупорил бутылку портвейна и хлебнул от души из горла. Вот это называется отдохнул, провел выходные с пользой для здоровья. А не абы как.
             Теперь дальше.

             Доходы.
             Правильный мужчина семью содержит, постоянно повышает материальный уровень благосостояния и расширяет перечень доступных развлечений. Что там кино или боулинг в воскресенье, ты чего-нибудь этакого придумай. Например, круиз по Дунаю или автомобильное путешествие по Пенсильвании. А у меня? То поход в книжный магазин на распродажу и уценку, то пробег по местам боевой славы Четвертого гренадерского полка имени упившегося товарища. Нехорошо.
             Следующий момент.

             Усекновение дураков.
             Вера говорит:
-- Настоящий мужчина, сказал – отрезал. А вокруг тебя сборище глупцов.
             Это да. Я к людям лоялен. Встаю на их сторону, вижу все слабости, и тут же перестаю осуждать. Потому что сам такой. А отрезать, это удел молодых, вокруг меня и так мрут десятками, возраст и, вообще, масса дурных привычек. Взять хоть туже водку после бани. Зачастую, вместо. Не говоря о постоянно игнорируемых лыжах.
             Прощать я никого не могу, и судить не могу, и в этом приближении к заповедям, предсказуем и зауряден. Но как я могу проклясть и ненавидеть слабого, издерганного и измученного. Кто я такой, чтоб послать на *** человека? Нет, не так, посылая, разве я не становлюсь хуже его? Опять не так, посылая на хуй глупого или подлого, разве я не являю собой фигуру мерзкую и слабосильную?
             Не получается.

             А сказать я хочу следующее.
             Прощать я права не имею, а надо. Понимать хочется, но, иногда, тяжело. Любить всех необходимо, но, порой, нет сил.
             Принимая жизнь, такой как она есть, мы не то чтобы совершаем невозможное, но становимся собой. Иначе останемся в стороне, со своим личным кодексом дерьма.
             Кодексы хороши, когда от стены до стены. А когда отсюда и не знамо куда, тут лучше по совести, и без посылания подальше, и постараться понять. И простить, само собой, хоть не за что, и поражены в правах навсегда.   
             Ему все угодны.
             А имя Его я не называю, потому как не знаю.
             И никто не знает.
 
             Мы потом с Верой в кафе сидели, и состоялся между нами примечательный диалог:
-- Ну и что ты по этому поводу решил?
-- По какому?
-- Как же. Мы утром обсуждали?
-- Про баню, что ли?
-- Нет, ты, все-таки, идиот.
             Я и  не отрицаю.
             Чего тут отрицать, если я всегда боялся упертости и незыблемости. У меня полно корешей, которые абсолютно точно знают, что по чем. И что правильно, а что – так себе фуфляндия. Интернет – говно и тусуются там придурки. Жигули – говно и ездят на них лохи. Акутагава – это поза такая, а корейского кино не существует. Я спрашиваю иного, ты сам-то пробовал? Нет? Зря. Тебе в самый раз.
             Не верит.

             Вчера нашел бумажку из милиции, а на ней слова в столбик, мелким почерком, с двух сторон:
Звоном лирной струны сын Филиры утешил Ахилла,
Дикий нрав укротив мирным искусством своим:
Тот, кто был страшен врагу, кто был страшен порою и другу,
Сам, страшась, предстоял перед седым стариком;
Тот, чья мощная длань сулила для Гектора гибель,
Сам ее подставлял под наказующий жезл.
Словно Хирону – Пелид, Амур доверен поэту:
Так же богиней рожден, так же душою строптив.
Что ж, ведь и пахотный бык ярмо принимает на шею,
И благородный скакун зубом грызет удила, – 
Так и Амур покоряется мне, хоть и жгут мое сердце
Стрелы, с его тетивы прямо летящие в грудь.
Пусть! Чем острее стрела, чем пламенней жгучая рана,
Тем за стрелу и огонь будет обдуманней месть.
             Это Овидий, я, вроде, помню.
             А так, конечно, стихотворение, записанное на милицейской повестке, говорит о смысле жизни больше, чем том с золотым обрезом.
             У меня, кстати, есть такой, восемьсот рублей стоит, ужас нах.