Солнце всходило медленно и неохотно. Оно как будто выползало из теплого одеяла облаков в холодное утреннее небо. И от этого на душе становилось как-то тревожно и неправдоподобно грустно. Это утро звучало во мне как умело настроенный инструмент, выводя ноту за нотой причудливый мотив тоски.
«Что, песнь Талиесина проникла в душу?», - спросили откуда-то справа, и из воздуха выпал мой взъерошенный домовой.
«Ты хочешь сказать, что это утреннее ощущение, витающее в воздухе, чья-то песнь?», - удивилась я.
«Не чья-то, а очень даже Гвиона Баха», - сердито ответил Яша. И, видимо, разозленный моей неосведомленностью, куда-то исчез.
Рассвет растворился в воздухе, но звенящая грусть осталась.
Я даже испугалась, что кофе от нее будет немного горчить...
«Не волнуйся, на кофе не действует моя песнь», - сказали из-за спины.
Я обернулась и увидела в дверях худенького юношу с изумрудно-зелеными глазами. Он как-то отстраненно улыбался и как будто витал в тех самых облаках, из которых недавно выбралось солнце.
«О чем эта мелодия?», - спросила я.
«О неразделенной любви, - ответил он грустно, - о жизни вдалеке от собственных желаний» и провел руками по воображаемым струнам.
«Твой визит значит для меня что-то особенное?», - последние события настолько приучили меня к осторожности, что мне было неимоверно сложно поверить в то, что Талиесин здесь просто так.
«Я здесь, например, чтобы узнать, полагается ли уставшему гостю чашка чаю, -усмехнувшись, ответил он, - а еще для того, чтобы передать привет от Бранвен и Брана и сказать, что все идет так, как должно идти».
Тут я мысленно обругала себя за антихозяйственность и принялась выбирать травяной сбор, подходящий к ситуации.
А потом мы сидели в гостиной перед зеркалом с завитушками и завтракали пирожками с вишней. Утро становилось все более солнечным и облака стали похожи на сказочный золотой лес.
Мой гость оказался на редкость молчалив. Моя болтливость тоже быстро сошла на нет. Время неумолимо подводило нашу беседу взглядов к полуденному завершению… А в серце нежданно-негаданно нагрянула надежда.