НАКАЗАНИЕ
Что – что , а посуду мыть я не любила. Пол мыла бы с удовольствием и даже мечтала, когда меня в дежурство и по мытью пола включат. Зато с посудой воевать приходилось чаще, чем сестренкам. Вот и в тот вечер мама сказала мне:
; Доча, вымой посуду; девочки еще уроки не сделали.
; А че я? Я днем мыла, Аня сейчас должна мыть.
; Я же сказала : у Ани уроки!
Она налила мне в миску горячей воды и села проверять тетради.
; Им хорошо! – завидовала я сестренкам: пол мыть – пожалуйста, в школу ходить – ходят. Да еще по рублю им на буфет каждый день дают. Люда , вон, накопила и коньки себе за сорок рублей купила. Аня теперь тоже копит, а что хочет купить – секрет. Куклу, наверное, купит красивую настоящую, которую шить не надо. У нее целых шесть кукол – она из всех игрушек даже из пластмассовых зверей, делает себе кукол – шьет им одежку и человеческими именами называет… А может быть подарок мне купит, она очень любит делать всем подарки, а мой день рождения скорее всех! На минуту - другую мое настроение даже улучшилась, пока не вспомнила, зачем я стою на низенькой скамеечке. Я уныло взглянула на грязные тарелки, и так меня заняли мысли о несправедливости, которая, кстати, чуть не выдавливала из меня слезы, что я вместо стаканов мытье посуды начала с тарелок. Словом, когда я уже составляла мутные стаканы в шкаф, за спиной появилась мама. Гневу ее не было предела. Она накричала на меня, обозвав неряхой и лентяйкой и отправила, в угол, приговаривая при этом:
; Вот приедет папа из города и тебе ничего не привезет!
; А откуда он узнает что Века – пол – человека плохо себя вела? – хихикнула Люда. А Аня сказала тихо: Так тебе и надо, не будешь моего Юру «Зайцем» звать! - Это я ее пластмассового зайца, который был ее «любимым сыном Юрой», всего на всего зайцем назвала, каковым он и являлся, а когда мы с Аней очень ссорились, то я норовила его еще и за уши схватить.
Сестры тем временем справились с уроками, сложили свои учебники и тетради в портфели и тихо примостились на диване с «Волшебными сказками». Мама строго сказала:
; С Верой не разговаривать, она наказана. Одну сказку по очереди прочитайте и – спать. Могла бы и не предупреждать – они не собирались общаться со мной, ибо красноречивым доказательством маминого не лучшего настроения, и, как следствие, моего незавидного положения был мой унылый вид. И вскоре сестры, как мышки, посидевшие на диване, также тихонько ушли спать. Мама все сражалась с четырьмя стопками тетрадей: двумя – своего 4 –го «А», и двумя – второго класса, в котором оно заменяла заболевшую Елизавету Спиридоновну. Мама не торопилась спросить меня:
; Ты ничего не хочешь сказать?
Это обычно делалось после 20-30 минут наказания. Я, радостная, говорила привычно: «Прости меня мамочка, я больше так не буду» (В чем бы не заключалась наша провинность, фразы этой, частенько звучащей в исполнении трех сестер поочередно, обычно хватало.) И обе стороны оставались довольны друг – другом. И наказание заканчивалось. Но на сей раз толи мама забыла обо мне, толи была очень рассержена…
«Углом» моим служило место у вешалки, на которой висели в два яруса пальто: детские – внизу, взрослые на пол метра выше. Я навалилась на пальто в надежде на то, что мама, увидев это, поймет, что я устала, и что пора «выпустить» меня из «угла». Но взглянув на маму я с ужасом заметила что она сидит неподвижно за столом, и подбородок ее уткнулся в грудь. Мама спала. Во мне завели борьбу два желания: первое – разбудить маму и попросить прощения; второе – набраться терпения и ждать когда она проснется и вспомнит обо мне. Жалость к себе уже солёненькой влагой скатывалась к уголкам вздрагивающих губ. Так беззвучно оплакивая свою горькую участь, я засунула руку под занавеску, сняла свое пальто, накинула себе на плечи и даже не заметила, как плавно съехала на пол под вешалкой.
Мне снилось, что бегу домой с горки, где каталась с подругой Галей, и что крепко замерзла, и что в валенках полно снега… Потом я почему – то оказалась в соседской зыбке, которая слегка покачивалась, и мне стало тепло – тепло. Это моя мамочка шепча несла меня к постели:
; Прости, доченька, прости, моя маленькая. Я очень устала и совсем забыла про тебя!
; И я почувствовала себя самой счастливой в мире! Я не открывала глаза, мне хотелось, чтобы мама вот так несла меня долго – долго и целовала, и чтобы я чувствовала вкус ее слез.