Теплый ветер гонял по двору мусор. Обрывки газет, куски использованной туалетной бумаги, какие-то цветные фантики и прочий мелкий сор хороводились по всей территории двора. Словно ветер никак не мог определиться, какая же треш-композиция ему больше по нраву. Время от времени низкий ветер приподнимался на цыпочки, дотягивался до листка бумаги, прикнопленного к двери подъезда и норовил сорвать его. Однако лист был прикреплен надежно и после очередной неудачной попытки шалун вновь принимался гонять мусор.
На листке черным броским фломастером, крупными буквами было написано: «Сегодня в 19,00 общее собрание жильцов дома № 66/6. Явка строго обязательна, проверять будем по списку. В случае неявки будем отключать свет и воду. Форма одежды — рабочая». И подпись «Домком».
В 18.45 посреди двора, рядом с загаженной кошками и людьми песочницей стоял председатель домового комитета тов.Бататов. Одет он был, как и подобает начальству по случаю официального мероприятия, в двубортный костюм мышиного цвета, рубашку в крупную сине-зеленую клетку, цветов какого-то шотландского клана — такие рубашки когда-то называли «ковбойками». Рубашку дополнял галстук, завязанный старомодным крупным узлом. Строгую черную поверхность галстука оживлял рисунок обнаженной девицы, выполненный серебристой краской по трафарету. Роль сосков выполняли два маленьких страза, тогда как там, где сходились кокетливо скрещенные длинные ноги, блестящих стекляшек наблюдалась целая россыпь в виде треугольника, вершиной обращенного вниз. Галстук тов.Бататову подарила его супруга Свенсоншведская, как постоянное напоминание того, какие головокружительные приключения ожидают его на супружеском ложе. Пиджак не был застегнут, и ветерок трогал время от времени галстук, провоцируя красотку пошевеливать бедрами.
Рядом с председателем домкома стояла секретарь Двубортникова с раскрытой тетрадью в руках. На разграфленной странице значились все жильцы дома. Против каждой фамилии Двубортникова, в соответствующей графе, проставляла время прибытия. Позже, рядом с этим временем появится время ухода каждого. На секретаре были фиолетовые джинсы производства Индии и хэбешная футболка с коротким рукавом. На груди футболки виднелся одноцветный синий рисунок. Летящие воздушные шарики и цветущая ветка, видимо яблони. Причем два крайних шарики выглядели очень ВЫПУКЛО, тогда как третий между ними был каким-то плоским, нарисованным. Ниже шариков и ветки тянулась надпись «МИР! ТРУД! МАЙ!»
Народ собирался не спеша. Последние подошли, когда часы показывали 20 минут опоздания. Тов.Бататов наклонился к Двубортниковой и что-то шепнул. Та понятливо кивнула головой и сделала пометку в тетради.
Председатель домкома повел плечами, огладил ладонью девицу на груди и, взглянув на наручные часы «Победа», произнес:
— Дорогие товарищи, жильцы и жилицы дома, я рад вас приветствовать на очередном коммунистическом субботнике. В то время, когда на всей территории нашей, все еще необъятной, страны семимильными шагами шагает перестройка — хм, явная тавтология, но вы меня поняли — так вот, когда перестройка набирает темп…
— Товарищ председатель, какой коммунистический? — подал голос жилец квартиры №65 Тютюхин. — Коммунисты-то — того, как говорится, тю-тю…
— Я тебе вот что скажу, Петрович, — тов.Бататов был явно недоволен тем, что его сбили с мысли, — Коммунисты приходят и уходят, и, кстати, вполне еще могут вернуться и таких несознательных, как ты, развешать на фонарных столбах в назидание потомкам. Коммунистов может и не быть, а в чистоте ты быть — обязан! Между прочим, в наших рядах присутствуют и более несознательные члены нашего, в целом дружного, коллектива. Кое-кто, и мы их сейчас озвучим, не взирая на заранее вывешенное уведомление, наплевательски отнесся к постановлению домового комитета и не соизволил явиться на субботник. Где, например, Киркунов? Почему я не вижу Бесстыжева-Рюмкина?
— Так, похоронены. Когда еще, — отозвались из толпы.
— Причина уважительная, — вынужденно соглашаясь, кивнул головой тов.Бататов. — Но наверняка есть и такие, кто в понедельник принесет мне фиктивный больничный лист… Но мы отвлеклись. И когда вся страна и мы вместе с нею под чутким руководством председателя горисполкома товарища Прилепского вышла на всероссийский субботник. В едином порыве, горящие энтузиазмом, по-стахановски…
— Каррр-чагинцы, вперрёд! — дурным голосом заорал к месту Борис и принялся меланхолично чистить перья.
— Тов.Бататов, да понимаем мы все, не маленькие, — Свенсоншведская говорила шепотом, но слышали ее все. — Давайте уж, распределяйте фронт работ. Не успеем до темноты.
— Вот никогда не дадут речь произнести. Кто-нибудь обязательно перебьет. Ну, хорошо, товарищи. Я возлагал большие надежды на вашу сознательность, надеялся, что все выйдут целыми семьями, но вижу только ответственных квартиросъемщиков. Значит, будете отдуваться за остальных.
— Перейдем сразу к постановке задач. Ты, Петрович, — он ткнул пальцем в Полковника, — займешься подметанием двора.
— Одному много, товарищ председатель, — степенно возразил Полковник.
— Знаю, что много. Тебе в помощь придаются Петрович и Петрович, — он указал на Кандыбко и Фраермана, который недавно вернулся из заключения.
— Извините, тов.Бататов, — застенчиво поправил его Фраерман, — но я не Петрович, а Моисеевич. Вы, видимо, оговорились.
— Моисеевич, Петрович — для мусора, вы все равны.
Дальнейшее распределение работ прошло без заминки, если не считать возмущения горячего кавказца Петова, который кричал, что у них на Кавказе Петровичей быть никак не может и он, Петов, воспринимает подобное обращение, как оскорбительное, чувствуя себя «петухом».
Зато с оставшимися жильцами проблем не возникло. Двубортниковой, как секретарю, председатель поручил навести порядок в Красном уголке.
— Так, кто у нас остался неозадаченным? — Тов.Бататов обвел жильцов взглядом.
— Я помню, помню, — отозвался он на знаки, подаваемые супругой. — Ты, дуся, отправляйся домой и наведи, наконец, порядок в квартире. Мы с Петровичем возьмем на себя самую грязную часть работы. Займемся уборкой подвала. — И понизив голос, спросил у пенсионера Волозова. — Ты закусь приготовил?
Волозов похлопал себя по карману оттопыренного пиджака.
— Тогда — по местам! — хлопнул в ладоши председатель домкома и они с пенсионером Волозовым направились в сторону подвальной двери.
Впереди летел Борис и радостно орал:
— Каррр-межка! Каррр-межка!