Данное произведение содержит описание сексуальных отношений между мужчинами. Прошу обратить внимание - и несогласных/негативно относящихся – гоу со странички.
Предупреждение: В главе присутствует сцена насилия.
2. Дима.
Смотрюсь в зеркало c ажурным орнаментом. Старое, еще мамино. Дорогое как память. Когда-то пока мама пчелкой трудилась на работе, я залезал в ее комнату и рассматривал ее вещи. Трогал, иногда мерил, прятал особенно полюбившиеся. Бред полнейший, но когда-то это казалось важным. Это была моя маленькая тайна, позже оказавшаяся, что о ней знало все семейство с дальними родственниками и соседями.
Я знаю, что красивый. Это не хвастовство, это правда. Не зря же я работаю моделью. Хотя согласен. Каких только уродцев на подиумах только нет. Сейчас моден тип «неформат». Когда на фотографиях появляются странной внешности парни, очень похожие на девушек, или андроиды, не различимые по половому признаку. Глупая мода. Мужик должен оставаться мужиком, даже если ты модель и имеешь бой-френда.
В последнее время сниматься стало очень трудно. Да не то чтобы сниматься, это очень даже легко и приятно, если у тебя талант и желание. Что у меня, несомненно, присутствует. Стало трудно соответствовать уровню, пропагандируемому средствами массовой информации и агентами. Я не шлюха. Нет, хотя именно так нас, моделей, и воспринимают. Да и что говорить, некоторые реально этим подрабатывают. И не стоит их за это осуждать. Каждый выживает так, как может, даже если это значит, что нужно залезть в чужую постель. Кто-то находит себе более или менее нормального «папика» и живёт, пока тот сам не сдохнет или его не кокнут конкуренты. Бывает, что поднапрягают жены, и новоявленные любовники с волчьим билетом уходят на «пенсию». И еще повезет, если конкуренты не оприходуют. Как называется «за долги». Такое тоже бывает, хотя, казалось бы, девяностые уже давно позади. И вся страна вышла на новый уровень, а мы как чмо остались там же.
Мне в этом плане повезло. Я подхожу под все классические стандарты модной индустрии. На мне часто останавливается взгляд модельеров. Я модель от кутюр. Как говорит Вий «статичная задница». Высокий, худощавый и высокооплачиваемый. Стройное тело и охрененный, убивающий заказчиков, взгляд. С волосами немного не повезло. Они у меня светлые, так что приходится стричься коротко. Краситься я не люблю. Химия убивает все волосы. Многие, позарившись на «новый цвет сезона», перекрашивались, оставляя на голове цветастую паклю. Восстановить мертвые волосы очень хлопотно. Но в остальном я прямо оживший комплекс неполноценности современной молодежи.
Откладываю зеркало в сторону. Насмотрелся. Подташнивает уже. Моя кожа хоть и чистенькая, но иногда вылезает какая-нибудь зараза на видном месте. Выскакивает и болит. Сцука. Один из таких «сюрпризов» уже почти прошел. Только доставляет немного дискомфорта. Да. Надеюсь, к завтрашнему показу он окончательно исчезнет. А то придется накладывать тонну грима на имеющуюся уже тысячу.
Проведя по тыковке ладонью - расчесал типа, - выхожу из дома. Мне еще миллион и два дела сделать надо. Я занятой человек.
Не люблю больницы. Да и кто их, собственно, любит? Кошмарные помещения и стойкое ощущение безысходной тоски. Тут даже у медперсонала соответствующие скорбные лица. Я уверен, что они его также ненавидят, но уже привыкли. Или смирились.
Прохожу мимо поста, дальше по коридору к VIP палатам. На входе меня уже встречают. Миша и Костя. Телохранители. Хотя меня уже знают, примелькался, но шмонают качественно. Проверяют вплоть до трусов. Правда я и не против. Нет, вы не подумайте, что я озабоченный и готов на все ради больших накачанных парней. Нет. Мне вообще интеллектуальный тип мужчин нравится. Такой, чтоб не просто потрахаться, а еще и об умных вещах поговорить. Зря, что ли, я два высших образования получаю? Здороваюсь и просачиваюсь за дверь.
В палате пахнет лекарствами и тюльпанами, принесенными мною вчера. Вию они нравятся. Я только с ними прихожу, хотя на сто процентов знаю, что сейчас ему до фиолетовой лампочки, какие именно принесли ему цветы.
