Степь люблю с детства. Много раз мне приходилось ехать в поезде через уральскую тайгу, и постоянно на меня давило отсутствие обзора, простора для глаз. Я конечно же люблю и лес, с большим удовольствием брожу по тайге. Но когда еду много часов железой дорогой и не могу увидеть простор, это давит. И вот, наконец, какая-то открытая местность без леса. Промчались в течение тридцати секунд, увидел клочок болотистой местности и на душе так легко, так свободно. Поезд опять уже мчит по тайге. Стена деревьев рядом, в пятнадцати шагах. Но перед глазами долго еще стоит простор, открытая даль. Душа поет.
Но вернемся к родным степям. Когда будучи маленьким, я находился в степи, мне иногда казалось, что я это уже где-то видел. Может быть, в предыдущей жизни я был путешественником? Я очень любил путешествовать. Все маршруты, тропинки, по которым я хотя бы раз прошел через наши степи, наносил на бумагу. Отрывал обложку от школьной тетради и рисовал на ней карту. Мне это нравилось. Поля, дороги, лесополосы, пруды, ручьи, тропинки. В школьные годы в дни каникул мы много времени проводили в степи. Особенно, когда ходили ловить сусликов. Иногда уходили за пять километров. С собой непременно ведро, спички, хлеб и соль, ну и острый перочинный ножик. Непогода, слякоть, грязь – ничего нас не останавливало.
Балка. Самый разгар весны. На солнечном склоне почва уже подсохла, а на противоположной стороне еще лежит снег. Он тает, и по ложбине течет ручеек. Мы, четверо ребят с нашей улицы идем по сухому склону. Ищем свеженькие норки. Суслики уже проснулись от зимней спячки и стали выходить на поверхность. Нам нужна вода для их добычи. Нашел норку, приметил ее вехой и быстро к ручью. Набрал воды и льешь в неё. Суслик выбирается по стенкам норы наверх. Тут его и хватаешь за шею. Зачем все это нужно? Дело в том, что каждая шкурка в городских приемных пунктах оценивалась в десять-пятнадцать копеек. В зависимости от величины и качества. Шкурка хомяка – копеек в восемнадцать-двадцать. А хорька – еще дороже. Шкурки потом шли на изготовление шапок, шуб. А мы, значит, были «заготовителями» пушнины. Однажды в степях возле пруда мне посчастливилось таким образом поймать хорька. Ох, какая же была вонь! Все мы знаем способность хорька отпугивать врагов с помощью специальной железы, но я не знал, что он и мертвый воняет. Пока мы шли и ловили дичь, я нес его на вытянутой руке. Когда трофеев набиралось достаточно, располагались на привал. Здесь мы, извините, с помощью ножа обдирали наших животных. Нам ведь нужны были только шкурки. Ну а на обед отбиралось несколько тушек сусликов. Внутренности мы не употребляли. Нас предупредили взрослые, что животные часто болеют: ни печень, ни сердце кушать нельзя. А мясо мы готовили на костре. Хлеб и соль с собой. Пообедали и дальше пошли.
Суслики – это было как стихийное бедствие. Они заготовляют на зиму в свои норы в общей сложности тонны зерна. Поэтому борьба с ними иногда носила масштабный характер. Были вылазки целого коллектива учеников восьмилетней школы. Нас организованно вывозили на поле. Привозили воду. Мы разносили по полю ведра с водой и заливали все норы подряд. Надо сказать, что суслик вылезет из норы наверх только в том случае, если воду лить тонкой струйкой. В данном мы случае заливали их полностью.
Разные хитрости нам пришлось узнать во время охоты. Допустим, вылил в нору литра два воды, а она и встала столбом. Значит она коротенькая, тупиковая и в ней никто не живет. Идешь дальше. Но через некоторое время вода провалилась с характерным журчанием, словно кто-то резко открыл задвижку. Суслики умные животные. Оказывается, они в своем жилище, увидев поток воды, разворачиваются вниз головой и закрывают норку своей задней частью. Держат, пока хватает сил. После выяснения такого секрета, мы уже от норы не отходили. Ждали, когда откроется «задвижка». Или когда убеждались, что там действительно пусто.
