†††
Христос мне снился только раз,
И сон тот был так чудно дивен,
Что с той поры и посейчас
Любой другой почти противен.
Мне сна того не передать
Земным путём стихосложенья.
Была то Божья благодать.
Хочу дождаться повторенья.
†††
Весенний воздух квасом кислым
Шибает в нос, и, как в бреду,
Все чувства старые и мысли
Приобретают остроту.
Поёт ручей на дне оврага,
Колотит солнце блюдца льдин.
И мне до мудрости два шага,
А до безумия — один.
†††
Минуты свободные редки,
А надо минут пятьдесят
Идти до кургана, где предки
Сухою травой шелестят,
Где сойка птенцов своих кормит,
Где крест, так похожий на «плюс»,
Опять ненароком напомнит,
Куда я всю жизнь тороплюсь.
†††
На западе солнце садится светло,
Восток набухает грозою.
Дохнула прохлада, притихло село,
И ливень — как даст! — полосою.
В саду на дорожках взрывает песок,
Сквозь солнце закатное льётся…
И кажется, будто рыдает восток,
А запад как будто смеётся.
ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» —
Пускал кораблик из газеты.
И песня русская лилась
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожей.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.
1972 ГОД
Мне всего двенадцать лет,
Горя я ещё не видел.
Дымом первых сигарет
Пропитался новый свитер.
На экране Фантомас
С комиссаром бьётся лихо.
Там стреляют, а у нас — тихо.
Не до этого — мы строим
Тыщи фабрик и дворцов.
Назовёт потом «застоем»
Это кучка подлецов.
На уроках я скучаю
И гляжу воронам вслед.
Мне всего двенадцать лет.
Счастья я не замечаю.
†††
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.
…Вернусь оттуда, как из детства:
Нет глупых мыслей в голове,
Нет зла в душе, нет боли в сердце,
Лишь стрекоза на рукаве.
†††
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой,
Этот мох на крылечках горбатых…
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу.
До рыданий люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.
ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами, —
Детьми рабочих и крестьян.
Поём о Родине могучей,
О добрых, доблестных делах.
И развевается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.
ХУТОР
На моей родной земле
Лишь один такой есть хутор.
Как туманом на заре,
Весь он вишеньем окутан.
Там дремучи камыши,
И закаты там багровы.
Доживают там в глуши
Долгий век казачьи вдовы.
Там у старого пруда
Ивы грустно долу гнутся.
И с войны мой дед туда
Должен, должен был вернуться.
Но пропал мой дед во мгле,
Бес войны его попутал…
На моей родной земле
Лишь один такой есть хутор.
†††
Выйдешь, станешь на кургане.
В небе, как и в старину,
Коршун, плавая кругами,
Набирает вышину.
И стоишь ты, как разиня,
Крест неспешно сотворя,
А вокруг — твоя Россия.
Да, пока ещё твоя…
†††
Здесь плоть моя, а дух мой там,
Где места нет душевной лени.
И скачет сердце по следам
Давно ушедших поколений.
Там подвиг духа, подвиг ратный
Спасают отчие края,
Сильна там Родина моя…
И горек сердцу путь обратный.
СТАРИННОЕ ОРУЖИЕ
Если натовских танков армада
Путь направит на Русь, — их вина.
Выйдет старец из кельи с лампадой,
Освещающей все времена,
Оглядит всё всевидящим оком,
Переглянется с миром иным —
И все танки, сколь было их, скопом
Станут рылом обычным свиным.
И растащат собаки то рыло
По великой Руси кто куда…
Кстати, что-то подобное было,
Только вот не припомню когда.
ГЕН ПОБЕДЫ
И всё ж, несмотря на все беды
И множество грустного,
Таится в крови ген Победы
У каждого русского.
Пока мы выносим все пытки,
Из вечности скачет гонец,
Он свиток везёт, в том свитке
Одно только слово: «Конец».
