Семь смертей или вечности свойственно заканчиватьс

Кирилл Бабий

Декабрь 2009 - Май 2010, Донецк, Харьков, Одесса.

Семь смертей или вечности свойственно заканчиваться

Глава 1.

Уже не ранним весенним утром из перехода поднимался молодой человек. Неспешной уверенной походкой он прошёл немного, осматриваясь по сторонам. Народу было мало, в его сторону смотрело ещё меньше. Он достал из папки атлас города, отыскал нужные страницы, прикрывая его спереди и сбоку папкой, а сзади своим телом от ветра, но больше от ненужных, в особенности милицейских, глаз. Оторвал взгляд от схемы, провёл вокруг, сверяясь, опустил обратно, приблизительно намечая и запоминая маршрут, закрыл книжечку и спрятал её назад в папку. Несколько элементов одежды - довольно тяжёлые широкие джинсы, плотная рубашка навыпуск с коротким рукавом и повидавшие не одну сотню километров кроссовки - с оболочкой для души в себе продолжили движение по улицам. Парень отметил, что симпатичных молодых девушек здесь намного больше, чем в его районе. Он направлялся к окраинам.

Молодой человек жил в этом городе с июля прошлого года, когда, после выпускных школьных экзаменов, они с матерью переехали сюда, где он поступил в местный университет. Поначалу всё было замечательно и ему нравилось. Но после сессии и ещё сильнее в начале весны, он больше не находил себе места, стал нервным, слабел морально. А с середины марта сформировалось устойчивое желание, исполнение которого придало бы ему сил. Его родной город представлял собой несколько административно соединённых посёлков, между которыми, внутри города, зачастую было по несколько километров леса и полей. Здесь же весь город был - асфальт и камень, и он очень хотел посидеть на сырой земле, покрытой зелёной весенней травкой, на лесной поляне, получить сил от матушки-природы. Парень тщательно исследовал свой район на предмет выхода в большой мир - город в этой части, как крепостной стеной, был всюду обнесён гаражами, за которыми тянулись, окружённые заборчиками, зачастую из колючей проволоки, частные огороды. Неудивительно, что в час-пик десятиполосный проспект в центре стоял закупоренный. Проблему можно было решить очень просто - снести хотя бы половину из этих гаражей. И вот, он отправился на другой конец города искать выхода там, тем более, что недавно прочитал книгу великого педагога и менее великого писателя, в которой часть действий происходила именно в этих местах.

Парень подходил к кладбищу, за ним должен был начинаться лес. Он пошёл через кладбище. Принятое здесь умилённое печальное молчание нравилось ему. Кладбищенская дорога перешла в лесную грунтовую, которую хотелось окрестить просекой. Молодой человек прошёл мимо нескольких милых подходящих местечек умышленно - тянуло отойти подальше. На выбранной поляне плавно опустился на холодноватую землю. Солнце светило ярко, но нежно, по-весеннему, время от времени поддувал одновременно тёплый, свежий и прохладный ветерок, по небу плыли редкие белые нежные и добрые барашки, было не по-апрельски тепло. До чего же хорошо вот так вот лежать под защитой русской земли-матушки. Он сидел, потом курил, затем лежал, снова сидел, читал книгу, разок отходил излить отработанные организмом жидкости. Было хорошо и не хотелось уходить, да долго и не нужно было.

Молодой человек медленно шагал по конечной станции метро, он слышал, как ушёл его поезд и до следующего можно было не торопиться. Парень стал во втором или третьем ряду чистого коридора между двумя запылёнными частями пола. Уставился в перечень станций, размышлял в ожидании. Хотя был одним из первых, не стал садиться, а сразу занял место второй категории: стоя у неоткрывающихся дверей, к которым можно, хотя и запрещено, прислониться. На третьей станции прямо перед ним стали, изредка разговаривая, две молодые женщины. Двери закрылись, вагон стал разгоняться. Сначала у парня в глазах плавно, но довольно быстро побелело и в ушах нарастал то ли звон, то ли писк. Потом белое в глазах незаметно перешло в темноту или пустоту, а дикий звон так же незаметно в тишину или отсутствие звуков. Ушло всё. Ощущений нет никаких: ни осязания, ни обоняния, ни вкуса, ни зрения, ни слуха. И тела нет. Остались только мысли. Мысли и страх. Что-то подобное в его жизни, в детстве, однажды уже было; он называл это голодным обмороком, но тогда дело дошло только до звона и белого экрана. Сейчас главная мысль была: может быть, я умер? И от этого было страшно. Нет, он боялся не смерти, а до этого он был и вовсе уверен, что смерти не испугается, особенно если погибнет за что-то стоящее, например, спасёт кого-то. Страх был другого рода. Во-первых, где-то там, в вагоне метро, осталось его тело; а во-вторых, неужели, больше ничего не случится, неужели, уже всё, а он ничего не успел, да и глупая какая-то смерть, если это она.

Это было недолго. По крайней мере, перерывов в мыслях не было, хотя он и старался их не делать: он испугался, что если ничего, кроме мыслей, нету, то, если перестать думать, то можно потеряться в этой безграничности. Потерять и последнее - мысли - было бы обидно.

С какого-то момента мир начал возвращаться: сначала белое в глазах, оглушительный писк в ушах; потом стало возвращаться самое ненужное - ощущение тела; сквозь писк начинали различаться шумы, метро, жизнь, в середине белены появилось окошко, из которого были видны силуэты. Рядом, на сидении, лежала папка; сидевший возле неё мужчина взял её в руки и неуверенно протянул, его губы пошевелились. Молодой человек по-прежнему стоял на ногах. Он узнал свою папку. В конце прошлой жизни она была у него в руке, как она оказалась на сидении он не знал. Двух женщин, стоявших перед ним, уже не было. Народу в вагоне было гораздо меньше, значит, пятую станцию уже проехали. Папку парень взял сразу же, отдал приказ губам, языку и связкам сказать "спасибо"; губы пошевелились, но он ничего не услышал, хотя, наверно, сказал. Поезд остановился; шестая станция - самая безлюдная на всей ветке. Парень вышел и протянул своё тело к ближайшей лавочке, сел на неё, прислонившись спиной в одной лёгкой рубашке и головой к холодной мраморной колонне. Молодой человек достал носовой платок, но пока держал в руке.

Подошла женщина, села рядом. Он уже всё видел и почти всё слышал, обливался потом, хотя тело было холодным. Сперва парень подумал, что она захочет вручить ему какую-нибудь рекламную бумажку, затем предположил, что она сейчас спросит, не хочет ли он поговорить о боге - это было бы как никогда к месту. Третья догадка заключалась в том, что эта женщина - ведьма, и именно она осуществила на него энергетическое давление, из-за которого у него был приступ. По четвёртому домыслу она была его ангелом-хранителем, который защитил, или, если не защитил, то пришёл после критического момента проверить, всё ли с ним в порядке. В прошлой жизни молодой человек в перерывах между тяжёлой классической литературой любил почитать приключенческую фантастику или фантастические приключения.
Тем временем, ещё недавно странно на него смотревшая женщина встала и, как ни в чём не бывало, пошла к подъезжающему поезду. В руках у неё был пакет с логотипом большого недорогого гипермаркета, который стоял над ними, он сам периодически делал в нём покупки. Женщина всего лишь добиралась из магазина домой, она уехала в его направлении. Парень в этот поезд не сел. К приходу следующего он уже почти пришёл в себя. Туловище, пошатываясь на двух столбиках, переместилось в вагон, голова отправилась следом.

Молодой человек приехал домой, поднялся, позвонил. Дома была его мама, потому что была суббота. Суббота для него была рабочим, точнее учебным, днём, в отличие от понедельника.
- Лапшу с котлетой будешь?
- Нет, буду молоко с булкой, - аппетита действительно не было.
- Как дела в школе? - университет она тоже называла школой, как, впрочем, иногда и свою работу, хотя была отнюдь не педагогом.
- Нормально.
Больше она ничего не спрашивала, и сын был ей искренне благодарен. Не хотелось придумывать не существующий учебный день после того, что случилось. А случилось очень большое для него событие. Он окрестил его своей первой смертью.

Глава 2.

После утренней зарядки на огороде, оборудованном под спортивную площадку и упражнений в небольшом бассейне в полуподвальном этаже собственного дома мужчина отправился в ванную умываться второй раз за день и чистить зубы. Вылезая из коморки под лестницей - здесь был замаскированный спуск в бассейн - он чуть не столкнулся с ещё молодой женщиной средних лет.
- Доброе утро, папа!
- Привет, мамуля.

Несмотря на то, что их уже почти взрослые дети теперь здесь не жили - учились в других городах и тусовались в общежитиях - они продолжали называть друг друга мамой и папой, это замедляло уход в прошлое их вторых жизней. Первыми были райские сады их собственного детства, вторыми - созданные ними, но невидимые для них самих, райские сады их дочери и сына. Мать надеялась на последнюю, третью свою жизнь - на внуков, отец молча надеялся умереть молодым.

Она тоже шла на утренние водные процедуры. Умывальник был один, но они друг другу не мешали: во-первых, места было много, во-вторых, он сначала умывался и рассчёсывал ошмётки лысины, а потом долго чистил зубы, она делала всё в обратном порядке, а чистить зубы они умели и отойдя от раковины - рты ведь не дырявые. Мужчина драил челюсти и молча радовался жизни, а в особенности тому, что сегодня не нужно ни купаться, ни, тем более, бриться. То, что в юности служило поводом для насмешек со стороны ровесников, теперь стало поводом для зависти: бреясь два раза в неделю, он сохранял совершенно приличный вид всей части рожи ниже глаз, а когда жена не зудела, мог и вовсе не бриться полторы-две недели - за это время образовывалось лишь то, что у большинства называется трёхдневной щетиной.

Папа отправился выгонять машину - мать собиралась на никому кроме неё не нужную, в условиях демократического капитализма и денежного достатка, работу - а дело это не женское, открывать и закрывать гараж, снимать засов с ворот во двор. Выгнал сразу обе - проснулось желание покататься. В дверях хаты пересеклись: она выходила, он заходил.
- Счастливо!
- Счастливо оставаться.
Хотя они уже не видели друг друга, знали, что улыбнулись оба - до ужаса одинаковые слова были произнесены одновременно. Мужчина поднялся в единственную комнату на втором этаже, выволок на левый балкон кресло-качалку, затем маленький столик на колёсах, с красным клетчатым пледом вышел сам, прикрыл створки дверей, умостился, укрыл ноги, принялся готовить трубку. Слышно было, как жена завела машину и через минуту уехала, жаль, не мог видеть - балкон выходил на другую сторону, в огород - потому что любил помахать из окна уходящему; впрочем, любил и когда ему остающиеся машут. Если мирно живёшь, то чертовски приятно, когда в доме остаётся родная душа. Бандиту наоборот лучше, чтобы никого не было: себя не жалко, а вот за своих страшно. Он раскурил трубку, медленно провёл взором везде, где проводится, переложил со столика на колени бинокль. Осень. Полтава. Яковцы. Красота! Бабье лето уже закончилось, но сегодня светило солнце. Удачный день для автопрогулки по русским весям.

Большой чёрный джип выехал на встречную полосу и пошёл обгонять небыстро едущего белого собрата помельче. Не возвращаясь на правую часть, стал настигать красную малышку. Правое заднее стекло съехало, из него по пояс высунулся бычок в кожанной куртке с автоматом в руках. Водитель белой машины знал, что в красной была девушка - она его недавно обогнала, он был джентльменом и резко прибавил газу. Поравнявшись с чёрным аналогом, он дёрнул сначала влево и сразу обратно вправо, машины не коснулись, но бычка зажало, он выронил автомат, с трудом влез в салон. Белая протиснулась между двумя и, блокируя чёрную, отдаляла её от красной. Некоторое время большому джипу не удавалось вынырнуть из под маленького, наконец то получилось высунуть нос левее. Дорога шла плавным правым поворотом, слева был довольно глубокий кювет. Когда джипы почти поравнялись, белый в несколько толчков столкнул чёрного с дороги. К сожалению, автоматчики не перевернулись. Белая приблизилась к красной и теперь можно было сказать, что сопровождает её.
Через пять минут впереди показался мост через железнодорожные пути. Перед началом моста стояли трое: двое держали автоматы наготове, у третьего в руке был опущенный пистолет. Белый пошёл в обгон. В какой-то момент взгляды встретились. У девушки на лице был ярко выраженный вопрос, лицо лысого джентльмена не выражало ничего, было спокойно, как холодная морская скала. Революционная тройка была уже близко, им решительно не хватало красных шароваров. В зеркалах белого джипа на горизонте появился недавний чёрный попутчик. Мужчина не возвращался на свою часть дороги. Впереди справа показался локомотив с составом. Перед самым мостом папа щёлкнул дверью, подождал, переложил из бордачка в карман нож в чехле, кинул руль немного вправо, колобком вылетел из машины, покатился в неглубокий кювет.

Когда процесс качения был уже почти поглащён силами сопротивления поверхности и воздуха, мужчина вскочил и побежал под мост, ноги сначала довольно сильно подкашивались: он давно так не развлекался. Добежал до путей, перескочил на ту сторону, повернул налево, побежал вдоль правой колеи. Красная малышка уже почти скрылась из виду. Первый десяток прыжков был по щебню насыпи, только теперь мужчина вспомнил, что бежать нужно по шпалам. Для него это было обычным делом, лет десять назад это было его главной тренировкой перед походом в горы; тогда, правда, он бегал посередине, сейчас приходилось бежать справа от правой рельсы, ведь сзади приближался поезд. Уже подбегали к путям пятеро преследователей, но отрыв у него был приличный. Кто-то открыл огонь, мужчина узнал бычка из чёрного джипа, немного сбежал с насыпи вправо, сюда выстрелы достать не могли, но бег по склону из крупного щебня походил на движения толстой домашней курицы. Догоняющие успели перебежать через пути, почти сразу проехал мимо локомотив. По звуку отец понял, что состав товарный, это обрадовало. Когда проехал электровоз, он взобрался обратно на насыпь, побежал ровным небыстрым кроссом, насколько здесь это было возможно. Едва почувствовав, что бег уже достаточно спокоен, разогнался до своего предела, сворачивая влево и тут же сколько можно сильнее выпрыгнул вперёд и влево, наклоняя себя вперёд; выбросил левую руку вперёд и влево ладонью наружу. Чуть ниже локтя ударил и соскользнул первый поручень, ухватиться удалось только за второй. Подтянул под себя ноги, дёрнул себя наверх, поймал правой первый поручень, дёрнуло назад, подтянулся как можно сильнее, стал наконец то коленями на ступени, получилось на разные. Мужчина встал, пригибаясь, на ноги, боковым зрением видел, что преследователи тоже готовились лезть на поезд, - вагоны были такие, что позволяли ходить - он забрался, зашёл на середину, сел на ледяное железо, прислонившись спиной к бортику вагона, смотрел вперёд в направлении движения поезда. Вот на поезда он не запрыгивал уже больше тридцати лет. Как хорошо, что до Европы нам по-прежнему далеко, всё-таки, шестдесят или сто это не двести-триста километров в час.