Но наступало лето. Ручьи высыхали. Суслики жирели. Теперь приходило время капканов. Летом сусликам надо начинать подготовку к зиме. Они начинают заготовлять зерно. Чтобы облегчить доставку продукции в свои закрома, а также в целях безопасности, они в это время в двух-трех метрах от вертикальной норы роют наклонную. Обе норы соединяются в их жилище. Тут нужна сноровка. Поставишь капкан у устья одной норы, а он уйдет через другую. Поэтому ставили капкан на наклонную (там удобнее), а вертикальную забивали камнем. Норы с капканами приметил вехами с белой тряпочкой и ушел домой. Наутро было такое мероприятие: идти проверять капканы. Ну чем не охота? Мы тогда даже не осознавали, что являемся такими же заготовителями пушнины, как сибиряки, которые добывают куницу, соболя.
И так, утро. Идешь в приподнятом настроении. Из пятнадцати поставленных капканов, хоть половина, да сработает. Если есть улов, то его видно издалека. В степи никаких преград для обзора нет. Только трава. Все вокруг обозревается на сотни метров. Суслик чувствует приближение человека и выглядывает из приямка у своей норы. Выглянет и прячется. Он пытается проникнуть в нору, но капкан не пускает. Передняя или задняя нога сжата скобами капкана. Редко бывают случаи, он попадает в капкан головой (тогда он мертвый). Пытается убежать, но капкан крепко прикреплен цепочкой к колу, который надежно вбит в землю. Суслик пробует перекусить скобу капкана, но только кровь остается на металле и его мордочке. Зрелище не для слабонервных. Наконец, когда человек собирается его извлечь из цепких объятий капкана, он пытается укусить. Бедное животное. Понимает. Но при всей сердобольности мы с ними боролись. Хотя борьбой я бы назвал те походы школой. А у нас это просто охота. Азарт и материальная заинтересованность. Ну и еще хорошая возможность отвлечься от деревенских дел. Бывали случаи, когда хищник опередит охотника. Коршун или лисица возьмут да и утащат трофей. Поэтому старались идти на проверку капканов пораньше.
Не всем по душе была такая охота. Не многие увлекались сусликами. Поэтому, чтобы повысить материальную заинтересованность и привлечь к этому делу как можно больше молодежи, руководство района (возможно и выше) предложило хвостики от шкурок сдавать в колхоз. Шкурки, как и прежде мы сдавали в городской приемный пункт. Хвостик отрезали и сдавали колхозному учетчику. За каждый хвостик нам засчитывали трудодни. Как известно тогда за трудодни работали все колхозники. И на каждый трудодень в конце месяца начислялись деньги. Сдашь штук пятьдесят шкурок за месяц, рублей семь получишь. Да еще на трудоднях рубля три-четыре. Итого десять. На эти деньги мы могли купить себе капканы, ножи, сладости и даже обувь. Мороженое стоило тогда от семи до двадцати двух копеек.
Не всегда охота приносила только удовольствие. Однажды мы готовили обед, а один умерщвленный суслик у меня ожил. Он был еще мокрый от воды и дрожал от холода. Мне было жаль его. Он передвигался по моим ладоням, и я его отогревал руками. Вдруг он вцепился зубами в мой палец. Его передние резцы сомкнулись. Мне было очень больно, но мы с ребятами никак не могли разжать его зубы. Это удалось сделать, только когда его повторно умертвили. Было неприятно, и кушать мне уже не хотелось. А как руками умерщвлять суслика, чтобы не пролить кровь и не потревожить шкурку? Ну не душить же его? Эта операция требовала большой сноровки, которая приобреталась с опытом. И которой у меня поначалу не было. Об этом не станем сейчас говорить. Кстати, шкурка, измазанная кровью, не принималась.
Почему я здесь завел речь об охоте на сусликов? Потому что это были самые длительные путешествия по степи как по продолжительности, так и по расстоянию. Это были однодневные отрезки жизни в степи, которые запомнились надолго. Ну и хотелось также, чтобы уважаемый читатель знал, что суслики это не только ценный мех, но и триста – четыреста граммов диетического, легкоусвояемого мяса.
Ну, о степи. Что для меня степь? Степь – это, прежде всего путешествия пешком по просторам полей, лугов, балок. Это странствия через нее на велосипеде, мопеде. Это поездки на мотоцикле, автомобиле. Это запахи травы, цветов, скошенного сена, убранного хлеба, вспаханной пашни. Это прятанье от летнего ливня под листьями лопухов. Обед на природе с друзьями, с вином. Жареные семечки на куске жести. Зеленая пшеница, высокая кукуруза, желтые подсолнухи, твердая стерня, лесополоса – все это в степи или рядом с ней.
