Роберт кесслер божественная анна керн комплекс кле

Роберт Кесслер





Божественная Анна Керн
    (комплекс Клеопатры)


           КИНОРОМАН






Ростов-на-Дону – Москва
2009 - 2010

"Божественная Анна Керн" (комплекс Клеопатры) Роберта Кесслера

Синопсис

Найдутся ли мужчины, готовые сложить свои головы за одну ночь любви и существуют ли женщины, достойные того, чтобы отдать за их любовь свою жизнь? Эти вопросы, мучившие Пушкина многие годы, связаны с именем Анны Керн, которую поэт впервые увидел в образе Клеопатры в салоне Олениных. Красавице и поэту было в ту пору по 19 лет. После второй их встречи, состоявшейся только через 6 лет в Тригорском и Михайловском, Пушкин  лишь  ей одной дарит титул «Божественная». Блистательная и трагическая судьба связала Анну Керн с такими выдающимися людьми, как император Александр I, Александр Пушкин, Антон Дельвиг, Михаил Глинка, инженер Базен и др. Несчастливой в браке с героем Отчетстственной Войны 1812 года Ермолаем Керном, который был на 37 лет старше, Анне Керн, словно в награду, жизнь дарит любовь к мужчине на 20 лет ее младше. 

Одна из главных идей сценария - творчество и красота, творец и муза – подается и осмысливается с точки зрения самой музы, а не наоборот, как обычно. Большинство эпизодов сценария основаны на реальных фактах из жизни  этой замечательной женщины, описанных ею в своих воспоминаниях, и  на свидетельствах ее современников.

Сбор материалов занял около года. При написании сценария использовались следующие источники:

- воспоминания Анны Керн, включая и ее описание трех встреч с императором Александром I;
- воспоминания современников А.С. Пушкина, в том числе Анны Олениной, Екатерины Ушаковой, Финкельмон, Соболевского и многих других;
- книги Ю.Лотмана о творчестве Пушкина;
- музыкальная литература о творчестве Михаила Глинки;
- на заключительном этапе написания сценария использовалась также книга Владимира Сысоева "Анна Керн" из серии Жизнь Замечательных Людей;
- много других достоверных источников и воспоминаний, а также, конечно же, произведения самого А.С.Пушкина.

Большинство событий, описанных в сценарии, действительно имело место.

Автор: Роберт Кесслер
Email: rob109@yandex.ru
Mobile: Москва: 8 917 520 4772,









Февраль – март 1819 г. Санкт-Петербург.

Салон Олениных.

И вот толпа заколебалась,
По зале шепот пробежал…
К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал.
Она была не тороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было в ней,
Она, казалось, верный снимок
Du comme il faut…(Шишков, прости:
Не знаю, как перевести).
К ней дамы подвигались ближе,
Старушки улыбались ей,
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей,
Девицы проходили тише
Пред ней по зале: и всех выше
И нос, и плечи подымал,
Вошедший с нею генерал.
                *
                В сопровождение хозяйки дома Елизаветы Марковны  Олениной, женщины средних лет, по залу проходит, раскланиваясь, девятнадцатилетняя ослепительно красивая Анна Петровна Керн со своим мужем Ермолаем Федоровичем Керном

* Стихи А.С. Пушкина из романа «Евгений Онегин»
в генеральском мундире. Очевидно, что он намного старше своей супруги. На вид ему лет 50 – 55.
Оленина, стараясь развеять некоторую, только ей и замеченную скованность своей  молоденькой родственницы,  пытается ввести её в доброжелательную атмосферу своего дома. Она характеризует некоторых из гостей, мимо которых они шествуют, иногда знакомит с ними. Между тем, гости, разбившись на кучки, что-то живо обсуждают, иногда смеются, кто-то играет на фортепиано, кто-то что-то декламирует вслух.


Оленина. Дорогая моя племянница, мы  вас заждались. Ваш папенька и, разумеется, супруг давно гостят у нас. Без вашего участия, похоже, получить новее назначение по армии генералу Керну вряд ли удастся.
 
Выражая признательность за внимание хозяйки к своей особе, Анна Петровна любезно улыбается, но видно, что в настоящий момент её значительно больше занимает окружающая обстановка.  Генерал  Керн замечает это с плохо скрываемой досадой. Кроме того, его угнетает необходимость быть зависимым от благосклонности жены к его делам. Керн, завидев группку знакомых военных, отходит к ним.

Анна Петровна (рассеяно). Да, да, конечно…Тихо, мирно сидела себе в Лубнах, воспитывала дочку. А тут у вас весело.
Оленина. Сказать без хвастовства – здесь весь цвет Петербурга: Карамзин, Жуковский, Вяземский, Грибоедов, Батюшков, Мицкевич. Ну, кого еще назвать? Молодой пианист Глинка, Брюллов. Со всеми перезнакомлю. Твоему генералу это все равно не интересно, да и  твоему родителю тоже. Но тебя-то я знаю. Правда, у нас сейчас не танцуют по случаю смерти великой княжны Марии Павловны. Когда повидаешься с императором, вырази ему наши соболезнования. А так, у нас игры, шарады, концертные номера. А вот навстречу нам идет сам Крылов.