- Привет, Вий, - голос немного другой. Не такой. Мягкий, обволакивающий, успокаивающий. Кажется, что можно пощупать его, коснуться пальцами.- Вот решил устроить сюрприз и заглянуть к тебе. Как дела?
Подхожу ближе к койке. Вий почти сливается с простынями. Только чуть-чуть синее сероватого белья. Его вообще не узнать. И это понятно. Он как будто иссох. Одни кости. И это не метафора. Есть нельзя, только инъекции внутривенно, так как организм не справляется, протестует. Впавшие щеки и тень щетины на них, почти черные круги под мутноватыми от лекарств и боли глазами. Страшно смотреть. Где в этом безликом существе потерялся мой друг?
- Привет, – прохрипел и тут же закашлялся Вий.
- Ей, ей! Не напрягайся. Я понял, что ты рад меня видеть.
И замолчал, судорожно придумывая тему для разговора и пытаясь не паниковать при каждом его движении, вздохе, тихом хрипе. Мне не о чем с ним говорить. Неуютно, неудобно и… совестно. Ведь я-то сижу тут. Ведь все это время я ходил, бегал, занимался любовью, дышал, а он… Да и за последние полгода так ничего особенного и не произошло. Как будто и не было этого промежутка времени. И… как будто не работал в одной из крупнейших фирм города человек по имени Зиновий Филимонович Шорта. О нем первое время напоминали фотографии, висящие на стенах студии и коридорах, но их сняли, как только закопошились полицейские. Чтоб не отсвечивать все рамки, убрали подальше, а то не дай тебе заказчики имя фирмы свяжут с этим ай каким нехорошим инцидентом.
Я до сих пор не сказал лучшему другу, что его уволили «задним числом». Не смог огорчить. Он был ужасно горд своей профессией. Местом, которое занимал в фирме.
Уроды.
Я знаю, что не виноват, вот только почему-то все равно стыдно за свою полноценность, состоятельность, за то, что я был там и видел его другим. Ведь это я его тогда нашел. Никогда этого не забуду. Я даже не успел добежать до ванной, прежде чем второй раз увидел свой завтрак. Помнится, это была прекраснейшая яичница. Единственный раз, когда мне все же удалось ее не пережарить.
Я тогда чуть умом не поехал. То, что было на кровати, ну никак, даже с натяжкой, не походило на Вия. Белые простыни и кровь, кровь, кровь… Мой друг лежал посреди хаоса, невероятно серый, с закатившимися зрачками и приоткрытыми, словно в попытке вздохнуть, губами. Увидев Вия там, на бордово-белых простынях, я отшатнулся, отпрыгнул подальше, выворачивая свой завтрак на ковер, а потом открыл глаза и уперся взглядом в кусок плоти, некогда бывшей собакой. Психея. Почти разрубленная пополам на бежевом ковре. Рядом валялись красные от крови куски шерсти и мяса.
С тех пор я не переношу вида крови и мяса. Хоть от пореза в жизни, хоть на экране телевизора. Это не смешно. Теперь нет.
Когда я более или менее пришел в себя, тут же схватился за телефон и позвонил куда только можно. Скорая, милиция, МЧС… У меня была самая настоящая истерика. И мне за нее не стыдно. Я ведь не супермен, привыкший спасать жизни. Когда, захлебываясь слезами, соплями и криками, я набирал номера и всхлипывал в трубку, то уже и не надеялся увидеть Вия живым. Он был слишком… мертвым. Как будто жизнь, некогда бившая через край, затухла.
С полчаса я что-то говорил, рассказывал, по большей части ерунду и нелепицу. А потом засобирался домой.
- Поправляйся. Тебя очень не хватает.
Ничего умнее не придумав, сжимаю в руках сухую, тонкую ладонь. Вий очень характерно язвительно хрипит и откидывается на подушку. Прикрывает рукой глаза и тяжело сглатывает. Не верит, или… Блин, опять, наверное, судороги пошли. Хватаюсь за кнопку вызова медсестры.
- Не трожь! Всё нормально, Дим! Я просто устал, – просипел, цепко сжав мою руку.
- Ага. Устал он. В прошлый раз ты тоже устал, а заодно и весь персонал после этого. Щас медсестра придет, помацает попку, сделает укольчик, и ты отдохнешь.
Вий обиженно сложил губки писькой и отвернулся.
Не прошло и пяти минут, как зашла медсестра. За ее спиной маячил Миша. Вместе с ним мы помогли перевернуть Вия, придерживая, пока она делает укол. После вернули его в прежнее положение.
