Или Новенький 3 - продолжение
"Мой дом там, где моя кровать" - обычная присказка, командировочных и геологов...
- Ну что, поехали? – спрашивает "заказчик".
- Сейчас, налью воды в вёдра и поедем - отвечаю.
Тот с любопытством пялится, как налив три ведра воды, ставлю их на солнышке, в месте где нет ветра - греться. Вечером прилетишь "весь в мыле", а водичка
тёплая-теплая......
Цепляю тогда, ведро с теплой водой на палку с крючком, привязанную к верхушке заправочной цистерны с керосином. На край ведра накидываю "ещё крючок с верёвкой". Другой конец привязан к доске, приподнятой над землёй, одной
стороной. «Педаль» получается.
Становишься под ведром, на «педаль» ногой жмёшь, водичка на тебя и льётся, тёпленькая. Мойся – не хочу!
- Ну ты даёшь! - фыркнул геолог - в пятницу же едем в баньку.
- Знаю я вашу баньку – отвечаю. Трястись по пыльной проселочной дороге полчаса, на машине, по жаре. Помыться, и потом по пыли, двадцать кэмэ назад! Смысл мыться, объясни?
- Ну-ну - хмыкнул геолог - вечно ты чего-нибудь придумываешь.
- Ясное дело – отвечаю. А чего сидеть, сложа руки? Что, лучше водку жрать что-ли и потом друг-другу весь день рассказывать: О-ох, как я вчера нажрался! Башка разламывается!
- Да это ерунда – отвечают ему. Вот я вчера нажрался так нажрался! Очнулся на улице, возле крыльца. Как выходил и где был – не помню.
Не хочу сказать, что шибко правильный. Мне, просто это не нравится, и потому, улучшаю по-возможности свои бытовые условия, так как большая часть авиационной жизни проходит в командировках. В том числе и «в поле». Да и потому устраиваю свой быт по старой привычке ещё с "доармейских" времен, что как скотина жить не хочу и не буду.
Работаем на вертушке, с геологами, на западной границе Семипалатинской области, в невысоких старых горушках. Лагерем встали возле полуразрушенной фермы. Рядом - такая же полуразрушенная избёнка. Часть её крыши и стены целы, а половину - «как Мамай снёс».
Руки чешутся по башке надавать, когда вижу как построенное людьми для людей, ломают. Видно теми кто строить сам не умеет, бесится, когда видит что-либо сделанное на совесть другими. А может-быть так воспитаны, или – совсем даже наоборот.
Делаем вылет за вылетом, день за днём, неделя за неделей.
Незаметно подкрадывается конец осени, а мы с авиатехником Серёжкой Ч.,
прозванным в народе «чудушком», хотя он парнишка нормальный, спокойный, в меру работящий и остальное тоже в меру - вдвоём живём в фанерном домике, в этой экспедиции.
Пока летаю - красота: в кабине вертушки тепло и светло, а вечером в свою «фанерную гостиницу» и возвращаться не хочется – холодно там и промозгло.
Вертолёт-же, прёт как зверь: температуры невысокие, вот он и прет. Так уж
устроен этот сложный «летательный механизм». А это нам на пользу и для спокойствия - запас мощности-то, не помешает.
Мы закроем этот полевой сезон и пойдем домой с Серёгой, уже через полмесяца, а пока заканчиваем: подтягиваем «хвосты», переделываем брак и тому подобное.
Ветры, дующие в степи глубокой осенью, настойчиво пытаются расшатать наш крохотный игрушечный домик. Его четырёхугольная крыша держится на четырёх гвоздях-«сотках». Между островерхой крышей и стеночками - кулак проходит, и насвистывая, гуляет ветер. Но на голову ничего не падает и от ветра мы прикрыты, хоть и тоненькой, но фанерной стенкой окопанной по периметру землей. И это -
уже хорошо!
Однажды проснулся глубокой ночью от дикого воя ветра на улице. Ухает и стонет так, что стало не по себе. Сейчас очередной порыв развалит наш домик из фанеры,
и останемся мы с Серьгой под открытым небом, в ночной степи.
Но нет! - стоит домишко. Скрипит, стонет, качается, но держится, слава Б-гу.
Через час-другой вой начал понемногу стихать, и сморенный сном, уснул снова.
Проснулся разбуженный внутренним будильником, по привычке. Нехотя выполз из
под одеяла.
- Ой блин! А дубор-то, как зимой!
Толкаю входную дверь. Она поддается но с трудом - что-то мешает снаружи.
Мама родная! Снегу навалило - сантиметров десять. Однако, хо-олодно!
Убираю постель, мысленно благодаря спасительное ватное одеяло и добротный спальник.
Геологи мои живут в «Тайге» - вагончик такой оборудованный, с душем, откидными спальными местами на четверых человек, столом, стульями, электро-отоплением.
Короче говоря - "гостиница на колёсах". Места для нас у них нет, а жить в саманном сарае мало-мальски подшаманенном под жильё и столовую, вместе с поварихами, нам не хочется.
После утреннего вылета осматриваю домишко возле нас.
Он - полуразрушен: крыша, стены, дверь и одна комнатушка два на три метра, уцелели. К стрехе под крышей подходят провода, от чудом сохранившихся электрических столбов. Стёкла в единственном окне выходящем в крохотную
комнатку, побиты, а внутри, как-будто военные действия были или потоп.
Походил-подумал. В принципе, если ручёнки приложить, можно ведь в жилой вид привести.
Предлагаю Серёге: Давай братишка наведем порядок и будем жить. Нам ведь ещё полмесяца здесь мёрзнуть.
- Не - говорит Серьга. - Я в фанерном домике не замёрзну.