С открытой и простодушной улыбкой к ним подходит Крылов.

Оленина (приветливо Крылову). Крылочка, познакомьтесь, моя племянница Анна Петровна.
 
Крылов низко кланяется, затем протягивает к Анне Петровне руки, берет ее за руки, несколько раз легонько встряхивает их, заглядывает ей в глаза, убеждается в искреннем её интересе к нему.

Крылов. Очень, очень рад, Анна Петровна. Вы тут новенькая, а каждый новенький у нас получает фант. Очень серьезный. Сейчас у нас по плану трагедия из античной истории.  Может вам взять что-нибудь попроще, к чему вам трагедии? Вы такая эфемерная. Что-нибудь легкое и веселое.
Оленина (с уверенностью). Я это прелестное создание знаю с детства. Ей по силам и трагедия. Но, может быть, вы и правы.

Анна Петровна внимательно осматривает салон, как бы ища поддержки  у занимающейся своими делами публики. Её  взгляд останавливается на группе военных, среди которых она замечает Керна. В этот момент генерал оборачивается. Их взгляды встречаются. С решительным видом Анна Петровна обращается к Крылову.

Анна Петровна. Нет уж, Иван Андреевич! Только трагедия! И будет она  называться так: если нельзя любить, лучше умереть.

Добрый и, похоже, не очень расположенный к решительным действиям Крылов, с  любопытством, изумлением и невольным  уважением оглядывает девушку.

Крылов. Ну-ну, голубушка. Вам ли так серьезно об этом говорить? Подумайте!

Анна Петровна. Так что? Вы согласны? Только трагедия!

Оленина находит создавшуюся ситуацию весьма забавной, похлопывает Крылова по плечу.

Оленина (посмеиваясь, Крылову). Соглашайтесь, пока она не передумала. Ваши сомнения будут вам стоить фанта.
Крылов. Какого еще фанта?
Анна Петровна (оценив находчивость Олениной). А такого, Иван Андреевич. За то, что мне пришлось вас упрашивать, с вас фант. И сию минуту. Прочитать басню. (Цитирует): Осёл был самых честных правил…

Оленина, не теряя темпа, призывает публику собраться и послушать басню.
 
Крылов (с наигранной досадой, грозит пальцем). Ах, женщины, вот как я на вас напишу басню. Будете знать, как меня обижать.

Салон Олениных. Вечер.

Импровизированная сцена в картинной галерее Олениных закрыта занавесом. Перед сценой на диванчиках по двое – по трое и в креслах расположились зрители. В основном это женщины в богатых нарядах. Мужчины обосновались по большей части в задних рядах. Некоторые из них стоят. Среди зрителей можно заметить нескольких детей, которые, не слишком нарушая порядка, перемещаются по помещению. Перед занавесом появляется ведущий, который приветствует уважаемую публику и просит почтить своим вниманием начинающееся представление. Раздаются приветствия, хлопки, По залу пробегает некий взволнованный шумок, который всегда предшествует началу театрализованного действия.

Ведущий. Уважаемые дамы и господа, я вместе с вами нахожусь в предвкушении действия из древней истории под интригующим названием: «Если нельзя любить, лучше умереть». Не правда ли – очень животрепещущая для нашего времени проблема. Даже не проблема, а я бы даже её удвоил – дилемма! На подготовку и репетиции ушла целая неделя. Действующие лица и исполнители заявлены в программках, так что мне самое время удалиться. И затем в течение четырех действий разгадывать вместе с вами имена истинных героев трагедии. Не думаю, что это будет сложно. Но пока это тайна.

Ведущий удаляется. 
Занавес открывается.
 
На сцене зрители видят красавицу в роскошном  восточном платье. Её волосы перевиты драгоценностями, платье сверкает золотыми блестками. Она беспокойно ходит в ожидание вестей с поля брани между двумя непримиримыми противниками.
Раздаются шаги. Она устремляется навстречу и сталкивается с воином в одежде римского офицера.  Она смотрит на него со страхом и надеждой, желая и боясь задать главный для себя вопрос. Офицеру понятны ее чувства, ее трагическая красота производит на него сильное впечатление.

Офицер. Прошу меня извинить, царица, вы и ваши дети – теперь пленники моего повелителя. Вам запрещено покидать дворец.
Царица (имея в виду своего мужа). Что с ним?
Офицер. Сожалею, он погиб.

Царица в отчаянье закрывает лицо руками, затем их убирает. Она полна решимости стойко и с достоинством перенести этот, в сущности,  ожидаемый удар.

Царица. Итак, все кончено. Как это случилось, офицер?
Офицер. Он был чрезвычайно расстроен проигранным сражением, и тут ему приносят письмо, в котором сообщается, что вы  прощаетесь с ним, что вы мертвы.

Царица отворачивается от него, отходит на несколько шагов.

Царица (так же твердо, как и раньше). Продолжайте, офицер.
Офицер. Меня зовут Корнелиус… А потом он бросился на меч. Пока мы его везли по такой жаре, он был ещё жив и всё время произносил ваше имя. Но вскоре умер. Примите мои  соболезнования.

