Роман вышел в издательстве "Олимп" (АСТ, АСтрель)в 2008 году в двух вариантах - в твердом и мягком переплете.
Отрывок из романа
«И когда над тобой беды каменной встанут стеной,
И разлом на душе начинается с маленькой трещины,
Где-то там далеко ждет тебя тишина и покой
На таинственном острове нежной и любящей женщины...»
Геннадий Жаров
Утро началось препротивно: рухнула книжная полка, державшаяся на честном слове. Катерина проснулась за секунду до этого. В тишину раннего темного утра внезапно вплелся подозрительный шорох. Приоткрыв один глаз, не отрывая от подушки тяжелой головы, Катерина попыталась сквозь ресницы осмотреть комнату. Шорох повторился, а за ним последовал легкий шум, похожий на звук струящегося по обоям песка. Глаз, насколько хватало обзора, обежал границы острова, заключенного в четырех стенах крошечной квартирки, и наткнулся на книжную полку. Она еще висела на стене, но фактически уже была в полете, и остановить падение могло разве только чудо.
В сером рассвете ноябрьского предзимья, сочившегося из окна, Катерина увидела, как из-под уголка полки вытекает тонкой струйкой серая пыль и с шуршанием падает вниз по стене, оставляя на обоях едва заметный след. С каждой секундой полка делала легкий «дрыг», изменялся угол наклона книг на ее полированной поверхности, клонился в сторону горшок с цветком.
Еще секунда и шуруп, неумело ввинченный в пластиковый дюбель, выскочил из отверстия в стене, книги с грохотом осыпались на пол, заваливая под собой сувенирных кошек из глины и «обезьянье дерево», выращиваемое Катериной по наущению соседки для того, чтоб деньги в доме водились.
Опустевшая полка, как маятник, закачалась на втором шурупе. Он не выдержал испытания, и тоже выпрыгнул из стены. Полка упала, выбив облако пыли из книг.
Катерина прикрыла уставший от созерцания этого безобразия глаз, нехорошо выразилась про себя, и повернулась на другой бок. Надо было вставать и приниматься за уборку, но на это не было ни сил, ни времени. Оставить же разгром до вечера, значило еще больше испортить собственное настроение.
С ним в последнее время и так было плохо – осенняя депрессия. Значит, надо было хоть за волосы вытащить себя из теплого пододеяльного нутра и элементарно разобрать завал.
Удивительно, но толстолистое дерево не погибло под «книгопадом», а лишь покосилось в горшке, встряхнувшись в нем вместе с комом земли. Катерина определила цветок на новое место, книги стопками сложила в прихожей, а битые черепки – останки керамических кошек, замела в совок. Было жалко погибшую компанию полосатых мурок и барсиков, но восстановлению они не подлежали.
Уныло шаркая по квартире огромными тапками со стоптанными пятками, Катерина уговаривала себя: «Ну, когда-то это должно было произойти! И, слава Богу, что свалилась она не на голову мне. Как чувствовала – передвинула тахту в другой угол!»
На кухне она мельком взглянула на календарь: был понедельник, 13-е… Да еще ноябрь, когда и так жить не хочется. Так что уж тут удивляться тому, что полка упала. Хорошо, не потолок.
Катерина распахнула холодильник, и вытащила связку бананов.
- Лучшее средство при депрессии, фрукт хорошего настроения! Ешь с утра, сколько можешь!- учила Катерину приятельница и однокурсница Юлька. - Понятно, что не лезут, а ты ешь! Вспоминай, как в детстве стояла в очереди за ними, а они кончались перед самым носом. Помнишь, как ты тогда плакала?! Не плакала? А почему? Я всегда плакала, даже если нам с мамой их хватало. Очень переживала, потому, что боялась, а вдруг кончатся перед самым носом! Да еще толстая продавщица страшно так орала – не занимай очередь, на всех не хватит!!! И бабки дружно подхватывали: два кило в одни руки давай!!!
А Катерина не плакала, потому что в детстве своем с мамой за бананами в очереди не стояла. Она вообще лет до восемнадцати не знала про бананы. Потом уже, когда стала жить вот в этой своей квартире, оставшейся ей в наследство от бабушки, когда бананами уже было никого не удивить, так как их вдруг сразу стали продавать на каждом углу, как картошку, она с получки купила целую сумку тропических фруктов. Бананами она тогда не на шутку объелась и с тех самых пор смотреть не могла на них. Поэтому совет Юлькин задвинула в дальний угол.
И лишь когда стало совсем невмоготу, решила попробовать. И помогло! После четырех бананов стало веселее, а наутро от хандры не осталось и следа. С тех пор Катерина только ими и лечит осеннюю депрессию.
Холодильник изнутри представлял собой жалкое зрелище: кусочек засохшего сыра, банка кошачьих консервов, оливки, остатки сметаны, сморщенная морковка и две луковицы. В морозилке не лучше – пельмени и раскисший пломбир. Катерина повыбрасывала из холодильника все, что не годилось на еду, проглотила два банана, запила их крепким чаем, накормила кота Наполеона, и отправилась на работу, дав себе слово пренепременно посетить вечером продуктовый магазин.
Понедельник, 13-е, это, конечно, не пятница того же числа, но тоже ничего хорошего. К тому же в ноябре. И это Катерина испытала на собственной шкуре, едва перешагнула порог своего рабочего кабинета.
Она трудилась рядовым редактором в огромном рекламно-информационном агентстве. На этот день у нее была запланирована встреча с автором, который взялся писать статьи для строительного журнала. Автор так себе. Журналист на вольных хлебах. Никакой журналист. Так, научился немного слова складывать. Опусы его Катя уже просмотрела. Впечатления это на нее не произвело ровным счетом никакого. Вряд ли заказчик будет в восторге – вкусы директора новой строительной компании она уже хорошо знала. Придется автора сливать, хоть за него у Кати очень просила близкая подруга.