Достал из кармана рыбацкий нож, вынул из тканевого чехла, чехол скомкал и засунул обратно в карман. Он трясся всем телом. Не от страха или адреналина, нет: было довольно холодно, осень всё-таки.
Через некоторое время выглянул назад с правой стороны, потом осторожно слева. Увидел одного, по-видимому, шедшего к нему, их разделяло три или четыре вагона. Хитрые, сволочи, пошли не с той стороны, с которой лезли. Мужчина спрятался обратно, немного отошёл, стал боком вплотную к бортику. Теперь выглядывать нельзя, предстояло томительное ожидание, его продолжало трясти.
Начало казаться, что он ждёт уже слишком долго, что они уже стоят сзади него, но мужчина не оборачивался, он знал это состояние мыслей и умел сохранять хладнокровие; взгляд был туп и сосредоточен на углу вагона. Наконец-то плечо резко выскочило из-за угла, мужчина быстро двинулся вперёд, хозяин плеча уже почти повернулся, выставлял вперёд пистолет. Отец, выставив левую руку, чтобы придержаться за стену, летел правой ногой вперёд на поджидаемого гостя. Папа успел подумать, что бандит дурак, потому что не держится. Кроссовок передал импульс телу, которое преобрело начальную скорость и начало вести себя по закону поступательного движения. Улетая, боец схватился за своего товарища, который не успел высунуться; дальше полетели вдвоём. Железная буква "Г" грохнула вниз и заскользила, пытаясь догнать хозяина. Мужчина опрометчиво бросился за пистолетом, выронив из трясущихся рук нож, слишком поздно подумав, что в этот момент как раз его проще всего убить, клинок упал под вагон. Он схватил оружие и направил дуло вперёд, то есть назад, если оценивать по поезду. Никого не было. Он стал на колено, поднялся с усилием, вернулся на место в середине. Перевёл дыхание.
Выглянул на другую сторону: ещё двое только что перелезли на его вагон с предыдущего. Он вышел, выставил впереди себя пистолет, держа двумя руками, направил на врагов. "Дурак, - подумал он, - опрометчивый дурак. Только что я сам воспользовался такой же ошибкой". Отец нажал на курок. Время раздвинулось; он подумал, что не выстрелит: это с ножом он виртуоз, а огнестрельным оружием пользоваться не умел, вдруг, пистолет на предохранителе. Но рука подпрыгнула, хотя звука не было слышно: грохот товарного состава заглушал. Мужчина выстрелял сразу всю обойму, все восемь патронов, не целясь, просто направляя ствол в сторону соперников. Но те попадали. Он постоял ещё немного, пистолет описывал хитрую траекторию в трясущихся руках, бандиты не вставали. Мужчина опустил левую руку с пистолетом, правой с трудом достал носовой платок из заднего кармана джинсов, тщательно вытер оружие со всех сторон, держа через платок, выкинул в сторону. Затем выкинул платок. Глупо. Вернулся на середину, уселся.
Даже если те двое были живы, ранеными они вряд ли представляли ему угрозу. Теория вероятности давала девяносто семь процентов на то, что, раз забрались четверо, то пятого из пяти на поезде нет. Даже если пятый появится, то сил на сражение уже не было, точнее, сил ещё было много, но их заслоняла реакция на холод, так что разумнее было поднять руки и попросить не убивать. Если когда он бежал за поездом только смеркалось, то сейчас уже стемнело полностью.

Он ехал ещё около часа, затем поезд остановился. Мужчина слез с поезда и на трясущихся ногах пошёл через пути к перрону. Это была не только товарная станция, но и пассажирская. На перроне к предполагаемой точке его выхода подходили двое, один из них в милицейской форме, со стороны локомотива полубежал с монтировкой ещё один. Папа вынул из левого кармана куртки паспорт. Челюсти выписывали дикую пляску с саблями, роли сабель исполняли зубы. Хотя уже не продувало, как в дороге. Милиционер неуверенно поднял руки с пистолетом, направил на него, прокричал: "Стоять! Руки вверх!" Мужчина послушно поднял трясущиеся верхние конечности с паспортом в левой.

Его привели в маленькую комнатку с угольной печкой и тусклым светом, приготовили по его просьбе чаю, поставили перед ним. Уходя стаскивать трупы с вагонов, милиционер всё же на всякий пожарный закрыл дверь снаружи на ключ. Отцу было всё равно, он обхватил чашку обеими руками, наклонился к жидкой поверхности и вдыхал пар. Пять минут назад он сказал им, что является известным учёным, около пятнадцати лет назад получил Нобелевскую премию. Кто-то вспомнил, что действительно с полтора десятка лет назад Нобелевская премия по какой-то науке была вручена имени и фамилии, которые были написаны в паспорте. Его только обыскали, в основном обращались уважительно, всё таки лауреат, отечественное светило.
Светило тускло. Чашка наполовину опустела. Вдруг тусклый свет начал становиться всё ярче; через минуту белым заревом светилась вся комната, в ушах нарастал звон. От белого уже ничего не было видно; от звона уже ничего не было слышно. Белое зарево плавно и быстро перешло в темноту или отсутствие света; дикий звон незаметно преобразовался в тишину или пустоту. Нет ничего: ни зрения, ни слуха, ни осязания, ни обоняния, ни вкуса, ни тела, ни страха. Хотя кое-что всё же было: мысли. Он вспомнил, что в далёкой юности такое с ним уже было. Долго. Что-то теперь уже слишком долго. Дыхания не ощущается. Он безошибочно неспеша досчитал до миллиона. Грамотно мысленно произносилось: девятсот восемдесят четыре тысячи двести семдесят пять, девятсот восемдесят четыре тысячи двести семдесят шесть... Чересчур долго. Теперь уже можно было думать о том, о чём он опрометчиво думал тогда. Всё-таки, он умер молодым, и даже при трагических обстоятельствах, почти героических, он даже кого-то спасал, он даже победил, только погиб не в бою, а умер после его окончания. Не прийдётся объясняться с милицией. Это радовало. Сколько времени уже прошло, интересно? Неделя? Несколько месяцев?.. Вечность...

Глава 3.

Тогда, в своей первой смерти, он ошибался: теперь он несколько раз подолгу ничего не думал, но после этого снова находил себя, точнее, мысли снова зарождались. Потребности в отдыхе, аналога жизненного сна, здесь не было. Несколько раз он пытался найти, нащупать другие мысли, чужие - тщетно. Его мысли были в одиночестве. Кто-то другой уже бы запаниковал, но не он. Он же старался не думать об отрицательном, а положительное находил: одиночество и так не было ему ни противно, ни болезненно. Он мог мечтать, вспоминать, мечтать... И никто не мешал. Некому. Тем он и занимался. Вечность за вечностью.
С некоторых пор ему стало казаться, что он начал ощущать. Состояние постепенно усиливалось. Перемены точно были. Вечности свойственно заканчиваться - мелькнула мысль. В какой-то момент он точно понял, что это больше не смерть, теперь был сон. Даже ощутил, что способен проснуться, но не спешил, хотя было очень интересно. В его обеих предыдущих жизнях одним из самых его любимых занятий был сон. Но если даже вечности приходит конец, то сну тем более. И однажды он проснулся.

Глаза были закрыты. Он не торопился. Вокруг стояла чудесная, радующая ухо тишина. Не пустота или отсутствие звуков, а именно тишина. Спиной он ощущал чистую нежную простынь, а под ней мягкую, но не слишком, кровать. Она была как минимум полуторная - под плечами пустоты не было, а он был довольно широкоплечим. Так, погодите, был... а теперь? Тут осязанием не ощутишь, нужно зрение и сравнение. А ещё он ощущал электрический свет, во всяком случае, не солнечный и не от огня.

Мужчина... а вдруг не мужчина? Нет, на счёт пола он был уверен, это он ощущал, а вот видовая принадлежность... В общем, он - повернулся на левый бок и медленно разлепил левый глаз. Полностью не открыл, осматривался. Нет, сейчас он не оценивал обстановку, он искал где-то рядом жизнь, которая могла представлять угрозу, он должен был увидеть её быстрее, чем она его. Открыл левый полностью, повращал, открыл и второй, третьего, вроде, не было; обернулся, окинул взглядом всё вокруг. Жизни не было, но, наверно, были другие комнаты - слева и справа уходили вглубь коридоры. Пришло время рассмотреть, что мы имеем. Начал с себя. Две человеческие руки, столько же ног, не менее человеческое туловище, и всё до ужаса знакомое, надобность в зеркале отпала, а он так надеялся на что-нибудь новенькое. Теперь окружение. Мужчина лежал совершенно голый на белоснежном постельном белье. Белоснежность отдавала голубоватой лазурью. Только лёгкое то ли бордовое, то ли пурпурное одеяльце в восьмиугольнике выреза пододеяльника нарушало цветовую монотонность ложа. Хотя нет: рядом на стуле было сложено красное покрывало тех же оттенков, что и одеяло. Нигде никакого орнамента, рисунка, ничего такого. Спальня была просторная, даже великоватая. Кроме двуспальной кровати и стула была тумбочка справа у изголовья и комод слева в стороне. Мужчина встал, быстро, но без спешки подошёл к комоду, повыдвигал ящики: постельное и нижнее мужское бельё, сложенные рубашки; сверху сукно, на нём утюг. Стены и потолок были пурпуровыми, паркет на полу чертовски чёрный, отливающий изумрудно-зелёным. Лысый и голый, он двинулся в левый, ни дверью, ни шторой не отделённый от спальни коридор. В самом его начале слева была съезжающая мягкая поверхность. За ней открывалась просторная ванная комната: большая ванна, умывальная раковина, унитаз, сверкающие краны, деревянные чёрно-изумрудные дверцы шкафчиков, в них множество разнообразных принадлежностей. Керамика бело-лазурная; квадратный кафель чередуется: квадрат чёрного - квадрат белого, оттенки всё те же. Вместо зеркала стальная отражающая пластина. Мужчина вернулся в коридор. Сразу же за порталом в ванную был проём без двери, внутри была кухня. Сенсорная плита на пять конфорок, духовка, микроволновка, ряд стоячих и подвесных шкафчиков, в них всякая всячина; холодильник. Большой, полный. Коридор шёл дальше, в конце так же, без двери, переходил в самую большую комнату. Здесь паркет был коричнево-красный, бордовые панели до середины стены, выше - чёрно-зелёные обои, такой же потолок. В гостиной или столовой посередине стоял большой овальный обеденный стол, на нём лежала не спадая краями восьмиугольная белоснежно-лазурная скатерть; вокруг стола восемь стульев, у стены диван и два кресла, журнальный столик. Много журналов, все знакомые. Он вернулся в спальню, пошёл другим коридором, который оказался короче первого и без двери переходил в кабинет. По двум противоположным стенам книжные шкафы, книг много. У третьей стены стоял стол с компьютером, за ним кресло, так, чтобы сидящий видел проём в коридор. С одной стороны от коридора стоял маленький диванчик, с другой висела пластинка телевизора, под ней воспроизводящее устройство, динамики звука. Зелёно-чёрный паркет, такие же панели на полстены, бордово-красные обои в верхних частях и на потолке. Мужчина возвращался в спальню, обеспокоенный отсутствием выхода. Ах вот! Сразу он этого не заметил. Аналогично ванной в левом коридоре, здесь, в правом, за двумя длинными, до пола, пурпурными шторами была дверь. Белая! Без оттенков. На двери ни ручки, ни замочных скважин. Щели узкие, ноготь едва пролезал, свет сквозь щели не проникал. Дверь должна была открываться вовнутрь, так что выбить не получится. Мужчина был озадачен. Вспомнил, что лёжа на кровати видел перед собой, между коридорами, двери, которые должны были разъезжаться, он не стал сразу их обследовать, потому что был уверен, что это шкаф. Он подошёл к дверцам, они послушно уехали каждая в свою сторону. Мужчина ахнул. Гардеробная была длиннющая. По бокам висели одежды, внизу ряды обуви, кое-где стояли этажерки полок, там лежали всякие кофточки, футболочки. На дальней узкой стене висела большая отражающая пластина. Наверняка, этой стеной комната упиралась в гостиную. Пустот не было, стены можно было не мерять.
Он вернулся и задумчиво сел туда, откуда здесь появился на свет - на кровать. Нужно было всё обмозговать. А думать так не хотелось! За бесконечность последней смерти мысли успели порядком надоесть. Что он имел? Без окон, без дверей, полна... и без людей. Вот такая была горница. Отсутствие стекла: зеркала стальные, шкафчики в ванной деревянные, монитор жидкокристаллический, телевизор плазменный, ни одного стеклянного столика. Чтобы не убился, что ли, как в тюрьме? Нет, стекло было: стеклянная посуда на кухне, там же вилки и ножи, которыми харакири можно сделать гораздо проще. Всё знакомое, всё из его мира. Только три цвета: бордово-пурпуровый, чёрно-изумрудный и белоснежно-лазурный. Только белая дверь выделялась из этой гигемонии триумвирата. И одежда... Он вскочил, понёсся в гардероб, порассматривал всё, затем рылся в комоде. Сел обратно. Да, одежда была самых разных цветов, но намечала она ещё одну тенденцию. Она вся была трёх размеров: его, на один больше и на один меньше.
Выводов созрело два. Первый: он был в коме, а когда стал приходить в себя, его перевезли сюда, чтобы он мог восстановиться. Второй: ему прописали шизофрению или ещё что-нибудь из Шопенгауэра - он плохо в этом разбирался - и здесь или лечили, или ставили опыты.
Мужчина поднял глаза и со вздохом обвёл взглядом спальню. Увидел то, что мог бы заметить и сразу, как только проснулся: сверху на низенькой тумбочке у изголовья кровати лежал сложенный пополам белый, без лазури, как дверь, листок бумаги. Он осторожно взял его в руки, ни с одной, ни с другой стороны ничего не было, тогда мужчина развернул его. Запись гласила: "На следующий день в 11:00 за вами прийдут. Будте готовы". Написано было по-русски. Он посмотрел на стрелки часов, что висели над дверцами в "шкаф": без пяти девять.
Это было уже что-то. Можно было надеяться на интересный разворот событий и даже на приключения. Листок по-прежнему был у него в руках. Глаза скребли слова "на следующий день". Как-то не по-русски. Не завтра, а на следующий день. Он положил бумагу обратно на тумбочку.
Мужчина поднялся, сначала двинулся в ванную, но потом развернул себя в гардероб: там зеркало больше. Да, он был такой же. Тот же рост, дробная часть числа которого и в футах и в метрах составляла три четверти. Довольно широкие плечи, развитые, внушающие опасение, но не мускулистые тело, руки и ноги, твёрдый, но без кубиков, пресс. Большая голова с лысиной, мощная коротковатая шея, лицо, которое в молодости способно было очаровывать девушек своей красотой, теперь было не противное, но привлекать внимание противоположного пола могло разве что своей солидностью и уверенностью. Он поворачивал голову, затем развернулся спиной и пытался заглядывать. Оценивал волосы: не то, чтобы зарос, но постричься не мешало. Лысина не завоевала ещё виски и затылок, только недавно - в той жизни, конечно, - перешла макушку. Он пошёл в ванную, отыскал в шкафчике машинку для стрижки. Самому, конечно, будет неудобно. Поставил в душевую шампунь, принёс из комода в ванную полотенце, пошёл на кухню, сразу обнаружил ведро для мусора, пакет кое-кто для него предусмотрительно постелил; довольно долго искал веник с совком, поставил их на видное место. Передумал принимать душ, потому что был чистым, помыл голову, точнее волосы, нагнувшись над ванной. Стричься одному было неудобно, но мужчина успешно справился с этим испытанием. Теперь волосы были ровной и короткой лужайкой. После всего он стал, упёршись руками на раковину и долго смотрел в зеркало в одну точку. "Счастливо оставаться!" - вспомнил он, улыбнулся доброй и печальной улыбкой. "Спасибо, мамуля" - прошептал он.

