- Ну, вот скажи, подруга, почему некоторые двуногие считают, что все собаки одинаковые?
Задремавшая было легавая приоткрыла до половины карие полные грусти глаза, затем сладко зевнула, потянулась, выгибая по балетному спину и вытягивая стройные ножки до кончиков ногтей («Одень сейчас на нее пачку и - вылитая Настя Волочкова. Везет же некоторым с родителями» - отметила про себя спаниель, незаметно окинул взглядом свою хоть и аккуратную, но не столь грациозную фигуру. Ну да, - не борзая, но и, слава Богу, не бульдог».
- Это, я полагаю, проистекает от небольшого ума, во-первых, а так же от постоянного стремления «Шариковых» к уравниловке, а оно – суть проявление первого. Корни же данного явления в недопустимо низком общеобразовательном уровне и как следствие духовной нищете с дебильным уклоном.
- Эко ты копнула. Прям как в историко-аналитической программе Николая Сванидзе «Суд истории». Нет, я думаю все гораздо проще. Мне еще покойница соседка, ну ты должна помнить такую неказистую двортерьериху говаривала: « Слушай, Люська (она меня Люськой звала) внимательно и мотай на хвост: все беды от сексуальной неудовлетворенности. Это я тебе интеллигентно ее наставления пересказываю. Правильная была сука, вечная ей память, и щенков приносила аккурат каждый год вплоть до самой смерти. У нас, почитай, пол садового товарищества ее потомков бегает.
- Сей фактор тоже нельзя сбрасывать со счетов, но я настаиваю на том, что он – не основополагающий. На характер любого индивидуума оказывает влияние в первую очередь его происхождение , родословная по-нашему, среда обитания: для одних пятикомнатные хоромы на Ленинском или еще пуще таунхаус в поселке писателей, для других – хрущоба в Кожухово, а бывает, что греха таить, и будка в Подмосковье или даже в Мухосранске; диета, жратва в простонародье, … - в этот момент спаниель с тоской вспомнила про зарытый еще вчера хвост минтая, - ну а так же климат, международная обстановка, курсы валют и многое другое, - продолжала образованная, с кучей дипломов и сертификатов легавая.
- Вот взять, к примеру, таксу. С одной стороны - из наших, из охотничьих, а вот, поди ж ты, - сволочь редкостная. Да ты на морду ее посмотри и все сразу ясно: Спиной не поворачивайся! Еду без присмотра не оставляй! Приличных друзей в дом не води - перестанут после этого лапу при встречи подавать. А все от чего? Ась?
- Ну, я затрудняюсь… Может задержка? Или и вовсе не развязанная…
- Вот все у тебя, Люська, через одно место.
- Ну, мы Ваших академиев не кончали. Нормативы по ГТО (готова к тарелке и охоте) выполнили и то хорошо, - с обидой в голосе огрызнулась спаниель.
- А ты не пыли, не пыли! Ишь ноздри раздула – Дракоша лопоухий. Лежи и слушай! – легавая назидательно приподняла бровь, - характер у таксометров гадкий оттого, что росточком они не вышли. Сама посуди, какое у тебя сложится впечатление об окружающем мире, ежели ты за всю жизнь ничего кроме мельтешащих лодыжек и не видела? А хозяин не разучивает с тобой первоочередные команды: «Сидеть! Лежать! Стоять!», так как, глядя на свое четвероногое чудо, все равно не поймет, выполнена команда или нет!
Легавая победно и свысока поглядела на притихшую Люську. Что и говорить, - доводы были убийственные и слегка неприятные для низкорослой товарки. В полной мере осознавая свое ничтожество, она попробовала вступиться за коллегу по несчастью:
- А маленьким в Метро ездить можно! Вот!
- Фи, то есть, фу, Люсьен! Какое еще Метро?! Как говорят в Одессе, это город такой в крае, где много диких перепелов и красивых женщин, : «Под землю мы всегда успеем». Приличная сука ездит исключительно в приличных авто.
- Ежели все были высокие да длинноногие, то кого же тогда носил бы хозяин в сумке? – ехидно не сдавалась Люська.
- Глупенькая ты у меня, - миролюбиво парировала легавая и наставительно добавила: «Сумка, Люська, у хозяина для того, что бы деликатесы для длинноногих таскать и вещи в нее складывать, когда хозяйка из дома попросит, в эмиграцию значит…»
- Н-да. А я то думала… - сдалась спаниелька.
- В подтверждения моих слов, расскажу я тебе, дорогая ты моя, полсобаки, историю одну, а слышала я ее однажды на тяге в Смоленской губернии от одного старого гордона, повторяю по буквам: г-о-р-д-о-н-а, не перепутай в приличной компании, могут не оценить. Дело было так…
Сидим мы как-то апосля заката у костерка, трапезничаем. Сначала, что хозяева от щедрот подали на "признаки жизни", ну, а дальше, чем Бог послал… Признаться, очень я не равнодушна к шашлычку по-карски да с колбаской охотничьей, вареная не в счет, да и сырку с плесенью на багете, чуть замерзшем, что б слегка хрустел, да сарделичку телячью, на костре подкопченную. Наступишь на нее одной лапой, ухватишь зубами передними, - она и стонет, стонет, да так сладко, что душа к звездам устремляется и на просторах млечного пути теряется. Только и слышно голос ее неземной: «Так ее! Так, вертихвостку!»