- Кать, он - друг семьи, можно сказать, почти родственник, - сватала автора Лариса.- В газете местной работает. Правда, в этом районном За… Зажопинске, сама знаешь, какие зарплаты, потому и прошу за него. И человек, вроде, хороший. Опять же - одинокий.
- Ладно, посмотрим твоего «одинокого»,- сказала Катя,- но я ничего, Лар, не обещаю. Ты знаешь, что мне от него нужно прежде всего – качество и креатив. Посмотрим.
Друг семьи жил в районном центре в доброй сотне километров от Питера. Расстояние, правда, для такой работы не преграда: пару раз встретился с заказчиками, а дальше решай вопросы по «мылу». Если писать умеешь. Но, судя по всему, свободный журналист хорошо строчил свои заметки только для местной газеты, какой-нибудь «Зажопинской правды», а для серьезного строительного журнала как-то не дорос. Ну, а «хороший человек», как известно, это не профессия. Так, что пусть Ларка не обижается, но рабселькора этого придется завернуть.
Поэтому она отвела на бодания с автором не более сорока минут, назначив встречу на утро. Ну, кто знал, что оно начнется так хреново, с этой полкой, с этим книжным развалом!
Выметая из углов черепки своих глиняных кошек, Катерина потеряла время, и когда пришла на работу, опоздав на добрых сорок минут, автор уже ворчал в приемной у главного, выговаривая секретарше Леночке свое недовольство и поминая Катеринину фамилию.
- Здравствуйте! Савченко – это я! - с достоинством представилась не на шутку разошедшемуся автору Катя. – Я – редактор Екатерина Сергеевна Савченко. Извините, я опоздала. И если вы готовы задержаться, то можно приступить к работе.
Автор досадно хрюкнул, попытался еще что-то возразить, но Катерина смерила его уничтожающим взглядом, и он умолк. Она развернулась на каблуках и кивнула гению, мол, следуйте за мной. Автор – не молодой уже, толстенький мужчина на коротких ножках, в коротковатых брюках, из-под которых выглядывали цветные легкомысленные носочки, засеменил за Катериной в сторону ее кабинета, что-то недовольно ворча.
Катерина развернулась к нему так, что он едва не наскочил на нее, и, прищурив глаза, спросила:
- Вы что-то сказали?
- Разве можно вот так …опаздывать?- промямлил мужчина, нервно одергивая полы кургузого пиджачка, кстати, совсем другого цвета, нежели брюки.
«Да-а-а-а!» - оценила его про себя Катерина. Ну что ей так не везло?! Вот Юльке авторы попадаются. Все, как один – принцы на белых конях! С кем она не поработает – так новый роман.
- Каламбурчик! - говорила Юлька, показывая Кате своего очередного воздыхателя.- Представь себе: зовут – Роман, написал, как он сам думает, роман, и у нас с ним уже, представь себе – роман!
Причем, из цепких Юлькиных лапок авторы выходили чуть ли не босиком. Они дарили ей Париж, духи, цветы и в придачу – делали предложения. Но Юлька не спешила. В ее представлении, пятый по счету муж должен быть, как минимум, гением. А ей «гении» попадались, по ее определению, какие-то одноразовые. Как она утверждала, одноразовыми они были во всех смыслах.
Романчики были скороспелые, и скоропортящиеся. Не успевал один заканчиваться, как назревал новый. Юлька работала с авторами виртуозно: положив глаз на нового автора, она вдохновенно читала его «произведения», нежно правила корявые строчки, и охмуряла, охмуряла, охмуряла. До тех пор, пока автор не дозревал: Юлечка – это то, чего ему не хватает для полного счастья и творчества. Она способна так причесать его опус, что не стыдно перед коллегами. А уж женщина!... Мечта поэта!
И тогда автор кидался во все тяжкие за Юлечкой и увязал всеми лапками в ее ловко раскинутых сетях. Он, как павлин, распускал перед ней хвост, а она легко накидывала ему на тонкую шейку шелковую удавочку. И милый шел за ней, выпучив глаза от удивления. Удивлялся он собственной глупости. Позади оставались руины семьи, отвернувшиеся навсегда друзья. Впереди – она, хищница, добытчица, идти за которой страшно, но не идти – невозможно.
Потом шелковый поводок, натянутый между ними, надоедал Юлечке, она безжалостно перерезала его, оставляя жертву на пепелище. А она, эта жертва, еще долго недоумевала: почему, догадываясь о том, как это все произойдет, сама не перегрызла поводок?...
За свои двадцать сознательных лет (первые двадцать она сама считала младенческими, так как проистекали они под маминой опекой и бдительным бабушкиным оком), Юлька четырежды официально побывала замужем и родила двух мальчишек. Старшему, Сеньке, было уже семнадцать, а младшему Ивану – тринадцать лет.
К семье и детям Юлька относилась очень серьезно, и не уставала долбить Катерину этим больным вопросом:
-Где твои глаза?- спрашивала она.- Ты что, не понимаешь, что еще год-два и жизнь помашет тебе ручкой «прощай!». И так-то уже по всему видно, что тебе не шестнадцать. Ищи мужика и заводи ребенка любым способом!
Катерина огрызалась, хотя в душе понимала, что по большому счету Юлька права: годы уходят. Правда, если к совету «Ищи мужика!» она еще прислушивалась, то «заводи ребенка» ее пугало до смерти. Нет, это уже вряд ли. Ну, какие дети?…
Во-первых, поздновато, а во-вторых, это ж не дети сегодня, а по Юлькиному же выражению – оглоеды. Она сама с ужасом вспоминает, как год назад ее Сенька влетел по глупости в историю, из которой его вытаскивали всем миром: мальчик с компанией в легком подпитии покатался на угнанной машине. К счастью, никого не задавили, и сами живы остались, но уголовное дело было заведено.