Конец истязателям нашим,
Исчезнут они навсегда.
Мы снова поля свои вспашем,
Построим опять города.
Исчезнут все прежние беды,
Забудем о всех подлецах.
Таившийся в нас ген Победы
Опять загорится в сердцах.
†††
Стихает свист синиц и коноплянок,
Натруженного дня стихает гуд,
Когда сожжённых солнцем баб с делянок
Домой в прицепе тракторном везут.
Они при комиссарах и буржуях
Всё с той же шелухою на губе.
Гляжу на них… когда на них гляжу я,
Мне как-то стыдно думать о себе.
НА СЕНОКОСЕ
Покряхтев и поохав,
Дед отладил косу.
И шагнули мы «с Богом»
По колено в росу.
Дед, столетью ровесник,
Он и тут впереди —
Даже на спину крестик
Сбился с впалой груди.
Так и шли мы, а к полдню
Я чуть ноги волок.
И, признаюсь, не помню,
Как упал на валок…
Высоко в поднебесье
Уходил в облака
«Миг», похожий на крестик
Моего старика…
ПАМЯТИ БАБУШКИ
Травы пахнут так сладко,
Воздух тёплый такой.
За железной оградкой —
Тишина и покой.
Как зелёная туча,
За оградкой ветла.
И калитка скрипуча,
И скамейка тепла.
Странным кажется это,
И сомненья берут:
То ли солнцем нагрета,
То ли Ангел был тут?...
†††
Блудный сын домой вернулся,
Дом найти он не сумел,
Отчей пылью поперхнулся,
На кривую лавку сел.
И потом, когда, однако,
На погост пошёл к родным,
Лавка верно, как собака,
Похромала вслед за ним…
†††
Во сне я молился, и плакал,
И свечку сжимал в кулаке,
А воск с неё на руку капал
И кровью стекал по руке.
И стали стекающей крови
Речные долины тесны,
И мальчик, плывущий на кровле,
Сказал мне, нахмуривши брови:
«Не смей истолковывать сны!..»
†††
Я наследник любви и печали
Моих предков в аду и в раю.
То не гуси в ночи прокричали, —
Предки душу узнали мою.
Леденеет ночная округа,
И хрустит под ногами листва.
Я не вырвусь из этого круга, —
Круга вечной любви и родства.
И не полнись, душа моя, страхом,
И ты, сердце, не бойся: «А вдруг?»
Никогда не рассыплется прахом
Этот вечностью замкнутый круг.
†††
Виталию Серкову
В так называемой глуши,
Где ходят куры по дорогам,
Я понял, кто я есть: души
Своей ходатай перед Богом.
О ней одной лишь хлопочу,
Как мать дитя своё, лелею.
И жить иначе не хочу,
Да и хотел бы — не сумею.
В преддверье Страшного суда
Поговорить в тиши о многом
Ты приезжай ко мне сюда,
Где куры ходят по дорогам…
ПОЛЕТ
Мчусь я полем безпредельным,
Разогнавшись налегке.
За спиной летит нательный
Крест на шёлковом шнурке.
Мы летим вдвоём с гнедою
По дороге вдоль реки.
Нас пугаясь, под водою
Тотчас прячутся нырки.
Полем, шляхом, снова полем,
Перепадочком косым…
И рождается на воле:
«Русь моя сильна не горем, —
Духом, борющимся с ним!»
БЛАГОВЕСТ
Когда так небо бирюзово
И так медвяны облака,
Я словно слышу эхо зова
Издалека и свысока.
Чей голос душу мне тревожит?
Откуда он, такой родной?
Не может быть… Или, быть может,
То тихий зов души самой.
Сквозь мрак, рождённый злобным словом,
Сквозь кровь и месть,
Сквозь ложь и лесть
Она своим негромким зовом
Благую весть мне шлёт: «Я есть».
ВЕРА
Равнодушный к безславью и славе, я
По родимой плыву стороне
На своём островке Православия.