Весь день он читал и выполнял физические упражнения. Готовил только один раз, ещё раз просто перекусил. В библиотеке он не нашёл ничего, о чём бы не слышал или существования чего в прошлой жизни не мог бы предположить. Читал о восточных единоборствах и о нетрадиционной медицине. Он нашёл это лучшей в данных условиях подготовкой к завтрашним испытаниям.
Лёг в одиннадцать, завёл будильник на семь, долго не мог заснуть. Проснулся без пяти, перевёл на восемь, снова проснулся без десяти, перевёл ещё на час позже, проснулся без пятнадцати девять, выключил будильник, спать уже не хотелось. Около часа принимал тёплую ванну, потом побрился, сделал лёгкую разминку, лёгкий завтрак, за завтраком выпил стопку водки.
Принёс из гостинной в спальню кресло, поставил возле тумбочки. Выбирал одежду и одевался долго. На нём были чёрные трусы-плавки, красная монотонная рубашка без оттенков с длинными рукавами, тёмно-зелёные классические брюки и жилетка от одного костюма с редкими вертикальными серыми ломаными полосками, тёмно-красный ремень с прямоугольной золотистого цвета пряжкой, чёрные кожанные, начищенные до блеска туфли, чёрный кафтанчик - так он называл удлинённый пиджак, в руке длинный большой зонт с крючкообразной ручкой, такой, что при лёгком наклоне нижний кончик касался земли, дерево ручки и кончика чёрное, купол тёмно-красный.

Мужчина подошёл к креслу, поставил рядом зонт, расстегнул кафтан, уселся, выключил свет. Освещение во всех аппартаментах включалось и выключалось в одном месте - над кроватью. В кромешной тьме слегка светилась дверь, листок бумаги и часы. Последние показывали без семи минут одиннадцать.

Глава 4.

Ровно в одиннадцать в дверь постучали трижды, через несколько секунд она отворилась, в дверь зашли двое. Один - молодой парень, высокий, сантиметров на десять выше лысого, худой, хиленький, со светло-русыми волосами, в синих, небесного цвета, джинсах, такой же синей рубашке навыпуск с длинными рукавами, лишь сзади она была зелёной, сочно-зелёной, как листья деревьев поздней весной. На ногах летние белые туфли с острыми носками. Второй в строгом чёрном костюме, белой рубашке, он был ещё немного повыше, огромный, крепкий, коротко стриженный. Парень снял с наружной стороны двери ручку, отдал мужику, закрыл дверь. В темноте посвечивалась его одежда, обувь, волосы и папка для бумаг в руках, глаза отражали свет. Большого видно не было.
- Добрый день, - сказал парень.
- Добрый, - ответил мужчина.
Молодой человек уверенно прошёл, уселся на застеленную кровать, открыл папку, положил туда лежавший на тумбочке листок, закрыл.
- Как себя чувствуете?
- Вполне. Как погода?
- У нас весна.
Мужчина кивнул. Он понимал, что раз окон нету, то он не должен знать, что происходит снаружи. А так парень и ответил, и ничего не сказал.
- Готовы?
- Да, - ответил мужчина, куда угодно, лишь бы что-то изменилось и картинка образовалась.
- Ну тогда пойдёмте.
Парень встал и пошёл к двери. В лёгком свете его одежды было видно, как он взял у большого ручку, приставил её к двери, потянул и дверь легко и послушно отворилась. Ручку он переставил на внешнюю сторону, вышел и, наполовину обернувшись, ждал. Мужик стоял на месте. Мужчина поднялся, застегнул кафтанчик, взял в левую руку зонт и спокойно пошёл к двери. Поравнявшись с бугаём, он протянул ему руку, слегка повёрнутую ладонью вверх.
- Здоров, браток!
Мужик пожал руку, не проронив ни слова, ни жеста, мимика была мёртвой. А вот молодой человек в дверях на миг вскинул брови, лицо выразило удивление. Они пошли. Большой за их спинами закрыл дверь, ручку оставил на двери, пошёл следом. Молодой человек и мужчина шагали почти рядом, лысый немного сзади, всё-таки вели его, позади них следовал бугай.
Они шли по коридорам, сворачивали, с обеих сторон нечасто были белые двери. Стены, потолок и пол были серые, выше посветлее, ниже потемнее, или только так казалось. Где-то свернули, поднялись по лестнице на два этажа, снова шли, поднялись ещё на один. Наконец, коридор упирался в широкие красно-чёрные двустворчатые двери. Перед ними справа располагался ряд кресел с откидными сидушками, как в театре, слева за столом лицом к приходящим сидела немолодая девушка, точно старше парня, но всё же не женщина, по крайней мере, в автобусе лысый назвал бы её девушкой.
Молодой человек лёгким жестом указал мужчине на кресла, сам подошёл к девушке, бугай остался стоять.
- Сообщите, что мы пришли.
Она сообщила, получила ответ, велела посидеть минут пять. Парень сел рядом с мужчиной, ближе к двери.
- Что вы думаете по поводу всего этого? - молодой человек провёл по воздуху вскинутой рукой, обозначая широту "всего этого".
- Цветовая гамма моих аппартаментов чересчур однообразна, - ответил мужчина. Раз ему отвечают многозначительно, то и он не будет открывать душу. По дороге он так и не увидел ни одного окна и ни одной живой души, кроме них самих.
- На что рассчитываете? - настаивал парень.
- На приключения, - пожал плечами лысый, - а вы?
- На... - он немного запнулся, соображая, на какой вопрос ему отвечать, придумал здорово: - а я здесь работаю.
И они посидели ещё. Молча. Со стороны у обоих на лицах можно было прочитать взаимное уважение и обиду на ситуацию за то, что нельзя нормально поговорить. Вскоре девушка сказала: "Заходите", молодой человек встал, подошёл к двери, встал и второй, зашёл вслед за проводником, обернулся: большой скучал и не двигался, мужчина закрыл за собой дверь. Комната была большая, стены и потолок нежно-белые, на полу светло-голубой линнолеум. В другом конце от двери был длинный письменный стол, из-за него поднялись двое. Оба высокого одинакового роста, но чуть пониже парня, оба пожилые с холодными лицами, но бодрые. Тот, который слева был с длинными, спадающими на плечи, седыми волосами, в костюме знакомого чёрно-изумрудного цвета, лицо бледное, другой совершенно лысый, со смугловатой кожей, в бордовой паре, рубашки у обоих успевшего надоесть белоснежно-лазурного оттенка, галстуки. Между этими двумя было большое квадратное окно, за окном было чистое небо с редкими облачками. Мужчина был по образованию астрономом и много путешествовал, поэтому мог совершенно точно сказать, что ни на экваторе, ни на полюсах такого неба нет. Справа у стены было кресло, возле него журнальный столик, слева стул с таким же столом, над стулом, немного в стороне, высоковато, висел телевизор. Стены были увешаны картинами.
- Здравствуйте, - сказал вошедший мужчина старцам.
- Добрый день, присаживайтесь, - указал рукой на кресло зелёный, красный приветственно кивнул. Зелёный продолжал, - посидите, через десять минут мы с вами побеседуем. Ну что там, Илюша? - обратился он к молодому человеку.
- Всё хорошо, приятный человек, я думаю, вам предстоит весёлая работа, - живо сказал Илюша и вдруг вскинулся, обвёл глазами обоих старцев, - а представляете, он пожал руку сопровождающему! Я за всё время видел только двоих, протягивающих руку, но он им, ясное дело, не ответил, а ему, - он кинул руку в сторону уже устроившегося в кресле, лицо Илюши радостно сияло, - пожал!
Красный улыбнулся и покачал головой: ну и ну, мол. Зелёный остался спокоен, произнёс:
- Хорошо. Десять минут и мы начнём. Приготовся, Илюша.
Парень перестал улыбаться, но лицо всё ещё светилось радостью. Он подошёл к мужчине:
- Чего-нибудь хотите?
Мужчина знал, чего хотел, хотел и в аппартаментах, но непреодолимого недостатка не ощущал.
- Две пачки сигарет, хороших, какие у вас... не знаю, зажигалку, большую чашку кофе, немного печенья-мармеладок-пирожных, чего найдёте, и плоскогубцы. Другой лысый коротко и подозрительно взглянул на него. Испугался, что пытать стану - подумал мужчина, улыбаясь. Парень положил папку на столик перед стулом, вышел за дверь. Через несколько минут вернулся с прямоугольным подносом в руках. Поставил на стол перед мужчиной и поочерёдно перенёс чашку с тёмной жидкостью, ложечку в салфетке, вазочку с кондитерскими изделиями, две пачки сигарет, зажигалку, пепельницу и ... плоскогубцы. Лысый был немного удивлён наличием последних, поблагодарил, одну из пачек сразу засунул в карман, другую распечатал, достал сигаретку, закурил, принялся возиться с сахаром. Молодой человек тем временем уселся на стул, поставив поднос вертикально к стене. Стал ждать. Когда сигарета закончилась, разговор всё ещё не начинался, мужчина отхлебнул кофейку, принялся разглядывать инструмент. Это были отличные пасатижи!
Наконец, зелёный старец сказал:
- Ладно, начнём, - посмотрел на мужчину, - фамилия, имя, отчество.
Лицо лысого осталось невозмутимым, он солидно, с расстановкой, делая паузы, произнёс:
- Чайковский, Мустафа Зурабович.
Красный хихикнул. Зелёный перевёл взгляд на Илюшу. Тот несколько секунд продолжал сидеть, как сидел, потом спохватился, взял папку, открыл, поперекладывал листочки, взял несколько, кинул смущённый взгляд мужчине.
- Юшко Аркадий Борисович, Земля, сорок восемь лет, рост сто семдесят пять сантиметров, вес девяносто килограммов, состояние здоровья очень хорошее, зрение, слух - отличные, осязание и вкус - хорошие, обаняние - не очень, пульс восемдесят пять, давление сто двадцать на восемдесят, женат, двое детей, образование высшее, кандидат наук, в 2015 году получил Нобелевскую премию в области физики, не работает. Оценка минус два с плюсом.
Зелёный благодарно кивнул. Аркадий про себя отметил слово "Земля".
- Почему вы солгали?
- Я не солгал, я думал, вы хотели, чтобы я сказал любые фамилию, имя и отчество.
Красный снова ненадолго улыбнулся. Зелёный начал рассказывать.
- У нас есть весь подробный материал вашей жизни. Нам предстоит вынести решение на счёт того, куда вас отправить. Есть девять уровней ада, первые три - сносные, девятый - самый страшный и столько же уровней рая, девятый - самый лучший. Желаете принимать участие в обсуждении вашей участи?
- Нет, - был его ответ. Он им не верил. Если они и были богами, то совсем не такими, в каких он верил в прошлой жизни. Этот мир был слишком реален. Он ощущал себя и окружение так же, как и при жизни, всё было знакомо. Истинный бог не стал бы предполагать обсуждение его жизни.
- А ты говорил, что будет интересно, - разочарованно сказал зелёный Илье.
- Но ведь вы чаще всего несмотря на отказ, всё же настаивали, - с просящим видом говорил парень.
- Ему пожал руку сопровождающий, - пояснил старец, - почему я должен проявить неуважение к решению лауреата Нобелевской премии!
- Вот почему негодяй и подлец всегда обсуждает и часто добивается улучшения вердикта, а достойный человек отказывается? - сетовал молодой на порядки старших.
- Ладно, - старец повернулся к Аркадию, - при всём нашем уважении, мы всё же настоятельно просим вас участвовать. Итак, сегодня и ещё два дня с 11 до 15 часов мы будем обсуждать вашу жизнь. В конце третьей встречи мы вынесем вердикт. После этого вы будете семь дней без выхода жить в вашем номере, а на восьмой, в 8:00 утра, в сопровождении Илюши отправитесь на место. Начнём. Какой вердикт вы бы хотели?
- Только не рай первого и девятого уровней, уж лучше девятый ад. Я представляю, что это за рай у таких богов, как вы. А вообще, я предпочёл бы стать одним из вас. Ну, не общаться с умершими дебилами, конечно, это, должно быть, чертовски, - это слово он выделил, - скучная работа, а просто быть свободным, как вы.
- Мы так же свободны, как и любой человек вашего мира или отправленный в любой уровень рая или ада, - пробасил до этого молчавший красный, - каждый свободен настолько, насколько сам этого желает.
- Вы знаете, сколько раз за свою жизнь вы обзывали бога нехорошими словами, в том числе матом, посылали его по разным адресам? - спросил зелёный.
- Нет, не знаю, - ответил Аркадий, он скучал.
- Более двух с половиной тысяч раз, - ответил старец, - это в среднем один с долями раз в неделю...

Глава 5.

Через четыре часа процессия из трёх существ, одно из которых выдавало себя второму за сущность, добралась до нужной двери. Настроения были разные. Аркадий шёл угрюмый, едва не скрипел зубами. Он был зол. Илья, напротив, находился в великолепном расположении духа, наверно, он любил свою работу и сегодня был приятный, интересный день. На лице большого не было ничего: то ли оно для таких мелочей, как мимика, не предназначалось, то ли в середине ничего не было.
Ручка была на двери, парень открыл, пропустил вовнутрь Кешу Борисыча, закрыл. Было слышно, как с той стороны стянули ручку, звуки удаляющихся шагов сюда не проникали. В комнате была темнота, близкая к абсолютной. Он выругался, нехорошим словом угощая того, грубо говоря, человека, который, уходя, выключил свет, за который платить не предстояло. Кроме пустоты что-то ещё нутром ощущалось в комнате, чьё-то присутствие. Аркадий осторожно пробирался к кровати, чтобы включить свет; включив, обследовал всю квартиру. Вот оно что! Комната зловеще щекотала по спине присутствием одиночества. Кеша сел в кабинете. Ну ничего! Всё не так уж и плохо. Да и вообще довольно хорошо. Вот, дерево! - он хлопнул себя по лбу, - плоскогубцы забыл. Раз уж принесли, нужно было брать. Ну да бог с ними. Или чёрт. Ах да, их там двое.
Итак, у него было девять с половиной суток, по крайней мере, их ему обещали. Вообще-то, это довольно таки много. Аркадий усердно искал что-нибудь, что хоть немного рассказало бы ему о том, в каком мире он находится. Но ни в своей комнате, ни в библиотеке, ни в компьютере ничего не из своего мира он не находил. Поэтому Кеша продолжил умножать познания в восточных единоборствах и народной медицине, усердствовал над своей спортивной формой. На судебные допросы ходил как на работу в далёкой молодости, без малейшего интереса. Хотя кое-что ему всё же было интересно: он думал, а что, если поубегать от них по коридорам или встать и набить кому-нибудь из старцев морду, или пробить головой окно и вылететь наружу... Но Кеша не решался, потому что всё-таки они ничего плохого ему не сделали; напротив, предоставили роскошные аппартаменты, питание, одежду. Аркадий больше не протягивал руку сопровождающему, а лишь едва заметно приветственно кивал, большой отвечал таким же спокойным кивком. Юшко не хотел, чтобы из-за него у парня возникли неприятности на работе. Наверно, здесь хорошее место, но и строгое начальство. А старцы с Илюшей что-то уж сильно бурно отметили их рукопожатие.
На расспросы зелёного Кеша отвечал как мог короче и меньше. В конце третьей встречи поднялся красный и произнёс решение: второй уровень ада. Вспомнились слова, вычитанные Илюшей из папки: предварительная оценка минус два с плюсом. И к чему были три дня цирка, если вердикт остался прежним? Нет, он, конечно, мог поиграть в адвоката, но не с богом же, а они усердно выдавали себя за богов. Что ж, по крайней мере, это были лишние три дня для подготовки.
Сегодня, как он думал, Илюша в последний раз провожал его от старцев в номер. Аркадий Борисович совсем не спешил, шёл, уперев глаза в пол, тормозил движение. Не поднимая взгляд, спросил:
- Можно ли будет что-нибудь с собой?
Попутчики молчали, но в ближайшем ответвлении молодой человек свернул нетуда, они прошли немного и остановились перед дверью.
- Зайдите и выберите сумку, - сказал Илья, - мы подождём здесь.
Кеша осторожно отворил дверь, сделал шаг вперёд, остановился. Впереди были ряды чемоданов, саквояжей и прочего. Он обернулся.
- А можно мне ещё сигарет? У меня закончились.
- Хорошо, я схожу.
- Если можно, блок,или даже два.
Парень повернулся и ровно куда-то зашагал. Мужчина закрыл за собой дверь. Он долго смотрел на ряды, прохаживался мимо - Юшко знал, что ему нужно, но в этом изобилии найти было не так уж и просто. Он выбрал тёмно-серый рюкзак, довольно большой, но не слишком. Вышел в коридор, бугай стоял на том же месте, юноша, видимо, ещё не вернулся.
- Будем ждать здесь? - спросил Аркадий. Сопровождающий кивнул.
Несколько минут они стояли друг напротив друга, большой смотрел в сторону лысого, Кеша переводил взгляд из одного направления коридора в другое. Вскоре появился Илья с двумя блоками.
- Выбрали? - вопросом констатировал молодой человек, - Взять можете что угодно из своих аппартаментов, но лишь столько, сколько поместится в рюкзак.
Борисыч кивнул, открыл молнию на рюкзаке, Илюша почти сразу понял, сунул вовнутрь сигареты. Они вернулись на знакомую тропу.
- Завтра первый день, на восьмой в восемь утра я к вам снова приду. Будте готовы, пожалуйста.
- Ага, всего доброго.
- До свидания.
До чего же идиотское у человека восприятие. Отличная квартирка, бесплатные удобства и еда, защищённость, книги, компьютер... Сиди себе да лови кайф, последняя неделя комфорта перед адом. Так нет же, как затравленная лошадь он мечется, пытаясь быть готовым к восьмому дню.
Седьмого дня Кеша собирался. Принял в последний раз ванну, побрился. Долго думал, чего одевать. Кто его знает, какая погода здесь и чем его встретит вторая ступень ада. В итоге были приготовлены и аккуратно сложены чёрные джинсы, серая рубашка с длинным рукавом, не слишком официальная, неоднотонная, зелёно-серенький тоненький свитерок с треугольным вырезом, высокие кроссовки, лёгкая ветровка с капюшоном, в карман ветровки засунул тоненькую шапочку. В рюкзак упаковал рубашку с коротким рукавом, шорты до колена, пару смен нижнего белья и носков, шерстяные перчатки, шарф; из холодильника засунул чекушку водки, две банки рыбных консервов, банку тушёнки; осторожно завернул в полотенце чайную ложку и наиболее боевой из кухонных ножей; кинул кусок мыла, аккуратно пристроил тетрадку, книжечку и карандаш, из остатков сигарет две пачки рассовал по карманам, остальное засыпал. Поставил сумку перед входной дверью.

