-Я тоже страдал. Я знаю, как это бывает, когда надрываешься и зовешь, но нет никого. Именно это я чувствую в проклятую эту минуту. И теперь уже безо всяких причин. Да скажи, чтоб заткнулся!
Однако он сам уже молчал, и я могу скрупулезно описать его и сказать, что он думает о треньканье, и причем в любую минуту, я знаю.
- Ну,- ты требуешь,- комната ведь не пуста, ты же там?
Да я здесь, но он не может опять начать надрываться, лишь из двери я вышмыгну, в тихую тишину.
Или, если остаться, я мог бы и не отвечать, притвориться, что меня нет совсем и что я - только часть пустоты этой комнаты, где пустота обливается кровью от жалости к маленькому кровоточащему черному сердцу телефона.
И если он будет опять надрываться, и сердце мое обольется кровью, ведь и я знаю: боль не может найти нужных слов или часто боится найти их.
Я сейчас на улице, в ярком солнечном свете, и нигде нет поблизости телефона, даже такого, который думал только обо мне.
Но нынче ночью мне тоже приснится сон-шипение прибоя под шипение шин от автомобиля, где лежит на столе ее фото и бархатистая пыль покрывает все толстым слоем, особенно черный телефон, на котором нет ни одного отпечатка пальцев.
...и во сне удивлюсь я, почему телефон еще не отключен...
Стук колес уходящего поезда с нею и шипение прибоя слились под неприглядной стороной луны.
Все светила науки собрались у его изголовья – кто вводил сладкие витамины из капельницы, кто мерил пульс, а кто думал о предстоящем ужине под красным абажуром на своей кухне.
Весь букет чувств стал тускнеть и уже появились преждевременные признаки его омертвления – почерневшие лепестки на некогда радующих глаз зелени на красном. Так видимо ученик-ботаник засушивал свой первый гербарий, надеясь получить зачет у старого профессора, так и не научился ничему. Только в одном была сильна его рука – сделать все так, как учили его умные книги.
На столе шоколад покрывался белым налетом, розы чернели в вазе, а кот жалобно мяукал под дверью, надеясь рассказать об этом своему хозяину.
-Добро пожаловать в мир без фантазий, в мир, где все стоит на своих местах на панцирной сетке, а не на твоей плоскости деревянной кровати!
А там на другой грани ее мира солнце уже поднималось покуда на коротеньких ножках и казалось, что можно уже проползти под ним, где осталась вчерашняя ночь. Но черное сердце телефона молчало, холодея с каждым прикосновением ее горячих рук. И хотя бы один осколок от этой мерзлоты смог бы отколоться от этого жара, но все тщетно.
Мысли уже не выстраивались в ровный строй на хоралах, образовывая подобие пения псалмов, а разливались по всей палате в одну большую фальшивую ноту:
-Иди к нам…
Известно, только беса помяни, немедленно в отличии от добрых духов, явится. А тут на ее плоскости спозаранку привалило сразу три - в разной одежде и без шляп, чтобы смогла она увидеть, что головы их совершенно безрогие, а значит, можно их причислить и к добрым духам.
И на перебой стали предлагать свои услуги, болтая без умолку, то прищелкивая соловьем, то кваканьем лягушек.
Сколько же человеческих страстей знали эти безрогие духи! Погляди на эти цветники и клумбы. Зачем покорять тебе холодную глыбу, рискуя обморозиться и разбиться, когда вокруг столько милых взору зеленых долин и отзывчивых холмов? Зачем тебе, такой красивой женщине, нужен он, слабый и беспомощный, когда вокруг столько сильных и могущественных? Только щелкни пальцем по своей плоскости и засверкают все грани твоего бриллианта, только щелкни, всего лишь.
Целых три змея искусителя толкали ее одну из сада Эдема. Впрочем, глупо на них пенять, когда залез, куда не следует,- в потайной райский сад.
А вот и ты со своей историей, и никто не хочет слушать. Вот и ты со своим вымыслом, и никто не хочет видеть кроме тебя.
Одиночество на твоей плоскости, как неизведанные острова – унылое впечатление от ожидания, что твой свет будет сиять лишь для него одного.
Ей оставалось только ждать с Надеждою в обнимку, лежа на своей плоскости, отгоняя всех этих духов, разом навалившихся на ее букет чувств.
-------
продолж. следует.