ВСЕМ, КОМУ ИНТЕРЕСЕН И ПОЛЕЗЕН МОЙ НАУЧНЫЙ ТРУД! ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВЛЯЙТЕ ПАРУ СЛОВ В РЕЦЕНЗИЯХ - ДЛЯ ЧЕГО ВЫ, ВОЗМОЖНО, ЦИТИРУЕТЕ МОИ СТАТЬИ И ДИССЕРТАЦИОННЫЕ ФРАГМЕНТЫ. БУДУ КРАЙНЕ ПРИЗНАТЕЛЬНА ВАМ ЗА ВАШИ ПАМЯТКИ!
А.Д.Гусарова (фрагмент главы диссертации "Жанр фэнтези в русской литературе 90-х годов ХХ века")
1.1. Образ иррациональной силы в фэнтези: природа воздействия
Мир фэнтези в отличие от позитивистской рациональности научной фантастики опознается читателем как пространство, подчиняющееся иным, не-логическим, волшебным законам. Применительно к фэнтези эта сила чаще всего обозначается словом «магия» или «колдовство». В данном мире в качестве главного физического закона выступает магический закон взаимодействия вещей и их сущностей. Литература фэнтези использует при создании своего вторичного мира не столько конкретные знания по оккультизму и практической магии, сколько традиционные художественные образы оккультной магии. Для фэнтези свойственен чудесный мир, для которого слова «чудо» и «волшебство», как говорила Е.Блаватская по поводу практического оккультизма, «идентичные в целом по смыслу, так как оба они выражают идею создания чудесного посредством нарушения законов природы». Та же мысль возникает в традиции современного фантастиковедения – характеризуя мир фэнтези, В.Губайловский сводит понятия чуда и магии в один образ: «А в фэнтези чудо или, точнее, магия – они естественны, нормальны, понятны без мотивировок. Они отличают мир фэнтези от того, в котором живет обычный человек».
Магия традиционно понимается как попытка воздействия на мир: «Какие бы определения магии мы ни встречали бы в современной научной литературе, все они включают в себя представление о таинственной силе», воздействующей на окружающий мир и других людей Брудный А.А. Магия как феномен индивидуального и массового сознания / А.А.Брудный // Околдованная реальность: (мир афр. ментальности): сб.ст. – М.,1994. – С.61.
В контексте представления о магии существует также и другой термин – колдовство. В традиции научной литературы ХХ века, как отмечает исследователь Д.И.Черняков, не принято выделять качественную разницу между магией и колдовством Черняков Д.И. Феномен магии в культуре: автореф. дис. …канд. филос. наук: 24.00.00 / Д.И.Черняков; Рост. гос. ун-т. – Ростов-н/Д., 2001. – С. 15.. Известный отечественный специалист по ранним формам религии С.А.Токарев использует в одном определении оба термина как синонимы: «колдовство, т.е. магия вообще».
В научной теории вопроса о магии существуют два подхода к ее пониманию: узкий и широкий Черняков Д.И. Указ.соч. – С. 14-15.
Отличие одного от другого заключается в трактовке характера воздействия на природу. Узкое представление о магии демонстрирует сочинение Агриппы Неттесгеймского «Оккультная философия» (1533). В этой книге Вселенная описывается единой, где каждый элемент связан с другим «тайным», но «естественным» законом. Эта естественная и тайная взаимосвязь не предусматривает высшего произвола и поэтому не является сверхъестественной. Человек в этой взаимной связности предстает «узлом Вселенной». Магия здесь прочитывается лишь как инструмент, средство, с помощью которого ученый маг управляет стихиями, и в этом контексте предстает как аналог науки: обе имеют общую цель – узнать закономерности бытия. «Касаясь аналогии между магией и наукой, следует отметить, что ее проводили и такие видные ученые, как Дж.Фрезер и В.М.Бехтерев», – замечает исследователь феномена магии А.А.Брудный. Любопытно, что именно с этой точки зрения магия представляется всего лишь как предмет обучения, доступный любому желающему учиться.
Широкое представление о магии возникло, когда два ранее совершенно независимых друг от друга явления – магия и колдовство – были насильственно сведены в один культурный образ, который получил название «вульгарная» магия. Это началось с книги Жана Бодэна «Бесовская одержимость колдунов» («De la demonomanie des sorciers», 1580 г.) Рассел Дж.Б. Мефистофель: Дьявол в соврем. мире / Дж.Б.Рассел; пер. с англ. Г.С.Усова; под общ. ред. А.А.Петровой. – СПб.: Евразия, 2002. – С.39.
. С тех пор широкое представление о магии как о силе, исходящей от Дьявола в обмен на услуги, почти поглотило представление о магии как о науке тайноведения: «Положение, что чародейство есть дело черта, бывшее, быть может, в эпоху распространения христианства успешным орудием борьбы с языческими обычаями, сделалось мало-помалу обильным источником демонических верований в самом христианстве, в котором таким путем снова возникает языческое чародейство» (Вундт В. Вундт В.Миф и религия / В.Вундт // М.Мюллер, В.Вундт. От слова к вере. Миф и религия. – М.; СПб.: Эксмо; Terra fantastica, 2002. – С.737).