Глава 6.

Он проснулся в половину пятого, хотя будильник был заведен на шесть. Повертелся с бока на бок в постели, обратно заснуть не удавалось. Встал, умылся, почистил зубы, сделал небольшую разминку, пошёл на кухню химичить кофе. Есть не хотелось. Вместе с чашкой и печенюшкой поплёлся к экрану - думал что-то почитать. Через пять минут глаза бессмысленно скользили по рядкам букв, знаков и пробелов; через десять поймал себя на том, что без остановки, хотя и медленно, крутит колёсико.
Встал, принялся ходить взад-вперёд из кабинета в спальню через коридор, каждый раз проходя мимо двери. Мыслей почти не было. В десятом или двенадцатом круизе споткнулся на рюкзаке. Какой идиот его здесь оставил? Ах да, он сам вчера. Продолжил хождение. Когда споткнулся в третий раз, рюкзак подвергся жестокому избиению ногами. Он взглянул на часы. Времени было ещё слишком много. Понял, чего хотел. В этом мире телесных богов у него родилось сильное желание помолиться. Мужчина выбрал угол, интуитивно казавшийся ему самым святым во всех апартаментах. Если стоять лицом к кровати со стороны любого из коридоров, он был правым в спальне. Аркадий опустился на колени, сел на пятки. Посидел, наладил дыхание, успокоился. Невысокая башенка накренилась и стала замедленно падать. Наконец, лоб стукнулся в пол. Пауза. Башня поползла обратно, когда вернулась в исходное положение, грустный голос продекламировал: спаси и помилуй. Ещё один акт челобития, слова "спаси и помилуй". В третий раз Кеша долго оставался лежать лбом на полу. Было не очень удобно, но пришло чувство какой-то, что ли, детской защищённости. Стало тепло, захотелось разреветься. Он вернулся в позу сидения на пятках, произнёс в третий и последний раз "спаси и помилуй", трижды перекрестился. Хотел ещё посидеть и подумать, но сидеть на коленях было совсем неудобно - он же не был йогом.
Отправился одеваться. Одежда была приготовлена заранее. Одел всё, кроме шапки, она осталась в кармане. Перетащил тумбочку к креслу, приволок из кухни чашку, переквалифицированную в пепельницы, поставил на тумбу. Присел на дорожку, откинул голову назад, прислонившись затылком к стене, хотелось, чтобы она была холодной, но стена была совершенно нейтральной температуры.

В дверь трижды постучали. Зашли двое, сопровождающий остался у двери, Илюша отсалютовал "доброе утро", прошёл в спальню и сел на кровать, заговорил:
- Как хорошо, что вы готовы - некоторые притворяются спящими, некоторые не притворяются, а напиваются с вечера. Те, кому в ад, конечно. Некоторые где-нибудь прячутся, всвязи с этим когда-то давно из квартир убрали все двери, а иногда, особенно женщины, закатывают истерики или даже совершают самоубийства, или отравятся, или повесятся, или зарежутся, или в ванной утопятся... - оригинально, подумал Кеша, попасть на небо и, чтобы избежать приговора, принять смерть. Илья после паузы сменил тему: - Ну что, пойдёмте?
- Можно я покурю в последний раз? - пытался выиграть время лысый.
- Конечно, конечно, курите, почему бы и нет? - даже немножко обрадовался парень.
Аркадий тянул время, наслаждаясь последней сигаретой в покое.

От двери свернули в другую сторону. Коридор, по прямой, длинный,без лестницы. Зашли в лифт, поднимались или спускались - Борисыч, астроном, увлекавшийся изучением космонавтики и перегрузок, понять не смог. Снова вышли в коридор, теперь шли недолго, здесь не было ответвлений и ход упирался в чёрную дверь, с другой стороны она была белой. Большой остался снаружи, Илюша закрыл дверь изнутри. Комната была совершенно белой, так что сложно было угадать размеры и даже форму. Они прошли чуть-чуть от двери, развернулись, неподвижно стали. Кеша с любопытством поглядывал из-за спины на молодого человека. Окаменел он, что ли? Через время Илья двинулся обратно, безошибочно к двери, открыл. Коридор был совсем другим, с той стороны их ждали двое парней, невысоких, но и не низких, спортивных, но совсем не таких внушительных, как сопровождающий. Они были в полном обмундировании и в шлемах со стеклянными забралами, в руках дуржали некие подобия автоматов. Создавалось впечатление, что сопровождающий был профессиональным охранником, а эти обычными солдатиками. У ребят, в отличие от бугая, были живые весёлые лица, время от времени они о чём то друг с другом переговаривались. Солдаты не проявили ни малейшего желания обменяться приветствиями ни с Ильёй, ни с лысым, впрочем, Илюша тоже прошёл мимо, не уделив им и крупицы своего внимания. Из коридора они почти сразу же свернули на лестницу, которая квадратом спускалась в огромную залу с высокими потолками. В верхней части стен - огромные высокие окна, сквозь них было видно, что скоро восход, или только что был. Рассматривая стены, потолок, окна, то что за окнами, Юшко незаметил, как Илья подвёл его к ленте. Выезжала из стены, описывала небольшой полукруг и заезжала обратно в стену. Почти как в земных аэропортах.
- Положите ваш багаж сюда, - указал кивком на ленту Илюша, - дальше будем лететь.
Аркадий выполнил просьбу. Было светло и просторно, легко дышалось. Что-то подсказывало, что это ещё совсем не ад. Они прошли в одну из дверей, ведущих из этого зала, за ней снова был коридор, но не такой, как были до этого, по обе стороны были окна, можно было посмотреть на мир. На густом безоблачном синем небе, слегка то ли розоватом, то ли фиолетовом, поднималось малюсенькое апельсиново-оранжевое солнце. Они были на четвёртом или пятом этаже, узкое здание кишкой тянулось дальше, через равные промежутки от него в разные стороны отделялись двухэтажные крылья, они, в свою очередь, через такие же промежутки разветвлялись на три ветки. Юшко, Илья и двое конвоиров приближались к первой развилке. Через два пролёта вперёд и один вправо Аркадий увидел возвышающуюся башенку, создающую о себе впечатление космического корабля. В месте первого разветвления Кеша заметил по сторонам двустворчатые лёгкие металлические двери, за которыми явно были лифты, после них, с левой стороны, была лестница - совсем земная, из бетона, поворачивающая между двумя этажами один раз в противоположную сторону. Сердце Борисыча медленно, но неуклонно наращивало обороты. Они продолжали идти прямо. Людей было не много, но они были, шли на встречу им и в ту же сторону, медленно и обгоняли, сворачивали в двери, спускались и поднимались по лестнице. Юшко их не рассматривал, опустил взгляд и послушно шёл, сложив руки за спиной, будто его вели в наручниках. Процессия приближалась ко второй развилке. Перед правой дверью заманчиво зиял лестничный рукав. Левая половинка лестницы уходила вверх, правая - вниз, к площадке между этим этажом и нижним подходили двое снизу и один отсюда. Сердце колотило в грудной клетке Аркадия Борисовича, оно требовало, сердце никогда не думает о том, что нужно выбрать момент, что этот момент может быть одним-единственным. Рано... Рано... Рано, рано!.. Сейчас, нет... Сейчас. Сердце замерло, адреналин пошёл, мир вокруг расширился и замедлился. Кеша качнулся на правую ногу, качнулся на левую, выпрыгнул с левой на правую, оттолкнулся правой, подтянул левое колено к груди, отпружинил от левой стены лестничной площадки, в притык перелетел через перила, приземлялся на правую, нога по инерции соскочила на ступеньку ниже, ещё прыжок. Когда левая ступня коснулась ступеньки прямо перед ним уже была спина, он подпрыгнул больше вверх и влево, чем вперёд, подтянул ноги к животу, перевернулся в горизонтальное положение ногами вперёд. Полёт... В последний момент выбросил ноги в грудь поднявшемуся на площадку и обернувшемуся к нему лицом человеку. Бежать начал ещё по телу, сбежал по лестнице в три прыжка на этаж ниже, поворачивал вправо, отпружинил на левой ноге от противоположной стены, поставил руки блоком, параллельно, так что локти прикрывали шею, а кулаки темя, бросился в лобовую на окно. Звука, вроде, и не было, он отлетел навзнич на пол. Поднялся, приходя в себя, возле дверей к лифтам увидел тонкий, высокий, блестящий, серебристый циллиндрик урны, схватил его, на стекле уже была вмятина. Удар, второй... Ээх, третий! Он чуть не полетел следом за урной, разжал пальцы. Сделал два шага назад, с разбега влез на подоконник, не сбавляя скорости прыгнул на скат крыши двухэтажной кишки. Упал на ладони, ещё лежа начал бежать вперёд и вправо, компенсируя скольжение. Постепенно его туловище приняло почти вертикальное положение, так что он даже смог немного осмотреться. Зря. Лишь только Кеша начал осматриваться, как подошвы скользнули по покатой крыше, он стукнулся плечом о скат, полетел вниз, схватился за горизонтальную водосточную трубу под крышей, она была очень скользкая, крепление сзади сразу оборвалось и Борисыч вспомнил тарзанку. Он спустился так низко, что согнул в коленях ноги, в этот момент труба выскользнула из рук и он рухнул. Было невысоко, но он грохнулся на колени, чашечки, кажется, остались целы, но разодраны в кровь, видимо, были все нижние половинки конечностей. Он с трудом поднялся, ноги были деревянные. Аркадий сцепил зубы и коряво побежал. Впереди в середине ответвления была сквозная арка, он, срезая угол, побежал туда. В арке были решётчатые ворота, их открывал солдатик, с такой же амуницией, как у его недавнего конвоира. Парень открыл и, дурак, стал с левой стороны. С той же стороны к арке подьезжал колёсный грузовой трнспорт, когда он заслонил солдата, Кеша прыгнул на середину машины, вцепился за что-то двумя руками, подтянулся и держался. Не зря он в гардеробной поскидывал одежду и использовал трубу в качестве турника, упражнения пригодились. Средство ехало не слишком быстро, немного быстрее, чем мог бежать человек. Позади на середину арки вышел растерянный молодой человек, он не знал что делать, потом направил в его сторону автомат, целился, но ничего не происходило. Транспорт проехал и повернул направо, Юшко спрыгнул, дальше они не попутчики. Побежал в противоположном направлении. До сигары было метров сто или двести, он не рассчитывал силы, выкладывал сразу сколько мог. Почти в его второну был опущен язык трапа, на середине ступенек стояло человеческое существо в странноватом наряде. Уже подбегая, Аркадий сжал правую руку в кулак, схватил кулак ладонью левой перед грудью, бежал немного левым боком вперёд; началась лестница. Он отвёл руку вниз и назад и в прыжке нанёс удар круговым движением сверху в район переносицы, умоляя, чтобы это был мужик, попал, куда хотел. Человек рухнул, звякнуло. Кеша перевернул тело, сзади на поясе было нечто, напоминающее пистолет. Он взял его и поднялся по трапу вовнутрь. Поискал, возле спуска был щиток с кнопочками и маленьким рулём, рядом рычаг. Он дёрнул на себя, тот не поддался, тогда вдавил - трап стал подниматься, тело скользило вниз, он отвернулся от этой картины. Перед ним была клетка, в ней коробка, по бокам, в зазорах, лестницы. Наверно лифт, но разбираться было некогда, он обрадовался лестнице и полез по ней наверх. Опустились ещё два яруса, но лестница тянула ещё выше, наконец, вывела в круглую комнатку.
Кеша вылез, упёршись руками в колени, выпрямился, на него смотрело дуло, с пистолетом была молодая женщина. Чего-то лепетала на непонятном языке. Он тяжело дышал, в глазах плыли ещё не красные, а прозрачно-розовые пятна, небыло сил поднять голову, он смотрел на неё исподлобья. Приподнял руку с пистолетом, направил на барышню, та взвизгнула, подняла руки, пистолет держала уже в двух пальчиках, пятилась назад, испуганно что-то мямлила. Вот дура, он же понятия не имеет, как этой штукой пользоваться.
- Вверх! - угрожауще крикнул он, указывая пальцем в потолок, - Лететь! - руками попытался изобразить взмахи крыльями. Получился подбитый страус.
На "вверх" она только поморгала глазами, на "лететь" закивала, и уселсь в кресло, стала что-то делать, чего-то крикнула, потом обернулась, указала рукой на такое же, но пустое кресло в трёх метрах от неё, повторила ту же кракозябру. Аркадий понял, уселся, правую руку с пистолетом положил на левую, чтобы дуло было направлено на девушку. Она с полторы минуты ещё возилась, покашиваясь на оружие, потом отпрянула от пультов, вжалась в кресло, вытащила откуда-то лоскуты, стала показывать, что ему тоже надо. Кеша сообразил, что это были ремни, пооглядывался на кресло и возле него, ничего похожего не обнаружил, демонстративно для женщины небрежно махнул левой рукой и вцепился в подлокотники. Секунд через двадцать экраны показали, что они пошли на взлёт, вертикальная скорость набиралась монотонно и стремительно, никакой перегрузки не чувствовалось. Зачем надо было ремнями пугать? Потом он увидел, что они вылетели с планеты.
- Быстрее! - рявкнул он, - максимально быстро!

