Зарисовки к книге стихов «Дракон и Роза».
Аборигена амулет. В нем ключ:
И родовой завет,
И в глубь веков отверстый луч
В пучину прошлых лет.
Е.Грислис.
1
Остров - это часть суши, окруженная водой?! Позвольте, дополнить. Острова – это Флора и Фауна, Культуры и …целые Цивилизации. А ещё… – это Души всего живого и ушедшего!
Когда мне исполнилось 15 лет, я впервые описала то, что считала своей душой. Получились облака, направляемые ветром. Вот строки моего первого литературного этюда: «Облака… я люблю вас вечерней порою, в мае, когда вы забираете к себе в неволю чистое синее небо. Где-то вдали, словно огненная река протекающая среди синих островов, догорает закат. В это время вы пассивны, вам нужен отдых. Ветер не тревожит ваши крылья, как будто понимает, что и ему нужно отдохнуть, собраться с силами. Наступает ночь, нежная и томная. Царство звезд, меркнущее с первыми лучами зари.
Приходит восход и облака, как крылатые птицы, полетят, подчиняясь воле ветра. Стремясь, вы все время летите в неизвестность и как я, ищите чего-то».
Ветер, направляющий облако-душу, очень долго будоражил меня. Я не знала на чем мне остановиться, пока Высшая Сила не взяла меня под свой только мной ощущаемый купол и повелела: твори! От личностных стихов, ветер понес мою душу-облако в самые отдаленные уголки нашей планеты, во все времена ее существования, посвятил в обычаи и ритуалы древних народов.
Нужно признаться, что в первой половине своей жизни я была романтиком действующим, а не только начитавшимся Жуль Верна. При общей неоспоримой нищете «хомо-советикус» мог позволить себе исколесить всю 1/6 часть света – Советский Союз. Это считалось нормой: поездки по дешевым путевкам на недорогом, порою льготном транспорте. Платишь 7 рублей по студенческому билету и через полтора часа ты уже в Киеве. Три часа лета и ты уже у родственников в Чимкенте. Ночь в поезде и наутро уже в одном из красивейших городов мира – в Ленинграде, где ждет верная подруга, с которой ты познакомилась год назад на одной из турбаз в Анапе. И каждое лето Крым, Кавказ, в крайнем случае прелестный тульский Велегож. Походы, сидения у ночного костра, шашлыки и деревенское виноградное вино. В памяти всплывают походные привалы Северного Кавказа: Красная поляна, водопады «Ореховый» и Дивичьи слезы, самое голубое в мире озеро Абрао-Дюрсо…И как верх блаженства и космизма человеческого – ночевка в спальных мешках под огромными низкими звездами на берегу Черного моря.
О младость – летящая и крылатая! С раннего детства судьба дарила мне Крым, волшебный невесомый воздух которого сливался с первозданностью диких пляжей и моря, казавшегося бездонным. Когда я впервые оказалась в поселке Орджоникидзе под Феодосией, никакой так называемой туристической инфраструктуры там в помине не было. Вся «цивилизация» состояла из двух объектов – столовой и дома культуры. Люди жили в обвитых виноградными лозами каменных и глиняных домах.
Сам поселок, расположенный неподалеку от Коктебеля, находился на небольшом, выдающемся в открытое море полуострове, со всех сторон опоясанном многочисленными живописными бухтами. Это был потухший миллионы лет назад вулкан Кара-Даг. Нас он встретил свежим морским бризом, окутавшим ближний галечно-песчаный пляж. Помню пенящееся у берега море и первое робкое омовение.
Мы: тетя Аня, ее муж Евгений, их сын Саша, мой погодок и я –казались паломниками, с того времени из года в год пристраивающими свою «Волгу» у забора знакомой татарской семьи. «Волга» и была нашим домом в этот период: на великолепных разложенных на ночь диванах мы спали, а ранним утром позавтракав под навесом, шли вдоль берега, переползая через небольшие горные массивы - от одной лагуне к другой в поисках самых безлюдных мест. С двоюродным братом я ловила по пути в расщелинах агрессивных и цепких крабов, тянула леской маленьких рыб - бычков, петушков, зеленуху, собачек. Мы искали дикий пляж.