Подгребайте, кто хочет, ко мне.
На земле всё сгорит и расплавится,
Всё сожрёт ненасытный огонь,
Только мой островок и останется,
Потому что он — Божья ладонь.
†††
На свиданье спешу ли с букетом
Или просто бегу по делам,
За столовским сижу ли обедом
Или в мыслях брожу по мирам,
Шумно радуюсь строчке случайной
Или молча сижу у огня —
Мне всё мнится: с улыбкой печальной
Сверху смотрят глаза на меня.
†††
Горели высокие свечи,
И служка снимал с них нагар.
Подняв угловатые плечи,
Священник кадилом махал.
Вдыхал я душистые струйки,
Торжественно пела душа.
Слагая молитвенно руки,
Я жить обещал не греша.
Был день Иоанна Предтечи,
Повсюду — по кругу и в ряд —
Горели высокие свечи…
Высокие свечи горят!
†††
Что я тебя всё грустью раню
И помыкаю, как рабой?
Давай, душа, растопим баню
И всласть попаримся с тобой.
А после сходим к деду Ване,
Пусть он развеет нашу грусть
Игрой на стареньком баяне,
Пускай порадуется Русь.
Услышав чистое, родное,
Узнав знакомые черты,
Как будто платье выходное,
Моя душа, наденешь ты.
†††
Господь, всегда я пред Тобою
Стою как лист перед травою.
Пусть грешник я, пусть дух мой мглист,
Пусть я давно иссохший лист,
Пускай предверье, а не вера
В моей душе сквозит, как сон,
Пускай молюсь я неумело,
Пусть я крещусь ещё несмело,
Услышь мой стон!..
†††
Но вряд ли есть родство души…
М.Ю. Лермонтов
А я скажу вам: есть оно!
И душ родством, как Божьим светом,
Мир озарён. И вот дано
Нам убедиться было в этом.
Вилась над нами стрекоза.
В эмалированные кружки
Лилось шампанское. Глаза
На нас таращили лягушки.
Текла беседа, как река.
Друг другу клятв мы не давали:
Что благо в юности, едва ли
Уместно после сорока.
И пусть мы были не остры
В словах и мыслью не кипели,
Но три души, как три сестры,
Обнявшись, плакали и пели…
†††
Пока я не пошёл ко дну,
Одетый в смертную сорочку,
Господь, даруй мне хоть одну
Во мгле мерцающую строчку.
И чтоб, увидев то мерцанье,
Сказали просто и светло:
«Он был поэтом отрицанья,
Но отрицал он только зло».
ПОЛНОЛУНИЕ
Какая полная луна
Плывёт, средь звёзд блистая.
И тишина, и тишина —
Извечная, густая.
Никто не станет возражать,
Что я при русском деле:
Стараюсь душу удержать
В ей надоевшем теле.
†††
Петру Ткаченко
Возвращаюсь с рыбалки ночной,
Диких уток срываю с ночлега.
Я устал и замёрз, как тот Ной —
Капитан и строитель ковчега.
Жутковато в судёнышке утлом
В полной темени плыть наугад.
Но сгущается тьма перед утром,
Это мною проверено, брат.
СЛЕПАЯ
Не видеть света? Бог избавь,
Хоть и бывает свет не белым.
Она шагала среди трав,
И свет зари, казалось, пел им.
Куда она в такую рань
Изгибы тропки повторяла?
Её вела Господня длань,
Она ей слепо доверяла.
†††
Я не бросаю людям вызова,
Пускай безумствуют и впредь.
Но только вместо телевизора
Мне в небо хочется смотреть.
Во мне ни хватки нет, ни удали,
Я миру этому не в масть,
Мне бобылём бы жить на хуторе,
Где только трав и солнца власть.
Пасти овец, а после ужина,
До лунной тропки на воде
Читая Библию, выуживать
Кусочки сыра в бороде.