Неизвестно, поняла ли она его, но космической погони, вроде бы, не было. Он облегчённо вздохнул. Достал сигарету, закурил, женщина панически замахала руками.
- А, - понял он, - В кабине не курят? Один раз можно, сегодня особый случай.
Он выкурил со смаком сигаретку, стряхивая пепел на пол прямо рядом с креслом, бычок щелчком пнул к лестнице, он полетел вниз. Странно, где невесомость? Ах да, они ж инопланетяне... или боги. В общем, до чёртиков умные.
- Есть тут ванна или медпункт? - спросил он у девушки. Та не понимала. - Кровь, - сказал он. Результат был тот же. Тогда стал расстёгивать штаны.
- Нет, это совсем не то, что вы подумали, - он показал ей... ноги. Она ахнула, поднесла пальцы к губам и... потеряла сознание.
- Твою мать! - выругался он, натягивая джинсы, - а ведь я показал всего лишь ноги.
И Юшко, хромая на обе, пошёл гулять по кораблю, в поисках санчасти. Когда нашёл и начал возиться, пришла женщина. Смущаясь, извиняясь, она помогла ему обработать раны. Ничего опасного не было.

Они летели вдвоём около двух недель. Первые пять дней девушка усердно пыталась наладить языковой контакт, но у Кеши это и не могло получиться, он и украинский с трудом понимал, не говоря уже об английском, что думать об инопланетном или божественном? Потом и она успокоилась и оставшиеся дни общались, как шимпанзе. Его всё время не покидало какое-то странное ощущение. Он не сразу понял в чём дело: они летели вперёд головой. На исходе второй недели их поймали или перехватили, схватка была недолгой, их быстро подбили. Аркадий указывал женщине на зелёную планету. Та сначала протестовала, но в итоге подчинилась. Очертания материков до ужаса были похожи на земные. Уже на подходе агрессоры посторонились. Они пикировали в его родную Украину. Девушка вскочила с кресла, схватила его за руку и потащила куда-то. Они спустились к выходу. Если за систему принимать планету, то поднялись. Она полезла в какой то ящик, достала оттуда два рюкзака, один отдала мужчине, другой нацепила себе на грудь. Лысый выполнил то же самое. Женщина попыталась обьяснить, что к чему, он ничего не понял, но закивал. Разберёмся. С парашютом ему прыгать приходилось. Девушка взялась одной рукой за рычаг, другой крепко ухватилась за какую-то трубу на стене. Указала ему на такую же с другой стороны трапа, что-то рявкнула. Кеша послушно подошел и взялся. Женщина вытянула рычаг, дверь поползла наружу. Когда открылась на сорок пять градусов, её оторвало и понесло вниз... или вверх... в общем, понесло. Аркадий ощутил что что-то изменилось. Его слегка вжимало в пол. Сообразил, что, должно быть, при открытии люка выключилось подобие антигравитации, но притяжение земли с лихвой компенсировалось скоростью спускающейся сигары лифта. Девушка помахала ему рукой, выпрыгнула наружу и улетела вниз... или вверх... в общем, улетела. Он помедлил и прыгнул за ней.
Боже, как красиво! Родная планета, родной воздух, нет, ветер в рыло, облака уже остались вверху, под ним носом вниз падал звездолёт. Нет, божественная колесница. Ну ладно, довольно радостей, нужно решать, что делать с парашютом. Он осматривал и ощупывал рюкзак, начал нервничать, стащил его, вытолкал вниз на вытянутые руки, рассмотрел со всех сторон. Ничего. А земля уже не так далеко-оо! Попытался разорвать. Не вышло, притянул к лицу, получил оплеуху, перекувыркнулся. Начал работать зубами. Работа принесла плоды, когда шель была достаточно велика, он стал вытаскивать скользкую серебристую материю, когда вытащил достаточно, схватил её покрепче, тряхнул - тряхнуло и его, потянуло вверх и в сторону, образовался купол. Он был маловат, но изменить уже ничего было нельзя. До земли оставалось слишком мало места. Аркадий не видел ни деревень, ни городов, дорог, только лес и реки. Он летел в одну из них. Она была неширокая, пейзаж был великолепный, в некоторых местах деревья закрывали её почти полностью. Неудачный парашют зацепился за верхние ветви, сначала, продрался, затем застрял. Борисыча тряхнуло, из рук выскользнула ткань, он полетел в реку, пытался сгруппироваться бомбочкой ногами вниз. Это совсем не было похоже на ныряние бомбочкой в реку. Его огрели снизу огромной сковородкой. Причём по всем частям тела сразу. Вокруг образовалась вата. Он стукнулся копчиком об дно. Было очень больно. Тело выбросило на поверхность. Через пару секунд мысли кричали: меня что, стирают?! Это были пороги. Но и пороги заканчиваются, дальше река, плавно изгибаясь, разливалась на лугах. Плыть было решительно невозможно, Кеша с огромными усилиями лёг на спину. Его не сразу, но вынесло на берег. Откашливать воду не было сил. Он перевернулся на живот, прополз несколько метров и остался лежать. Аркадий прекрасно понимал, что очень легко отделался. От этого становилось легче, прибавлялось сил.

Глава 7.

Он проснулся из-за того, что животу было щекотно. Кеша лежал на спине, рядом на корточках сидела его космическая попутчица, припав ухом к его груди, холодноватая лёгкая рука была на его животе. Аркадий, приподняв голову, смотрел на её затылок. Через несколько секунд девушка повернулась и тут же отпрянула.

Она шла к нему почти сутки, но нашла его сразу, ведь она видела, как он упал и куда его выбросило на берег, а Юшко с тех пор не сдвинулся с места. Женщина обрадовалась, что быстро его отыскала, но сильно испугалась из-за того, что Кеша остался там, куда его вынесла река.

Аркадий хотел улыбнуться или подмигнуть, но до морды сигнал не доходил. Он перевернулся со спины на живот, стараясь встать на четвереньки, чуть не упал, девушка его аккуратно подхватила, помогла подняться на ноги. Вся наружная часть тела изнывала от боли, болели и мягкие ткани, и кости.

Повезло, что лето. Женщина утверждала, что его нужно осмотреть, но Кеша ничего не понимал. Они пошли вдоль реки вниз. Борисычу идти было трудно, и скорость оставляла желать лучшего. Под вечер они остановились на пригорке - впереди на реке была переправа. Два причала по берегам, несколько лодок, у одного из причалов длинная изба.

Девушку взяли за руки и завели их за спину. Кеше что-то коснулось спины между лопатками. Он приподнял руки, показывая, что не сопротивляется, повернул голову. Его спины касалось копьё.
- Ходи к избе, - зычным низким голосом приказал тот, который за Юшком.
Кеша поймал взгляд женщины, убедительно кивнул, потопал вперёд. Справа от избы, в сторону от берега, под сенью леса от дерева к дереву были натянуты полосы чего-то вроде брезента. Их завели внутрь, на земле, сидя и лёжа, отдыхало ещё десятка два ребят. Двое без разговоров подорвались, взяли верёвки и двинулись к вошедшим. Им не грубо, но и без нежности связали за спинами руки, посадили плечо к плечу и привязали к дереву.
- И что с ними?
- Не заговаривать, князь прыде, пущай он и говорит, его истуканы от чар защитят, коли что.
На них посматривали, но заговорить не решались. Они тоже не пытались. Точнее, Аркадий не пытался, женщина и не могла. Они просидели несколько часов.
Под крышу вбежал молодой парень, закричал:
- Князь покоцанный вертается, за ним погоня.
Все, кто был, разом подскочили, собрались и пулей вылетели наружу. Судя по звукам, за брезентовыми стенами, неподалёку кипела драка, изредка воздух разрезал лязганьем клинков, то и дело свистело и вжикало. Вбежали двое, схватили по мешку с какими-то прутиками, дёрнулись обратно.
- Стой! - крикнул Кеша, - развяжите, я помогу.
- Развяжи, - бросил негромко бежавший впереди, не останавливаясь.
Второй остановился, обернулся, издалека окинул лысого взглядом с головы до ног, сказал одобрительно:
- Дюжий мужик.
Подошёл, снял с пояса нож, срезал Борисычу на запястьях верёвки, положил возле ног.
- Другой зброи не дам.

И выбежал. Аркадий с хрипом поднялся, выпрямился, кашлянул, поразминал суставы, наклонился за ножом. Даже для кухонного он был слишком корявым. Не время. Быстро зашагал к выходу. Драки уже не было. Впереди в семидесяти метрах низкорослые, темноволосые и смуглолицые добивали ослабевших, но сопротивляющихся, только один стрелок, засев за деревом, ещё держался. Начинало смеркаться. Кеша вернулся в палатку, освободил от пут девушку, не дал размяться, схватил за руку и быстро повёл за собой. Они прошли к боковой стенке, Борисыч наспех пропилил вертикальный надрез и выбрался наружу. Юшко повёл лесом, стараясь идти в ту сторону, в которую, как он считал, течёт река. Темп задал быстрый, пытаться двигаться бесшумно по лесу - дело бесполезное в любое время года, вековой слой листьев и хвороста под ногами этого не позволит. Он считал шаги парами, река может вильнуть, а это пока что был их единственный ориентир. Прямо идти было не так уж просто, деревья шли не рядами. Через три тысячи пар Кеша постарался свернуть на девяносто градусов к реке, вскоре они выбрели на широкую тропу. Здесь валялись мёртвые и недобитые кони, несколько человеческих тел. Одно из них едва шевелилось под бездыханным жеребцом. Женщина бросилась к нему. Чёрт! Борисыч выпустил её руку ещё в лесу, так как пробираться было сложно. Пошёл за ней, думал силой увести дальше, опасно было, но не решился, под корпусом коня лежал раненый паренёк лет шестнадцати - восемнадцати. Девушка наклонилась к раненому, чтобы вытащить его, Кеша сперва бросился помогать, но тут же оторопел: женщина без особого напряжения вытащила парня. Намылилась здесь же оказать ему медицинскую помощь. Аркадий потрогал её за плечо, указывая на лес и пытаясь обьяснить. Вдвоём они пронесли его вглубь леса, уложили, Борисыч присел рядом и наблюдал. Деушка нашла основную рану: слева в животе был след от сначала вбитого, а затем выдернутого с мясом копья. Она сняла с плеча и поставила перед собой катомку, сперва промыла рану, затем покапала туда какой-то вязкой густоватой жижи, прилепила что-то вроде бинта на животе и на спине. Сделала вид, что закончила. Лысый поднялся, стараясь понежнее, взвалил на себя мальчишку и они пошли дальше. Уже почти полностью стемнело. Полторы тысячи пар шагов отделяли их от речного берега. Спуск к воде был не из лёгких и в тину, но обходить Кеша не решился, они и так много времени потеряли. Если под лошадью парень был ещё наполовину в сознании, то теперь болтался в беспамятстве. Через реку Аркадий и девушка тащили тело вдвоём, мужчина грёб как мог быстрее, их сносило вниз, а кто знает, что там - ещё одних порогов ему не очень хотелось. Противоположный берег круто поднимался холмом, покрытым мелким кустарником. Лысый не стал поднимать юношу, а практически тащил его по земле перед собой, уклон позволял. Они взобрались наверх. Сквозь дымку редкого облачка просвечивала странноватая луна. Беглецы прошли ещё с четверть часа по холмам, нашли место для ночлега. Три полосочки тел параллельно лежали на земле. Слева от Юшко подрагивала от холода женщина. Он подтащил её, прижал к себе, положил руку под голову, она не сопротивлялась, даже делала едва заметные жесты благодарности. Справа от приговорённого ко второму кругу ада лежал бессознательный паренёк.

Юшко вскочил, взбежал на пригорок. На небо пыталась залезть вторая луна. Он постоял несколько минут, разглядывая небо. Вернулся, лёг на место. Женщина сама придвинулась к нему. Она излучала добро.

Это была не его Земля.

Глава 8.

Открыв глаза, Аркадий увидел, что юноша, прячась за деревом, выставляя руку ладонью вперёд, к девушке, говорит:
- Не ходи до меня, чародейка. А-а, ведьмин прихвостень пробудился, - увидел он севшего Кешу.
- Може, тебе по морде свозить? - обозлился спросоня Борисыч.
- Я вдячен за спасение, но кабы оно мне души не стоило, - проговорил, извиняясь, паренёк, - молви бабе, чтобы оставила меня.
- Не могу, - ответил Кеша, - я её языка не понимаю, она моего тоже. Ты подходи, садись, поговорить надо.
Мальчишка, стараясь держаться к женщине лицом, огибая её полукругом, подошёл к лысому, опустился напротив.
- Русский, дядьку? - спросил парень.
- Да. Как звать тебя?
- Славкой кличут. А самого?
- Кеша, - ответил мужчина, - какой здесь город по близости есть?
- В Киев надобно топать, - грустно изрёк Славка, - там мамка допоможет.
- Дорогу знаешь?
- А то как же, - немного обиделся юноша.
- Ну тогда пойдём.

Они поднялись, собрали небогатые пожитки и тронулись в путь. Девушка запротестовала, обращаясь к Кеше и указывая Славе на живот.
- По-моему, она хочет рану твою осмотреть или перевязать.
- Боюся я её колдовства, дядька, - хныкнул парнишка.
- Она не ведьма, а врач, иностранный просто, - соврал Юшко.
- Что такое "фратч"? - поинтересовался Слава.
- Лекарь, знахарь... Но никаких чар!
Славка смотрел на неё с опаской, но всё же поддался. Женщина благодарно кивнула Борисычу, наскоро поколдовала с раной, и они двинулись в дорогу.

Сначала они долго шли лесом, потом выбрели на дорогу. Путь занял три дня. Юшко предпочёл бы идти ночью, а спать днём, но спорить с молодым проводником не хотелось, тем более, Кеша не смог бы ориентироваться по незнакомым звёздам.

Вряд ли по дороге совсем не было городов и сёл, даже одиноких избушек, скорее, Слава специально вёл так. Но на четвёртый день, уже не ранним утром они вышли из леса, поднялись на пригорок и перед ними раскинулось поле с домиками. Были здесь и заборчики. Путники, вроде бы не целясь попали в улицу. По обе стороны были заборчики, чаще всего, что то вроде частокола. Заборчики окружали прямоугольные площади, у дальней стороны которых располагались жилища. Домики были не везде, куда чаще встречались полуземлянки, из земли торчала крыша на стенах высотой в десяток - другой сантиметров, под скатами крыши - канавки для отвода дождевой воды. Как правило, два домика стояло рядом, другой выходил на параллельную улицу. Периодически путь пересекали узкие дорожки, идущие в перпендикулярных направлениях. На площадях за заборами, там и тут над землёй трудились люди, группками, в каждой по одному взрослому и двое-трое детей. Улица то и дело слегка извивалась то вправо то влево. На идущую троицу никто не обращал ни малейшего внимания. Причём делали все это так усердно, что и дураку было ясно, что об их появлении знает уже вся деревня. После третьего перекрёстка сзади выросли шестеро рослых плечистых ребят, которые бесшумной походкой нагнали пришельцев и положили на них каждый по одной руке. Девушка дёрнулась. Это действие определилось скорее по импульсу тела, чем по движению, настолько крепко держали её две мужские руки. Их вели вперёд, туда, куда они и шли. Дорога слегка поднималась.

Славка повернул голову влево:
- Це Киев?
Адресат вопроса был нем. Не исключено, что и в прямом смысле слова тоже.

