Туда-сюда

Алекс Оно
Ночью услышал шаги в коридоре неравномерные.
Выглянул, приоткрыв дверь: там мама измеряет
На кухне давление, ей плохо, и к врачу не ходи...
Самое ужасное для меня видеть, как человеку,
Благодаря которому живу, нездоровится.
Чувствую себя виновником болезненного торжества,
И, как отмороженный, начинаю бродить
по квартире, туда-сюда...

Выходя на балкон, освещённый огнями завода,
Я молю невиданные силы хотя бы в здоровье
Маме помочь, дать терпения, по-возможности надолго.
Но голос отца: «Хватит тут лазить», напоминает, 
Что единственным виновником негодования в семье
Являюсь я.
Быть может, избавиться от собственного несовершенства,
Признавшись, что из-за тонкой организации душевной,
У меня, увы, бессонница... А если уснуть удаётся,
То намокают во снах тополя моей блювотиной.
Или же трубы прорывает, несмотря на улыбку мудрую
Ремонтника, нас и соседей кислотой топит...

Возвращаюсь в покои, где недавно теплилась
На табуретке бабушкина ножка, и ей хотелось
Внимания сильной дочери.
Отрывками смотрю фильм на тему специфическую,
О борьбе прекрасного и мнимой истины, угасшего этикета
И свободной мысли.
Иногда отвлекаюсь на мигалки в глубине улицы родной,
И необъяснимо тянется тело снова в коридор.
Но приоткрыв дверь, уйти дальше я страшусь,
От усиливающегося сквозняка, воем жалюзи оттачивающего.

Лениво обрушиваюсь в стул, и от недостатка рифм,
Кидаюсь в «Маил.ру».
Пишу одной особе с загадочным молчаньем:
-Ты тоже, по-видимому, ночная птаха?
И дело тут далеко не в музыке, которую слушала ты вчера...
- Я «Зачарованные» смотрю.
- Ах да, совсем забыл, что есть ещё и фильмы.
- Вот-вот... а тебе утром разве никуда не надо?
- Нет, ведь я на каникулах как бы.
- А, ну да. Ты весь в стихах.
- Не только...
- И в чём же ещё?
- Отчасти инстинктами в тебе...
- Даааааааа… обалдеть.
- Да, не скрою, что от этого кайфую.
- И что же ты там надумал?
- Хотел разгадать тебя...
- Получилось?
- Нет конечно, как такой червяк может женщину раскрыть.
- Ты себя любишь.
- Спорное утверждение.
- Спорное, так спорное... Ты чё не спишь?
- Влекусь написать стихотворение...
- И как, вышло?
- Да, ты немного помогла мне.
- И чем?
- Когда-нибудь скину и узнаешь.
- Хорошо.
Тишина. Монитор.
Машины распелись за окном.
Отец встал на работу.
Лоб зачесался.
И не заметил, как день новый пришёл.
Ну надо же!
Иду на кухню поесть картошки, таблетками запахло.
Ох, как не вовремя... Рыбка на плите жареная.
О, чудно! Кушаю её. Ай, кость застряла в горле.
И замечаю на теле всё больше красных точек.
Наверное, от волнения, что не поймут люди
Этих строчек.
О, отец вышел с ванны с характерным дёрганием:
«Опять ты здесь, когда собираюсь на работу!».
«Я тебе мешаю, полметра занимая?».
«Да, мне нужно быть одному на кухне в это время!
Задоблал сволочь, гадишь только!».
Аппетит мой редкий быстро испортился, и я ушёл,
Тарелки бросив с подогретой едой,
Не заправившись запасом фосфора, а за спиной
Под гимн всё неугомонно доноситься
«…когда же это кончится..».

Новости сообщают, что Россия усыпана огнём,
Но что я могу сделать с полномочиями философа,
Обрезанного мизантропа с гуманными наклонностями,
Задача которого, в облике поэта, огласить боль миллионов.
Как-то странно колется глаз, и чихаю... ааапчхии....ой.
Говоря о себе всё чаще в самых подробных цветах,
Я не угоняю энергию в иные оболочки, а значит,
Теряю поэтический дар... Может вызвать проститутку,
И забыться наугад? О, нет, как же, я не сумасшедший,
Ведь так?

