Свадьба была в полном разгаре. Несмотря на то, что новых гостей встретили приветливо, они почему-то почувствовали себя чужими на этом празднике жизни. Хуже всех было Тамаре. На неё было больно смотреть: бледная, с заплаканными глазами, она равнодушно смотрела в одну точку, не реагируя на вопросы, которые так и сыпались со всех сторон. Казалось, всем именно у неё нужно было узнать, как доехали, сколько ехали, с кем … Светка сразу же приняла удар на себя: « Так, все вопросы потом! Кормить-то нас будете? А молодые где? Ведите нас к ним!»
В самой большой комнате стояли накрытые разноцветными скатертями столы, заимствованные у соседей, их поддерживали коленями гости, сидя на самодельных скамейках, покрытых для удобства и тепла старыми шубами, фуфайками, пиджаками, одеялами. Столы ломились от снеди: умеют в Сибири и приготовить, и поесть. Девчонки, выросшие в голодной Смоленщине, никогда не видели такого изобилия. Они не замечали ничего, кроме аппетитно дымящейся домашней лапши с куриными потрохами, огромных, лоснящихся от жира котлет, истекающей янтарным соком рыбы, крупно нарезанного сала с тонкими мясными прослойками, тушёной капусты, маринованных грибочков, вкусно пахнущей картошки. В центре стола дожидался очереди огромный черёмуховый пирог. Как вершины ледяных айсбергов, торчали стеклянные бутыли с самогоном, который пытался выглядеть, как коньяк, хотя бы по цвету. Всё остальное, в том числе, и жених с невестой, для всех отошло на второй план, только Тамара, застыв на месте, ревниво рассматривала соперницу, молодую, симпатичную, румяную. «Морковка в фате», - сделала она окончательный вывод. Из состояния отрешённости всех вывел голос тамады, шустрого блондина лет тридцати:
- Гости, прошу к столу!
Сели. Забулькала самогонка в огромных бутылях, соприкоснувшись с ними, стеклянно зазвенели стаканы. Все гости вопросительно смотрели на приезжих: ждали тоста. Говорить не хотелось, но пришлось. Света отделалась обычным: «За молодых!». Гости зашептались: «А это кто? С чьей стороны?» Но ответа на этот вопрос не знал никто. «И правда, а кем мы приходимся жениху и невесте?» - задала себе Нина риторический вопрос. Размышлять было некогда: все дружно подняли стаканы. «Го-о-рько! Ой, как горько! – закричала грудастая рыженькая бабёнка, в коротком не по сезону цветастом сарафанчике, поднося стакан к губам. – Горько!» – подхватили гости и затаили дыхание, сосредоточившись на молодых. В этот момент жених посмотрел на Тамару. Их взгляды встретились. Но он, засмущавшись, отвёл в сторону глаза, упустив момент слияния в поцелуе. Невеста решительно повернула жениха к себе и впилась в его губы мёртвой хваткой. «Сла-адко!» - выдохнула удовлетворённая толпа.
Нина незаметно для всех вылила содержимое своего стакана в миску с тушёной капустой. Вслед за ней это сделала Света. Это был своеобразный протест. Глупо, но хотелось как-то насолить жениху. Сидящий рядом с Ниной мужик, опрокинув в рот стакан самогонки, с аппетитом заедал её этой капустой. Процесс пошёл: наливали, пили, закусывали, снова наливали. Девчонкам есть расхотелось: было обидно за Тамару. Стало очевидным, что приехали они сюда зря. Кажется, это наконец-то поняла и Царица. Она смотрела на происходящее, как на неудавшийся спектакль, в котором, к счастью, она не играет: роль не досталась, её типаж не подошёл режиссёру.
Взвизгнула гармошка. В пляс пошли, отбивая чечётку, частушечницы:
Дайте мне велосипед,
Я поеду в сельсовет.
Председателю скажу,
Что я замуж выхожу, - заливалась соловьём одна.
Едва дождавшись окончания частушки, её мотив подхватывала другая певунья:
Моя брошка золотая
На полу валяется.
Вы возьмите, подберите,
Кто за ней гоняется.
Кто-то хлопал, кто-то свистел, кто-то отбивал ритм по столу ложками. Бесхитростный мотив какой-то непонятной властью вовлёк в пляску всех. И «пошла плясать губерния!» Не остановить!