Спасибо Сениному отцу, бывшему Юлиному первому мужу Сереже. Он тогда цыкнул на причитания своей второй жены и отправился перевоспитывать Сеньку.
Перевоспитывал он его страшно – ремнем с пряжкой. Сеня орал и извивался в крепких папашиных руках, Юлька рвала на себе волосы, а бывшая Сережина теща – Юлина мама Серафима Николаевна крестилась и никак не могла дозвониться по «02» в милицию. Ей все-таки сделать это удалось, и на ее вопли - «Убивают!» -приехали милиционеры. Но когда узнали в чем собственно дело, пожали руку разбушевавшемуся папаше и удалились, дав совет напоследок Юльке и ее мамаше: «Еще спасибо ему скажете!»
В общем-то, так оно и вышло. Сеню Юля держит в руках только благодаря Сереже, который чуть что, мгновенно вырастает в дверях, отодвигает аккуратно в сторону Серафиму Николаевну и устраивает сынку допрос с пристрастием.
Второй сын Юльки - Ванька, только раз глянув на эту расправу и услышав обещания дяди Сережи в свой адрес: «Ежели - что, и тебя выдеру!»,- про криминал слышит только по телевизору. Его собственный папаша, худосочный кандидат каких-то наук, на сына не нарадуется. И не знает того, что все это благодаря воздействию чужого родителя. Юля Сереже безмерно благодарна за то, что он регулярно вмешивается в воспитание отпрыска, и мамашу свою неуемную на место ставит, если та начинает о бывшем зяте говорить плохо.
Катя налюбовалась на деток Юлиных от души, и не очень жалеет о том, что своим сокровищем бог ее не наградил.
- Нет, Ульяша, ты меня прости, но я так, как ты, не смогу,- робко возражала она Юльке.- И Сережу такого, как у тебя, днем с огнем не сыскать.
- «У тебя»! Сережа, между прочим, давно не у меня, а сама знаешь у кого! – Юлька фыркнула. Она терпеть не могла вспоминать Сережину новую жену, хотя не она разрушила их с Сережей брак – само как-то рассосалось.- И потом, не все же такие уроды, как мой Сеня. Кстати, это его папаша сегодня такой в доску положительный, а по молодости тоже по лезвию бритвы походил. Да я о другом хотела. Ты посмотри, какая у нашей Аньки Настя! Ангел!
Что, правда, то, правда. У их общей приятельницы и однокурсницы Ани дочка Настя была настоящим подарком. И умненькая – в математической школе училась, и дисциплинированная – Анна на работе, а она и в бассейн, и в школу музыкальную, и в кружки какие-то – и никуда не опоздает. А сейчас заневестилась, прям, девица на выданье, но глупости не для нее. Подружки во всю про кавалеров языками чешут, а эта все еще в куклы играет.
- Хорошая девочка, ничего не скажу,- завершаю я наш с Юлькой бесконечный спор.- Но это – следствие, так сказать. А причины-то нет. И абы какая причина меня не устроит, как ты понимаешь. Это только в сказке к золушкам приезжают принцы. А ко мне на работу - одни недоразумения.
Таким очередным недоразумением у Катерины начался этот тяжелый понедельник 13-е ноября. Недоразумение звалось Авксентием Васильевичем Новицким. Такое вот имечко посконное и домотканое! Зашибись!
«Свободный журналист» расположился в глубоком кресле напротив редакторского стола, Катя разложила перед собой бумажки, и они начали работать. Упертый провинциал оказался таким крепким орешком, что через час, а Катерина рассчитывала потратить на него вполовину меньше своего драгоценного времени, они уже оба выходили из себя.
Катерина доказывала Новицкому, что никаким креативом у него и близко не пахнет. Изуродованный же нудным трудом в своей замшелой многотиражке застойных времен упрямый автор давил на то, что родил нечто «свеженькое». Ей хотелось завыть и вцепиться автору в усы.
Усы! Да, она поняла, что ее так в нем раздражало. Не разноцветный его костюм, не веселенькие носочки, не занудный текст, а именно усы.
Глядя на Катерину в упор, Авксентий (Господи! Ну, и имечко!) шевелил усами. Они буквально «жили» на его лице отдельно от всего, своей жизнью. Буйная растительность так раздражала Катерину, что если бы не депрессия, то она бы уже, наверно, вцепилась в эту интимную деталь мужского организма.
Так! Стоп! Этого еще не хватало. Надо остыть...
- Авксентий Васильевич, с вашего позволения я сварю нам кофе. Вы не возражаете?- мило, как только могла в сложившейся ситуации, спросила она усатого автора.
- Не возражаю!- тоном победителя ответил Авксентий Новицкий, и Катерина вылетела за дверь.
Она, как фурия, неслась по длинному коридору в направлении кабинета главного редактора, и едва не сбила с ног Юльку:
- Так, куда несешься, сломя голову?- спросила она.
Выслушала Катерину и расхохоталась:
- Нет, Кать, ну что ты по пустякам кипишь? Ну не нравятся тебе его усы и черт с ними! А я вот к усатым мужчинам отношусь очень даже ничего. Облезлый, говоришь? Пошли-ка, я посмотрю твоего облезлого.
Авксентий Новицкий, увидев вошедшую походкой пантеры Юльку, запаниковал. По всему было видно, мужик, даже такой как это недоразумение, сделал охотничью «стойку». Он, как большинство из представителей сильной половины человечества («ну, это вопрос спорный: кто сильнее»,- возразила бы Катерина), совсем не правильно оценил, кто охотник, а кто – добыча.
Диана – богиня охоты, она же Юлия, только без двустволки наперевес, грациозно подошла к столу, одним глазком заглянула в бумажки, другим – очень заинтересованно,- на попавшего журналиста, игриво сказала:
- Катерина Сергеевна! Это ведь моя тема. Если Вы не будете возражать, я с удовольствием поговорю с Авксентием Васильевичем.