Подышать бы надо – возвращаюсь на балкон:
Двор оживает, но что-то не то...
Озеленение прошло не напрасно: эти наивные краски радуют
иногда. Бесцветное небо, сосед гуляет с собачкой,
Птицы беспорядочно летают, туда-сюда.
Мне хочется кричать, кричать, кричать, кричать...
Но это бесполезно, у людей и без меня хватает проблем.
На стены гаражей Солнце ложиться, и тени от деревьев.
Туман рассеялся, но тучи скапливаются на севере...
Внутри терзаюсь.
На кухню возвращаюсь – там кусок арбуза на тарелке,
Ножик, масло, кофе моё остыло.
Мысленно прокручиваю стрелки ещё с войны часов
Нагло наперёд, и вижу стрессовую картину:
Комната моя превратилась в пародию на карцер
С голыми стенами, и на полу бумагой,
Обломками уюта старого, перекошенным шкафом,
Проводами... В углу веник, совок, грязь, ой...
И кому это надо! Я потерял возможность
Чувствовать безопасность, слоняясь испуганно
От ванны до зала и обратно, останавливаясь
На время у лоджии, наблюдая за подростками,
Курящими на лавочке, не замечающих потемнения
Улицы опасной и разума... О, да, скоро в университет
Вернусь я лживо-гордо, но по-прежнему мне снится,
В абстрактной обстановке, созданный верой в любовь
Образ девочки, держащей, отводя взгляд,
Мою холодную костлявую руку вновь и вновь.
Она похожа на новую барабанщицу из группы «Ранетки»;
Эта молодая брюнетка скромностью притягивает меня.
и бесит...
Высверливает душу, кормя воображение отчаяньем,
Ибо затрахается скорей с богатеньким фанатом,
Чем узнает о тайном влюблённом чужекровце.
Но даже если так, пусть будет счастлива.
Мне же не дано иметь рядом красавицу, хоть на время
Чувствовать себя в отношениях,
Заботясь об интимных моментах, и как бы не оставить в беде
Половинку малолетнюю.

Навещу логово фальшивых интеллектуалов,
Уже ограждённого, как кладбище, и где у входа
Каждый цветок и деревце на дощечке подписано.
Где сократили число бюджетных мест, но максимум,
Что измениться – это количество взяток и интимных услуг
На вступительных экзаменах...
Сквозь меня пройдут до 150-ти красавиц,
От чего глаза разбегутся, а от некоторых ног на каблуках
И дар речи потеряю.
На 3-ем этаже у деканата, как всегда не поздоровавшись,
Встречу директора института: она во сне недавнем
Предложила мне участвовать в спектакле
По пьесе из 4-ёх актов средневекового автора Неизвестного,
Открывающей детали жизни 7-ых друзей
С девизом «лови момент», как в одном из любимых фильмов:
Влюблённых в одну принцессу, чей род не позволяет
Даже взглядом сблизиться. И я выйду на сцену,
Слегка запоздав, растерянно потеряв башмак
И с улыбкой, смех в зале отрицая, надену его,
В центр вернусь, чтобы выкинуть с речью глянцевую брошюру
И выступить естественно публике на зависть в момент,
Когда занавес медленно начнёт опускаться…
На фоне величественной библиотеки,
Где в одном, из освещённых, окне свечою
Хрупкая принцесса мудростью обогащается.
Я не спою по сценарию серенаду и
Тихо растворюсь в угасающих взглядах,
Стреляющих зрачками в неведении
По возмущённому залу, туда-сюда.