В ряде признаков, отличающих мага от колдуна, как отмечает Д.И.Черняков, наличествует технологическое, профессиональное содержание – то есть магии как науке и профессии можно обучиться. Колдовству же обучиться нельзя, это не система знаний и умений, это нечто врожденное и «объясняется наличием в теле колдуна органической колдовской субстанции». В этом же исследователь видит основное отличие магии от колдовства – колдовство имеет сверхъестественную природу. Колдун, в отличие от мага, обладает некоторой силой или энергией, дарованной ему изначально.
Толкин как основатель специфического мира фэнтези, ставшего своеобразным каноном для более поздних фантастических произведений, отказывал магии в способности рождать, подобно искусству, вторичный мир, т.е отрицал в ней и в образах, которые она актуализирует, свободную творческую силу. В своей работе «О волшебных историях» он пытается провести черту между традиционным образом магии, чья цель «власть в нашем мире», господство над неживыми предметами и волей живых существ», – и весьма поэтическим образом искусства эльфов – Чарами – в котором он, Толкин, отрицает, в первую очередь, магический факт властного воздействия.
С учетом точки зрения Толкина на разграничение образов магии и колдовства мы получаем исходный образ магии: это система знаний, навыков и умений, изучаемая технология и профессия, чей способ воздействия на природу – силовой, властный. Колдовство, или Чары, – сила, изначально присутствующая в человеке, проявляющаяся как специфический талант. Природа силы в человеке основана на даровании ему этих сил неким иррациональным существом, которое имманентно присутствует в мире. Поэтому воздействие на окружающее происходит не в результате властного подчинения иррациональных сил, ответственных за состояние мира, а в соответствии с их волей, т.е. в согласии с ними. Таким образом, колдовство сближается с чудом, т.к. «для того чтобы вызвать чудо, не надо было никакого искусства, никаких знаний, никакой техники» Стеблин-Каменский М.И. Мир саги... – С.103.
1.2. Сверхъестественные силы сказочного героя и героя фэнтези
Тайные специфические знания, получаемые протагонистом волшебной сказки, являются бесспорной частью тайных знаний, которые должен обрести сказочный герой при выходе из «своего» мира. В большинстве случаев волшебная сказка не предполагает в своем герое изначально существующих магических сил: «Эти силы он должен приобрести в результате инициации» (Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М.Мелетинский. – М: Наука, 1976. – С.266.)
В «Исторических корнях волшебной сказки» есть сведения о глубоком старике, колдуне, лешем, старике, который живет за морем и «учит <...> разным наукам». Сказочные герои, возвращаясь от него, приносят с собой магические способности, «хитрую науку».
В фэнтези мы видим другую картину. Герой зачастую уже обладает какой-то силой, хотя вначале может и не знать об этом. В романе С. Мартынчик герой, попав в иррациональный мир, обнаруживает в себе способность к телепатии, причем, он может общаться таким образом не только с людьми, но и с животными: «Ты большой и хороший, Макс!» - внезапно подумал я «не своим голосом» А потом понял, что это подумал Хуф». Его способности оценивает маг, руководивший его переходом: «Я наконец-то разжился помощником, который обладает ярко выраженными способностями в Невидимой магии...». Данная способность может проявляться в первом испытании, особенно если это связано с оружием. Так происходит в романе Н. Перумова, С.Лукьяненко «Не время для драконов»: на героя на следующий день после перехода границы в пути нападают убийцы: «И вновь что-то случилось – подаренный меч будто ожил, руки заработали сами<...> – Мой гнев на тебе... – прошептало что-то, живущее сейчас в Викторе». В аналогичной ситуации героиня романа В. Угрюмовой «Имя богини» также обнаруживает свое внезапное знание высокой школы фехтования волшебными мечами: «Ее тело и мозг вышли из-под контроля сознания и попали в водоворот какой-то неистовой, могучей силы <...>. Эта сила контролировала каждое движение, каждый взгляд, поворот, взмах клинка». То же происходит с героем романа А.Бушкова «Сварог. Рыцарь из ниоткуда»: «Он как-то удивительно ловко и хватко взмахнул мечом. Непонятно, откуда что бралось<...>. Он знал, что умеет владеть мечом, хотя и не умел этого никогда». Другие формы иррациональной силы могут проявляться как исходящие из иной, например, земной природы героя. Так, в романе С. Щеглова «Часовой Армагеддона» описывается инопланетный мир, жители которого похищают землян из-за их природного свойства повелевать магическими талисманами, необходимыми в жизни этой цивилизации. В романе-трилогии Ю. Брайдера, Н. Чадовича «Клинки максаров» герой спасает своих друзей, прогнав опасное чудовище. Это происходит с ним только потому, что он – как человек иной расы – просто не боится «какой-то птицы». Один из друзей объясняет герою, что тот – иной и поэтому победил: «Вспомни Феникса. Ведь он заклевал бы нас, если бы не ты. Тебя он не посмел тронуть. Он отступил. Про такое мне еще не приходилось слышать». Может встретиться случай наличия силы, чья природа не до конца прояснена в романе. В романе В.Чиркова «Замок на стыке миров» имманентная сила героя видится второстепенному персонажу так: «В форме человеческого тела находилось нечто иное, намного более сильное существо, но <...> оно слабо представляло свои возможности». Т.е. модальный тип героя русской фэнтези отмечен следующей особенностью – наличием чьего-то присутствия в самой личности персонажа, чьей-то неистовой могучей силы.