«Слава тебе, господи!» – внутренне перекрестилась Катерина, видя, как радостно закивал заглотивший крючок Новицкий.
- Мы вообще-то собирались с Авксентием Васильевичем сделать кофе-паузу и продолжить,- фальшиво начала, было, она, но оборвала на полуслове и сделала вид, что нехотя согласилась.- Впрочем, Юлия Андреевна, тема действительно Ваша. Вы не против продолжить работу с другим редактором?- спросила Катя для приличия Новицкого.
- Нет-нет, - поспешно закивал он, подставляя шею под удавку, и потрусил за Юлькой.
Катерина устало упала в кресло и прикрыла глаза. «Боже мой, какое же это счастье! Сейчас я действительно выпью кофе. А лучше чаю. Кофе – это лекарство при пониженном давлении. А чай – это удовольствие. А потом включу компьютер, и буду читать «халтурку» - новую занимательную книженцию одной знакомой астрологини Лилии Полли…»
…Гороскоп сулил Катерине скорое счастье. Попивая ароматный чай, она читала рукопись, в которой уже кое-что понимала. Белая Луна, асцендент Лунара в Десятом доме Радикса, Солнце в Секстиле с Луной… Общение с Лилией помогало ей разбираться в этих, ранее совсем непонятных терминах, давало возможность немножко читать карту. Вот и выходило ей по всему какое-то просто скоропостижное счастье. Вспомнилось, что и сама Лилия на последней встрече что-то такое говорила.
- Ты, Катюха, будешь приятно удивлена,- пыхтя беломориной, вещала астрологиня, внимательно рассматривая рисунок на мониторе.- До середины ноября ждет тебя одно интересное знакомство, за которым последует цепь каких-то запутанных событий. Причем, они не заканчиваются в этом году, а плавно переползают в следующий. Любопытно, давненько я не видела такого.
«А может, имелось в виду знакомство с Авксентием Новицким? Так такое знакомство в гробу я видала»,- подумала Катя, собирая сумку после работы.
* * *
На улице еще больше похолодало. Ветер рвал на прохожих одежду, швыряя им в лицо снег. Не мягкие белые хлопья, а одиночные колючие снежинки, которые впивались в кожу своими острыми иголками.
Катерина в легкомысленной юбочке в складку и короткой куртке с капюшоном, отороченным по краю пушистым мехом, мгновенно продрогла на ветру. Она перебежала дорогу, дворами добралась до ближайшего магазина и с трудом открыла тяжеленную дверь, которая упиралась под напором ветра.
Магазин самый обычный, не супермаркет, был под завязку набит продуктами. Катерине доставляло удовольствие прогуливаться с тележкой вдоль открытых стеллажей, выбирать то, что нравится. Вспоминались при этом полуголые прилавки недавнего прошлого, синенькие цыплята в ряд, пирамидки банок с консервами «Килька в томатном соусе» и «выброшенные» деликатесы перед праздником.
Слово это странное – «выбросили», тогда было в обиходе. Говорили так: «В гастрономе выбросили сервелат!», или «В универмаге выбросили польские блузки». Не «продают», а «выбросили». Почему «выбросили» - не понятно! Казалось бы «выбросили» - значит, избавились от чего-то ненужного. На самом же деле по-советски «выбросили» - значит, пустили в продажу что-то дефицитное. «Выброшенного» товара хватало на десять минут торговли. Ну, как те самые бананы, которые тоже не продавали, а «выбрасывали».
Сегодня, слава богу, не надо давиться в магазине за дефицитом. Дефицита нет! Все есть. Не очень верится, но это так. Бери тележку и нагружай столько, сколько сможет осилить твой кошелек.
Сегодняшний Катин кошелек мог осилить не так много, но она не отказала себе в удовольствии выбрать то, что хочется. Она долго бродила по магазину, выбирая продукты. Заодно и отогрелась. Потом расплатилась в кассе за покупки, надвинула поглубже капюшон, и вышла на улицу.
Пакет с продуктами оттягивал руку. Катя запоздало подумала о том, что половину купленного можно было приобрести неподалеку от дома. Тогда сейчас не пришлось бы корячиться с тяжестью. «Вот так всегда – сначала сделаю, потом думаю»,- мелькнула мысль.
На улице стемнело, колючие одиночные снежинки сменились на липкие хлопья, летящие откуда-то из неизведанной вселенной. Желтки фонарей расплывались в белом снегопаде. Эта «глазунья» висела высоко над головой, не светила и не грела.
У Катерины сразу же замерзли ноги в коротких замшевых сапожках: «черевички», в которых, судя по цене, на загнивающем Западе хоронят бабушек, промокли мгновенно. А ей еще не менее часа добираться до дому с двумя пересадками.
Ежась от промозглой сырости, Катерина остановилась перед проезжей частью. Машин на второстепенной дороге на задворках микрорайона почти не было, только у обочины прямо перед «зеброй» дремал черный джип. Его двигатель работал почти бесшумно, а за темными стеклами не было видно ничего. Поэтому Катя даже не поняла, что машина «ожила» и начала движение одновременно с ней. Они и встретились на полосатом островке безопасности.
Едва сдвинувшийся с места черный железный монстр лишь слегка толкнул Катю и тут же остановился.
А она, поскользнувшись на снежной каше, упала перед носом машины. Пакет с продуктами выскочил из ее рук и плавно, как на санках, въехал под джипово брюхо.
От неожиданности Катя буквально потеряла дар речи, так, что даже те привычные выражения, какие она порой посылала вслед владельцам крутых иномарок, которые носились по городу, как угорелые, мгновенно вылетели из головы. Ей было обидно, жалко продуктов, которые улетели под колеса, порванных вдрызг колготок, себя, промокшую и грязную.