А потом? Ох, не знаю... Скорей всего,
В любимой «Эре DVD» диски продавать.
Вот до чего опустился, а может и поумнел,
Когда восхищался сегодня у подъезда
Соседом пьяным, размышляющим о жизни,
Политике, а также задавался вопросом:
«И что же делать?» – для России извечным.
Он был в прошлом шахматистом-чемпионом
В турнире заводского цеха.
А сейчас ему остаётся только играть на старой доске
Забавы ради, между пивными глотками с товарищами
В машине на сиденье заднем.
А потом уезжает, может, на дачу, создав для жены вид.
Но так же на табуретке, в небесном плаче,
Он будет бесцельно кивать головой над окурком
В отчаянье...
Ох, и сколько таких людей я, увы, знаю.

Опять на улице грохот, дождь, и ветер, и гром, и
Молния, и смех, и визги, и поцелуев всплески,
И луж от сапожков детских, и узоры на стекле,
От капель расплывчатые трески, и душно...
От одиночества. Продрог. Кар-кар... АаАааАа!
Летают знаки смерти, КаАААаар-КАааР, туда-сюда.
А может похаракаться кровью,
Чтобы заметили люди добрые мою невзгоду.
О нет, нееееет... Им есть на кого доброту стряхивать,
С опухшего члена или силиконовых грудей.
Отсосите-ка рифм, плавным, незаметным для меня
Движением...О, да, о да... ещё, ещё... туда-сюда,
Знойно гоняя самолюбие из области продумывания
В неопределённость, озаряя негодование моё,
Туда-сюда... ОООооОооо... Скрипы за потолком.
Как будто любовница желает прикусить губы мои вновь,
Пуская от свободы кровь, и подёргивая теплом
Эмоциональным рецепторы, волнуя их и разукрашивая
В оттенки осени ранней, от вишнёвого до жёлтовато-алого,
И потом, беспощадно скрывая
Чувства ржаво-коричневые, дохнущие в лужах
Ненависти тотальной, лишь временем ещё поддерживаемых
На плоской жизнедеятельности по курсу обледеневшему,
Туда-сюда... И, как прежде, понимаю, что мир духовно осиротел
В доспехах техногенных, дымящих ежедневно в круговороте яда,
Ранящего сердца, туда-сюда.
Ну, всё, завершаю споры о явном, и, как думал раньше,
Всеобъемлюще можно написать…
но только, к сожалению, о пустоте, а именно:
...........................
...........................
В России не живут, а умирают живя, перекидываясь словами
И бутылками, туда-сюда.
Ах да… Обещал заткнуться Всё молчу.

Берёзы, лиственница, ель и тополя,
Железная ограда, парк, тропинка, сигареты,
Бутылки разбитые отражают от неба блеск.
Асфальт изгибистый, урны разноцветные –
Малахитовые, красные, белые, жёлтая опрокинута –
Пустая, а мусор валяется где-то рядом.
Аттракционы времён Сталина, карусельки, машинки.
Детская площадка платная, столбы в парижском стиле,
Свет играет на стволах и женских телах с колясочками и без.
Одинокие у вод фонтана, освежающего воздух
Хрустальными, с травяной окраской каплями...
Взрослые и маленькие люди смешались
В одну автоматизированную кучу, по заросшим тропам,
В смехе расплываясь бродят, туда-сюда.
И вот, незаметно оставил я парк, иду мимо храма
С золотыми куполами, и сверканьем на краях.
Напоминает, что, возможно, Бог, а именно, любовь –
Ещё пробудит жизнь в нас. Но, а пока город,
В скрытых элементах разврата –
Они инстинктивно подёргивают мой член, туда-сюда...
Наблюдаю из угла дома
За наркоманским притоном напротив.
Там животное в красной майке выкидывает с 5-ого этажа
Шприцы окровавленные.
И почёсывается в ляжках, и выше-выше зуд накатывает,
И этот признак радует, ибо возможно,
Слова новые нанесу здесь рядом...
Но смачивающийся спермочкой кончик
Не даёт мне расслабления, с вечера до утра особенно,
Когда, сквозь взгляд, бёдрами потряхивая,
Блондиночки колеблются, туда-сюда.
Но осеменение впадёт в стихи, и там вырастит слова о жизни
А может, смерти...

