Трудно, очень трудно живется различным животным на белом свете. Сколько опасностей и страданий приходится переносить им! Сколько врагов и недругов, недоброжелателей и соперников окружает их! Голод, жажда, зной, холод — все это вынуждает их быть осмотрительными, смышлеными и сообразительными, хитрить и лукавить; словом, работать не только ногами, когтями, челюстями и зубами, но и головой. Мало того, им приходится нередко объединяться в сообщества, чтобы общими силами преследовать добычу, отбиваться от врагов. Ну, а где уж дело дошло до дружбы, там скажется и желание помочь слабому, защитить товарища, постоять за всю компанию...
Когда говоришь об уме животных, то нельзя умолчать об обезьянах. Они так забавны и уморительны, так сметливы иногда, что, право, стоит познакомиться с ними поближе. Начнем с проказниц-мартышек.
В жарких густых лесах Азии, Африки и Америки живут целые колонии мартышек. Одна довольно большая компания таких мартышек поселилась как-то неподалеку от деревушки среди зеленых, густо переплетенных ветвей роскошного леса. Был ясный, теплый день. Одна компания мартышек расположилась на деревьях и занята едой: срывают молодые ветки, листья и плоды и уничтожают их с жадностью: видно, что проголодались; другие в это время осторожно крадутся между кустами, в поисках птичьих гнезд с яйцами и птенцами, до которых они большие охотницы; третьи копаются среди пней и корней, доставая оттуда крупных жуков, жирных червяков и другую пищу, которую они уплетают с большим удовольствием. Молодежь занята на дереве играми и развлечениями.
Вот одна мартышка повисла на хвосте и раскачивается что есть силы, стараясь ухватиться передними лапами за дальнюю ветку, ветка оборвалась и зверек ловко соскочил на землю. На нее тут же накинулось несколько ее подружек и давай тормошить — кто за хвост, кто за уши, кто за ноги; поднимается шум, визг, беготня; раздаются шлепки и пощечины, которыми рас¬ходившиеся весельчаки угощают друг друга. Тут акробат-неудачник снова вскарабкивается на дерево, остальные бегут вдогонку — и затевается новая игра: мартышки начинают скакать с ветки на ветку, стараясь прыгнуть как можно дальше и перещеголять друг друга в этом искусстве. Поднимается страшный шум. Те, кто проиграл соревнование, с досадой хватают с земли комья грязи и норовят угостить ими своих соперников. От шума и возни пробуждаются мартышки, которые только что спали мирным сном, удобно устроившись на толстых ветвях деревьев. Они зевают, почесываются и озираются по сторонам, словно не понимая, что это творится кругом, не приключилось ли какой беды и не надо ли улепетывать от нежданного врага. Поняв, наконец, в чем дело, они, потянувшись раз-другой, примыкают к компании разыгравшихся мартышек. Суматоха усиливается еще больше. Только и слышно, как трещат ветки да раздаются тяжеловесные шлепки и затрещины, сопровождаемые криком, резким взвизгиванием и отчаянным ревом тех, кого особенно усердно потчуют затрещинами.
Внезапно раздается грозный клич старого вожака. Только что он сидел на дереве, окруженный своими подругами, которые искали с необычайным усердием живущих в его шкуре паразитов. Поднятая мартышками суматоха, наконец, вывела его из терпения. Медленно спускается вожак с дерева, грозно поглядывая по сторонам и испуская сердитые крики. Едва сошел он на землю, как подвернулась ему под руки самая прыткая из обезьян. Он схватил проказницу за ногу и давай осыпать ее тумаками. Бедняжка подняла отчаянный рев, а осталь¬ные ее подруги мигом присмирели и попрятались кто в кусты, кто между ветвями деревьев. Наградив еще кое-кого из забияк полновесными затрещинами,— после чего покой и порядок восстановлены окончательно,— вожак уцепился передними лапами за хвост мартышки, сидевшей на одной из ближайших ветвей, забрался по ее хвосту, как по канату, на дерево и снова уселся в обществе поджидавших его подруг. А остальные принялись мирно, как ни в чем не бывало, обчищать друг друга от шипов, вытаскивать занозы, утешать особенно пострадавших от гнева вожака, успокаивать испуганных и хныкающих малышей.