Наконец, когда все устали пить, есть, петь и плясать, тамада объявил, что пора дарить подарки. Один гость говорил, что дарит поросёнка, другой обещал кур, третий - тёлочку, которая уже огулялась с Настасьиным бычком, кто-то – козу, кто-то гусей. Это были пока виртуальные дары, но впечатляли. Будет с чего молодым жизнь начинать. В реальности на столе для подарков одиноко тикал только будильник, подаренный Тамаркой.
Воспользовавшись всеобщей суетой, Тамара незаметно выскользнула из-за стола и вышла на крыльцо. Из-за скалы, излучая робкий бледный свет, выкатился маленький серпик. В избе - писк, визг, суета, на улице, - тишина и покой. Там всё фальшиво и лживо, тут естественно и просто. Лёгкий редкий снежок падал на землю, скорее всего, последний раз в этом году. Снежинки приятно щекотали лицо, таяли на протянутой им ладони. В этот момент для неё существовал только этот волшебный мир, а остальное – наваждение, которое, слава Богу, исчезло. «Что я здесь делаю? – пронеслось в голове. – Скорее отсюда, вон!»
На крыльцо выскочили потерявшие Тамару подруги.
- Я не хочу оставаться здесь больше ни минуты! – сказала она.
- Вот и славненько. Мы тоже, - поддержала Светка.
- Только ночь на дворе. Да и дорогу мы не знаем, - вступила в разговор осторожная Нина.
- Дорога здесь одна, вдоль Маны, не заблудимся. На всякий случай, Егора и Славу позовём, они местные. Подумаешь, двадцать пять километров… К утру в Кое будем, - Тамара почему-то не сказала «будем дома».
Ушли они, не прощаясь, мгновенно скрывшись в темноте ночи, и ещё долго их преследовали звуки гармошки, пьяные крики, возгласы «горько».
- А вы знаете, девчонки, почему снег под ногами хрустит? – неожиданно спросил Егор, прислушиваясь.
- Ага! – сразу же ответил Слава. – Потому что у снежинок под нашей тяжестью хребты ломаются.
Рассмеялись. Дорога меж тем покинула Гнёздышко и потянулась вдоль берега Маны. Кто не знает российских дорог? Тот, кто никогда не шёл ночью именно по этой. Рытвины, канавы и канавки, лужи, слегка затянутые тонким ледком, создающим иллюзию прочности, подстывшая грязь. С одной стороны дороги сизые остроконечные скалы, с другой – плавно несущая воды река.
Слава и Егор поочерёдно прокладывали путь, стараясь обходить опасные места, но это удавалось не всегда. Очень скоро все поняли, что выбирать дорогу – дело бесполезное, и ступали наугад.
А ночь, казалось, хотела удивить путников своим волшебством. По-сибирски гостеприимно она почти не скрывала прелестей полудикой природы: о чём-то шептал лёгкий ветерок, появившиеся на небе звёзды ковром отражались в реке, деревья, стоящие у подножья скал, протягивали путникам ветви-руки. Здесь хотелось остаться навсегда, чтобы постигнуть земные тайны до сих пор неизведанного мира. Здесь вольно дышится! Здесь тишина и покой!
Настроение было прекрасное. Егор старался быть поближе к Нине: преданно заглядывал ей в глаза, прислушивался к каждому её слову, его шутки были адресованы только ей:
- Нина, а Вашей маме зять не нужен?
- Уж не ты ли претендуешь? – вмешалась Света.
- А почему бы и нет? – не унимался Егор.
- Маленький ты ещё, подрастёшь – приходи, на очередь поставим, - засмеялась Света.
Парни на самом деле были неплохие. Со смоленскими парнями они и рядом не стояли. Была в них какая-то основательность, надёжность. Не смущал даже недостаток интеллекта: и Олег, и Егор были, по-своему, интересны и остроумны.
Ближе к рассвету оптимизма поубавилось. Сказывалась усталость, вызванная долгим непривычным переходом. Поэтому, увидев вдалеке мерцающие огоньки одинокой хаты, собрали последние силы и бросились к ней наперегонки. С неё, стоящей на отшибе, насунувшей козырёк крыши на окна-глаза, и начинался посёлок. Несмотря на ранний час в хате не спали. Из трубы вился лёгкий приятный дым, вокруг распространялся такой удивительный запах стряпни, что пройти мимо было выше всяких сил. Сценарий сочинили быстро. Правда, Нина была против его постановки, она назвала это мелким мошенничеством, а исполнителей авантюристами, но её никто не хотел слушать. Главные роли поручили Егору и Светлане, остальные притаились за высоким забором.