- Жалко.- Ну что ж, вперёд! Не в таком «амне» ковырялись.
Облазил всё вокруг и нашёл осколки стекла. Острым углом колотого камня процарапал линии и вырезал более-менее ровные куски, застеклив единственное окно. Принёс воды вёдер десять, и выдраил пол. Обмёл потолок и стены от паутины, отмыл стёкла. Кусками найденного возле бывшей кошары рубероида и кошмы, "обшил дверь" снаружи и внутри.
- Эх, ещё бы печечку! - вздыхаю с надеждой.
Обошёл домишко снаружи со всех сторон, приглядываясь к его остаткам.
Смотрю - в одной стене пролом, и, что-то чернеет внутри.
– Ба-а! Да это-же труба была, печная, когда-то! А она ведь, от пола начинается.
Значит, была и печка когда-то - продолжаю размышления и наблюдения. И печка та, одной стороной выходила в комнату которой нет сейчас. На месте этой комнаты - развалины, но труба-то должна быть обращена одной стенкой, ко мне, в комнатку.
Пойду-ка обследую....
- Точно! - Так и есть.
- Но это же, меняет дело! Труба есть, а печку "склепаем" - бормочу обрадовано.
Геологи идут на ужин и заглядывают "на огонёк": я ввернул в переноску лампочку,
и теперь в крохотной комнатке светло.
- Чего ты тут делаешь? – спрашивают, и замерли на пороге: чистота и порядок внутри. Мала только, правда, коматёнка: Метра полтора на три будет. Но, зато, с настоящими стенами и крышей.
- Ну ты даёшь! Жить здесь собрался, что-ли? – продолжают удивляться, "заказчики".
- А почему бы и нет? – говорю. Вот печечку придумаю и буду жить.
После ужина прошу Серьгу помочь перетащить кровать и "пожитки".
Устанавливаем, расставляем и я опять "за рыбу грошик": Приходи Серьга! Тепло придумаем - будем как у Христа за пазухой.
- Не - говорит Серёга. Я - в домике....
- Ну ладно. Не хочешь, как хочешь – киваю устало.
Рано темнеет. Сижу как капуста - "в семи одёжках" на кровати и "думу-думаю":
как бы печку "спроворить"?
Вспоминаю вдруг, что возле стоянки нашего вертолёта, на небольшой стихийной свалке, видел прямоугольный бак «из под чего-то». А если в этот бак да налить керосину - а его у меня аж "шешнадцать" кубов – да подвесить на стену домика.
Да провести топливо трубкой какой-нибудь, к началу трубы у земли. Да трубку эту расклепать, наделать в ней дырочек и, в разлом, у основания трубы, которое я видел. Да поджечь! Будет ведь гореть и греть одну стенку, выходящую ко мне в комнатку.
Асса!
Понёсся на улицу и «шесть секунд» нашёл бак. Понюхал: солярка была в нём.
- Отлично!
Повесил находку на вбитые в стену штыри, слетал за керосином к моей мобильной заправке, выволок из под снега скрученную и смятую металлическую трубку от трактора.
Подул в неё легонько, с надеждой. Продувается.
- У-рра!
Выпрямил как мог трубку, один конец загнул назад, и «навив» несколько витков, заклепал кончик наглухо. Заточенным гвоздиком напробивал дырочек в витках
трубки; противоположную сторону трубки согнул "крюком" и, в бак, с керосином.
- Та-ак! Теперь бы "засосать" как-нибудь, керосин, в трубку-то.
После десяти минут возни и «соплей ото всюду», из неё потек наконец, керосин.
Спичкой - «чирк»! И, сунул подожженный конец трубки с витками, в пролом у основания печной трубы.
Стою, слушаю. Там потрескивало-потрескивало, да и стало потихоньку гу-де-ееть....
Я, в комнатку. А та-аам - дым коромыслом!
Щелей-то в стене, видимо-невидимо! Рассохлась однако.
- Ну нет! Нас так просто не возьмёшь: бегу на улицу, набираю в дырявый старый
таз землицы, перемешиваю с водой и давай мазать стенку, как бабушка моя,
мазала свой дом в деревне.
Мазал-мазал, а дыма-то нет уже, практически!
В трубе гудит как в настоящей печи. Потрескивая, нагревается потихоньку стенка,
и в комнате становится всё теплей и веселей.
Прикручиваю проволокой бак, чтобы "не навернулся", и - греться!
Красота - неописуемая! Одно плохо: мыши тепло почувствовали и распустились
вконец - носятся по стенкам дранкой обитым и пищат, как будто «их под коленками щекочут».
Видно ночью был морозец, потому что под утро кто-то заскрёбся, тихонько, в
дверь, и на пороге появился мой «Чудушко», "зуб на зуб не попадает".
- Ты чего Серьга? – говорю спросонку.
- П-погреться забежал – говорит.
- И где же ты бегал, в четыре часа ночи – хотел было сострить, но - встал, оделся, и мы перетащили его нехитрые пожитки и кровать, ко мне. Поставили
кровать на кровать как в армии, "в два этажа", долили керосина в бак и, ударившись «головами о подушки, потеряли сознание», в тепле, аж до обеда.
У НАС ВЫХОДНОЙ однако, сегодня!
Славно мы с Серьгой, доработали. Ухожу на весь день на рабочую площадь из
тепла, и возвращаюсь - в тепло, светло и красоту.
Вместо послесловия:
Когда свет вырубили на два дня, геологи наши из вагончика, греться приходили. Приняли мы ребят. Тесно только, но зато - тепло. Как мало, оказывается,
человеку для счастья надо. Но он об этом, узнаЁт потом...