Свободная любовь

Павел Белорецкий
               

I

Пошёл уже третий год, как мы обвенчались с моей супругой Варей. Мы не любили друг друга, но поженились на обоюдовыгодных условиях.
Варвара была из провинции, из незнатной, но очень богатой семьи промышленника Хватова. Отец её, в прошлом крестьянин, разбогатев, выкупил себе и своей семье вольную, и теперь поставил дело на широкую ногу. В приданное своей единственной дочери он отписал два завода, лесопилку и сколько-то тысяч серебром и в облигациях. Одним словом это было то, что необходимым оказалось для поправки дел моей крайне обедневшей семьи.
Варя же, в моём лице, приобрела определённое положение в светском обществе Петербурга и, наконец, имела возможность переселиться жить в столицу, где у нас был большой дом на Мойке, а её отец, несмотря на своё достояние, так и не удосужился приобрести в  Питере  и квартиры.
Моя мать, вдова графа Рокова, была женщиной приличий. Всякий раз она рассказывала нам истории, в которых она не позволяла себе с молодыми людьми её юности даже нескромных взглядов.
Наш alliance с Варенькой поначалу насторожил её отсутствием у девушки родовитости, но, прослышав о приданном, она начала излагать свои широкие взгляды, мол, цвели бы настоящие чувства и всё было бы прилично.

Мы с женой заняли весь верхний этаж в левом крыле нашего трёхэтажного дома. В правом же крыле занимала несколько комнат моя, тремя годами младшая, сестра Арина - двадцатилетняя девица, ненавидящая даже саму мысль о замужестве, зато обожающая лошадей и проводившая всё свободное время в манеже. По мнению маменьки, это было не прилично и частенько, из-за вольности дочери, она лежала с "сердцем", отчаявшись выдать её.
С моей супругой Арина быстро подружилась. Варя, выросшая в провинции, лошадей знала очень хорошо и верховой ездой владела отлично. Почти ежедневно девушки вместе отправлялись на конные прогулки, что собственно, мне было на руку. Сие обстоятельство избавляло меня от необходимости всё время проводить в обществе жены, к  которой я был равнодушен. Мы не успевали надоедать друг другу, потому наш брак был крепок и строился лишь на взаимном уважении и чувстве ответственности по отношению друг к другу.


                II

Это лето (непременно согласовав с супругой), я провёл в путешествии по Европе – Стокгольм, Париж, Рим, Вена. К подобным вояжам Варенька не испытывала особого интереса, и потому я предложил ей просто поехать на минеральные воды, а что бы не было там одиноко, взять в компанию к себе Арину. Девушкам эта идея пришлась по душе, а maman* сочла это вполне приличным.
Моё турне было более продолжительно. Потому, к моему возвращению Варюша уже встречала меня поправившаяся и розовощёкая.

- Как твои дела, дорогая? – спросил я, нежно целуя её в щёку, когда бурная встреча меня домашними миновала, и улеглись расспросы о моей поездке. Мы пошли на свою половину.
- Хорошо, - простодушно ответила Варя, и её, не сказать чтобы красивое, но милое, приятной округлости лицо, заискрилось почти ребяческой весёлостью, - А у нас новость, Пётр, - она взяла меня под руку, повела в приуготовленную специально к моему приезду ванную.
- Какая же?
Девушка отойдя за ширмы стала принимать мою одежду. Я погрузился в воду и, нежась в лохматых шапках ароматной пены, обратился вниманием к жене.
- К нашей Арине просватался один молодой человек, и она склонна сказать "да".
Если бы я узнал, что у Арины выросли ослиные уши, я, наверное, удивился бы меньше, зная по этому поводу твёрдую непреклонность моей сестры.
- Очень приличный господин, - продолжала щебетать Варвара,- француз лет тридцати, богат, и намерен перевести свои капиталы сюда, так как оказался покорённым Петербургом.
Не переставая удивляться, я услышал, как Варя побежала в комнату и вернулась чем-то шелестя.
- Вот, - сказала она, протянув ко мне за ширмы руку, - я принесла тебе его дагерротип. Мне дала его Арина.
Я принял карточку и... не поверил своим глазам! Не в силах что-либо произнести, я вернул снимок и поражённо поёжился в тёплой воде.
- Заканчивай ванну, а я пойду, переоденусь. Сегодня вы познакомитесь за обедом. Его специально пригласили зная, что ты приезжаешь. Я надену гранатовую брошь, что ты подарил мне на нашу последнюю годовщину.
Варвара ушла. Стало тихо. Я знал этого человека. Я закрыл глаза и, вытянув ноги, постарался расслабиться. Воспоминания полетели в голове вихрем.