Человек, выросший в деревне, постоянно гулявший по полям, лугам, бегавший в дождь босиком по зеленой траве, грязной дороге и лужайке, как бы далеко он не находился, сколько бы не прошло с тех пор времени, он никогда этого не забывает. Такому человеку нужен простор. Пусть он живет в лесу, в горах, где взгляд упирается в непреодолимую преграду. Пусть ему кажется, что он уже привык к такой жизни. Но как только он выехал в отпуск или по делам, как только перед ним раскинулись бескрайние степные просторы, у него беспокойно стучит сердце и не хочется возвращаться в замкнутое пространство.
Шагая по степи, чего только не увидишь. Летом – от степного орла, стрелой пролетевшего над головой, до кузнечика, спрятавшегося под стебельком травы. Зимой – от хитрой лисицы, до мышки, пробежавшей по снежному насту.
Воробьи, которые никогда не улетают в южные края, вечные спутники человека. Степь для них второй родной дом после деревни. Они живут всегда рядом. Ночуют не только под крышами домов, но и в больших скирдах соломы, расположенных подальше от деревни. Небольшое углубление в соломе на уровне метра полтора и выше. От кошек подальше. И вот в этих углублениях они скрываются на ночь. А днем большими стаями садятся на полях, дорогах, крышах домов. И в степи его всегда встретишь.
Наши степи находятся севернее таганрогского залива, что в Азовском море. Рельеф наш пересеченный. У нас никогда не было наводнений. При любых дождях, как бы долго и интенсивно они не выпадали, вся вода собирается в низины, балки и по ним уходит в реку. Уровень ближайших к реке населенных пунктов выше уровня воды на пятнадцать метров, так что вода из берегов тоже никогда не выходила.
Остановитесь летним утром в степи. Вы услышите степной фон. Что это? Это не шум. Это приглушенные звуки степи. Вы шли и остановились, и вначале вокруг только тишина, насекомые затихли. Но вот под ногами в травке что-то зашуршало. Маленькая ящерица не может спокойно подождать, когда этот великан уйдет. Она должна разглядеть его. Поэтому выбирает удобное место для удовлетворения своего любопытства. Рядом застрекотал кузнечик. Ему вторит другой, третий. И вот уже десятки звуковых сигналов разных уровней громкости и оттенков исходят из травы. Не говоря уже о бабочках, божьих коровках прочих насекомых, украшающих пейзаж степи без всяких звуков.
В десяти метрах слышен писк: «пи-пи-пи, пи-пи-пи», затем тишина, а через несколько секунд опять - то же самое. Это суслик. Если не делать резких движений и оглядеться, его можно заметить. Вон он стоит, вернее, сидит на задних лапках и издает этот писк. Если его видно во весь рост, то можно заметить, как он во время этой процедуры бьет своим хвостиком по земле.
Прислушаешься и постараешься отделить близкие приземленные звуки насекомых от дальних - птичьих. В небе мягко звучит трель. Это жаворонок завис в воздухе на одном месте и стрекочет о чем-то. Он машет крыльями, удерживаясь над одной точкой, и поет. Прислушаешься, а этих трелей множество. Когда осмотришься вокруг, увидишь, что их много, но каждая птица занимает свою определенную точку. Что они высматривают: чем бы подкрепиться, или охраняют свое гнездо с наседкой?
А там дальше на лужайку с высокой травой приземлился целый косяк дроф. Дрофа – редкая и крупная степная птица. Летает мало, все больше пешком. Перелетела на большое расстояние и бродит по степи, ищет корм. В настоящее время человек завладел степью, отвоевал у нее большую часть земли под посевные площади, и дрофа исчезла из наших краев. Потому что она птица осторожная.
А вон там в трехстах шагах маленькие серенькие комочки скачут туда-сюда. Протираешь глаза: мираж что ли? Что это за видение такое? Я застыл на месте, смотрю, не отрываясь до слез в глазах. Оказывается, это зайчата резвятся на утреннем солнце. На склоне их видно как на ладони. Где же мать-зайчиха? Вспомнил: нет у них материнского сопровождения. Зайчонок почти сразу после появления на свет предоставлен сам себе. И не всегда кормит его своя мама. Кормилицей может оказаться первая попавшаяся мать-зайчиха. Не важно, свой это зайчонок или чужой. Интересная картина.
