Он никак не мог сказать, что управлял ими. Они были независимы. Но он каждый раз каким-то непостижимым способом находил с ними общий язык. Несомненно каждый следующий раз, потому что предыдущий ключик не подходил, и ему приходилось снова и снова интуитивно искать к ним новые подходы…
Их было три штуки. Да, пожалуй, что другого слова не подобрать – «штуки». И они никогда не появлялись все вместе, сразу. Максимум две, чаще по одной.
Вот и сейчас...
…Она плотно обвила кольцами его руку выше локтя, положив острую, как у муравьеда, голову на предплечье. Он чувствовал её сильное прикосновение, и, чтобы она не сдавливала кольца, слегка погладил по пилообразному гребню.
Она ослабила хватку.
Хорнборо посмотрел на запястье – тонкий синий рубец быстро исчезал, кровь свернулась только четверть часа назад. «Не будь смешным. Если бы ты хотел, то не бил бы ножом, а подставил руку под резак в переплётном цехе. А так кисть не отрубить».
Хорошо, что в трубчатых костях не так много места.
Небо было такое, что, казалось, шёл мелкий дождь. Но дождь не шёл, в воздухе висела тяжёлая взвесь тоски и предчувствия очередного приступа безысходности.
...Гаишник стоял на обочине, опираясь на заднее крыло машины с синей надписью «ДПС». На дороге никого не было, кроме пары встречных тяжёлых грузовиков. Обычное дело – загородная трасса, ограничение скорости есть, но мало кто его соблюдает, да и в городе редко кто движется меньше семидесяти.
Он небрежно помахал палочкой.
Лучше проявить уважение, чем поселить в душе представителя власти подсознательную неприязнь.
Я вышел из машины.
- Младший лейтенант Васильев, городской дивизион. Ваши документы.
Я подал ему права и остальное.
- Та-а-ак… Фамилия ваша?
- Хорнборо.
- Прописаны где?
Я назвал адрес.
- Почему нарушаем? – его голос не выражал никаких эмоций.
- Простите, лейтенант, что именно я нарушил?
- Вы выехали на полосу встречного движения…
- Да, извините. Баран переходил дорогу. Мне пришлось объезжать его.
- Кого вы имеете в виду?
Мидрия заскользила чуть ниже локтевого сустава, и, натянув манжет, вылезла наружу, закачала туловищем, точно кобра. Она вперила в гаишника немигающий взгляд.
- Три барана…Лейтенант, вы должны были… Нет, извините, это было там, дальше, на горе. Вы не могли видеть.
Я не помнил, как выехал на встречную полосу. Убей бог, не помнил… Очень возможно, что так и было, я иногда терял контроль.
- Какие бараны? Кто бараны? Оскорбление представителя власти при исполнении им служебных обязанностей. Борис Васильевич, вы ту-у-ут не отделаетесь штрафом. Проследуйте в машину.
Вторая тварь появилась ещё быстрее. Я услышал звук, словно по зубьям большой расчёски провели ногтем. Мидрия раскрыла пасть и из верхних дёсен стали появляться ослепительно сияющие зубы – длинные, как ножи, сантиметров по пять. Изловчившись, я схватил её за хвост, поранив при этом руку о гребень. Кровь каплями брызнула на ботинки представителя власти.
Первая уже изготовилась к прыжку.
«Боже, она же сейчас его разорвёт пополам...»
- Лейтенант, я не спорю с вами. Заплачу любой штраф, прямо на месте, - я почти кричал, зажав первую мидрию между предплечьем и бедром. Она пыталась выбраться, свиваясь кольцами вокруг руки.
- Что вы там делаете, Борис Васильевич? Как ваше самочувствие?
- Да, знаете ли, я не совсем здоров… Так сколько с меня?
Гаишник совершенно неожиданно сменил гнев на милость.
- Хорошо, будем считать, что был только выезд на полосу встречного. Две тысячи рублей, кладите сюда… Так… Протокол я потом составлю.
Та, что появилась позже, скрылась в предплечье. Я согнул правую руку в локте, и первая мидрия повернула голову ко мне. Её глаза напоминали красные лампочки подсветки какого-то прибора. Запахло горелой бумагой.
- Борссс… Борссс...
Она почти успокоилась и я понял, что у меня получилось. Слава богу что не пришлось волочь труп гаишника куда-нибудь в кусты или овраг…
2. КЛОУН.
Мальчишка стоял, облокотившись о фонарный столб, и смотрел на проезжающие машины. Ему было лет десять или чуть больше. Немытое лицо, куртка с засаленными рукавами, джинсы… Такие встречаются на улицах всё реже, раньше было больше.
Хорнборо переходил улицу, когда заметил его. Его нельзя было не заметить на фоне серой массы домов и проходящих мимо людей. Борис всё чаще стал подозревать в себе ухудшение зрения – краски тускнели и мигали, как в телевизоре при плохом приёме. Если у него признают дальтонизм, то лишат прав на авто.
Это его интересовало.
Он остановился и подмигнул мальчишке. Тот презрительно сплюнул на тротуар и отвернулся.
…Снежинки падали в ночи, они были крупные, и светились. Нет, как же он раньше не видел? Это были звёзды, точно звёзды. Они срывались по несколько штук с чёрного покрывала неба и падали, падали. Ближе к земле они слипались в белоснежные птичьи хлопья-перья, они кружились и взмывали вверх, в стороны - быстрокрылыми серебристыми птицами…
Переливаясь всеми цветами, птицы садились на столбы, дома, расправляя хохолки. Серое небо внезапно осветилось солнцем, и луч его упал на тротуар. Асфальт стал ярко-зелёным, покрылся невесть откуда взявшимися цветами – белыми лотосами, жёлтыми тюльпанами, красными розами и хрупкими трепетными ромашками. Две огромные бабочки порхали над дорогой, и все, все машины остановились…
Мальчишка и Хорнборо сидели прямо на дороге, рядом. Тёплый ветер ерошил ярко-жёлтый, съехавший на бок парик Бориса.
Они пускали мыльные пузыри, и они лопались, цепляясь за большие красные ботинки Хорнборо.
Средь падающих звёзд над застывшим потоком машин резвились сразу все три мидрии. Они вращались, сплетались в клубки, разлетаясь и шипя. Их изумрудная кожа переливалась червонным золотом.
Прохожие спешили прочь, равнодушные или слепые к происходящему. Только одна девушка оглянулась на мужчину и мальчика.
- Эй, дядька, простудишься!