Про них, восхода не увидевших...

Леонид Терентьев
 …На улицах валяются неприкаянные тела наших бойцов, а немецкие солдаты равнодушно проходят мимо, гремят взрывы бомб, гранат, интенсивная пулеметная стрельба, в ответ  - отдельные винтовочные выстрелы. Узнаю улицы родного города.  Возле входа в гостиницу «Гранд-Отель» пушка, ее резво перекатывают к скверу - с этой позиции можно бить по десантникам прямой наводкой. Скорым шагом мимо церкви проходят немецкие солдаты. Врата закрыты, но к одному из оконных проемов приставлена лестница. Не иначе — грабили.
  Недавно мне удалось увидеть уникальный документ – снятую в далеком 1942 году фашистами хронику разгрома и гибели   Евпаторийского десанта. Которому, напомню, Владимир Высоцкий посвятил песню «Черные бушлаты»: «…Напрасно стараться, я и с перерезанным горлом сегодня увижу восход до развязки своей».
  В ночь на 5 января 1942 г. из осажденного Севастополя вышел отряд кораблей — тральщик «Взрыватель», буксир и семь сторожевых катеров.   
    Высадка прошла настолько быстро, что гитлеровцы не успели даже открыть огонь, в панике отходил ошеломленный внезапностью нападения немецкий патруль. В 10 часов утра Севастополь получил сообщение: «Старая часть города в наших руках, деремся по-черноморски...»
  На подавление десанта фашисты бросили авиацию и крупные силы пехоты.   Неравный бой переместился в центральную часть города. Таяли боеприпасы, редели ряды бойцов… Но они знали: должен прийти второй эшелон десанта.  Увы, с вечера разыгрался 7-балльный шторм, и двинувшимся было на помощь кораблям пришлось вернуться в Севастополь…
      Уже в первый день погиб тральщик «Взрыватель». Вот он, в старых кинокадрах, выброшенный штормом.   Рядом небрежно сваленные тела наших солдат и матросов…
    Нам, воспитанным на советской героике, мучительно больно  видеть войну глазами противника. И все же отнесемся к увиденному как к документу, прежде неизвестному  свидетельству давних трагических событий.
…С поднятыми руками идут пленные. Их сгрудили у стены какого-то дома. Вдоль толпы прохаживаются победители, дают указания. Медленно приближается советский солдат. Сдаваться. Лицо спокойное, отрешенное. С него сбрасывают на землю каску, через голову снимают противогазную сумку. В калитке стоит пожилая женщина. По взмаху руки догадываюсь: она перекрестила его. Знает:  как и других братьев по несчастью, вот-вот его расстреляют. 
    Два дня продолжались непрерывные бои. Итог? Гитлеровцы безжалостно расстреляли десантников, а затем устроили в городе облаву, арестовали и уничтожили около З тысяч мужчин, от подростков до глубоких стариков.      
   Бессмысленно теперь, почти 70 лет спустя, гадать на тему, можно ли было противопоставить вражеской авиации свою, советскую, заранее выяснить у синоптиков вероятность шторма.  Да и вообще – нужен ли был тот десант, заведомо обрекавший на гибель не только себя, но и мирное население, или то была лишь неуклюжая попытка отвлечь часть вражеских сил от измученного боями Севастополя? 
    Это было в 60-х. Как редактор факультетской стенгазеты я записал воспоминания студента постарше, мальчиком видевшего немецкую оккупацию. О том, что в их селе не было никаких зверств, к населению относились доброжелательно…  Долго его и меня гоняли по парторгам, поносили за страшную крамолу. Естественно, в стенгазету статья не попала. А я с тех пор пытаюсь понять: не были ли во многих случаях несомненные факты зверств вызваны непродуманными действиями подпольщиков и партизан? Нужны ли булавочные уколы мелкого сопротивления, ведущие лишь к озлоблению? Нет, воевать должны только профессионалы! Кстати, от «Молодой гвардии» реально потерь было больше среди своих, чем фашистов. И в Евпатории, не будь десанта, сохранились бы жизни многих тысяч жителей.
  «Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!» Попробуем, ладно, увидим, какой оборот…» - звучит со старой грампластинки хриплый голос популярного барда. И дальше - обжигающее: «Мне хочется верить, что черная наша работа вам дарит возможность беспошлинно видеть восход». Самим этим ребятам – какие же они все молоденькие! - нового восхода увидеть так и не довелось. И та чудом сохранившаяся вражеская хроника – новое тому бесценное свидетельство.