Понедельник в интернате начинался утренней линейкой. Директор, Александр Соломонович, информировал все население красного-прекрасного здания о том, чем будут в течение недели заниматься воспитанники. Было начало марта, и Александр Соломонович сказал, что для девочек восьмого числа испекут сладкий пирог, и еще к нам придут в гости суворовцы.
Весь вечер накануне этого события мы гладили формы и белые фартуки в комнате кастелянши, наводили порядок в спальне и натирали паркет в коридорах.После такой суеты мои одноклассницы рано уснули, а мне почему-то не спалось. Я встала и тихонько пошла по коридору.
Спальни были на верхнем этаже: в одном крыле для девочек, в другом - для мальчиков. А в середине, за дверью напротив лестницы, находился дежурный воспитатель. Если пройти на цыпочках, то можно спуститься на второй этаж, где располагались библиотека и кабинет художественного воспитания. В кабинете висели репродукции картин русских художников-передвижников. Посередине комнаты стоял черный рояль с медными педалями и ажурной подставкой для нот. А когда рояль открывали дышать( так я тогда думала), он напоминал фрак дирижера. Здесь нас учили танцам Виолетта Михайловна (она играла на рояле) и хореограф Наиль Абдуллович, он показывал нам танцевальные движения. Дверь в кабинет была не заперта, я вошла и включила свет. Со всех сторон на меня смотрели персонажи картин:сестрица Аленушка, и княжна Тараканова, и царь Иван Грозный. Неподвижно застыли мишки в бору, медленно брели усталые бурлаки. Даже грачи, которые прилетели, сонно следили за мной. Я подошла к инструменту, открыла крышку и потрогала клавиши... Вот бы научиться играть, как Виолетта Михайловна... Тогда бы Огурцова стала меня уважать. Да, как же я забыла - утром Александр Соломонович сказал, что у нас создается хор! Я попыталась представить, как это будет... И вдруг услышала голос дежурной воспитательницы Валентины Ивановны:
-Люся! Ты почему спишь одетая?.. ну-ка марш под одеяло!
Она затворила дверь и ушла.
Раздевшись, я снова юркнула в постель - досматривать свой художественный сон.
Хор
Утро восьмого марта было солнечным. После праздничной линейки и поздравлений мы разошлись по классам. С третьего урока нас повели в кабинет художественного воспитания - проверять голос и слух.
Рядом с Виолеттой Михайловной сидел руководитель хора Лев Аркадьевич, очень похожий на писателя А. Чехова, но старше, с сединой в волосах и в роговых очках, которые покоились на длинном и прямом, как клюв грача с картины художника Саврасова, носу. Он спросил как меня зовут, попросил повторить звуки, которые извлекала из клавиш Виолетта Михайловна, и записал в свою тетрадь, сказав при этом, что у меня второй голос. "Почему второй?- подумала я.- А какой по счету голос у других?"
На двери кабинета теперь висела табличка "Занятия хора по вторникам и четвергам". Так у нас появился хор. Мы старательно учились пению и относились к этому серьезно, как к ответственному заданию. Мы пели о счастливом детстве, о дружбе народов СССР и мудром вожде - Ленине. Но больше всего я любила песню про парус одинокий, и еще про мельника, который был всегда в движении. Льва Аркадьевича мы прозвали "Трире", так как он немного картавил, но он был добрым, любил детей и иногда засиживался подолгу, работая с солистами. Занимались мы так хорошо, что Лев Аркадьевич пообещал подготовить три номера к первомайскому концерту в суворовском училище.
Людмила Уфимцева,Здание из красного кирпича, док. повесть, стр.8