Прямо перед ногами большой паук плетет паутину. Прошел немного вперед. Кажется, кто-то снизу наблюдает за мной. Так и есть! Сидит в гнезде птица, жаворонок. Вдавилась в гнездо так, что слилась с травой, не заметишь. Резко остановился. Надо обойти. Повернул в сторону. Но и у птички уже терпение кончилось. Заметила мое резкое движение и вспорхнула. Ну, ничего. Через минуту вернется. Воспользовался случаем, заглянул в гнездо. Лежат несколько серых яичек. Вокруг птичий пух. Наверное, из сотни случаев один раз бывает такое: заметил гнездо. Обычно, пройдешь ногой в десяти сантиметрах и не увидишь. До того уж мастерски устроено, искусно замаскировано. В естественной ямке, да еще под кустиком травы. Иногда вот так вспорхнет птица в трех шагах перед тобой. Знаешь точно, что из гнезда вылетела. Иначе взлетела бы раньше. Но никак не можешь отыскать это гнездо. А тут сам увидел птицу в гнезде. Это уникальный, редкий случай.
Вот перепел где-то поет свою песню: «фьють-перють, фьють-перють». Эту птицу только с наступлением темноты можно выгнать из своего укрытия, если уж вот-вот на неё наступишь. А днем она убежит бегом по траве, не заметишь.
Стая куропаток вспорхнула из-под ног. Так неожиданно и так шумно только они могут это сделать.
Удод не дает покоя: «уду-ду, уду-ду». Живет под мостом в каменной стенке. Как только возьмешь птенца в руки, немедленно обделает своим жидким пометом всю одежду.
Кукушка прокуковала где-то, негодяйка: сейчас подложит кому-то в гнездо свое яичко.
Осторожно подходишь к лесополосе. Десять рядов деревьев посажены много лет назад для снегозадержания. Между внешними рядами деревьев растут кусты смородины. Можно покушать и даже нарвать. Длина лесополосы около километра. Когда-то таких посадок были единицы. Сейчас десятки. Это хорошо. И снег задерживается до весны, и поля не выветриваются. Хочется вспугнуть зайца и увидеть, как он будет улепётывать в степь. Не тут-то было! Сорока застрекотала так, что слух режет. Предупредила всех диких жителей. Все, кто из зверей были рядом, спрятались или убежали.
Что-то вдруг произошло. Чуть заметное резкое движение. То ли мышь проскользнула, то ли птичка пролетела стрелой над самой землей. И вдруг рядом заскользила тень. Ах, вон оно что! Коршун пролетел над головой, распугал всех мелких животных.
Раз я ехал вдоль пруда на мотоцикле. Дорога плохая, еду медленно. Вдоль пруда весь берег зарос камышом. И только в прогалинах между зарослями можно было увидеть воду. Слева мелькнуло что-то желтое. Вроде животное. Остановился, вернулся пешком метров пять. В камышах стояла лисица с раскрытой консервной банкой в зубах и смотрела на меня. Я решил, что она зацепилась зубами за банку и не может освободиться. Со словами о предлагаемой услуге я начал к ней приближаться. Пространство меж зарослей камыша узкое. Я подхожу ближе, ей некуда деваться: сзади вода, спереди я, слева и справа стена густого камыша. И тут она, бросила банку, оскалила зубы и, издав какой-то угрожающий звук, мигом проскользнула мимо меня. Я даже испугался, как бы она меня не укусила. Но её уже и след простыл. Осмотрел банку. Оказалась из-под кильки. И там что-то осталось. Лисица хотела доесть то, что недоели люди, но я со своей помощью ей помешал. Ее дом степь. Когда я вернулся к мотоциклу, она уже была в ста метрах от меня. Но убежав на безопасное расстояние, остановилась и оглянулась. Считает себя в безопасности.
Стаи диких голубей садятся на поля и ищут просыпанные семена пшеницы, подсолнуха. Дикие голуби все на одно «лицо»: все до одного сизо-серые. Они в деревню, во дворы не прилетают. Эти настоящие дикие птицы. А вот наши домашние голуби, так называемые «дикари», кроме своего двора – и в степи, и на полях, и колхозном току, где только не питаются. Но это только дикари. А голуби декоративных пород в степь не летают. Эти птицы культурные. Питаются дома.
Стоп! Цыпленок пробежал в траву! Обыкновенный домашний цыпленок? Откуда в степи домашние куры? Подбежал к траве. Начал прочесывать весь участок. И вдруг увидел: куропатка-фазаниха вместе со своими новорожденными спряталась тут от пришельца. Она вспорхнула и тут же села. Бегает, порхает, а сделать ничего не может. Птенцы, ну точно домашние цыплята, летать еще не могут. Только бегают. То из травы выбегут, то обратно в траву. Их более десятка. Рассмотрел вблизи, оказывается, они все серенькие и действительно похожи на домашних. Только больно быстроногие. И прятаться умеют. Ушел, но охотничий азарт заставил сердце попрыгать в груди. Были бы они большие. Да было бы у меня ружье. Да был бы открыт сезон. Но ружья у меня дома в тот период не было, сезон у нас на эту птицу вообще не открывали. Да и не будет меня тут, когда они вырастут.