В сюжетных поворотах современной фэнтези есть и случаи одарения иррациональной силой. Например, в романе С.Логинова «Многорукий бог далайна» герой-мальчик получает в дар от старика способность («внутренний огонь») поднимать из моря сушу: «Я боюсь умереть в постели, потому что <...> тогда огонь достанется случайному, ничего не знающему человеку. А я хотел бы отдать его тебе...». В романе Г.Л.Олди «Попавшие в переплет» («Восставшие из рая») трое героев теряются в лесу и обнаруживают в дырявой бане умирающую старуху: «...и сухонькая старушечья рука внезапно напряглась, натянулась<...> связующей нитью между белобрысым мальчишкой <...> и чем-то неясным <...>, что дрожью обожгло мне ладонь, когда я трогал бабкин лоб». После смерти старухи путники овладевают странным умением прозревать причинно-следственную связь между событиями в виде серой паутины: «Дернется нить, и рыба на вечерней зорьке клевать не будет<...>». Иррациональная сила в фэнтези может представать не только в виде обретенного героем чудесного дара, но и через разделение личности героя, как в романе Семеновой: «Но какая-то часть его разума необъяснимо унеслась прочь, и он с не меньшей ясностью увидел себя большой серой собакой, бегущей по сосновому лесу».
Итак, иррациональная сила героя русской фэнтези существует в следующих ипостасях: специфический талант, имманентно присущий герою; неконкретизированное описание некоего иррационального агента внутри героя; возможность передачи силы как материальной ценности; возникновение воздействия на окружающий мир вне какой-либо означенной в тексте произведения технологии (герой не знает, как он произвел действие, все получилось само собой).
Вместе с тем в фэнтези присутствует также и образ магии – т.е. системы обучения, но форма изображения такого обучения чрезвычайно напоминает колдовской образ одарения силой. Например, в романе А.Бушкова герой проходит магическую инициацию, т.е. он должен получить в процессе все необходимые знания о магических заклинаниях, что поможет ему выжить в новом мире. «Сварог не видел, что делает маг за его спиной <...> Ладони коснулось странное<...> тепло<...>, поползло к запястью <...>, пронизывая все тело, <...> до мозга костей <...>, играя искрами в крови <...>. Сварог прислушался к себе – <...> где-то глубоко внутри почувствовал еле уловимые изменения». Из цитаты видно, что процесса обучения в романе нет, это мгновенное действие, результат которого внедряется в сознание героя – и изменяет его личность. В романе о Максе Фрае герой обучается у своего наставника магическому навыку «”созерцать память вещей” <...>. Способности к ней, как я понял, не были связаны с удивительными свойствами местности: обнаружились же они у меня, чужеземца <...>». В результате герой быстро узнает, «что если смотреть на вещь «”особым взглядом” <...>, вещь может открыть тебе свое прошлое». Как мы видим, образ магии явлен как изображение лишь одного признака – возможности обучения. Однако описания процесса обучения опять-таки нет. Все связано лишь с особенностями самого персонажа. В наиболее яркой русской версии магической школы – в цикле романов С.Лукьяненко, В.Васильева «Ночной/Дневной дозоры» и т.д. – мы наблюдаем попытку описать технологию получения магических умений. «Занятие как раз заканчивалось. Сегодня они изучали бытовую магию»; «В помещении Дозора обучают лишь части предметов. Кое-что удобнее преподавать в морге <...>. Кое-чему обучают на местности. Кое-чему – за рубежом». Также герой «Дозоров» время от времени, чтобы не терять квалификацию, должен полистать «старые конспекты» по магии. Но, несмотря на попытку создать образ технологии обучения «хитрой науке», превалирующим в цикле романов о «Дозорах» является образ изначального наличия силы в персонаже. Изначальные способности – условия избрания человека в замкнутый клан Иных, подобно мальчику Антону, чьи способности глава Светлых сил г.Москвы оценивает как «великолепный магический потенциал». Обратная картина, когда героя лишают магической силы, описывается в русской фэнтези так: «Он был искалечен, навсегда лишен части самого себя».
Таким образом, типичный герой русской фэнтези зачастую изображается как персонаж, в котором иррациональная сила присутствует наподобие таланта – изначально, это часть личности героя. Она может быть как задана природой героя, так и передана в дар, что является признаками именно колдовства, а не магии, как принято определять подобный талант в современной фантастике и первых опытах ее изучения