    III

Всё произошло двумя месяцами раньше. Из Парижа я уже собирался уезжать в Рим, следуя намеченному маршруту своего вояжа.
С этим господином мы сошлись совсем случайно, познакомившись в Тюильрийском саду. Звали его Жаном д'Арнье. События развивались чрезвычайно стремительно, благодаря которым я задержался в Париже ещё на полторы недели.

Да, есть у меня такая особенность. С ранней юности, как только в молодой груди развилась способность испытывать гаммы лирических чувств, я обнаружил, что нередко эти чувства оказывались обращены к таким же молодым юношам, как я. Но никогда прежде у меня не было столько стремительно развившегося романа с человеком, которому бы я отважился прямо сказать через несколько минут знакомства о своих намерениях по отношению к нему. Это возможно было только во Франции, в общении с настоящим французом. В России это нашли бы крайне пошлым и даже сочли бы за оскорбление. Там же это были полторы недели головокружительной жизни, совершенно особенных впечатлений, которые можно испытывать лишь при мужской дружбе. Этот вихрь эмоций захватил с головой. Я был влюблён, если не сказать больше. Жан признался мне в том же, добавив лишь, что не может отпустить меня в Россию. Но ехать мне было необходимо.
Я ещё пошутил тогда, что у меня есть родная сестра и, если он хочет быть ближе ко мне, то пусть сам приезжает в Россию и женится на ней. Мы будем жить в одном доме и сможем быть вместе всякий раз, когда захотим, ни у кого не вызвав подозрений. И вот он здесь. Не ужели он решился на это безумство?
Спустившись вниз, мы с Варей прошли в большую светлую столовую, в которой за длинным столом, под огромной хрустальной люстрой сидела моя мать, Арина и Жан. Тут же находился наш камердинер Филипп. У стола суетился лакей.

- …et jamais*, - говорила по-французски maman, - я не позволяла себе с ними даже нескромных взглядов.
Жан смущённо улыбался.
Когда мы вошли, меня представили Жану. Естественно ни я, ни он не подали виду, что мы знакомы.
Варвара мило улыбалась, гордясь дорогой брошью, которая выгодно смотрелась на её  платье апельсинового цвета, а я не переставал теребить манжетку фрака, пытаясь заметить что-нибудь в лице Жана, но он даже не смотрел на меня. Мне стало досадно.
Однако, после обеда улучив момент, он сам подошёл ко мне в курительной, когда дамы удалились в музыкальную.

- Жан! – не удержавшись воскликнул я, завидев его.
- Pier. Я поступил так, как ты предложил мне и, надеюсь, я доказал, что хочу всегда быть с тобою.
- Но каким образом тебе удалось уговорить сестру согласиться на ваш брак? – недоумевал я.
- Это было не сложно. Ей очень хотелось иметь свою квартиру в Париже, она получила её. Я же сослался на то, что обожаю этот город и давно хотел поселиться тут, обзаведясь красавицей женой. Впрочем, я пообещал, что не стану ограничивать её свободы. Главное, чтобы мы обоюдно уважали честь и достоинство друг друга. Она согласилась, чему посодействовала, надо сказать, и ваша матушка, уже не чаявшая устроить свою бесшабашную дочь, и ухватилась за эту возможность. В общем, наш брак с Ариной нам обоим выгоден.

Поверить в происходящее было невозможно. Однако, так всё и вышло, как нам хотелось. Едва была отыграна свадьба, Арина с Варварой уезжали в манеж, и мы с Иваном (как его теперь называли все домашние) были предоставлены себе.
Что за жизнь началась. Мы просто потеряли головы. Я уже не представлял себе, как я мог раньше жить без этого человека. Он был мне необходим. Я его любил его! Невозможно описать, чтобы выразить всё то, что тогда ощутил я. Так прошло около полугода.