А еще стало страшно. «А вдруг эта тонна железа сейчас сдвинется с места?- пронеслось у нее в сознании.- От меня даже места мокрого не останется…»
Но джип стоял. В нем послышалось движение, хлопнула дверца, и Катя увидела своего обидчика. Сначала его ноги, в огромных тяжелых ботинках пятьдесят последнего размера. Катя от ужаса закрыла глаза. И тут же почувствовала на своей шее пальцы. «Душить будет!»,- пронеслось у нее в голове.
Но душить ее никто не собирался. Мужчина в красной куртке, огромный, как медведь, наклонился над ней, потрогал на шее пульсирующую точку. Катя открыла глаза.
- Живая?- спросил мужчина.
- Вроде бы,- сказала Катя и пошевелила руками.
- Тогда вставай, а то простудишься,- сказал он и подал Катерине руку.
Видок у нее еще тот был: мокрая, грязная, с ободранными до крови ладошками. Он подтолкнул ее к машине. Она уперлась:
- Никуда я не поеду, оставьте меня!- со слезами в голосе сказала Катерина.
- Поедем-поедем! Я не могу Вас бросить в таком виде.- Он почему-то вдруг перешел на «Вы».- Тем более, я сам виноват, и посему прошу прощения!- он открыл дверцу и подтолкнул Катю.
«Ну и черт с ним! И пусть у него тут все будет в грязи,- со злостью подумала она.- Будет в следующий раз смотреть на дорогу». Катя спрятала поглубже в карманы руки и устроилась на сиденье так, чтобы меньше были видны ноги в колготках с уродливой дырой на боку и безобразными грязными разводами.
- Ой, там…под машиной…мой пакет с продуктами!- вспомнила вдруг она.
Мужчина заглушил двигатель, внимательно посмотрел на Катю, почему-то усмехнулся, и пошел искать ее пакет под машиной. «Как хорошо, что у него нет усов, как у Авксентия Новицкого!»,- подумала Катерина, и не успела понять – почему. Дверца машины с ее стороны распахнулась, и она увидела в его руках свой пакет, из которого текла вода.
- Мне жаль, но, по-моему, здесь спасать нечего: разбилась какая-то банка, судя по запаху – с огурцами, в мелкие брызги. Что не промокло, то в осколках. Давайте безопасности ради все это выбросим?!- он потряс пакетом, в нем булькало и звенело.
- Выбрасывайте,- разрешила Катя. Если бы она была одна, то непременно бы провела ревизию и спасла бы хоть что-то, но перед этим мужиком, который ездит на такой машине и не боится давить людей на улицах, ей было неудобно. Денег, правда, было жалко. Ну, да и черт с ними!
Он захлопнул дверь, дошел до ближайшей урны и опустил в нее потерпевший в ДТП мешок с продуктами.
Понедельник, 13-е, однако… Катерина почувствовала, что замерзла, как бобик. У нее застучали зубы. Унять дрожь она не могла. Спасибо мужику, он оказался понятливым. Сел в машину, увидел, как она трясется, и включил печку. Теплые воздушные волны покатились на Катерину со всех сторон.
- Где Вы живете?- спросил незнакомец.
- Далеко,- не без легкого злорадства ответила Катерина и сказала название пригородного поселка. Мужчина отреагировал спокойно: он развернулся на дороге, и машина бесшумно помчалась к Катерининому дому.
- Вы не молчите только, ладно? Я и сам намолчался. Давайте поговорим,- мужик как будто извинялся перед Катериной.- Я, если честно, Вас даже не заметил на дороге. Темно, снег. А Вы – такая маленькая,- он хитровато с прищуром посмотрел на Катю. А потом протянул длинную, как рычаг, здоровенную свою ручищу и потрогал дыру на колготках. – Надо же как, а?! – не то спросил, не то ответил.
Катерина вспыхнула, руку его оттолкнула и натянула на коленки юбку. Не то чтобы она была такая дикая, как коза валдайская и на ноге своей мужскую руку ощутила первый раз. Нет, конечно. Просто ужасно было стыдно за драные колготки. А он, вроде, и не заметил ее реакции.
- Вы не беспокойтесь, я заплачУ. И за туалет испорченный, и за продукты,- сказал мужик.
- Не надо ничего. Спасибо. Просто отвезите домой, в таком виде… в транспорте… За бомжиху того гляди примут.
- А Вы – кто?- вдруг спросил водитель.
- Как – «кто»?- удивилась Катерина.- Человек.
- Да я вижу, что человек. И даже вижу, что женщина. Больше вам скажу – женщина очень хорошенькая.- Катя покосилась на мужика. Он не заигрывал с ней. Просто говорил.- А чем вы занимаетесь?
- Книжки читаю!- Катерина усмехнулась в мохнатый капюшон куртки.
- Ну, книжки я тоже читаю,- весело сказал ей мужик.- Разные. Даже сказки люблю. Там так все хорошо… Вот бы плюнуть сейчас на все, и завалиться в какую-нибудь добрую сказку, где теплое море, остров таинственный, зверье разное…
И тут Катерина совершенно неожиданно для себя вдруг сказала:
- Я тоже животных люблю. И у меня кот – Наполеон.
Мужчина внимательно посмотрел на нее и вдруг сказал:
- А мы подружимся.
- С чего это вы взяли?- Катерина отогрелась, осмелела, и разговаривать с незнакомцем стала по-другому.
- ЧуЙствую.
Он так и сказал – «ЧуЙствую». Катерина, особа чрезвычайно чувствительная к языку, внутренне вздрогнула. Давным-давно был у нее очень перспективный кавалер, который, к сожалению, никак не мог усвоить такую норму, как «кофЕ». Он говорил «кофЭ».
Получив последнее китайское предупреждение, кандидат в женихи был из кандидатов уволен безжалостно. Ну, не могла она смириться с его напитком на букву «Э»! А у этого его «чуЙствую» ее почему-то не покоробило.
