Глава8, Неожиданный поворот, из повести Ясным днём

Александр Мишутин
( все даты в тексте - по старому стилю )

  Тёплые дни после Татьяны позволили Погореловым и дрова из леса вывезти  сена навозить.
Орлик работал непрерывно, много и его холили и ублажали: лакомили овсом, чистили, приводили в порядок гриву. Умный конь понимал свою исключительность, но, в отличие от людей, не зазнавлся. Выпитая в Стефанов день, 27 декабря, бадья воды с серебряным рублём на донышке гарантировала защиту Орлика от нечисти и порчи. А уж атака на ведьм, которую провела Евдокия в своей и погореловской избе на Афанасия-ломоноса, давала возможность какое-то время пожить спокойно.

  Это живность домашняя может жить спокойно. А душа человеческая - в смятении. Вон, Кузьма Кулыгин, сват, говорит, что лето будет сырое. Будто бы старики склонны к этой мысли. Вот и едет Гаврила в уездный город на хлебные торги. Аксинья-полузимница 24 января. Полузимница-полухлебница: ползимы прошло, половина хлеба съедена до нового урожая, до новины. И если хлеб на торгах будет дорог, значит правы старики: лето будет трудным. Хотя когда оно бывало лёгким?

  В санях - пять мешков ржицы и один - пшеницы. Везёт Гаврила хлеб на пробную продажу.
В городе есть у кого остановиться и сохранить хлеб до завтрашних торгов. А завтра на торгах - всё станет ясно.

  Но ясно стало сразу же по приезде. Не заезжая к знакомому, Гаврила проехал через сенной базар на площади и был поражён. Торги уже шли, ярмарка кипела народом, а шибАи-перекупщики шныряли меж санями, как щуки в камышах. В чём дело? Что за диво?

  - Что привёз? - тут же подошёл к нему бородатый, цыганистого вида мужик.
  - Сухарей воз, - ляпнул с досады Гаврила. Ясно же, что привозят на Аксинью!
  - И сухари подойдут, -  сказал цыганистый. - За что отдашь?
  - За деньги. - Не любил такого напора Гаврила.
  - Ну, ну, - мужик отошёл.

  Да что же это такое? Будто голодные пескари - всё хватают!
  - Чия?...
  Женщина что-то торгует? Нет,не похоже. Ищет?
  - Чия? - это женщина произносит громко, - шлычка? - Это слово произносит тихо, чуть слышно. На базаре никто и не услышит.
  Понятно. Женщина нашла чужой платок и он ей понравился. А присвоить его - стыдится. Видно,что и хочется и колется. Вот и мучается баба.

  Постоял Гаврила, послушал, вник. Так вот в чём дело. Громко двинулась Россия в Сибирь, шумно. Ишь как скупают хлеб - под метёлочку! Теперь понятно,что будут бросать в сибирскую землю. Только вот сдюжит в той земле наше зерно? Ну, что, Гаврила, решайся!
Такой цены на хлеб больше не будет,
  И скинул Гаврила мешки с зерном шибАям. И, пообещав через пару часов ещё подвезти хлебушек, погнал Орлика в Крутоярово.
  - Прости, Орлик! Прости, золотой, надо.

  Встречный ветер посвистывал, немного переметало, но так и бывает в это время: зима с горы покатилась, злится. А день - солнечный, это хорошо. Лето будет хорошим. Солнце слепит Гаврилу. На повороте он обгоняет какого-то путника и ловит себя на мысли, что всё будто бы скачет: и дорога, и солнце, и мысли.
  Стой, Орлик!
  Стой, Гаврила!
  Не суетись. Думай спокойно. Прямо - мОрок какой-то.
  При чём тут солнце?! Аксинья - завтра. По ней и судят о лете. А не по сегодняшнему дню.
  Сани стоят. Гаврила сидит не двигаясь.
  Хлеб - дорогой. Очень дорогой. Но это не значит, что будет неурожай, совсем нет. Это значит, что можно заработать денег. Вот чему ты обрадовался. А зачем тебе деньги7 Нет чёткого ответа: смута какая-то.

  - Меня поджидаешь, дядя? Благодарствую!
  Его догоняет мужик, которого он только что обогнал. Это молодой парень, парубок, с живым весёлым лицом.
  - А я думаю: остановится, или нет, - говорит парень,забираясь в сани. - Здравствуйте.
  - Здравствуй, здравствуй, мил человек. - Гаврила всё ещё сидит неподвижно.
  - Поехали? - То ли спрашивает, то ли предлагает парень.
  - Я не тебя ждал, - говорит Гаврила.
  - Извиняйте, - смутился парень.
  - Сиди, - сказал Гаврила. - Откуда будешь?
  - Из Крутоярова.
  Гаврила поворачивается к парню, смотрит внимательно.
  - Не знаю тебя. Кто отец?
  - Ерёма Толстосумов. А я - Емелька.
  -Не знаю.
  - Да мы - карачаровские.
  - А-а, - говорит Гаврила, - тогда понятно. - Трогай, Орлик! Что в городе делал?
  - Да я от скуки - на все руки: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Подрядился у служивого одного, а тут люди оглобли на Сибирь разворачивают. А что мне безлошадному, да безземельному тут делать? А одного в Сибирь не берут: с семьёй надо. Вот отпросился у хозяина на денёк. Поеду батю уговаривать: хватит горшки обжигать.
  Емельян рассказывает охотно, легко, без надрыва.
  Гаврила слушает, успокаивается, присматривается к спутнику. Какой-то такой... лёгкий парень.

  Тридцать вёрст за разговором пробегают быстро. Гаврила возле своего двора отпускает Емельку. "Не такие уж они... и не такие, карачаровские эти", - думает Гаврила.

  Они быстро с Данькой загружают сани мешками с зерном и Гаврила снова отправляется на торги.

  ... Вечером, вернувшись с ярмарки, Гаврила успокаивается. Смута исчезает и он решает: надо покупать ещё одного коня. И это - самое важное. А оставшегося хлеба хватит и на сев и на еду. Хватит.
  А в две тяги мы с Данькой осилим любую пашню.

  Только расти бысрее, сына, расти!