Достоевский. Бесы

Дмитрий Литвинцев
Бесы

Бывают книги, как глыбы. Придавит такая, пищишь, стонешь из под неё и не выбраться. Да и не охота, если честно. Почему? Быть может из свойственного каждому русскому садомазохизма, а может причина всё в той же притягательности трагического (кстати одно другого не исключает). Чорт его знает.
Вообще писать рецензии на Достоевского – это почти тоже самое, что писать рецензию на Библию. Дело тут не в нахальстве, а скорее в переоценке собственных сил, но пытаться осознать, что же ты прочитал нужно. Полезно. Особенно в письменной форме. Структурирует мысли по поводу, да и может кому интересно будет прочесть,  пусть даже и себе самому по прошествии времени.
Брался я за «Бесов», несколько раз, дошел до конца, только сейчас. По двум причинам. Во-первых, композиция. Не то чтобы она неудачно построена, нет, скорее, она требует терпения. Для молодых людей, оно несвойственно, как известно. Ведь посмотрите, что происходит. Автор довольно долго погружает нас по уши в  хм . . . атмосферу. Через бесчисленные знакомства, хождения туда-сюда, умничания персонажей, соббсно, сюжет как таковой начинается с бала (т.е когда процентов 80 произведения уже позади). Правда, «начинается» - тут неправильное слово. Сюжет (как сейчас говорят «движуха») не начинается, он обрушивается на читателя, уже привыкшего к размеренности повествования. Разумеется - это нехитрый писательский прием, но такая форма донесения текста, как нельзя гармоничнее соответствует своему содержанию, производя среди читателя эффект не то чтобы разорвавшейся бомбы, да тут мозги повсюду разбрызганы. И читательские и героев да и писателя, чего уж там.
Кстати о мозгах. Трудно читать книгу не только из-за сложности формы. Главная проблема – содержание. Когда её читаешь, как будто в болячке глубокой и порядком загнившей ржавой скрепкой ковыряешься. В болячке коллективного бессознательно – сознательного, которое «русской ментальностью» называется. Я все время удивляюсь иностранцам, которые говорят, что любят Ф.М. Ребята – эта литература не про вас, не о вас, вы никогда ее неспособны были понять и читаете должно быть для того лишь, чтобы на русскими поиздеваться. Это как здоровый никогда не поймет больного, сытый – голодного, нормальный – психа. Мы по разные стороны решетки. Кстати кто из нас по правильную – хороший вопрос (вспоминая всем известную палату). Быть может мы и дешевнобольные, но ето по крайней мере подразумевает наличие души. Но это всё лирика.
Знаете, что самое страшное? Даже не то, что за 150 лет в нашей ментальности не изменилось ни-че-го, что я, взяв любого из персонажей романа, могу ему найти точное соответствие в окружающей меня ныне действительности, на любом политизированном и-нет форуме (они у нас почти все, кстати, политизированные): те же типы, те же мысли. Я конечно про патологических персонажей. Правда там традиционно для Достоевского почти все паталогические . Сплошное самоедство. И русофобствующие либералы и не менее людоедские социалисты.  И те и эти сплошняком и ныне представлены в нашей общественной жизни. Удивительно, как такая нация, столь бескомпромиссно себя ненавидящая вообще умудряется столько времени выживать.
 Это страшно, но не очень. В конце концов, эти герои, выписаны Достоевским в достаточной степени архетипичными., так оно задумано было.  Это и последний «лишний» в русской литературе 19 века Ставрогин, это злобная гадина Верховенский младший, это не знающий куда себя приложить Кириллов, который отрицая Б-га,  ближе всех героев романа к Нему подошел. Они (герои эти) кстати наверно потому все так дружно ненавидят Б-га, что завидуют ему безмерно.  Трудно самих себя в свиней загнать и по эстетическим соображениям и с технической точки зрения. Да и с обрыва прыгать сыкотно.  Завидуют,  с какой легкостью это у Иисуса получилось. Впрочем, с другой стороны, если Б-га нет, то вопрос превращения себя в свинью при должном усердии необратим и логически предопределен.
Даже в целом нейтральные персонажи, типа барышни Лизы, действительно хм… бедной, старшего Верховенского – этакого карикатурного либерала, не могут не внушать жалости и если хотите ужаса. Почему ужаса? Да потому что любого из них хоть сейчас на бутерброд нашей жизни мажь. Ничего не поменялось.
Но, как я говорил, страшно даже не это, страшно другое. Страшно то, что ничего и не поменяется. То, что предсказал Достоевский для начала 20 века: как случится революция, с какой малости, с какой гадости она начнется. Кто ее будет делать, что совершится она вопреки здравому смыслу и необходимости, вопреки естественному ходу истории, просто потому что мы такие. Потому что одним скучно, а другие бояться выглядеть плохо, третьим же просто на всё положить. А четвертыми, тупо жрать нечего.  Так вот то, что он предсказал тогда, оно потом свершилось не только в 17-18, но и в 91, и еще не раз с нами произойдет. Почему? Да очень просто. Слишком много в нас слабости, пустоты и скуки. Из-за слабости власти мелкие подлецы типа Петра Верховенского становятся революционерами и властителями дум. Не из-за свойств характера каких-то исключительных. Их само общество, провоцирует на это, своей глупостью, и инфантилизмом. Из-за скуки таких как Ставрогин, Печорин, Онегин, в массы вбрасываются совершенно безумные идеи. Которые, как известно живут уже сами по себе, будучи раз произнесенными людьми, которых почему-то уважают, неважно даже почему. Может потому что им много дадено, а они это на ветер – это знаете у нас, русских такой особых шик. Всё просрать. Красиво.