«Это возраст – привычки изменились!»,- сказала она сама себе, удивившись своей реакции. «Он тебе нравится, дура!»,- сказал ей внутренний голос. Услышав его, а он всегда влезал, когда его никто не просил, Катерина закашлялась.
- Ну, вот, простудилась.- Катькин убивец вдруг снова перешел на «ты».- Сейчас уже приедем. Тебе нужно сделать горячий чай и пить его с лимоном и молоком. У тебя есть дома лимон и молоко?
«У меня нет даже чаю»,- чуть было не ляпнула Катерина, да вовремя поймала себя за язык.
- Я не знаю, что у меня есть. По-моему, ничего. Я специально ходила после работы за продуктами, но они погибли в ДТП.
- Понял. Заедем в магазин? – предложил незнакомец.
- Нет-нет, ничего не надо,- замолотила Катерина.- Сегодня уже поздно, а завтра я сама все куплю. Да мы уже ближе к моему дому, чем к какому-либо супермаркету. Сейчас прямо, до светофора, там метров двести, поворот налево, и мы приехали.
Она хотела, было, выйти у соседнего дома, чтобы он точно не знал, где она живет, а потом про себя засмеялась своей детской уловке, и показала ему дом.
Он довез ее до самой парадной, помог выйти из машины. На секунду задержал в своей руке ее маленькую ладошку. Она даже наощупь была грязной. Он представил, как она сейчас зайдет к себе в квартиру, снимет прямо в прихожей с себя все-все, пойдет в теплую ванную, встанет под душ, и будет тереть эту грязную ладошку розовой губкой. И через минуту она станет розовой-розовой, как вот эта самая детская губка.
Он так ярко представил себе все это, что в глазах у него потемнело. Совершенно неожиданно для себя он поцеловал ее в ладошку. Он хотел подольше подержать ее руку в своей, но она отдернула резко, как испуганная птица отпрыгнула. И сказала что-то вроде «грязная же!». Он не понял.
Пока он приходил в себя, она чирикнула «Спасибо!», прикоснулась «таблеткой» к замку домофона, открыла тяжеленную дверь и исчезла за ней.
«Я – дура! Да, я дура!»,- сказала Катька самой себе, переступив порог квартиры. «Вот так вот люди знакомятся. Я же видела, не слепая, что он хотел познакомиться со мной, а я …».
- Дура!- сказала она самой себе уже вслух, и, заперев дверь на ключ и щеколду, стала раздеваться прямо в прихожей. Куртка мокрая, грязная, мех на капюшоне растопырился слипшимися клочками, на локте – как от лезвия бритвы, разрез, из которого виден белый синтепон. Зашить можно, или заклеить изнутри. Но вид уже не тот. Да-а-а…
Юбка в складку просто грязная – отстирается. Сапожки, в коих за границей покойников хоронят, только что не расклеились: замша – не замша скользкая, липкая. «Ну, это я сама виновата. Надо было думать о том, что такие сапожки только на сухую погоду, так что мужик тут ни при чем». Колготки сразу в помойку. Хотя, тоже жалко, конечно, чай не одноразовые.
Катерина разделась и на цыпочках прошла в ванную, взглянув по пути на себя в зеркало. Зеркало не обмануло: сегодня она себе понравилась. Катерина даже поняла почему: капелька мужского внимания, и ты снова как куколка. Много ль женщине надо?!
В ванной было тепло. Яркий светильник под потолком заливал крошечную комнату ослепительным белым сиянием. Разноцветные пузырьки на стеклянной полочке, камни и ракушки для украшения, лупоглазый пластмассовый лягушонок на краю ванны.
Вода забила в дно белого корыта тугими струями. Катерина потрогала воду рукой, прибавила горячей и встала под душ. Она рассматривала свои ладошки со следами ссадин – это она так тормозила по асфальту. Потом сняла с веревки розовую губку в виде длинноухого зайца и намылила ее.
Минут через двадцать Катерина чистенькая, с мокрой гривой потемневших от воды волос, зашла в кухню. Щелкнула кнопкой выключателя чайника, и мельком посмотрела в окно. На площадке перед домом стоял черный джип. Нет, он, конечно, там был не один. Но таких в ее дворе не было до сегодняшнего дня. Это раз. Во-вторых, те, которые тут «живут», уже мирно «спали», отпустив своих хозяев в их уютные норки.
Этот не спал. Кате даже показалось, что внутри машины возникло какое-то движение, но она не стала разглядывать – какое, да и не разглядеть с высоты восьмого этажа. Она отошла от окна, налила себе чай – в заварочном чайнике плескались остатки под названием «белая ночь», и пошла в комнату, где заливался соловьем телефон.
- Да? Привет, Ань! Поздно, да. Так получилось. Анют, я тебе сейчас что-то расскажу!
Катерина устроилась поудобнее на диване, уткнувшись босыми ногами в теплый полосатый ком – кот Наполеон даже не проснулся, только приоткрыл один глаз и замурлыкал, и стала рассказывать Анне, как день прошел. Ежевечерний ритуал!
* * *
Васильев не уезжал. Он и сам не понимал, что его держит в этом дворе. Ну, во-первых, ощущение безопасности. Во-вторых, ему показалось, что эта маленькая женщина чего-то ждала от него, хоть и не показала. В-третьих, и это было самое главное, ему не хотелось никуда уезжать.
Он отъехал в глубину двора, откуда ему хорошо были видны окна дома. Почему-то у него было предчувствие, что ее окна выходят именно на эту сторону. У него было звериное чутье. Совершенно необъяснимо все всегда было так, как он это себе рисовал. Он скользил взглядом по темным окнам. Изучал те, что светились в темноте.