Вскоре все угомонились и с наступлением ночи улеглись на покой. Кругом воцарилась тишина, нарушаемая изредка храпом некоторых марты¬шек да сонным урчанием вожака. Ему дремлется, но он старается не уснуть, чтобы караулить своих подданных.
Вдруг вблизи послышался какой-то шорох; меж кустов промелькнули два блестящих глаза: это тигрица осторожно подкрадывается к спящей мартышке, у которой на руках прикорнул детеныш. Вожак взревел благим матом, извещая все общество об опасности. Не успела тигрица опомниться, как мартышки встрепенулись и кинулись вслед за вожаком по пятам уносящего ноги хищника. Тигрица раза два огрызнулась, но почуяла, что ей несдобровать, если только она посмеет вступить в бой с преследующей ее компанией мартышек. Долго еще раздавался сердитый рев вожака и топот его рассвирепевшей команды. Наконец хищник был изгнан с позором, а преследователи вернулись к своему жилищу и расположились — каждый на своем месте. Опять все заснули и спали спокойно всю ночь, пока выглянувшее из-за деревьев солнце не разбудило их.
Настал новый день, принесший обезьянам и их вожаку большое горе. Дело было так. Одна из обезьян отошла слишком далеко от своего семейства. Тут ей повстречался охотник. Он подстрелил обезьяну, взвалил ее на плечи и вернулся к себе в палатку, которая была разбита недалеко от деревни, у опушки леса. Вскоре он услышал какие-то странные крики. Охотник вышел из палатки — и что же он видит? Шагах в пятидесяти от его жилища расположилась целая компания, штук 30—40, мартышек во главе со своим вожаком. Все они злобно посматривали на офицера, делали угрожающие гримасы, отчаянно выли. Вожак был особенно грозен. Охотник вынес из палатки ружье и показал его обезьянам - они поспешили удрать. Один только главарь остался на месте и принялся снова кричать, щелкать зубами, гримасничать. Офицер не понимал, что вожаку нужно, и, пригрозив ему кулаком, ушел в палатку. Между тем вожак продолжал стоять у палатки и вдруг завыл — да так жалобно и горестно. Сжалился тогда охотник над вожаком, вынес из палатки труп убитой обезьяны и положил его на земл. Вожак быстро подскочил к мертвому товарищу, взял труп и потащил его в лес, где его уже поджидала вся команда мартышек...
Не все обезьяны живут обществом, как это делают мартышки. Среди обезьян есть и такие, которые предпочитают жить отдельной семьей. Таковы, например, горилла и орангутанг.
Горилла — самая злая и несговорчивая из обезьян. Самка и самец живут дружно и горячо заступаются за своего детеныша: мать готова принести себя в жертву из-за ребенка, если только ему грозит какая-нибудь опасность. Малыш, пока он еще невелик, очень забавен, смышлен и даже добродушен; но как только подрастает, то делается злым, драчливым и — представьте себе! — глупеет. Вообще не мешает помнить, что все обезьяны в молодости гораздо умнее и добрее, чем в старости.
Взрослые гориллы очень сильны, дерзки, а подчас и просто нахальны. Встретившись с охотником, горилла старается не тревожить его; но не дай Бог, если сам человек раздразнит ее, — плохо ему придется тогда: горилла не побоится ружья, схватит камень, дубинку, ком земли — что попало, и пойдет приступом на своего врага. Если у охотника ружье не заряжено и он станет им обороняться, то горилла вырвет у охотника ружье, скрутит кольцом железное дуло да отшвырнет его в сторону, как щепку; а если охотник и тут не угомонится, то горилла схватит его своими передними лапам и переломает ему ребра, а то и стукнет о землю с такой силой, что тот тут же испустит дух.