И такое место находилось! Это был, как правило, неосвоенный берег, светло-матовый и мелкий песок которого являл непостижимую технику самой Природы. Я всегда спрашивала себя: почему вблизи поселений песок крупный и какой-то обычный, а за пятой бухтой – отливающий жемчужным светом. И сама же отвечала: туда редко ступал человек. Возможно, еще и потому, что сравнительно недавно эта полоска суши была морским дном. Такого песка я не видела больше нигде и никогда!
Еще меня поражала смена дня и ночи. Я не помню сумерек или вечера. Вот только что жарило солнце, а через полчаса –уже прохладно и темно. Так же стремительно наступал рассвет. Три недели райской жизни и мы, прожженные насквозь солнцем и счастливые едем обратно. Мы поднимаемся наверх по изломанной горной дороге. Через два часа уже в музее Айвазовского в Феодосии. Далее по пути останавливаемся на лихой староукраинской Сорочинской ярмарке. Из самых ярких впечатлений: дядьки и хлопцы на ходулях, «обалденный» запах колбас и неподалеку крестьянские мазанки с земляными полами без света и радио. Это не середина, даже не начало ХХ века, а ..?! Ночуем прямо в стогах сена, вдыхая теплый запах «гоголевской» украинской ночи. Впереди заезд к родственникам в Киев, к встрече с которыми мы внутренне готовимся.
Где только не побывал советский человек. Даже в холодной Эстонии. Помню свое возвращение после десятидневной туристической поездки. Кажется и стиль поведения выше нашего – русского: подчеркнуто вежливый и аккуратный. И люди – спортивные и подтянутые, казалось, приспособленные к ходьбе на лыжах до старости.
Но уже там показалось, что эти неопределенные, безликие улыбки на самом деле скрывают отчужденность и холодность. «Наша страна» несколько раз повторяла с пафосом полька-экскурсовод. И даже европейская гостиница «Виру» с варьете и особый скандинавский сервис ресторана, откуда выходишь «не сыт и не голоден», ни средневековые улочки старого Таллина не насыщали душу, а просто знакомили. Когда мы подъезжали обратно к Туле на меня дохнуло теплом: я на Родине!
Последний большой вояж, который я смогла себе позволить –путешествие в 1990 году на родину своей матери – на Дальний Восток. Я добиралась из Москвы на поезде семь дней через Урал и Сибирь. А в Благовещенске села на теплоход и совершила двухнедельный круиз по Амуру до города Комсомольск на Амуре. Местам этим равных нет, воздух в несколько раз чище, чем в центре России. Рассказывать об этих краях можно бесконечно. Скажу лишь, что это последняя лепта Свободе простого советского человека-бессребреника, его дань своей любознательности и романтической неуемности.
Вскоре начались «лихие» девяностые с их варварским рынком и прочими катаклизмами. Я, как и миллионы других, поверивших в «реформы» Горбачева, оказалась в плену уже не застоя и дефицита, а нарастающего хаоса и беспредела. В эти годы традиционные поездки в Москву, куда я постоянно ездила в университет и жила на Ленинских Горах, считались проблематичными, а если говорить точнее – стали просто не «по карману». Даже гостеприимные общежития МГУ перешли на рыночный «гостиничный» режим и привычные кафедральные прошения в расчет не принимались.
Государству было не до нас, оно умирало на глазах, в одночасье сбросив с себя 72-летние советские вериги. Бывшие граждане некогда могучего Советского Союза тонули в болоте непрекращающейся «смуты» и безысходности. Одни перебивались впроголодь, другие, чтобы «выжить» становились «челноками», то есть людьми, покупающими и вывозящими из соседних стран, например Турции, дефицитные вещи, чтобы затем продать их у себя по спекулятивной цене. На эту «разницу» семьи «челноков» и существовали. Миллионы людей, лишившись работы и своих сбережений нищенски перебивались и теряли привычную и нерушимую веру в государство и его институты.