Запищал мобильник в кармане куртки. Васильев достал его, уже зная заранее – это Лера. У Леры нюх. И стоит в его душе чему-то шевельнуться, Лера тут как тут: никаких «чуйств». Привязанность, обязанности (Васильева, разумеется!) и секс. Но эти гири странным образом тянули на дно, не давали развиваться никаким другим отношениям.
Васильев много раз пытался все оборвать, но Лера с ее проницательностью всегда была настороже и не давала уйти ему от отношений любым способом. А их, этих самых способов в арсенале Леры было великое множество. И что самое противное, оба это понимали, но молчали, и, когда надо было, даже изображали пару.
Васильев нажал на кнопку:
- Да!
- Зайчик, ты где?- прощебетала Лера.
Ему вдруг захотелось грубо сказать ей, где. Как Леня Сергеев в какой-то из своих песен-«свадеб»: «где-где…в гнезде!». Но ругаться не хотелось.
- Я занят. И я не в Питере,- сказал Васильев.
- Надолго занят?- деловито осведомилась Лера.
Васильев скривился: ох, как он хорошо понимал, зачем она об этом спрашивает. Через пять минут она позвонит своему Диме, расскажет ему, что ее «крокодил» в командировке, и мальчик примчится к ней. И будут они изображать любовь и страсть без устали ровно столько, насколько он, Васильев, «уехал». «А может там и правда любовь и страсть, и есть смысл исчезнуть навсегда?»- подумал Васильев, а вслух вдруг совершенно неожиданно для себя сказал:
- Лера, я занят навсегда, а ты навсегда свободна.- Ему вдруг стало легко от сказанного, как будто в деревенской бане отмылся после тяжелой работы. Ему было безразлично, что Лера вдруг заверещала в трубке, потом завсхлипывала и, наконец, разрыдалась в голос.
Он немного послушал фальшивый концерт и нажал на кнопку. Он даже звук выключил, чтобы телефон не сбивал его с мыслей. Он еще сам не понимал, почему разрушил то, что было его привычкой, и, в общем-то, вполне устраивало при его образе жизни. Но, что случилось, то случилось.
Он поднял глаза на окна дома и в тот же миг увидел засветившееся окно на восьмом этаже, и в нем, в том окне – ее. Он не узнал. Он больше почувствовал. «ПочуЙствовал» - сказал бы он. Это был один лишь миг, минута. Свет погас. И через секунду загорелся в соседнем окне, правда, приглушенный, видимо, от настольной лампы.
«Ну, вот, теперь я знаю и квартиру»,- подумал Васильев и завел двигатель. Он подъехал поближе, вышел из машины и почитал указатель квартир на двери парадной. Вычислил без труда ту, которая была нужна ему. Потом достал телефон и набрал комбинацию цифр:
- Вадька, привет! Не в службу, а в дружбу: посмотри адресок один, кто там, что, с кем, и звякни мне сразу, ладно?! Да, в любое время.- Васильев отключился и аккуратно выехал по лабиринту двора на трассу.
* * *
Аня слушала Катю и изредка поддакивала. Когда Катерина закончила рассказывать, связь вдруг оборвалась. Так уже бывало и не раз. Снова соединившись, подруги, как будто договорились, в один голос сказали:
- Товарищ майор!- и расхохотались. Шутка была старая. Вот, мол, сидит где-то грустный товарищ майор и эфир слушает. Один неудачный тык, и связь обрывается. Приходится перезванивать. Вторично соединившись, они высказывали «товарищу майору» все, что о нем думали, приглашали чайку попить и «за жизнь» потрепаться.
- Ладно, Кать, так ты так и ушла?- озабоченно спросила Анна.
- А что я, должна была в таком виде у него телефончик попросить?- съехидничала Катерина.- И вообще… Ань, он, похоже, помоложе меня.
- Ладно, не прибедняйся: маленькая собака до старости щенок!
- Ага! Скажи еще, что сзади я – пионерка!- Катерина грустно улыбнулась. – А знаешь, Анют, что-то такое меня пробило. Странно. Давно не чувствовала ни в ком ничего родного. Ладно! Хватит о несостоявшемся. Когда встретимся, подруга?
- Да я в Прибалтику улетаю,- сообщила Анна. Она работала в турфирме и постоянно куда-то ездила и летала.- На неделю. Вернусь – встретимся и обсудим.
- В Прибалтике сейчас холодно.- Катя поежилась.- Пожалуй, холоднее, чем у нас.
- Да ладно! Прибалтика к Европе ближе.- Анна зевнула.- А вообще там жарко будет: два дня семинары, потом, как всегда: унитазы смотреть будем.
«Смотреть унитазы» у Анюты и ее коллег значило посещать отели, ставить «плюсики» в блокнотик: евроремонт – «плюсик», кондиционер в каждом номере – «плюсик», новая сантехника – «плюсик».
- Ну, тогда пока? Будет время – напиши.- Подруги общались по «мылу» каждый день, даже если никто никуда не уезжал.
- Напишу. Целую в нос!
- До встречи!
Катерина положила трубку, почесала за ухом Наполеона. Кот вытянулся, довольно заурчал. Катерина влезла ногами в тапочки и поплелась на кухню. Спать не хотелось. Допила остывший чай, выглянула в окно. Черного джипа не было. Впрочем, она и не надеялась его там разглядеть.
У Катерины вдруг зверски разболелась голова. Она поняла, что все равно не уснет, и поэтому, взяв книгу, оставленную утром на обеденном столе, открыла ее на закладке.
* * *
Было глубоко за полночь, когда в прихожей зазудел домофон. Катерина оторвалась от книги, прислушалась.
Зудит.
Она на цыпочках, как будто кто-то мог подслушать, вышла в прихожую и сняла трубку:
- Да? – спросила Катерина в уличную пустоту.
- Откройте, милиция!- услышала бодрый голос.