- Пока. Я на днях еще забегу.
Поцеловал друга в сухие пахнущие таблетками губы и кинулся прочь из палаты. Почти кубарем скатился по лестнице, бегом пересек просторный холл больницы и выскочил на улицу.
Несостоявшегося убийцу Вия так и не нашли. Хотя Филимон Богданович поднял на уши все службы города, а также частных детективов и собственную службу безопасности. Но пока ничего не известно. Или же мне просто не говорят.
Душу охватило облегчение. Тяжесть и напряжение, державшее меня все время в больнице, вдруг исчезли. Просто - раз - и уже не так тоскливо. До следующей встречи. Весь оставшийся день я не мог выбросить из головы Вия. Все возвращался на полгода назад, в тот чертов день. С этими мыслями я и уснул.
На следующий день я вышел из квартиры в приподнятом настроении. Меня переполняло возбуждение - как всегда перед показом.
Последняя примерка и окончательный выбор аксессуаров. Полчаса на мэйкап и почти бегом на подиум. А дальше дело техники. Идти и смотреть в объектив камеры. Это только первую тысячу раз страшно, и боишься опростоволоситься, потом все привычней некуда.
Уже позже в гримерке ко мне подошел организатор показа и мой агент с неожиданным предложением. Со мной хотел отужинать один из гостей. Я, видите ли, ему приглянулся.
- Я не думаю, что это поможет моей карьере.
- Не бери в голову, бери в рот, легче сплевывать! Тебе вообще думать не положено! Для этого есть я. Так что через час в ресторане ты будешь улыбаться и послушно кивать. А если надо, и отсосешь, - обманчиво весело произнес Денис, зло сверкая глазами. Еще чуть-чуть, и он снова заведет свою песенку о том, что всем я обязан только ему. И если бы не он, то я так бы и остался одним из многих неизвестных моделек для каталогов.
И я не могу с ним не согласиться. Я действительно очень много достиг, благодаря ему и его связям. С Денисом Ворониным мы познакомились в студии, куда я пришел по рекомендации одной из работающих тогда моделей на съемки для портфолио. Первого в моей жизни. Денис был там по каким-то своим неизменно важным делам. Он увидел меня, подошел и предложил свои, надо подчеркнуть, уже тогда дорогостоящие, услуги. С годами же как мои гонорары, так и его доля только возрастали.
- Нет.
Денис некоторое время молчал, рассматривая меня с таким видом, словно сомневался в моих умственных способностях, а потом бросил:
- Да. Или ты уволен, и мы больше с тобой не работаем. И я обещаю, что в этом городе ты больше не засветишься.
У меня нет оснований ему не верить. Я знаю, что как Денис сказал, так он и сделает. И постарается превратить мою жизнь в ад. Хотя можно и уйти из этого бизнеса, но тут встает вопрос: «Я что, зря, что ли, столько работал, худел и бегал по утрам на кастинги, чтобы сейчас, когда я знаменит и добился всего, о чем можно мечтать, отступить?» И тем более мне никто не запрещает просто уйти. Я всего лишь схожу с гостем в ресторан. Спать с ним я не собираюсь.
- Иногда я думаю, что ты делаешь это специально. А иногда уверен, что ты делаешь это специально, - задумчиво проговорил Воронин и направился прямо по коридору, зная, что я послушно пойду следом. Сунув руки в карманы и ссутулившись, я пополз за ним.
Как только я увидел этого настойчивого гостя, то сразу понял, что будут проблемы. Не то чтобы мне был так уж интересен его внешний вид - но все же мужчина был достаточно высоким, чуть ниже меня, полноватым, но не успевший еще заплыть жиром. У него были жадные голубые глаза, наблюдающие за мной в течение всего ужина. Тонкие, властно сжатые губы и острый подбородок . Он вообще был мерзкий и… какой-то скользкий.
Его звали Калинин Илья Иванович, и он был кандидатом в депутаты госдумы А значит, не понимал слова «нет». И об этом я узнал почти сразу после сказанного мною рокового слова. Никак не думал, что он примет столь радикальные меры для моего согласия.
Я не уловил движения, и обжигающая боль в солнечном сплетении заставила меня согнуться пополам, рухнуть на колени, хватая ртом воздух, не желающий проталкиваться в легкие. Когда Калинин схватил меня за плечо и резко дернул вверх, в руке что-то отвратительно хрустнуло, и ее свело судорогой. Я взвыл.