А что такое степь ночью! Тихо. Только зуд комаров в сезон, да бесконечная переливающаяся свиристель сверчков. Это как тиканье часов ночью. Вы можете их не слышать, а тут вдруг раз и обратили внимание: тик-тик, тик-тик. Так и сверчки. Вот они слышны, даже надоедают. Потом незаметно Вы забыли о них, словно их и не было.
Где-то слышен глухой равномерный стук. «Тук-тук-тук. Тук-тук-тук», затем несколько секунд тишина и опять: «Тук-тук-тук…». Что это может быть в такую глухомань? И главное – где это? Вроде бы не в деревне, а совсем в противоположной стороне. Это деревенские крестьяне на поле подсолнечника трудятся. Нарезали шляпок от подсолнухов, теперь оббивают с них семечки в мешок. Кладут шляпку прямо в мешок и стучат по ней палкой. Одну шляпку опустошили, теперь следующую. И так до полного мешка. Семечки уже сухие, враз вылетают из своих ячеек. Затем мешки на велосипед и пешком домой. Тут главное соблюдать осторожность при возвращении назад с грузом. А если навстречу какой-либо транспорт, укрыться в степи легко. Иногда бывают рейды с проверками. Отъехал от дороги метров на двадцать, прилег в траву и всё. В таких случаях здесь говорят: «ночь темна, хоть глаз выколи».
Какая-то тень приближается к нам! Шуршит. Ага, ведут двое велосипед с двумя мешками арбузов с бахчи. Благо, что дорога к деревне идет на спуск. Там ниже деревни еще и река, поэтому все поля и степь вверху, а деревня внизу. Темень. Луны нет. Только звезды горят.
Легковая автомашина проехала по грунтовой дороге в степь, поднимая клубы пыли. Молодежь развлекается.
Где-то заухала сова. Рядом пролетела ночная птица.
А что же делаем здесь мы? Ездили на пруд. Хорошо отдохнули, ловили рыбу, пили пиво, водку, варили уху, купались. Стемнело. Заехали на бахчу. За магарыч набрали у сторожа арбузов. Теперь остановились для перекура. До деревни один километр. Нам захотелось остановиться, чтобы насладиться таким видом. И мы любуемся ночным пейзажем и слушаем звуки степи. Хорошо! Воздух ночью в степи – эликсир здоровья.
Отсюда видна вся ночная панорама с небогатой колхозной подсветкой: кое-где еще остались уличные фонари. Деревня наша растянулась на три километра. Дальше широкая черная пустота. Это река. Вернее Миусский лиман. За ним дрожащая лента огней – это отражаются в воде огни фонарей с нижних деревенских улиц, что на противоположном берегу реки. А чуть дальше и выше – и сами уличные фонари.
Эх, если бы была лунная ночь! Луна бы отражалась в реке широкой блестящей полосой. Ночная гладь реки была бы видна как на ладони. Ну что же. Побродим еще и в лунную ночь.
Все селения растянулись вдоль реки с востока на запад. Расстояние между ними три-четыре километра. А вот если уходить на север, то можно пройти десять километров и не встретить ни одного села. Вот уж где простор. Настоящая степь. Особенно в тех местах, где почва не обрабатывается человеком. Здесь земная поверхность имеет первозданный вид. Тысячи лет она лежит не тронутая ни сохой, ни плугом. Только человек да животные ходили по ней. Таких целинных мест сейчас осталось очень мало, но они еще есть. Они живут своей жизнью. Приближение цивилизации: водоемы, орошаемые поля изменили целину. Степь в этих местах поросла дикими кустарниками, камышом. Там завелись животные, которых раньше не было. Еноты, дикие кабаны, волки и другие звери.
Уголков на земле, где бы процветала живая натуральная степь, становится все меньше. А жаль. Степь – это источник жизни. В степи жизнь продолжается летом и зимой. Только мы этого не замечаем. Мы живем в большом цивилизованном пространстве. А в степи свой маленький, хрупкий мир, который для большинства жителей незаметен, но без которого жизнь человека будет неполноценной, негармоничной. Хочется, чтобы степь жила.