Семьи обычно жили как «на перекладных»: когда работающим месяцами не выплачивалась зарплата (на которую, в среднем, можно было купить лишь килограмм масла, килограмм мяса, а также хлеба и сахара на месяц), то их пенсионерам-родителям начинали выплачивать задержанные ровно на такой же период пенсии. И наоборот! Несколько лет существовала карточная система. Детские пособия выдавались через суд.
Людей спасали только собственные огороды и заготовки. Я,как малоимущая,была прикреплена к общественной столовой. Я и мой ребенок не голодали.
Некоторые пополняли слой бомжей или умирали. Гробы были в дефиците и хоронили нищих в больших целлофановых мешках, напоминавших туристические.
Разрубил не один из подобных порочащих страну социальных узлов президент В.В.Путин, остановив тем самым падение России в бездну. Но, по-видимому, некоторые (из числа власть упустивших) не могут до сих пор смириться с тем, что их карманы не пополняются как раньше, а их политическое влияние навсегда ушло в лету. Народ, перенеся муки кризиса и дефолта, может только спросить у оппозиции: а как ещё совсем недавно вы распорядились своей властью?! Унизив так народ, вы сами потеряли его!
Что делала в это время я? Уехала на ОСТРОВА!!!
Это шутка с горьким привкусом. Окончательно разочаровавшись в демократическом движении, костяк которого составили во время «перекрасившиеся» коммунисты, на глазах захватывающие ведущие позиции в материальных сферах; потеряв после четвертого сокращения постоянное место работы в госуниверситете, а затем и временное в одном из Московских филиалов – я оказалась выброшенной на улицу или на «остров», где мне пришлось начинать жить заново. Я и сама на время превратилась в «ОСТРОВ», на котором, правда, жил еще мой непредсказуемый сын.
Материальные и прочие трудности отступили перед новым открывшимся горизонтом, который назывался ТВОРЧЕСТВОМ.
Возможно оттого, что в лучшие годы всего было с избытком, так называемый кризис «среднего возраста» проходил в соответствии с привычными ассоциациями от Красоты, которую я жадно поглощала с экрана. Я кинулась вслед за «Калипсо» и капитаном Кусто. Мне не надо было что-то воображать, я не понаслышке знала запахи моря и песка, я играла с дельфинами и ловила крабов в расщелинах гор.
Мое астральное «Я» внедрялось в миры древних цивилизаций и рас, о которых я раньше не подозревала. И они приняли меня!!! Моя рука тянулась к карандашу и начиналось СВЕТООЗАРЕНИЕ – стихи лились сами собой. Начиналось воздушное плаванье души по глубинам Вселенной.
2.
Этот пласт философского осмысления я назвала «ДРАКОН и РОЗА». Это была не просто часть, а отдельная книга моего второго поэтического сборника «Тайны миров», включающая свыше 60 отдельных стихотворений. ДРАКОН – это истребление сущего, которое угрожает РОЗЕ – расцветающему дереву жизни. Проявления темных сил многолики, начиная с легендарного «радужного змея» австралийских аборигенов, колониальных захватов европейцев, теснивших и истребляющих туземцев. Но все таки окончательно выкорчевать племенные культуры «миссионерам» не удаётся. В стихотворении «Заклинатели духов» констатирую:
Колониальные облавы,
Плантаций рабство и тоска
Не стерли диких ритуалов
И веру в духов на века.
Вообще, подобное называется анимизмом и является основой всех первобытных верований. Но пожалуй, самое высшее проявление сего заключается в шаманстве как специфическом способе жизнеспособности общинно-родовых анклавов Северной и Южной Америки, Африки, Азии и островных народов, где «жизнь заклятий полногласных и вера в духов велика!» Эта тема звучит в ряде произведений, в том числе в стихотворениях «Великий сон», «На Амазонке», «Смерть шамана» и других.