Тут подоспели его мордовороты. Меня смяли, поволокли к выходу, где нас уже ждала машина. Затолкали на заднее сидение и повезли куда-то. Я отчаянно дергался, пинался и вырывался и кричал. До тех пор пока меня не успокоил удар в живот.
Потом меня впихнули в какую-то комнату, где оставили один на один с этим высокопоставленным маньяком. Далее была бессмысленная драка, когда, пытаясь оторвать Калинина от себя, я ударил его кулаком в грудь. Придурок охнул, но успел ответить, и я получил кулаком в лицо. Приложившись головой о стену, я потерял ориентацию в пространстве и только и мог, что закрывать руками уже пострадавшее лицо от неумолимых ударов взбешенного маньяка. Урод бил дальше. Сильно. Жестоко. Я хрипел и сжимался, пытаясь отползти. Он избивал меня до тех пор, пока я не перестал подавать признаки жизни. Лежал на полу и не мог пошевелиться.
Пребывая в своем маленьком полном боли мирке, я даже не сразу осознал, что ноги резко раздвигают. Рывком стягивают брюки и без всяких церемоний меня насаживают на член до самого основания. Калинин разорвал мой зад до такой степени, что во время движений раздавались хлюпающие звуки. Сказать, что я кричал, это не сказать ничего. Я орал. Вопил от боли. Давился криком. Из глаз ручьем текли слезы. А дальше меня еще раз избили. В наказание.
Позже я лежал, скрючившись на разобранном диване. Из глаз все еще текли слезы. Непроизвольно. Иногда тело начинала бить мелкая дрожь, и меня всего трясло, даже зубы предательски стучали, так что приходилось закусывать и без того разбитые губы. Было ужасно чувствовать, как по бедру стекают сперма и, наверное, кровь. А еще очень больно. Кожа словно горела. Внутренности тяжело ныли, сокращаясь.
Кошмарно больно.
Как только у меня получилось встать на дрожащие, подгибающиеся ноги, я обшарил комнату на нахождения любого оружия. Не удостоенная нормальной мебели комната, где были лишь диван, старый, без ножек, и металлический стол. Мне с трудом, но все же удалось отломить от дивана подлокотники. Да и другого ничего не было. Когда урод пришел в следующий раз, я встал у двери и приготовился для удара, взяв палку на манер бейсбольной биты. Но у Калинина была слишком хорошая реакция. Перехватив самодельную биту, он оттолкнул меня обратно в глубь комнаты и с яростью избил своим же оружием.
Когда маньяк наконец понял, что на добровольной основе от меня ничего не получишь, он начал меня колоть. Да. Он посадил меня на иглу. Я не знаю вообще, почему говорил «нет». Это было единственное слово, которое я еще помнил. Нет, конечно, у меня была мысль о том, чтоб согласиться. И вроде ладно, притерпится, но тут же вспоминалось все «самое хорошее» и с губ вновь срывалась упрямое «нет».
Когда он меня не колол, или действие наркотика кончалось, мне казалось, что под кожей копошатся миллионы насекомых, в венах бьются тысячи опарышей. Как в клипе известной рок-группы. Только теперь все имело сумасшедший привкус реальности. Иногда вместо насекомых я тонул в черной липкой жиже, похожей на ртуть. Меня клевали вороны, сверкая жуткими черными блестящими глазками. Было чертовски страшно. Я сходил с ума. И мой похититель знал об этом.
Меня постоянно били. Жестоко, но так, чтоб можно было не сдохнуть во время процесса. Иногда я часами, днями отлеживался после них. В редкие моменты, когда Калинин куда-то уезжал.
В комнате, где меня держали, ужасно пахло. Спертый, пропитанный кровью и потом воздух. Заляпанные простыни и грязный пол со следами подошв. Никогда их не забуду.
Однажды я проснулся от сильного удара. Не сразу сориентировавшись, все еще пребывая в лапах Морфея, я упустил шанс закрыться, защитить хотя бы лицо. А потом был град сильнейших ударов. Я захлебывался от каждого из них. Изо рта пошла кровь, невыносимо сильно сдавило грудь. Я сжался весь, пытаясь прикрыть голову и отползти. И с каждым ударом думал: «Вот и всё, вот и все».
Я уже и не надеялся вернуться живым. Намного позже я узнал, что пробыл у маньяка четыре месяца. Четыре очень долгих месяца.
Меня нашли в канаве рядом с железнодорожными путями. Там я пролежал три дня, прежде чем меня увидел оператор-ремонтник.