О нет, любовь свою редкую не отдам на растерзание
Случайным девочкам, бегающим
От горки до лавочки, и поссать за гаражи, туда-сюда.
Все разноцветные:
От простой синей майки и юбочки в горошек,
До белых шорт и искусствено-кожанных сумочек.
Но для меня гораздо цепляюще выглядит над ними
Серо-холодный-голубо-переходящий в фиолетово-
Оранжево-розовый в облаках... И скорей энергию направлю
На тихое восхищение «Дамой в синем» платье на картине
Века 19-го: ей лет 17-ть, за деревцем серьёзно затаилась.
В правой руке открытая книжка, глазами тёмными создаёт
Внутри сердца идеал.
У неё белая кожа, а может, выцвело изображение,
Но величие придаёт ей необыкновенное...

Ой, ну вот стемнело... Суббота, кажется, 00:42.
Форточка открыта, из неё шумы и биты
Ночного клуба через дорогу,
Раздражают нервы светомузыкой.
Тусуются там государством забитое будущее...
Пацаны-бездарности и девки, знающие,
Что если не идут в жёны, так будут сосать.
Вот видите, голова моя окутана, словно смогом,
И уже вряд ли пролезет разбухшая в литературы ворота.

Единственная во дворе лавочка,
Подо мной океан песка с мусором и муравьями,
Вьющихся, туда-сюда... А на травяном континенте
Волны сверканием, интенсивной периодичностью,
Содрогают корни тел болотных.
И рядом долина асфальта с машинами у заводской стоянки.
Голубь пролетел в метре над головой, но из-за скорости
Не успел рассмотреть его.
Подозрительна тишина, хоть и воздух не пустой:
Выгуливают собак люди незнакомые,
И в купальниках красотки из джипов выходят
С пляжного отдыха.
В поту тела их нежные в креме на рельефных ногах
Поднимаются в квартиры, где их спасение укрывается
От всех, за исключением посвящённых
За бетонными пластинами.
Небо чистое, но ветер нагоняет тучи тёмно-серо-голубым,
Тонким маслом на холст синий.
Скрывается расплывчатый золотой шарик
За остатками перистых облаков.
И скрип двери у помойки слева гонит с отвращением
От вони меня домой.
Не уверен, вернусь ли в мир людей снова, ограничивающийся
Тревогой, опьянённый сутью, и заново изобретёнными
С браком чувствами.
Включил бы кто мне зарубежную из больших колонок
На всю громкость,
Ибо лучше не понимать иностранный мотив,
Чем травиться отечественной гнилью…
А может, рискнуть по совету хакера-лекаря,
И посетить литературное собрание
В библиотеке у «Дома юности»,
Где, маловероятно, дадут возможность
Огласить один безопасный стих.
И кучка пенсионеров в итоге,
К пониманию смысл мой на шаг не подпустит,
Вешая один из ярлыков: «Хмм, оригинально...»,
Иль же «негоден...»,
Обмениваясь в кругах застойных
Профессиональными любезностями,
Туда-сюда, туда-сюда....,
Хихикая дружно.
О нет, я лучше сбрею щетину и отвратительную бородку
Продолжу, мир слегка ненавидя, от безысходности
Играть с судьбою в прятки, бегая из света в тень
Туда-сюда… Ну вот, боль впилась в голову,
Рикошетом путешествуя в извилистой каморке,
Довольно примитивном мозге,
Неспособном синтезировать идеи в алгоритмы надёжные.
А уж особенно зрелища словесные.
Боль, боль осталась только…
Прыгает невидимая в юной головке, туда-сюда, туда-сюда.
А на юго-востоке тучи дымные возродились.
Заслонили сопки плёнкой мокрой
И кажется, исчезли они, глазам непокорные.
А во дворе горка пуста уже.
Остались только воспоминания о том, как не был одинок
в моменты, когда там с соседом разговаривал.