Совсем не похож нравом на гориллу орангутанг. Правда, и его можно разозлить и довести иногда до бешенства, но в общем он куда миролюбивее, добрее, и снисходительнее гориллы. Орангутанга легче сделать ручным и научить разным проделкам и фокусам. Чего-чего только он ни научится делать! Вот для примера история одной такой обезьяны.
Поймали ее еще подростком в лесу и продали матросам, которые повезли ее с собой на корабле в Европу. Малыш очень скоро привык к обществу людей и всю дорогу забавлял пассажиров своими проделками: по канатам взбирался на мачту лучше любого матроса, кувыркался на трапеции с таким искусством и ловкостью, точно акробат. Чтобы он не баловался очень и не бездельничал, матросы научили его перетаскивать небольшие вещи, подкладывать в печку дрова, закрывать печную трубу.
Жил он на корабле в большой клетке. Утром, когда наш орангутанг просыпался, он начинал приводить в порядок свое помещение: сначала сложит тюфяк и старое байковое одеяло, потом возьмет метлу, а затем и вытрет пол мокрой тряпкой. Когда все убрано, он поднимается на палубу корабля и приступает к своим забавам: кувыркается, дурачится и катается до тех пор, пока кто-нибудь не пригрозит ему кулаком за бесчинство и приставанье. Тут он угомонится, залезет в свою клетку и на время присмиреет в ожидании, пока не дадут ему есть. Раздается звонок. Все расходятся по каютам обедать. Орангутанг тоже направляется в каюту капитана. Тут за столом, рядом с прибором капитана, накрыто и для него: есть глубокая тарелка, вилка, нож, салфетка, рюмка, нет только ложки. Подают обед, сначала суп с мясом. Орангутанг подвязывает важно салфетку и принимается за суп: берет в руки тарелку, подносит ее к губам, вытягивает их трубкой и выцеживает в один прием всю тарелку супа, затем с помощью вилки и ножа нарезает мясо и ест его вилкой, а если очень голоден, то прямо рукой запихивает себе куски мяса в рот, за что ему нередко достается от капитана, который строго следит за тем, чтобы обезьяна вела себя за столом прилично. Затем капитан наливает ей в рюмку вино: обезьяна берет рюмку, чокается с хозяином, выпивает залпом и протягивает рюмку снова, чтобы ему еще налили вина. Но вот обед кончен.
Орангутанг, не совсем довольный, направляется в кухню, где прислуга потчует его остатками своего обеда, а повар угощает сладким киселем.
С наступлением вечера обезьяна забирается к себе в клетку, стелет постель, вытряхивает одеяло, взбивает тюфяк и подушки, укутывается потеплее и засыпает блаженным сном. И так почти каждый день.
Всем был бы хорош наш орангутанг, если бы не одна страсть, которая в конец загубила его: очень уж любил выпить. Вино, водка, пиво, ром — все это доставляло ему истинное наслаждение.
Однажды ночью, когда все на корабле спали, обезьяна осторожно выбралась из клетки и направилась в буфет, где под столом стояла корзинка с бутылками рома. Добравшись до корзины, она вытащила одну бутылку, разбила горлышко и выпила весь ром; затем проделала то же самое с другой, третьей бутылкой. С ромом шутки плохи: быстро пьянеешь. Удивительно ли, что наш воришка, выпив целых три бутылки рома, совершенно обезумел: стал прыгать, скакать, реветь и бесноваться, словом, поднял такую отчаянную возню, что всех испугал и перебудил.
Когда капитан вышел из каюты, обезьяна, как сумасшедшая, каталась по полу. Наконец она успокоилась и заснула. На следующий день ее начала трясти сильная лихорадка; бедный орангутанг охал, стонал, строил жалобные гримасы. Стали его лечить, но не помогло. Проболев несколько дней, он умер, так и не увидев стороны, куда шел корабль. Труп несчастного выбросили в море...