Егор и Света удивились, что двери были не заперты и, постучав, вошли в большую комнату, которая одновременно служила и кухней, и столовой, и гостиной. У русской печи стояла миловидная, опрятно одетая, приятно улыбающаяся женщина лет сорока с протвинем в руках, на котором теснились аппетитные румяные пирожки. От них исходил такой аромат, что Света почувствовала лёгкое головокружение.
- Здравствуйте, хозяева! – сказал Егор. - Мы из радиогосбезопасности. У вас антенна зарегистрирована?
На лице хозяйки появилась тревога, которую она пыталась всеми силами скрыть за приветливой улыбкой:
- Здравствуйте, здравствуйте! Проходите, пожалуйста, к столу! Я вас сначала пирожками угощу, а потом и о деле поговорим.
Кто бы возражал? Всё шло по задуманному сценарию. Конечно, хотелось сесть за стол сразу, но они помнили, что этого не меньше хотят и те, кто остался у забора.
- А не могли бы Вы нам завернуть пирожки с собой? У нас так много работы! Не регистрируют антенны у вас в посёлке, не регистрируют. Да, ладно уж, - Егор миролюбиво, с пониманием, посмотрел на хозяйку. Вам на первый раз прощаем, штрафовать не будем. Спасибо, спасибо! Достаточно! А у Вас есть ещё один пакет? – суетился Егор, преданно заглядывая в глаза хозяйке.
Света, дёрнув его за рукав, остановила скрытую экспроприацию, и, в свою очередь, поблагодарив хозяйку, толкнула дверь на улицу.
Из-за забора выглядывали три пары голодных глаз. Нина от пирогов отказалась. Никто и настаивать не стал. Пирожки исчезли мгновенно. Сил добавилось. И хотя дорога – та же непролазная грязь, те же «миргородские» лужи, все повеселели. Потянуло на разговоры.
- А что, Свет, ты всё так же стихи пишешь? Помню, помню твои свободные рифмы… Печатаешься? – спросила Тамара. Интонация выдала неодобрительное отношение Царицы к рифмоплётству подруги.
- А как же? – вопросом ответила та на все вопросы сразу и, не дожидаясь просьбы, на минуту задумавшись, прочла:
Любить иных – тяжёлый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
- Ой, это ты про меня? Экспромт? – не сразу поняла Тамара.
- Нет, не я. Пастернак. И не про тебя. Про тебя другие напишут, если нужным сочтут.
Между тем сначала послышался страшный вой тоскующей в одиночестве Тамариной собаки, затем показался домик на болоте. Чтобы в него попасть, предстояло ещё раз, рискуя, пройти по кладям. Предчувствуя близкое расставание, Егор попытался наметить в отношениях с Ниной перспективу:
- Нина, мы со Славой приедем к Вам в гости?
- Что ты, что ты! – заторопилась ответить Нина.
О продолжении отношений она и мысли не допускала: не её вариант. Вдруг ей стало смешно от того, что она мысленно повторила слова, сказанные когда-то Светой. С кем поведёшься... Так что попрощались и разошлись в разные стороны.
Целый день подруги спали, потом зализывали Тамаркины душевные раны, которые никак не хотели рубцеваться и вскрылись при неосторожном упоминании имени несостоявшегося жениха. Нина постаралась перевести разговор на школьные темы. Оказалось, что они Царицу совершенно не волнуют.
- Уеду я отсюда, уеду. Вот только учебный год закончится. Потому и наводнение терплю. Мне предлагали переехать в какой-то чулан при школе. Да ни к чему мне это. Постараюсь до лета не утонуть. Дождусь отпуска – и домой, к маме! – только при одном воспоминании о маме глаза Тамары потеплели.
«Как я ошибалась, считая, что Тамара к любой среде приспособится. Не прижилась. Слабой оказалась, - подумала Нина. - А мы ещё повоюем!» - это уже о себе. Домой девушки вернулись с полной уверенностью, что уезжать из Сибири они не будут. Какие-то невидимые нити удерживали здесь. Скорее всего, это было не осознанное до конца чувство любви к суровому краю и его людям.