«Ни фига себе!»- подумала Катя и машинально нажала на кнопку отпирания железной двери в парадную. Васильев, а это был он, на то и рассчитывал: народ у нас в большинстве своем доверчивый, а ночью не бдительный – «милиции» откроют непременно. Не открыла бы Катя, на двенадцати этажах кто-нибудь да спросонок нажал бы на кнопочку.
Катерина прислушивалась. Вот щелкнул механизм в лифтовой шахте, и кабина покатилась вниз. Вот где-то на глубине восьми этажей открылись двери, потом закрылись, и кабина поползла вверх. Наконец, шум смолк: лифт остановился на восьмом. Катерина приникла к дверному глазку.
Стоять ей пришлось на цыпочках, так как мастера не учли в свое время ее рост, и глазок оказался выше, чем нужно.
В мутном пространстве парадной, искаженном стеклом, она разглядела вышедшего из лифта мужчину. Может, он и был милиционером, но каким-то странным: с ног до головы он, как елка игрушками, был увешан пакетами фирменного супермаркета. Еще не разглядев лица, Катя поняла, кто это, и открыла двери.
Он вломился в ее квартиру, и тут же занял собой всю прихожую. Пакеты, коробки, веревочки, бантики и роскошные белые розы. Все это не умещалось ни в прихожей, ни в Катиной голове. А ее недавний задавитель сказал со смехом:
- Ну, что замерла? Пустила в дом, так принимай все это!
Он сгрузил пакеты на крошечный столик в прихожей и на пол, оставил только розы в руках.
- Я говорил, что мы подружимся! Это в знак дружбы,- он протянул ей цветы. – А это,- он обвел рукой покупки,- за произведенную мной потраву. Если ты будешь любезна и напоишь меня чаем, буду благодарен.
Катерина молча показала рукой на вешалку в прихожей, что, видимо, означало – раздевайся. И пошла за вазой. Она искала ее долго, так как не понимала, что делает. Наконец, нашла, принесла в кухню, где он уже выгружал из пакетов покупки: какие-то немыслимые баночки, упаковки, коробочки.
Она молчала, а он болтал без умолку. Напялил на себя ее кухонный передник, завязки которого не сошлись у него за спиной, и принялся что-то готовить. Она села на краешек кухонного диванчика и молча наблюдала за всем происходящим.
- Где у тебя соль?- он забраковал мелкую, в солонке, по-хозяйски открыл дверцы шкафчика над плитой, и откопал откуда-то осколок кирпичика каменной серой, которая была в доме исключительно на черный день.
Катерина прислушалась к тому, что он вещает.
-… женщины ни черта не смыслят в кухне! К мясу и рыбе их вообще подпускать нельзя – все испортят. И вообще, если мужчина что-то делает, что считается испокон веков женским – приготовление еды, например, или шитье с вязаньем,- то он делает это блестяще. Не зря же лучшие шеф-повара исключительно мужского пола, а искусство вязания пошло от мужчин, которые вязали кольчуги. Вот так…
И тут Катерина буквально отключилась. Хорошо, что она сидела, а то бы наверно упала. Очнулась от прикосновения холодного полотенца ко лбу:
- Что это со мной, а?- Катя попробовала встать, но сил не было.
- Сиди-сиди. У тебя, видимо, страшная температура. Все-таки простудилась.- Васильев снова намочил полотенце, и, отжав его, приложил ко лбу Катерины. – Сейчас я тебя уложу в постель, и буду лечить. Где у тебя лекарства какие-нибудь?
- Не надо в постель,- пискнула было Катерина, но он закрыл ей рот своей огромной лапищей.
- Молчи! Я не насильник и не злодей. Так получилось, что я захотел вернуться, и случилось это вовремя. Ну, давай, держись за меня, и поехали,- он поднял Катю легко, она прижалась к нему, и ей было очень спокойно с этим мужиком, огромным, как медведь.
В комнате он с трудом протиснулся между стоек с цветами:
- У-у! У тебя тут и прямо как на острове! Лианы, пальмы…
- Как тебя зовут-то?- вдруг спросила Катерина.
- А? Ах, да…мы же не познакомились,- он устроил ее на тахте, подложив под спину подушки.- Леха. Леха Васильев.
- А я – Катя,- просипела она.
- А я знаю,- весело сказал Леха Васильев.- Я много про тебя знаю.
- Откуда?- удивленно спросила Катя.
- От верблюда!- ответил он.- Не напрягайся. Болит голова?
Катерина утвердительно кивнула.
- Аптечка в кухне, такая коробка в столе. Посмотри, там что-то есть от температуры,- Катя откинулась на подушки. Ей и, правда, было очень плохо. Как же так? Вряд ли это связано с тем, что ее сбил на дороге Леха Васильев. Скорее всего простудилась она еще утром: ветер, снег, курточка на рыбьем меху терпением покрытая, сапожки на тонкой подошве, в каких покойников хоронят… Тьфу, дались ей эти покойники!
Болезнь навалилась так стремительно, что Катерина совсем не смогла есть. Чтоб не обижать Леху Васильева, она немного поковырялась вилкой в тарелке. Извинилась. Долго отнекивалась, когда он предложил ей выпить рюмку водки.
- Да у меня и нету ее, водки!
- У меня есть,- сказал он и покраснел.- Ну, купил я водку, на всякий случай. А вдруг бы ты меня не пустила, и мне бы пришлось до утра в машине просидеть?! Околеть бы мне там что ли?!
- Ладно, не извиняйся. Неси водку. Только сделай мне ее как лекарство, с лимончиком, с чаем горячим,- прохрипела Катерина.
После водки ее стало клонить в сон. Леха Васильев ловко подоткнул одеяло и устроился на краешке ее тахты. Он держал в своей огромной, как ковш экскаватора, ручище Катину ручку, гладил ее, перебирал пальчики и рассказывал что-то. От нее ускользало то, что он говорил. Осталось только ощущение тепла и защищенности. Так хорошо ей давно не было.