К делу мастер срочный
Подключен веками.
Здесь шаман полночный правит жизни бал.
И вознесся в трансе вверх над облаками,
Анаши отведав, чёрный Ганнибал.
И в настоящее время народы многих островов до сих пор верят в души умерших и поклоняются им как богам. Остановлюсь на традиции японского острова Рюкю.
Народ выбрал путь,
До сих пор не сменив
Обычаев суть
И языческий чтив.
Он предков веками
Возносит в богов.
Над Окинавой
Их суд и покров.
Сердца людей, в которых живет искра Божественного Разума, способны ценить и благословлять природную кладовую. Я пишу об этом в большом стихотворении «Новозеландская мечта», подчеркивая, что несмотря на то, что «колониальный быт пропах индустриальной рабской солью», сама Природа –к радости живущих и созерцающих её – по-прежнему торжествует, она «светится любовью»!
Здесь те же чудеса творят
Моря субтропиков. Их воды
Вновь дарят глазу маскарад
Великолепнейшей природы:
Извивы нимф почти прозрачных,
Тут танцы брачные медуз.
Мурен стрелообразных пляски
И осьминогов нежный груз.
Природа – не слово, не емкая метафора, а мыслящее целое, оберегающее и хранящее свои вечные истины:
Но в чащах нежных, первозданных,
Как миллионы лет назад,
Наперекор вулканным лавам
Раскинут эпифидов сад.
Здесь орхидей благоуханье,
Которое тот мир хранит,
Как Розу светомирозданья
От всех драконов и друид.
В подобной сказке жизни островитянин растворяется целиком и полностью, показывая по обычаю в знак согласия и удовольствия язык:
Хрустальной ночью очарован
Здесь воин «маори» стоял.
И сном неведомым окован
Он, высунув язык, мечтал!
В мир экзотики и уединения тянуло многих творческих людей. Достаточно вспомнить певца Бреля и художника Гогена, нашедших последний приют на Маркизских островах.
Таити помнит Бреля глас –
Изгнанника-певца
Овири стережёт анфас
Гогена-мертвеца.
Их песней чистой, полотном
Прославлен дикий край.
Их бег оценим мы потом
В Полинезийский рай.
В стихотворениях «Остров Науру», «Лунный цикл» я воспеваю рождение и красоту подводных рифов – каменных планид с их неповторимыми живыми кораллами.
На известняках распада,
За лучом идя украдкой,
Расцветают в недрах сада
Каменных цветов посадки.
Риф коралловый прекрасный
Сказкой светиться на дне.
Он напоминает властно
Сад Эдема на Земле.
О животном мире то же написано достаточно. В стихотворениях «На берегу Луангвы», «Прогулка по саване», «Полет пингвина», и других отражены трудности, а часто и трагедии «вольной» жизни. Автор с огромной и искренней любовью писал о братьях наших меньших! Поверьте, что он и сам оплакивал бедную зебру, потерявшую своего любимого, съеденного крокодилами:
Ты одна совсем осталась.
Полосатой жизни малость
Прошептала: нет…
Ты совсем не испугалась,
Лишь в пучину опускалась…
Замбия…
Или проблема одиночества живых существ, которая так волнует. Оказывается одинокими могут быть не только люди, но и животные-изгои, например, слоны.
И вдруг ужасная картина!
Иль наяву или во сне:
Слон – одиночка…как в пустыне…
Но с белой цаплей на спине.
Чем он обижен, кем наказан
Немой отшельник- великан?
Кем путь начертанный указан
И цапли бережный капкан?!
Я давно подозревала, наблюдая своих домашних питомцев, что животные способны любить – человека, друг друга. Но есть среди них и те, кто верен до конца только своей паре. Это пингвины. Ученые давно наблюдают удивительную, неугасающую привязанность этих птиц, их «сезоны любви».