Когда дорога перестала подниматься, прямоугольные заборчики отступили назад, впереди, метрах в тридцати возносился к облакам высоченный крепчайший частокол. Через несколько шагов оказалось, что их и частокол разделял ров. Это был не просто ров и совсем не ров. Не просто рвом он был для Борисыча, который повидал немало средневековых крепостей двадцать первого века но такого ужасающего рва не видал ни разу. Ум отказывался работать в направлении, как через него могут перебраться атакующие. Совсем не рвом он был по своей природе. Из дна торчали заострённые пеньки бывшего густого леса, утверрждавшие, что не ров был выкопан, а берега его насыпаны. Отвесные стены были выложены срубом, как в сибирских избах. В частоколе напротив улицы были распахнутые ворота, в них был перекинут узенький мостик, по видимому, постоянный. По правую руку, вдалеке, синевел Днепр-батюшка.

Путников гуськом по одному перевели через мостик, конвой по двое с трудом умещался по ширине. Частоколов было, за вторым виднелась булыжная мостовая. Их повернули влево между частоколами, там раскинулась пустыня шириной в десять метров, здесь не росла даже трава. Провели шагов двадцать, спустили по возникшей из ниоткуда грунтовой лестнице в землянку, втолкнули в дверь, дверь затворили. Достаточно большую комнатку, простор которой не давал в полной мере ощутить невысокий потолок, освещала единственная свечка на столе у дальней стенки. За столом, лицом к вошедшим сидел плешивенький низенький хиленький мужичонка. По бокам вдоль стен стояли стулья. Других дверей и людей не было.

- Милости просим, - сладеньким голосочком пропел мужичонка, в широком, жесте, чуть ли не в поклоне, приглашая вошедших рассаживаться. Перед ним на столе лежала заворачивающаяся то ли шкурка, то ли кусок коры, рядом несколько коротеньких заострённых палочек.

Все трое двинулись к правой стене, сели рядом, женщина в середине, Кеша ближе в двери. Лицо мужичонки дёрнуло бровью и уголком рта, правая рука нацарапало несколько значков. Продолжил:
- Старший, почнём с тебя, - мужичонка в паузе поднял глаза в потолок в центре комнаты, Юшко инстинктивно посмотрел туда же. Там явно не хватало висящей на шнуре лампочки Ильича. Кеша расплылся в улыбке по этому поводу и вернул взгляд на мужичонку, тот снова создавал пару значков на клочке палеобумаги, - Как звать?
- Кеша.
- К кому топаете? - Борисыч помотрел на Славу, тот одобрительно моргнул.
- До мамки пацана, - мужичонка опять что-то отмечал. Повёл головой, мол, ну ладно, перевёл взгляд на девушку:
- Теперь девка, - несколько секунд тишины, - Звать как?
Над землёй, нет, скорее под землёй накалялась тишина.
- Вона что, нема у тебя? - спросил наконец мужичонка.
Кеша хотел было дакнуть, но осёкся, бабу чёрт за язык может дёрнуть в любой момент.
- Нет, - Кеша не любил экать в перерыве между словами.
- Так и чего не каже? - не выдержал мужичонка.
- Иностранка, не понимает по-нашему, - ответил Борисыч.
На них долго смотрели два глаза, потом рука дольше обычного делала пометки.
- Тогда перекладай на ёйный, - вернулся к разговору вопроситель, - как твоё имья?
Отступать было некуда, Юшко повернулся к девушке:
- Курлум гарым, - рявкнул он. Мужичонка вскинул обе брови и сделал ещё одну отметку. Женщина несколько раз перевела взгляд с одного на другого, мужичонка учащённо заморгал, космонавтка кинула быстрый взгляд на Славку, сделала короткий измученый вздох и затараторила длинной очередью на полторы минуты. Потом также резко смолкла и вновь стала оглядывать собравшихся. После некоторого молчания мужичонка сообразил:
- Це всё ёйное имья? - адресовал он Кеше.
- А... - очнулся Юшко, - Аа... Авдотья.
- А решта? - изобразил удивление на лице сидящий за столом, - Ты её за имья пытал то?
- Как будто наши бабы не такие! - искренно махнул рукой Борисыч.
- Це точно, - подумав, первый раз не сладким голосом согласился мужичонка. Некоторое время с грустным видом поразмышлял, затем устало посмотрел на паренька.
- А ты хто будешь?
- Святослав - красивым звонким голосом ответил парень.
- Гарне имечко, - заметил служака, - до кого ведёшь их?
- До Ольги, до мамки.
Мужичонка пару раз устало покивал, потом замер и взгляд будто проснулся, волосёнки, что возле самой проплешины, зашевелились.
- Так, це вже цикаво, - бравым, ожившим голосом проговорил мужичонка, - мета?
- Наречену везли показывать, дорогой бусурманы из пастки выскочили, - склеил правду с выдумкой Слава.
Мужичонка встал, прошёл к двери, отворил, негромко и чётко пробасил:
- Двоих вывести, пацана оставити, - и пошёл обратно к столу. Славка сплюнул сквозь зубы на землю.

Но ни один из плечистых парней протиснуться не успел, под мышкой у первого юрко, как воробей, влетел мелкий, но тренированный парнишка, остановился шагах в двух от мужичонки, который даже среагировать не успел, и закричал в лысину:
- Батька! Бусурмана на Дальней Белке видели, к восходу от Вальки-отшельника, дозволь со своей пятёркой верхом сходить, прогоним, мамкой клянусь!
Мужичонка медленно повернулся лицом к вбежавшему и строго отчитал:
- Сколько тебя учить, когда я на службе - никакого батьки! Не видишь, посетители у меня! - кинул рукой жест в сторону троицы.
- Прости батька, но весть-то какая! - смутился парнишка, повернулся к сидящим, слегка кивнул - Здравы будьте, добри люды, - и, после небольшой паузы, - Славка! Здорово, братуха! - торопливо шагнул к Святославу, протянул руку.
- И тебе здоровья, Митька, - куда меньшим, но всё же заметным оживлением ответил на приветствие Слава.
- Так дозволь же выехать... - вновь было накинулся Митя на служивого.
- Ты его знаешь? - оборвал лепет сынка плешивый, указывая рукой на Славку.
- Это? - кивнул Митька головой на своего сверстника, - Ясно дело, князь киевский, Святослав, - махнул он на него рукой, - Бусурманы ж рядышком уже!
- Да хорош пищать! - рявкнул старший, - Куда тебе пацану на бусурмана ходить? Мужики уже полчаса как поехали. Ты лучше скажи, откуда его знаешь?
Парень люто обиделся на отца, но вяло отвечал:
- У деда Терентия разом луку учились.
- Так вот тебе державный приказ: отведи ведомым конвоиром этих троих до княгини.
- Ясно дело, кому то бусурманов бить, а кому то по хатам княжеским рожи строить, - хныкнул парнишка, повернулся к путникам, махнул рукой, - ходимо!
- Бувайте, - попрощался мужичонка.
- До свидания, - пробурчал Юшко.

Глава 9.

Славка оказался князем Святославом, а мамка его - киевской княгиней Ольгой. Парень взял двух коней да поехал в одиночку восвояси войско новое собирать, а княгиня, в благодарность за спасение сына, да заприметив в Кеше талант недюжий государственного деятеля, сделала Борисыча не то фаворитом, не то советником, не то министром. В общем, стал Юшко в Киеве утопию воздвигать. Космонавтка так языка и не выучила и всё около его крутилась. Крестьянские клочки земли обьединили, и крестьяне на общее поле на работу ездили, а жили все за городской стеной, произведённое добро между всеми киевлянами делили. Дружину числом снизили, но ввели строгий порядок подчинения и обучение с тренировками войско получало такое, что никакие бусурманы и близко к Киеву не подходили. Позже кольцом вокруг столицы построили девять городов, точнее, пять построили, четыре и так были, провели хорошие дороги от Киева к каждому, да кольцевую, и стала десятка городов жить не по времени.

Главное, чего хотел Борисыч - науки, чтобы обратно в космос лететь, школы были построены, экспедицией обломки корабля, на котором Юшко с девушкой падал, в Киев притащили, да народ так разжировался, что ни о какой науке и слышать не хотел. И стал Кеша собирать ведьм да колдунов со всей округи, еженедельно они встречались, делились надуманным. До ужаса смышлёнными они оказались, ни разу не удивились, что Юшко с бабой с неба упали, что куски железа летать могут, и работали с Кешей с огромным интересом, он же им доступ в библиотеку княжескую открыл, другие книги, что они просили, доставал, сам узнал многое такое, до чего земная наука и к двадцать первому веку не додумалась. Так прошло шесть лет.

Солнечным прохладным весенним утром собрались в княжеском зале двенадцать мужей, да пять баб. Кроме Борисыча, его космической подруги и четырнадцати колдунов и ведьм за столом, у двери стоял тот самый мужичонка. Кто он такой, Юшко за шесть лет так достоверно и не узнал, хотя глубоко и не копал. За окном, на площади, собирался народ, стягивалась куча дерева, наверно, сцену мастерить собирались. В зале шла оживлённая, исключительно интеллигентная беседа, вёлся мозговой штурм.
- Во, опять праздник затеяли, - заметил суету за окном Аркадий, - им лишь бы песни петь да брагу пить.
Мужичонка воровато погладывал.
Через некоторое время двери, около которых стоял плешивый, распахнулись, ввалился народ, пятеро крепко обхватили Борисыча, остальные силой выводили колдунов. Юшко вопросительно взглянул на мужичонку, тот и не пошевелился, руки за спиной:
- Прости, Кеша, - молвил, - много ты гарного для Руси зробил, но с ведьмаками водись, а в саме сердце города негоже их запускать.

Колдунов двое суток гнали взашей куда глаза глядят, но Борисыч этого не видел, его ожидала куда более интересная церимония. Кешу выволокли на плошадь, затащили повыше, привязали к деревянному столбу. По дороге на место мужичонка шепнул, что лютый народ и бабу его тем же макаром хотел, да он заступился, так что Юшко может не волноваться, он о ней позаботится.

Не думал Аркадий Борисович, что человек горит так долго. Красивейший закат, расплёвывая алую плазму по каменным стенам и улицам города, согревал изнутри его душу.

Глава 10.

И вновь жизнь расстаяла, засохла, и слилась в одно с почвой жизни - смертью. Но такова природа нашей вселенной, что в мёртвой почве по неизвестным законам всегда, рано или поздно, зарождается корень жизни - сон, росток которого - жизнь - пробивает границу смерти и устремляется к небу.

Первым делом Аркадий обшарил тумбочку рядом с кроватью, никакого листочка не обнаружил. Потом полдня ходил по аппартаментам с вилкой и ножом, пробовал всё: дверь и так и сяк, стены, потолок, двигал мебель, пытался исследовать водопроводные трубы, канализацию, вентиляцию - всё тщетно. Изучать народную медицину и восточные единоборства уже не было смысла - шесть лет он лицезрел это своими глазами. Поэтому всё время посвятил изучению способов полёта в космос. Вечером завёл будильник на половину восьмого, лёг на лазурную простынь под пурпурное покрывало и уснул.

Он открыл глаза. Кеша сидел посредине комнаты в одних трусах на стуле, руки были за спиной и спинкой стула в наручниках, ноги крепко притянуты ремнями к ножкам стула. Ужасно хотелось спать. Из-за стола поднялся зелёный старец с листом бумаги в руках, торжественно прочитал:
- За особо тяжкие преступления против человечества - побег с места пересылки, нанесение тяжких увечий служащим, угон летательного аппарата, вмешательство в развитие молодого мира - Юшко Аркадий Борисович приговаривается к девятому кругу ада. Пересылка будет осуществлена утром третьего дня.
Глаза сомкнулись. Он проснулся, взгляд упирался в часы. Десять двадцать пять. Два дня Юшко посвятил спортивной подготовке и изучению космического полёта. Последнюю ночь умышленно не спал. Никогда в жизни, во всех жизнях, до этого ему не хотелось так спать, как в эту ночь. И всё же не выдержал. Недотерпел совсем немного, последний взгляд на часы зафиксировал семь тридцать пять. Слабак. Он так думал, на самом деле, пустили газ.

Веки раздвинулись и тут же захлопнулись, глаза слепило яркое солнце. Щёлкнул замок на ногах, затем на руках. Он лежал на носилках. Отстегнули замки ремней, крепивших его к носилкам, люди торопливо отбежали, влезли в летательный аппарат и скрылись в безоблачном синем полуденном небе. Кеша, вновь в одних трусах, лежал на песчаной дюне, от горизонта до горизонта тянулась огромная пустыня.
Борисыч встал, огляделся. Солнце беспощадно пекло. Юшко закопался в песок, накрылся сверху носилками, и стал ждать. Он ждал заката. Ожидание было слишком длинным, что наводило на мысли о более длинных сутках. Когда сияющий диск уже почти коснулся краешком горизонта, Кеша не выдержал, раскопался, встал и пошёл. Он решил идти всё время в направлении точки захода солнца. Ночь была ещё длиннее дня, но путник топал практически без остановок, преодолевая усталость, кроме того, остановиться было опасно для жизни, поскольку после дневной жары практически моментально наступил жуткий холод.
Юшко шёл три ночи, днём зарывался в песок, спал и ждал. Пустыня не кончалась, его ужасно мучила жажда, но умирать было бессмысленно. Когда после третьей ночи забрезжил рассвет, находясь в низине, на гребне дюны Борисыч увидел двух мужиков с автоматами. Они были в лёгком лесном камуфляже, с калашами, но на плечах была нашита свастика, с поводков срывались две овчарки. Мужики крикнули:
- Стой на месте!
Кеша развернулся и поковылял бегом на верх дюны. Мужики спустили собак. Когда овчарки были уже совсем близко, Кеша развернулся, выпрямился, поднял правый кулак. Первая шавка уже почти подлетела, тогда он резко одним движением присел и опустил кулак прямо ей в череп. Овчарка взвизгнула и распласталась, уже готовая вскочить, Юшко из последних сил молотил её по черепу, пока не смял его полностью, другая всё это время копошилась клыками в его левой ноге. Кеша, не вставая на ноги, развернулся и навалился на неё всем телом, переворачивая на спину. Схватил левой рукой собаку за морду и, получая укусы, отводил её вверх, наклоняя голову к шее овчарки, та лапами озверело царапала его лицо. Он не был хищным зверем и поэтому не знал, куда нужно кусать, грыз шею животного по всей ширине, вырывая и сплёвывая мясо.
Когда овечка с волчьими клыками перестала дёргаться, в спину Борисычу уткнулось дуло автомата.
- Вставай! Руки вверх! – гавкнул один из мужиков.
Юшко обессилено выдернул когтистую лапу из своей щеки, поднялся, попытался поднять руки. Их скрепили за спиной наручниками и повели еле передвигающего ноги пленника к вездеходу.
Ему не оказали никакой медицинской помощи, не дали помыться, четверо суток товарными поездами и грузовыми автомашинами его везли в полярный лес. Там он вместе с другими людьми тянул железную дорогу. Спал в бараке, кормили на завтрак хлебом с водой, на ужин была баланда. Часы были как на земле, только секундная стрелка двигалась заметно медленнее, на сон выделялось четыре часа, за любое слово в присутствии других рабочих карали ударом цепью по ногам. Остальное время – изнурительная тяжёлая работа. В общем то, не такой уж и ад. Так прошло две недели.

Глава 11.

