ГОЛУБЬ БЕЛОКРЫЛЫЙ
Из цикла «ПУСТЯКИ»
Вот уж который день наблюдаю за ним. Интересно. Невесть откуда прилетит, сядет на оконный карниз дома напротив, заглянет в окошко, головушкой своей в одну-другую сторону повернет, зыркает одним глазом, другим. Что зыркает, что смотрит? Что там увидишь с улицы – темно внутри-то? И хозяйки дома нет. Явно. Не то подсыпала б крупицы какой, поклевать. Не один он у нее нахлебник. Это верно, слетаются к ней тут всякие. А красавчик-то он один. Белый такой, чистенький.
Звать его Петя. Правда, он об этом не знает. Вернее, не знал до вчерашнего дня. Мне и самому только вчера стало известно. От кого? Как удалось-то? Как-как… догадался. И что из того? Вчера вот этой новостью с ним поделился, он и не удивился. Ничуть. Воспринял как должное. Как только догадка такая мелькнула, в магазин пошел, специально для него пакетик семечек купил. Подошел к той самой скамейке, где встретились с ним впервые, полез в карман, и он тут как тут. Подсыпаю семечки и говорю:
- Что, Петя, семечки-то ничего, нравятся?
А он знай себе, клюет, не лузгая, и молчит. Согласился, стало быть, с именем своим. Поговорил бы с ним и дальше, но холодно. На лавочке не посидишь в мороз. А тогда, по осени не до разговору было. Валентина впервые за долгие месяцы вышла на улицу. После операции, лечения в онкологии еще долго лежала дома, почти не вставая. Я провожал ее в поликлинику. Надо было показаться врачу, чтобы та выписала рецепт на льготное лекарство. Такой нынче порядок. До поликлиники рукой подать – всего-то перейти Весеннюю улицу наискосок. Но и этот короткий путь был непосилен Валюше, старушке моей. Останавливались у каждой скамейки, присаживались. На одну такую, где солнышка побольше, присели, Петя и нарисовался, подлетел к нам. Когда я зачем-то полез в карман, он, белый, как голубь Мира и свалился под ноги снежным комом с небес. Смотрит мне на руку, ждет чего-то.
- Это же он семечек клянчит, - говорю Валентине.
Та безучастно посмотрела на Петю. Ей не до птичек, вообще ни до чего. Она вся погружена в себя. О смерти мысли. Умирать собралась. Бледная такая сидит, исхудавшая. Лицо размеров с яблоко, сморщенное. Глядишь на нее, сердце тоже морщится – сжимается и ноет. А у Пети сердце маленькое, сжиматься там нечему. Он вообще не обращает на Валентину внимания, поглядывает на меня, мои руки. Глупый, у меня же ничего нет, угостить нечем.
Где-то через месяц примерно снова идем по улице, и Петя чуть ли не перед носом моим спланировал на цветочную клумбу. Киваю на него и спрашиваю у Валентины.
- Узнаешь?
В глазах ее мелькнула слабая улыбка. Оживает.
Сегодня сам прихворнул – грипп гуляет. Выглянул в окно. А он, голубь Мира, снова там – на карнизе. И, что примечательно, не один – с сизокрылой голубкой. Кружит, топотит вокруг нее гоголем. Наверняка, воркует. А дама ноль внимания. Через какое-то время вообще вдруг камнем к земле полетела. Что это она? Никак совсем не приглянулся ей альбинос? Ишь, чертовка, чернявенького ей подавай. Я думал, Петя кинется за ней следом. А он ни-ни, остался сидеть на карнизе. И правильно сделал. А то ишь, нос воротит. Какая?!
Тут я вспомнил, что никогда не видел Петю с кем-то вместе, подругой какой. Все один и один. Да, ничего не понимают эти бабы, виноват, голубки, в мужской красоте.
- Знаешь, как его звать? – спрашиваю супругу. Она смотрит телевизор и пытается вышивать. Еще месяц назад об этом не могла и думать.
- Кого?
- Голубя. Того, помнишь, белого. Он к нам подлетал, когда мы сидели на скамейке.
- Ярика?
У меня с языка чуть не сорвался вопрос: «Какого Ярика»? Вовремя осекся.
- Да, - радостно согласился. – Да, в честь Ярослава назвал. Нашего внука. А как ты догадалась?
Валентина пожала плечами.