Гнездовье брачное готово.
И в черной мантии жених
По воле чувств и сердца зова
Предстал, как робкий ученик.
Душа его – полетов тайна.
И зверь как будто человек,
Любви томимый ожиданьем
Иль расставанием навек.
Нельзя не отметить стихотворение «Символ России», иносказательно отражающее нелегкие и напряженные времена. Казалось бы белый медведь – владыка бескрайних просторов богатейшей в мире страны, и даже крутит «ось арктических морей». Но он ни только не в состоянии распорядится своим могуществом, но временами просто бедствует.
Медведь в бриллиантах на меху,
В глазах – сквозит печаль.
И, нерпу чуя на бегу,
С надеждой смотрит вдаль.
Нам не понять, что царь не сыт
Уже который день.
И белым саваном скользит
Беспомощная тень.
Наступило время глобальных катаклизмов и экологических катастроф. Существуют угрозы естественные, например, просыпающиеся вулканы.
Дымящийся конус на острове Ата.
Тут небо дымится и серою пахнет.
Земля раскалилася даже в воде
И волнами жара выходит везде.
Но есть и вещи искусственного характера, связанные с издержками современной техногенной цивилизации. Средиземное море – одно из самых загрязненных в мире. «Плещет грязной слезой Средиземное море»,- отмечаю в стихотворении «Вымирание», сравнивая его с «мертвой плитою» над подводным миром, и уже в другом – «Азотный наркоз» - нахожу виновника в человеке, позиция которого – мертвяще равнодушна.
Но есть и примеры обратного, когда я говорю о Коста-Рике, Шетландских островах, Новой Зеландии…Со страниц поэтической книги выплывает Окинава – самый большой остров японского архипелага Рюкю. По культурологическому определению его и названо стихотворение – «Веревка жизни».
Веревкой на море
Сей остров лежит
И с волнами споря,
Над бездной парит.
Именно парит, ибо государственное устройство на острове признано моделью Вселенной.
Модель во Вселенной –
Веревка в волнах!
Смысл жизни нетленной
В благих островах.
И конечно, без моего пристального внимания не остался мир миражей неземного, собственно космического, воплощенный в стихах «Геоглифы Наски», «Тайна планеты По», «Девять неизвестных» и других. В одном из них «Культ Манутары», посвященном острову Пасхи, я обращаюсь к культовому крылатому человеку, к знаменитым и таинственным каменным исполинам, так и не найдя их разгадки:
О, Манутара! Ястребом взметнися!
Но, где, скажи, о, камень,
Где твой взгляд?!
И он ответит:
Небо просит Веры,
Пустые же глаза не говорят!
Пытаюсь «поднять со дна» неизвестные цивилизации через отдельные упоминания о них, хотя я не имела возможности наблюдать воотчию этот грандиозный, в сравнении с нашей цивилизацией, виток.
Так, тайна гравитации открыта
Была не нами – миром Девяти.
Тот мир на дне! Песком навек укрыты
От нас их мысли, души и пути.
Но иногда, когда загрезим вправду,
Мы видим в небе звездном корабли,
Которые плывут, увидев завтра,
Стремясь в пространстве что-нибудь найти.
И все же НЛО – это не путь развития человечества!
Но из Космоса мы не получим
Ни ответа, ни горстки Земли,
НЛО не согреют нам души –
Бездуховных существ корабли.
В чем же этот путь ?! В стихотворениях «Мы», «Астрономия христианина», в частности, «Похожими на китов!» - я ответила на этот вопрос.
Киту подобен будь, о человек!
А не акулам кровожадной тризны.
Твори свой долг и путь из века в век,
И войны обойдут твои отчизны!
Таковы мои острова – Культуры, Цивилизации, Флора и Фауна… Все то, что зовется Жизнью – земной и небесной. И одновременно я остановилась просто на островах. Поверь читатель, я так люблю их с детства!
Июль 2010