На пятнадцатый день Кешу тщательно вымыли, достаточно опрятно нарядили, скрепили руки за спиной наручниками и повели к двухэтажному каменному дому на вырубленной поляне. Направлялся пленник с конвоирами на второй этаж, в самую большую залу дома. Борисыча ввели, усадили на стул в середине комнаты, завели руки за спинку стула, вышли. В пяти метрах перед Юшко стоял стол, на котором были раскиданы бумаги, их изучал человек с приглаженной причёской и вертикальным столбиком усов под носом.
Ситуация колола исключительным сходством с аудиенциями у богов гостиницы.

- Здгаствэй, гасеш швайне! - поднял глаза на Борисыча сидящий.
- Здр... Чтоб ты здох, уважаемый, - в таком же, исполненном взаимного уважения, вежливом тоне ответил Юшко. Собеседник мило улыбнулся.
- Тхебе нужан пройте тэстэ.
- Тест... эээ... Как вас зовут, товарищ?.. Меня, кстати, Аркадий.
На некоторое время икона отвела взгляд с Кешиных глаз и презрительно смотрела в другой район его лица. Соизволил ответить:
- Герман Вольф.
- Простите, обознался, - покачал головой Борисыч, - судя по имени, вы еврей?
- Най!.. Немас! - моментально рявкнул он, - и ты не обозналес. Пройди тэстэ! Шнеле!
Герман швырнул листок на другую сторону стола.
- А тест заключается в том, как отреагирует человек в наручниках за спиной на просьбу пройти тест на листочке? - спокойным тоном, с улыбкой идиота на лице спросил Кеша.
Вольф свирепел:
- Обычне рускэ тэстэ нэ проходе, а на немэс наручник не надеть!
- Какие то, батенька, у вас националистические устои, вы часом не расист?
Герман шипел, обнажив зубы, но ничего не говорил. Аркадий снял улыбку, в масть немцу рявкнул:
- Ладно. Где русский так выучил?
- Бапгогей не вывче! - отвечал Герман Вольф, - Я твэт вже почти увек.
- Интересно, как так получилось, что в девятом круге ада величайший злодей - всего лишь попка?
- Най попка, - не рявкнул, а даже как то разочарованно пробормотал немец, - Йа главнэ.
- И что, главный встречает каждого прибывающего?
- Най, не встречат. Но ты, швайн, не каждый! Ты - Нобель премье лавря.
- А как же моя принадлежность к низшей расе?
- Йаа них рашист.
- Да что вы говорите? - голосом кисейной барышни удивился Борисыч, - А полмира завоевал.
- Них завоеват полмирр. Йаа нишво не делат. Йаа пошутит... - махал как саблей правой рукой Герман.
Вольф собирался говорить ещё, но Кеша вставил:
- Хороши шутки.
Герман, не обращая внимания на его реплику, продолжал:
- Йаа сказат немес: давайте захватит вес мирр, много смерть, но те, кто выжит - будут господа, а остальные - наш раб. И немес сказат: а давайть. Ладно быдло, но йаа сказат немес наука, светл головы, элита, умны люде: давайть эксперемент над людь, это жесток, ужас, но мы получит большой результэт. И оне, свет Германия, сказат: а давайт. Резве йаа убиват мильён? Разве йаа мучит люде в концлагерэ? Йаа играт! Йаа шутит! Йаа нишво не сделат! - казалось, усики сейчас отклеятся.
Товарищ Вольф продолжал лепетать, но Юшко его не слушал, он думал. За последние две недели здесь он сильно исхудал. Когда энергия Германа стала иссякать, Кеша подлил масла в огонь, ему нужно было ещё немного времени:
- Ладно тогда пошутили, а здесь - снова?
- Йаа не хотет, мне не оставит другой выбрэ, мня убийт пяц рэз и выбросит меня сюдэ снов и снов. Мне пришлэс выйте уверх, силай, и сделат чудовищн имперь, жёсткий дициплин...

Спинка стула, конечно, была серьёзным препятствием. Но теоретически задача была решена, дело оставалось за техникой. Вбок падать было не только некрасиво, но и опасно. Кеша оттолкнулся ногами от пола и стал падать на спину. Боль в руках, которые придавила масса тела, сконцентрированная рамой спинки стула, была ужасной, но отвлекаться на неё было никак нельзя. Вторая жизнь в этом мире у Борисыча, несомненно, будет, а вот второго такого шанса - нет. Как только он грохнулся на спину, точнее, на руки за спиной, Юшко принял позицию бумеранга: пальцы ног коснулись пола выше головы, руки изо всей силы слабенько подкинули стул обратно. Вот, где пригодилось изучение йоги, каратэ и прочих восточных хитростей.
В расположении Кешы были доли секунды, пока стул не шлёпнется обратно. Часть дела, которая зависела от техники, прошла успешно, наступил момент, где всё зависело исключительно от удачи и случайности. Даже если бы он сотню раз оттренировал всё движение, значение имела только случайность. По теории верояности на успех отводилось не более пятнадцати процентов, а если бы его четырнадцать дней не морили голодом - шансов бы не было никаких.
Юшко прижал колени к груди и тело покатилось обратно. Ему повезло. С огромной скоростю ноги вошли в аккурат между руками. Пару милимметров в любую сторону - и он бы выбил себе руку и, возможно, оставшись в этой позе, задохнулся бы.

Герман Вольф видел всю картину, но и в этот момент ещё продолжал яростно рассказывать о том, насколько продуктивнее здесь с точки зрения науки использование концлагерей. Если подопытный умирал, через двое суток его вновь сбрасывали с неба.

Тем временем Борисыч по инерции врубился лбом в торец летающей спинки стула. Он был как нельзя кстати. Попробуйте с руками в наручниках с короткой цепью встать из положения сидя.
У стула обнаружились серьёзные актёрские задатки. Своим треском он очень эффектно изображал визг зарезаемого поросёнка. Трещать трещал, но сломлен не был.
С трудом поднявшись на ноги, Аркадий побрёл к Вольфу. Когда заходил за спину, Герман потянул руку к верхнему ящику стола. Кеша обхватил сзади наручниками шею, потянул на себя и вверх, немец выдернул верхний ящик, в нём красовался пистолет.
Борисыч потянул его прочь из стула, Герман Вольф принялся пищать и тилипать руками. Душиться он не хотел, очень сложно задушить двухсантиметровой цепью. Юшко потерял спасительное время, но отступать было уже некуда.
В комнату ворвались двое, один опешил и изумлённо моргал глазами, второй выхватил пистолет, но тут же опустил, ехидно улыбнувшись.
То, что душитель из него максимум третьего разряда, Аркадий уже понял, но отпускать было нельзя. Нужно было что-то придумывать.
Кеша как бы невзначай повернулся вместе с Германом на девяносто градусов. Чёрт - только теперь подумал он, сейчас я всей спиной закрываю Вольфа, идеальный момент для человека с пистолетом в руках в дверях. Однако, ничего не происходило.
Борисыч на секунду отпустил шею немца, повернулся ещё на девяносто градусов и снова дёрнул замком рук на себя. Вольф, привыкший противостоять силе, направленной назад, опрокинулся набок, врезавшись шеей прямо в спинку своего стула. Юшко придержал Германа за лицо, чтобы тот не съехал, отпустил руки и, слегка подпрыгнув и подняв правую ногу, сел Герману Вольфу на голову. Шея повторно хрустнула, как толстая пачка вермишели, Борисыч оказался сидящим на стуле, за спиной, уже конвульсируя, на пол свалилось тело немца.
Пока Юшко переключался с удушения шеи на её ломание, в комнату вбежали ещё человек десять. Кеша обернулся и в недоумении смотрел на собравшихся. Наконец, произошло то, что должно было произойти давно - один из последнего десятка вбежавших отреагировал согласно событиям, правда, в обратном порядке. Сначала он крикнул на чистом русском языке:
- Он убил нашего господина!
И лишь потом, после короткой паузы выхватил револьвер, вскинул, навёл на Кешу, хотя должен был это сделать до реплики.
Мужчина из свиты Германа Вольфа прицелиться не успел. К этому моменту Юшко уже взял из верхнего ящика пистолет, снял предохранитель и дважды выстрелил в защитника то ли фюрера, то ли канцлера.
В комнате повисла гробовая тишина.
Наконец, тот, который вбежал одним из первых и всё время стоял с пистолетом в руке, с лёгким немецким акцентом закричал:
- Свершилось! Изверг свергнут! Концлагерям конец! Диктатуре коне..!..
Также получил две пули.

Глава 12.

Аркадий Борисович решил брать страхом. Он ухватил власть в стальные тиски. Набрал охрану, создал им баснословные условия. Трое суток почти не спал, проверял каждого прибывающего, а их было не мало. Поджидал возвращения Германа Вольфа. Дождался. Лично встретил, своими руками запаковал, привёз в свой бункер на личном автомобиле, выделил для него специальный шкаф, с цепи не спускал, замки не открывал, каждый день лично впихивал в пасть немцу воду и пищу.

Юшко не был окончательным идиотом, и воздвигать утопию в самом страшном аду не собирался, помимо всего прочего, люди, оказавшиеся тут уж точно не были этого достойны. К тому же, к чему приводит создание утопии, даже в совсем приличном мире, он уже пронаблюдал своими глазами, прочувствовал сердцем в прямом смысле выражения.
Он не стал менять ничего, даже ещё больше ужесточил вертикаль, заместив собой Германа Вольфа.
Зато наука здесь была не то что не в сравнении зажравшемуся Киеву, наука ушла на несколько столетий относительно двадцать первого века Земли Аркадия Борисовича. Причём в том числе в интересующем Кешу направлении - в направлении космического полёта. И здешняя наука пошла вовсе не по пути внедрения химии и химических реакций, а по пути освоения физики.
Был обнаружен способ создания частицы, обладающей свойством антигравитации относительно определённого элемента. Судя по всему, без концлагерей это было бы недостижимо, ибо создание античастицы проводилось посредством бесчеловечной эксплуатации в требуемом направлении человеческого организма. Особенность заключалась в том, что такой антиэлемент обладал свойством антигравитации только к определённому чистому веществу. Стало быть, для использования изобретения в полёте, необходимо было это антивещество поместить, как ореховое ядро в скорлупу из соответствующего элемента, да ещё и в защитную капсулу, ибо представьте себе, что античастицу железа поднесли вплотную к телу человека и она вступает в реакцию со всеми молекулами железа в организме человека.
В общем, не вдаваясь в подробности, это направление давало теоретически возможность развития скорости вплоть до скорости света, практически же, вследствие неизбежных издержек, достигаемая скорость снижалась приблизительно до восьмидесяти пяти процентов от скорости света, что всё равно было внушительным результатом.
Куда более сложным вопросом было: как в условиях невесомости, не причинив вред организму в максимально короткие сроки плавно, без резких рывков, совершать разгон и торможение.
Вся мощь рейха была перенаправлена в одно русло: все силы устремились на окончательную доработку и подготовку космического проекта. Пробный полёт, конечно же, совершил не Борисыч, но и жучку при наличии концлагерей посылать было незачем.
И вот, через шесть месяцев по местному растянутому времени всё было готово. Уже три месяца Аркадий проходил подготовку на тренажёрах.
Кеша стоял неподалёку от того места, в котором появился в этом мире, чтобы вот-вот в этом же месте из этого мира уйти - в пустыне.
Впереди зиял чернью диск. Это действительно была летающая тарелка. Она была идеально чёрной, не отражала ни толики света, в диаметре около двадцати метров, в самой высокой точке - чуть больше пяти.
Борисыч сопел. Не от жары, низкой влажности или песка, от напряжения. Он нервничал. Наконец, сделал первый шаг, за ним второй, третий, четвёртый...
Кеша забрался в аппарат, нашёл кресло пилота, в последний раз посмотрел в экраны на дюны этого мира, приютившего девятый круг ада. Дал взлёт.
План заключался в том, чтобы сразу набрать максимальную скорость и долго лететь. На планету почти каждый день с неба сгружали по нескольку новых грешников. Нужно было прорваться. Согласно плану, тарелка летела месяц, затем Кеша остановил движение аппарата. Он хотел запечатлеть космос своими глазами через экраны мониторов из мёртвой неподвижной точки.

Вокруг была зловещая сияющая чёрная пустота с зияющими нелепыми бледными белыми пятнами. Пустота и отсутствие жизни страшно щекотала по спине мёртвыми костями фалангов пальцев. Рука принадлежала не старухе Смерти, её хозяйка была пострашнее, она была Отсутствием жизни.

Глава 13.

Кто его знает, сколько времени прошло с тех пор, как Аркадий Борисович покинул капсулу планеты, отведённой под девятый круг ада.

Первое время было очень сложно, потому как Юшко совершенно не знал, что к чему. Он летал и наблюдал, не зная, что предпринять. Однажды к нему прицепились три маленьких кораблика, сначала долго летели за ним, потом открыли огонь. Кеша отчаянно маневрировал. Через время подлетел ещё один кораблик и в красивейшем бою разбил двоих преследователей Борисыча, третьего захватил, взяв троих членов экипажа в плен. Увёл Кешу в сторону от кишащего корабликами космоса.

Экипаж того кораблика состоял из одного человека, как позже оказалось, человека истинного. Долго они оставались в пустынном пространстве. Первое время учили языки друг друга, благо, летательный аппарат спасителя имел во чреве своём вспомогательную систему. Переводчик был сконструирован в течение нескольких суток.

Рассказал Юшко и о себе и о своих приключениях, новый знакомый поведал ему об устройстве мира.

Началось развитие человечества, в самом широком смысле этого слова, очень похоже на историю знакомого Борисычу земного мира. Но в некоторый момент было изобретено бессмертие. Это был не элексир, не таблетки, не клонирование, всё упиралось в воспитание людей в раннем возрасте. На самом деле, бессмертие было совсем не бессмертием, а всего лишь продлением срока жизни, средним значением которого было пять тысяч лет. Умирали люди не от старости, а от мозговой усталости. Но итоговая смерть не меняла ничего.

Рождаемость практически сошла на нет. Люди с двумя детьми были музейной редкостью, им все сочувствовали. Потому как у них на глазах вырастало такое количество их собственных потомков, что помнить о всех них не представлялось никакой возможности. А ведь все они были родными тебе людьми, кровинушками, и человек шёл по городу и думал, глядя на прохожих: кто из них мой близкий родственник, а кто нет?

Умнейшие, талантливейшие люди, прожив несколько сотен лет, увлекались исследованием вопроса смерти, и лучшим из них удавалось умереть или погибнуть.
Жизнь, не подчёркнутая смертью, потеряла всякий смысл.

Люди умирали крайне редко, но рождались ещё реже и поэтому общая численность человечества неуклонно снижалась. Это перечёркивало все рассчёты на развитие и космическую экспансию.

Тогда человеческие учёные придумали новшество. Была обнаружена душа, некий пучок, концентрация энергии, её точная природа по сей день почти не исследована, но давным-давно был изобретён способ её ловли и транспортировки, телепортации.

Были обработаны и приспособлены для жизни планеты, на них была занесена жизнь во главе с человеком и представлены религии, которые, впрочем, обязательными не были. Вначале была одна такая пробная планета, потом десяток, на сегодняшний момент - несколько десятков. Кроме того, есть специальная планета-гостиница, и для каждой из планет ещё по восемнадцать. Возле каждой из искусственно населённых планет брошена сеть. А на планете гостинице искусственно выращиваются тела, которые в любой момент - точные копии тел, ходящих на подопытной планете. Когда человек умирает, его душу ловят, телепортируют на планету-гостиницу и селят в запасное тело. Затем проводится суд и людей из одного мира рассылают по восемнадцати планетам. Через многие годы некоторых из них вытаскивают и ставят вровень с истинными людьми.

Есть и другие великие разумы, некоторые имеют довольно много схожего с человечеством, большая часть - почти ничего. Ни они человечеству, ни человечество им жить не мешает, да и помешать не может - уж больно мало точек соприкосновения.