                V

Однажды вечером, вернувшись из Парижа раньше намеченного, куда я сопровождал Ивана по его делам, мы простившись в тёмном лестничном коридоре, разошлись каждый в свою половину. Я предвкушал, как удивиться Варя, увидев меня нынче. Не создавая шума, я открыл дверь нашей спальни и …
О, Боже! Девушки отчаянно завизжали и прикрылись кружевными  думками.

- Пётр! – воскликнули Варвара и Арина одновременно. – Откуда ты здесь?
- Что тут происходит? – вопросом на вопрос ответил я.
- Арина, что ты делаешь в моей спальне с Варварой? – я был ошеломлён.
Наступила неловкая пауза.

Первой опомнилась Варя. Она стала серьёзной и видя, что поправить тут ничего нельзя, плавно соскользнула с кровати и накинула на плечи розовый капот.
В коридоре раздались торопливые шаги, и в комнату вбежал Иван.
- Кто здесь кричал? – тревожно спросил он и остановился рядом со мной обескураженный.
- Арина? Так вот ты где... - спросил он рассеянно,- а я тебя ищу везде.
Арина тоже дотянулась до капота и накинула его.

- Да, представьте себе, – с жаром сказала Варя, наливая себе воды, - да, мы с Ариной любим друг друга и уже давно.
- Что? – переспросили мы с Иваном хором.
- Вы должны к этому отнестись философски, - поддержала её Арина. – Всем нам известно, что браки наши весьма условны, потому не надо разыгрывать драму. Давайте просто разойдёмся и ляжем спать.
- Вы любите друг друга, - проронил Иван почему-то по-французски, - Ну что ж, драмы не будет, - сказал он понемногу приходя в себя.
- Раз дело обстоит так, я должен сказать, что мы с Петром тоже давно любим друг друга. Теперь не имеет смысла скрывать это – Иван опустился в глубокое кресло.
Теперь изумились женщины.
- Это правда, Пётр? – воскликнула Варвара.
Арина, усмехнувшись, взглянула на меня, потом на Жана.
Я стоял, не зная ни что сказать, ни что я должен делать.
- Ну, вот и чудненько, - наконец сказала Арина, - Всё складывается даже удачнее, чем я предполагала.
- О чём ты? – спросил я.
Иван и Варвара также вопросительно взглянули на Арину.
- Ну, как же? – она, намотав волосы на пальцы, ловко подколола их на затылке и, лучше запахнув капот, опёрлась о спинку стула. – Раз я люблю Варю, а Иван любит Петра, так и давайте соответственно и будем жить.

Сказано – сделано. Поутру, за завтраком все лукаво перемигивались и шептались к большому неудовольствию maman, которая в конце концов не выдержав воскликнула:
- Так вести себя за столом не прилично!
Камердинер Филипп, неизменно присутствовавший в столовой, утвердительно кивнул головой.

К полудню, на третьем этаже графского дома Роковых заскрипели половицы и захлопали двери. Горничные, бегая из моей спальни в комнату к сестре, весело улыбались друг другу, суетились перенося вещи, гадая что будет дальше.
Решено было Варваре переселиться на половину Арины, а мы с Иваном оставались жить в моей спальне.

Maman была в обмороке! Престарелый Филипп, поминая седины покойного графа, обмахивал хозяйку и подносил нюхательную соль к её носу.
Когда все перемещения были окончены, мы, довольные собой, собрались в гостевой зале, возле maman, которая зашлась в чихании.
- Но это же … чхи!… Это же не прилично! – стонала она.
Мы, как могли увещевали её о современных взглядах, что так жить почти модно; а Жан рассказал, что половина Парижа живёт в таких альянсах.
Наконец, графиня привстала на кушетке и, обведя присутствующих скорбным взглядом, задумалась. Тут в её заплаканных глазах промелькнула мысль, которой она даже улыбнулась и вдруг сказала:
- Ну что ж, раз так, хватит думать о приличиях. Будем жить современно.
И с этого времени камердинер Филипп переселился жить в спальню графини.

Да здравствует свободная любовь!




(жду ваших отзывов :))Спасибо)