И никакое общественное устройство, никакая система не способна что-то изменить. Всё тот же человеческий фактор. Не зря через такой «симпатичный» персонаж, как Шигалев, Федор Михайлович исключительно зло постебался над разными теоретиками: от Платона до Фурье. Шигалев всего лишь довел их идеи до логического конца.  Кстати, идеи общественного устройства по Шигалеву  ничем особенно от национал-социализма не отличается. Любая насильственная, да и естественная стратификация социума рано или поздно приведет к чему-то подобному. Ф.М. прямо-таки открытым текстом кричит, что в условиях, когда  «других людей у меня для вас нет» бесполезно переделывать мироустройство, результат будет тот же. Из говна конфетку можно сделать только в анекдоте. Говно будучи залитым в изысканную, причудливую форму, пахнуть розами не будет.
Это кстати к вопросу, почему у нас социализм не удался немного. Мало внимания уделяли собственно человеку.  Его воспитанию. Думали вот создадим систему, она уже сама воспитает. Не воспитала. Просто потому что и воспитывать соббсно было некому.
 А энтузиазм, такая штука, которая как спирт, либо его выпьешь быстро, либо сам выветрится, кстати, тоже таки довольно скоро (всё таки двадцать атомных слоев в секунду испаряется).
Знаете, вообще, существует две модели отношений индивида и власти. Первую можно назвать так : «Государство – это я» . Мы, общество, совокупность индивидов – не отделимы от гос-ва, мы его суть и всё что с ним происходит, происходит с нами, а значит нас касается. Т.е. нас касается всё, что происходит на нашей улице, в нашем подъезде, в нашей стране. Вторая модель, над которой Достоевский постоянно издевается в своих романах : «Государство – это они».  Не я, не мы, а – они. Есть власть и есть народ. Два полюса, два измерения.  И никак они друг с другом не пересекаются. В «Бесах» он прекрасно над этим постебался да хотя бы самой идеей и хм… реализацией идеи «бала для гувернанток». Такая система подразумевает постоянное, в том числе и скрытое противоборство властных структур и различных народных групп. Понятно, что это ведет к разрушению общества.  Что и происходит в нашей истории постоянно. Но мы никак не выучим этот урок. Никак не поймем, что власть дается человеку не только и не столько для личного блага, сколько для блага общего. И только так можно выжить всем, в том числе и тем у кого власть. ОГПУ помниться и из Парижа доставляло на Родину врагов народа. Да и в какой-нить Мексике получить ледорубом по лбу тоже мало приятно. Т.е. пока тут что-то в нашем сознании не сдвинется, не поменяется ничего и в нашей жизни. Вообще. Никогда.
К этой мысли: «Люди одумайтесь, наша тройка летит в тар-тарары»  Ф.М. подходит как бы с двух сторон. С идейной, намеренно зло пойдясь по мыслишками социалистов утопистов через Шигалева и Верховенского. И с личностной, с харАктерной. Он очень обстоятельно раскрывает «облика морале» господ революционеров и тех, кто по идее должен был бы им противостоять в лице местной власти. Даже грубо, наглядно схематически описал, как складываются «революционные группы».  Показал, идя одновременно от идеи и от характера. Показал что и идейки-то гнусны и инструментарий для их воплощения. . .  Совершенно потрясающий эффект.
И все же воспринимать «Бесов» только и исключительно как пасквиль на ту Россию и Россию эту (а быть может и будущую) я бы не стал. Достоевский тем и хорош, любим и почитаем, что пишет он всегда и прежде всего о человеке, о том, как и почему люди действуют так или иначе, приходят к тем или иным решениям и мыслям. И тут замечательно описана психология и технология преступления, процесс уничтожения личности через вымывание ее нравственных основ, через каждодневные маленькие подлости, как там говорил один неглупый человек: «Порядочный человек это тот, кто делает гадости без удовольствия». Так вот и получается, сначала без удовольствия, потом с удовольствием, а потом и всё равно. Причем, показана эта ситуация на разных примерах, доходчиво и живописно. Сильных, прошибающих образов хватило бы и на пять романов.
Но знаете, я не то чтобы попенять хочу, Федору Михайловичу (соббсно никакого морального права упрекать автора у меня нет, да и желания тоже), скорее посокрушаться . . . в пространство. Не могу не отметить,  что романы его надо бы читать в нежном возрасте не только эстетики ради, сколько в воспитательных целях, чтобы мозги на место ставили, но читать их в этом возрасте решительно невозможно. Они так написаны. Они рассчитаны на взрослого сложившегося  читателя, для которого многое уже, увы, поздно. А потому, многие вещи, до которых доходишь сам и слишком поздно, будучи прочитанными, воспринимаются, знаете, с некоторой горечью, типа того: «Родной, а где жи ты раньше был и где был я» . Впрочем, это ведь не проблема писателя, правда?

25.01.2011