Истинный человек, отбивший от Кеши атаки, был космическим пиратом, путь сей избрал сам, добровольно, не будучи ни в нужде, ни в отчаяньи.
И несколько лет летали они вместе, в одном корабле, улучшали его, вступали в космические поединки и настоящие баталии, захватывали в плен, продавали рабов, приторговывали всякой всячиной. Но однажды сцепились с военной эскадрой и погибли вместе с кораблём в результате лобовой.

Глава 14.

Привычка - одна из основных составных элементов корня человеческой природы. Опыт - бич яркости бытия. Душа Аркадия Борисовича Юшко привыкла умирать и возрождаться, привыкла и к промежутку между этими двумя процессами. Отягощённая эпителием опыта кожа теперь считала смерть знакомой и понятной. Удивляться было нечему. Всё было как и раньше, как всегда. На сей раз смерть выдалась обыденной. Можно было сравнить все смерти и выставить оценки.

Когда он проснулся стрелки часов на бордовой стене под пурпуровым потолком над раздвигающимися дверцами в шкаф показывали восемь часов тридцать пять минут. Кеша оглядел себя. Оказывается, это было новое тело, третье новое тело и четвёртое тело общим счётом. В голове мелькнуло: я меняю тела как перчатки.
Теперь он знал, чего хочет. Он хочет вновь бежать, но теперь он многое знает, он во что бы то ни стало найдёт свою Землю и прилетит туда, и ветром снизойдёт с неба на голубую планету.
Справа от кровати, на тумбочке лежал согнутый пополам альбомный лист бумаги эталонно белого цвета. На внутренней стороне было написано: "На следующий день в 11:00 за вами прийдут. Будьте готовы." На следующий день... Как-то не по-рус... В точности это он думал в первый раз. Боже, солько прошло..! ... Нет, тут не годами нужно исчислять. Сколько воды утекло! С тех пор... Из всех его тел.
Целый час Юшко принимал ванну.
Он уже не знал, куда, на изучение чего потратить время. И стал читать русскую художественную литературу. Отыскал в морозильнике мороженное, наломал в вазочку, полил вареньем, взял ложечку и с вазочкой и ложечкой в руках и с ногами устроился в кресло перед дисплеем компьютера. Когда-то в детстве он любил читать тяжёлую классическую литературу, а перерывы между ней заполнять фантастическими приключениями или приключенческой фантастикой.

Заснул он поздно. Может, даже уже рано. Будильник завести не то что забыл, даже об этом и не думал. Проснулся оттого, что в дверь постучали трижды.
Через пару секунд она распахнулась, в проём вошли двое. Закрыли дверь, Илюша направился к кровати. Кеша протянул руку и включил свет. Илья уселся на тумбочку, повернулся в полоборота, улыбнулся, произнёс:
- Добрый день.
- Добррр... - точно не русский, подумал Юшко, - ...рое утро.
Борисыч посмотрел на часы, после паузы сказал:
- Извините, проспал. Сколько дадите штрафного времени?
- Да сколько хотите, - успокоил его парень.
Борисыч в темпе резвой кобылы пришёл в себя, затем привёл себя в порядок - видимо, их было двое, оделся, вышел из гардеробной, направляясь к двери кинул молодому человеку:
- Ну, пошли, и так опаздываем.
Подошёл к двери, протянул руку ладонью вверх к рукам сопровождающего, тот положил Кеше на руку ручку от двери, Аркадий приставил её к двери, открыл, вышел за порог, переставил ручку на противоположную сторону, заглянул обратно в аппартаменты. Илья сидел с отвисшей челюстью.
- Ну, мы идём? - спросил Юшко и тут же опомнился, - А-а, извините, увлёкся, - смотрел он виновато то на одного, то на другого, - честное слово, ненарочно, само собой вышло.
Наконец, в себя вернулся и Илюша, поднялся, пошёл к выходу. Коридоры и лестницы привели их к дверям, Илья доложил секретарше, секретарша доложила вовнутрь, и они - Кеша и Илюша - посидели немного.
Когда вошедшие устроились, поднялся зелёный старец.
- Мы приносим извинения за неверно вынесенный вердикт и неправильную оценку ваших действий. Пересмотрев личное дело номер кря-кря-кря мы пришли к новой резолюции. За выдающиеся поступки, необычайный талант, находчивость и рвение, Юшко Бориса Аркадьевича направить в девятый уровень рая. Пересылку осуществить третьего дня с восьми ноль ноль.

Двое суток Кеша готовил и кушал всякие вкусности и читал книги.

На третий день утром пришла знакомая двойка. Как и в первый раз, они пришли в белый зал телепортации, сопровождающий остался за белой дверью, в середине комнаты Кеша потерял направление двери, на выходе их встречали солдатики. Они прошли через зал и рукава вокзала к нужному кораблю. Летели часов шесть. Приземлились на зелёной лужайка посреди леса. Илья вышел первый, за ним спустился Борисыч, молодой человек пожал Аркадию руку, пожелал удачи и счастья в новом мире, вернулся в летательный аппарат и вместе с ним скрылся в облаках.

Глава 15.

Это была планета с идеальными климатическими условиями. Здесь не было хищных зверей. Люди ходили голыми, даже без набедренных повязок, каждый молился своему богу и верил согласно своей религии. Здесь почти не было семей, ибо редко оба супруга оказываются достойными девятого уровня рая. У людей был каменный век. Хотя нет, лишь у некоторых, занимавшихся мирным земледелием или скотоводством, был каменный век. Остальным орудия были ни к чему. Жилища не строил никто. Все жили под открытым небом. Те, кто не работал, питались щедрыми дарами плодовых деревьев и кустарников, когда хотелось мяса, резали не сопротивляющихся травоядных животных.

Об обьединении людей и научно-техническом развитии никто и слышать не хотел. Все были праведниками. Никто даже не мог убить Аркадия, даже если бы тот задумал их пытать. Самоубийства ему не хотелось.

Утопия в райских садах немыслима, поскольку они и без неё идеальны. Нищи, бесцветны и идеальны. Утопия нужна только для идеальности в мире, где есть и добро и зло, и ложь и правда, и красота и уродство, сила и слабость. И по причине неизбежного присутствия зла, лжи, уродства и слабости, она никогда не может быть воздвигнута.

Долгие месяцы Кеша не знал, что делать. В уме по прежнему было желание лететь в космос на родную Землю.

И однажды придумал. Два года он отслеживал, где и когда спускаются с неба челноки, привозящие праведников, пытался понять сиситему. Когда осознал, что это ему не под силу - поселился на открытой поляне, почти такой же, как та, на которую спустился сам, и стал ждать. Он ждал полгода.

Наконец, ранним утром, в небе появилась яркая движущаяся и увеличивающаяся точка. Юшко отбежал к лесу и спрятался за одним из деревьев. Шлюпка медленно опустилась, осуществила контакт с грунтом, выпустился мостик. Ему повезло, мостик опустился почти в противоположную от него сторону. Времени было в обрез и он сразу начал подкрадываться. По мостику спустились двое, молодой человек и новый житель рая. Они неспеша шли, достаточно громко разговаривая по-английски о какой-то религиозно-сектантской праведной ерунде. Когда Борисыч был уже почти у трапа, парень попрощался с мужчиной и повернул обратно. Юшко вскочил и пулей влетел в отсек. Спиной к нему в кресле сидел пилот. Кеша быстрым движением отстегнул ремни, и на руках вынес лётчика вон из корабля. Навстречу уже на всех парах нёсся молодой человек. Космическое пиратство послужило добрую службу: Аркадий успел задраить шлюпку. Уселся в кресло пилота, разобрался с управлением и пошёл на взлёт.

Когда корабль покинул атмосферу планеты, созрел план. Кеша собирался сначала как можно быстрее отлететь подальше, а потом решить, куда ему нужно. Установить аппарат на разгон Борисыч не успел. Сзади, внутри корабля, раздался выстрел. Пуля вонзилась ему в затылок. В каждом корабле в специальной потайной нише всегда прячется солдат. При своих собственных пересылках Юшко этого никогда не замечал.

Глава 16.

Мысли не летают. Там, где нет ничего, кроме мыслей, нет и пространства. Этим мыслям надоело умирать и возрождаться. Но и жизни им тоже надоели. Мысли состарились и решили, что всё, что им нужно - житейский покой и родные, любимые мысли рядом.

Юшко проснулся, когда часы над створками портала в гардероб под бордовым потолком на пурпурной стене показывали восемь двадцать пять. На тумбочке лежал белый лист бумаги с теми же русскими словами в нерусской формулировке. Он встал, пришёл в угол, сел на пол, обхватил руками колени, плечи лежали на двух перпендикулярных стенах. Он просидел так до поздной ночи, ничего не ел, ничего не пил. Он молился. Молил о прощении и покое. Огонь души иссяк, стартёр-энтузиазм перегорел. Встал, пошёл к умывальнику, умылся, напился, лёг в кровать, уснул.

Утром к одиннадцати он был уже готов и дожидался, умоляя стрелки двигаться быстрее. В дверь постучали трижды, в квартиру вошли двое. Парень от двери сказал: пойдёмте. На нём не было улыбки и крахмального макияжного добра, на нём также была усталость.

Четверо сидели в просторном кабинете. Из кресла поднялся зелёный старец. Несколько секунд думал, что говорить.
- Сядь, - ровным голосом, не поворачиваясь, смотря на Кешу, приказал красный и обратился уже к Борисычу: - чего ты хочешь?
Аркадий в этот раз не смотрел никому в глаза. Он буравил взглядом потолок. Через полминуты спросил:
- Почему выходит так, что многие в девятом аду живут лучше, чем любой из девятого рая.
- Под каждый уровень рая и ада выделена своя планета, - обьяснял красный, - и отправляются туда соответствующие люди. Не мы решаем, какими быть вашим мирам, - после паузы повторил: - чего ты хочешь?
- Теперь ничего. Отправьте меня куда угодно, но только вместе с моими родными, вместе с моей семьёй.
- Твоя жена и дети уже много лет дожидаются тебя во втором круге ада, - сообщил красный старец, кинул зелёному: - обьявляй.
Встал зелёный старец.
- Юшко Аркадий Борисович приговаривается ко второму кругу ада. Пересылку начать в восемь ноль ноль третьего дня.

На два дня Кеша ушёл в запой.

И вновь утро, коридоры, зал и рукава вокзала, перелёт, спуск. Предвкушение долгожданной встречи с теми, кто для него всё.

Глава 17.

С какой радостью он встретился со своей семьёй! Внешне его дети изменились до не узнаваемости, но какому родителю нужна внешность, чтобы узнать своих детей.

Десеть лет он тихо мирно и счастливо жил в окружении семьи. Родные души залечивали его раны. Он с ними почти не говорил, им не нужны были слова, они понимали друг друга без них.

Но время прошло, раны затянулись и Кеша вновь стал таким, каким был всегда.

Во время последней своей смерти он понял, что смерть ему надоела. Жизнь же надоела ещё больше. На его век выпало такое разнообразие жизней, что любое новшество в жизни ни вызывало ни капельки удивления.
Аркадий долго искал что-то третье. Что-то кроме жизни и смерти. Возможно, что-то среднее, возможно, что-то иное. Но ничего нового, третьего, он выдумать не мог, а терпение иссякало. Но что будет, когда оно иссякнет? Новая смерть? Чтобы за ней показалась очередная предсказуемая лента очередной новой жизни? Третьего он не нашёл, но пришёл к компромиссу: Аркадий захотел истинной смерти.

Глава 18.

Он шёл по одинаковым коридорам, спускался и поднимался по лестницам, видел несколько одинаковых пар, состоящих из милого паренька и безэмоционального бульдозера-сопровождающего, он мог бы подойти к любому из них, но он искал одного-единственного. Через некоторое время Кеша сменил тактику, он стал искать двери в кабинет к старцам, и нашёл. Стал за углом, чтобы секретарша не обращала на него внимания. Мимо него то туда, то обратно приходили и уходили тройки, каждый третий из которой удивлялся присутствию Борисыча, но никак не реагировал.

Наконец, показались искомые.

Впереди Илюша вёл неуверенно упирающуюся женщину за пятдесят, в нескольких шагах позади со спокойствием, мощью и уверенностью катка шествовал сопровождающий. Они прошли мимо Кеши к дверям. Илья переговорил с секретаршей, усадил женщину в кресло, уселся рядом. Спустя несколько минут они зашли, закрыв за собой двери. Сопровождающий неподвижной скалой остался стоять посередине коридора со сложенными замком за спиной руками, лицом к дверям и к секретарше.
Юшко подождал ещё с минуту и вышел из-за угла. Шаг за шагом спокойной и уверенной походкой катка он приближался к спине. Он знал, на что идёт и чего хочет. Если бы он был телесно помощнее или одного роста с сопровождающим, пришлось бы протискиваться боком. Борисыч обошёл бугая с правой стороны, остановился прямо перед ним, повернулся лицом к лицу. Уверенно посмотрел в глаза снизу вверх, произнёс:
- Здравствуй.
Сопровождающий приветственно моргнул в ответ. Они стояли и смотрели друг другу в глаза, не исполненные взаимного уважения, нет-нет, они смотрели друг другу в душу, как равный равному.
Через полминуты Юшко сказал, не попросил и не приказал, а просто проговорил:
- Убей меня.
Сопровождающий понял всё. Он пожалел о том, что когда-то, при его первой встрече с этим человеком, колебался, но всё же принял то решение, которое принял. Он был работником спецслужбы и думал предложить Кеше стать таким же, но не решился. Он мог бы долго и красиво рассказывать Борисычу, как интересна была бы его служба, пусть не здесь, так на стыке с другими великими разумами. Но он не был фат, как фальшивый ангел Илья или поддельный сатана зелёный старец, он даже не был отставным, как псевдобог в красном. Да дело и не в том, у кого какая должность, звание, сопровождающий был мужчиной, суть которого - молчание и сила. Он мог бы отговорить Аркадия или просто отказаться, но он уважал стоявшего перед ним человека, мужчину, суть которого - сила и молчание.
На десять секунд всё замерло.
Но десять секунд прошли и замок рухнул, руки крыльями поднялись в стороны, пальцы построились в кулаки. Два молота одновременно соприкоснулись с головой Борисыча. Левый кулак с правым ухом, правый кулак в аккурат выше левого уха. Руки точно пролетели одна мимо другой зловещими ножницами по кости и мозгу. Сопровождающий видел, как верхний слой, пласт головы Кеши сьехал влево, средний пласт вправо, а нижний слой с остальным телом рухнули на пол. Руки по круговой траектории вернулись к своим бокам.
Сопровождающий достал из заденего кармана брюк носовой платок, тщательно вытер кулаки, сложил платок и засунул обратно в карман. Руки вернулись в замок за спиной. Вокруг замельтешила секретарша.

Это счастливый конец. Хотя как можно разделять концовки на трагические и счастливые, если в любом случае всё заканчивается смертью?

В настоящей смерти не было ничего. Долго мысли и воспоминания согревали душу, но однажды их разнообразие закончилось и они стали бродить по кругу. Аркадий был умным человеком и по кругу ходить не любил, поэтому однажды мысли остановились и исчезли. Душа опустела и слилась со вселенской пустотой. Границ больше не было.

Со времени первой, настоящей жизни, душа Кеши не чувствовала себя такой свободной. Там, в мире, где никто не знал, что будет после смерти, каждый называл свободой своё. Но достижение любой из этих свобод было в силах человека. Хотите свободы - живите, меньше боритесь со злом или добром и больше созидайте добра или зла. Живите и будьте свободными. Можете бояться смерти, а можете смеяться ей в лицо, но никогда не ищите пути избежать смерти, ибо главная из свобод - свобода умереть.