Рядом в конвульсиях раздирающего кашля крутилась подавившаяся слюной Люська, но легавая ее не замечала. Воспоминания захватили ее в полон, и она задушевно продолжала:
- А затем и сладкий стол поспел. Им, то бишь охотничькам, после третьей он без надобности, а нам - в радость. Да и жаль оставлять местным жлобам безродным. Им один черт, что грызть. Про таких одна знакомая барышня говорит, что они слаще морковки ничего и не едали! Так и начинать не следует,- кариес может случиться. А в их романтичных весях приличного стоматолога и с моим-то нюхом не сыщешь. Ежели и попадется какой приезжий, так и тот, сто пудов, пьян будет, как хирург на ночном дежурстве или патологоанатом в день рождения пациента.
Первым наперво пойдут пирожки домашние с брусникой, а еще лучше с вишней без косточки. Можно, конечно, и с вареньем из красного крыжовника, но после него нередко изжога случается. Затем печенье с кокосовой стружкой, куда ж без него, подруги во дворе засмеют. Предпочтительнее брать в «Зеленого перекрестке», но и из «Седьмого континента» тоже сойдет, на охоте все же… Далее торт со взбитыми сливками. Ты, Люська, наверняка спросишь, откуда на охоте да у костра такой, сугубо городской, кулинарный изыск?
Люська, правда, спросить ничего не могла. Она каталась по траве и глухо стонала.
- И это не удивительно от того, Люська, что тебе невдомек, как на тягу нередко приезжают «чайники» и тащат с собой кучу ненужных вещей. Среди них, вещей то есть, попадаются вполне пригодные к утилизации предметы, в том числе и пышные с лоснящимися боками торты. Названия их я тебе перечислять не стану, - все одно, ты их не знаешь и не запомнишь.
- Не надо! – прохрипела Люська.
- Сливки хорошо слизывать с хозяйского лица, предварительно выдернув его из тарелки. Но делать это надо крайне осторожно, дабы его не разбудить, а то он спросонья, не разобравшись в текущем моменте, может потащить в лес. Ночью же, Люська, в лесу страшно, голодно и можно легко заблудиться, а тогда прощай, подруга, «Кулинарный поединок»! С сухих кормов переходим на подножный, отнимая ягель у оленей, у белок – грибы. Местная фауна будет очень недовольна. Могут и навалять… А еще ему с пьяна черти мерещатся и смерть с косой. Да люди лихие. И он от них отстреливается... Может, ненароком, в тебя попасть… В общем, слизывать надо аккуратно.
– Люська согласно икнула.
- С сожалением покинув гостеприимный шведский стол, мы со старым гон…гом…год…ну, в общем, кобелем улеглись на спальнички головою на подушечку-думочку, с расшитой любящими ручками, наволочкой. Огляделись, убедились, что родители не потерялись, - все как один лежат вокруг стола в полном соответствии с тем порядком в каком сидели в начале застолья, и так покойно и благостно на душе стало, что захотелось спеть что-нибудь из репертуара музыкальных салунов эпохи новой экономической политики.
- Однако благоразумие взяло верх, и я попросила кобеля прочитать мне какой-либо отрывок из Аксакова Сергея Тимофеевича или, на худой конец, не смотри на меня так, Люська, рассказать занятную историю из жизни нашей. "Собачьей"... И вот, что он мне поведал:
- Однажды под вечер между ужином и сном убежала из дома строптивая такса. Не то, что б ее плохо кормили или унижали всячески, нет, просто из вредности и гипертрофированного самомнения. «Я – крутая, я – умная. Где хочу гуляю, ни у кого разрешения не спрашиваю. Вот я какая – Uri vom Liether – Moor XIV! Хоть и кличут меня наши деревенские Репкой за то, что в земле весь день сижу, лишь хвостик наружу.»
Водитель не виноват, не разглядел низенькую собачонку и она отлетела на обочину, сильно стукнувшись о бордюрный камень.
Неизвестно сколько пролежала Репка у дороги, как тут нагнулся над ней запоздалый прохожий.
- Лежишь? Смотри-ка, с ошейником. Сбежала, небось. Ну и дура!
- Зачем ругаешься, добрый человек? Мне и так плохо: все то косточки болят, от голода животик сводит.
- Ух, ты. Говорящая.
- Говорящая, говорящая. Даже, очень говорящая, добрый человек.
- Чудно. Но трепаться мне с тобой некогда. Автобус жду на работу ехать, к стати сказать, на живодерню.
- Всяк труд почетен, добрый человек.
- Ты это сородичам своим объясни, да и не добрый я вовсе.
- А ты отдай мне свой бутерброд и станешь добрым…
- А я чем закусывать в перерыв буду?
- Тебя другой добрый человек угостит…
- А он голодать из-за тебя должен?
- Да нет же! И его следующий добрый человек накормит…
- Вроде бы все верно да складно получается… А вот и мой автобус. Держи бутер. Хавай, на здоровье!
И прохожий поспешил к закрывающимся дверям. В последний момент Репка успела все же тяпнуть доброго человека за лодыжку. «Алло! МММ!» - ехидно пропела ему в след такса, унося в темноту толстый бутерброд с пахучей докторской колбасой. «Ну, ничего с собой поделать не могу. Вот такой сволочной у меня характер!!!»
Небо вызвездило до сказочной неправдоподобности. Переливы могучего храпа знатных охотников отпугивали от мерцающего костра силуэты дубов-великанов. Подруги свернулись клубочком и насвистывали в унисон с хозяевами песни своих доисторических предков, празднующих очередную победу над диким вепрем.
- Вот, Люська и делай выводы: верна моя теория, аль нет.