Царица возвращается и продолжает беседу.

Царица. К чему эти церемонии? Он был вашим врагом. Вас могли убить в сражении. Ваш долг – его ненавидеть.
Офицер (удивленный и тронутый её способностью с царским достоинством переносить удары судьбы). Ну да, конечно, но я говорю с вами, как с женщиной…
Царица. Я не женщина, я царица. Теперь без царства. И без мужа.

Она смотрит на меч офицера. Он замечает взгляд и кладет руку на рукоятку.

Офицер. Даже не думайте. Может, совсем не к месту будет сказано, вы уж меня простите, но я смотрю на вас, любуюсь вами. Нельзя, чтобы вот так, вы, богиня, с вашей красотой, и вдруг исчезли. Это немыслимо, невозможно! Противоестественно!
Царица (горько). Грешная моя красота…Вы же, Корнелиус, знаете: нет ей спасения. А, впрочем, пригласите ко мне торжествующего победителя.
Занавес.

Публика доброжелательно приветствует окончание первого действия. Слышны обрывки разговоров: а как вам царица? она просто чудо; сплошное очарование; я даже всплакнула; вы разгадали, что за царица? А что там за люди? Я никого из них не знаю; кто  их пригласил? и прочее…
Появляется ведущий и приглашает к продолжению просмотра шарады.

Ведущий. Итак, второе действие.
Занавес открывается.

На сцене царица в траурной одежде полулежит на подушках. Справа на карауле стоит офицер Корнелиус. Слева входит Консул.

Консул (затрудняясь начать тяжелый разговор). Какая ужасная жара! Как вы переносите её, царица?

Царица решает использовать свои чары для спасения участи своих детей и собственного будущего. Она неожиданно для Консула бросается ему в ноги, обнимает их и смотрит на него снизу взглядом затравленного животного, просящего пощады. Консул движением руки приказывает офицеру удалиться. Корнелиус исполняет повеление. Консул поднимает царицу, чем она пользуется, чтобы обнять его. Прижимает к его груди свое заплаканное лицо. Консул некоторое время утешает ее, обнимает, гладит её волосы, но затем, повинуясь чувству долга и сознавая с горечью неотвратимость будущей жестокости по отношению к ней и ее детям, он со вздохом осторожно освобождается от её объятий, усаживает ее и сам присаживается рядом.

Консул. Милая моя царица, у меня сердце разрывается, когда я вижу вас и думаю о вас. Не пристало вам так покаянно себя вести перед вашим давним поклонником. Ведь я любил вас со времен вашего триумфального покорения нашей столицы  с вашим первым великим  мужем. А после его убийства вы выбрали снова не меня. Увы! Готов признать, что и эта война отчасти подогревалась моей безумной ревностью. И что теперь? Чего я добился своей победой? Я ничего не могу сделать ни для себя, ни для вас. Теперь, как победившая сторона, я должен, я обязан, я вынужден просить вас официально отречься от престола.
Царица (еще не теряя полностью надежды на благосклонность Консула). Не предполагала услышать от вас запоздалые слова любви.
Консул. Не мог подумать, что мое признание произойдет в такой тягостной обстановке. Но мы с вами – люди государственные…И я вам обещаю после отречения сохранить жизнь и обеспечить достойное содержание вам и вашим детям.
Царица. Учитывая вашу давнюю симпатию ко мне, я вам должна верить и, наверное,  на все соглашусь. Но сейчас у меня одна просьба – достойно похоронить моего мужа и позволить мне присутствовать на его похоронах.
Консул (довольный результатами переговоров). Это я вам обещаю. Похороны,   достойные великого воина, каким был ваш муж. И, разумеется, ваше присутствие на них. (Затем, после небольшой паузы с какой-то двусмысленной ухмылкой). Можно   один очень нескромный и совсем не к месту вопрос? Простите, но  это меня мучает всю жизнь. Может, это даже легенда, будто за одну ночь с царицей, то есть, с вами, некоторые смельчаки  готовы были заплатить своей головой.

 Царица не отвечает.

Консул. Правда ли это?

Царица не отвечает.

Консул. Были такие?
Царица (с усмешкой, скрывающей презрение, холодно). Вы не из их числа.
Консул (уязвленный и почти готовый признать свое моральное поражение, кричит). Так были или нет?
Царица (отвернувшись от него, устало) Спросите у моих мужей.
 
Занавес.

Ведущий подходит к сцене и просит публику далеко не расходиться…В антракте опять наблюдается оживление в зале, обсуждение спектакля, отдельные хлопки самых нетерпеливых зрителей, ожидающих продолжения трагедии.
Занавес открывается.

На сцене царица уже в других, уже не в траурных одеждах, восседает в кресле, окруженная тремя служанками, овевающими свою госпожу большими веерами из перьев. Тут же офицер Корнелиус,  застывший в охранении.

Царица (как бы смирившись со своей участью, обреченно). Все мысли передумала, они иссушили мой мозг; все слезы выплакала, в моем сердце пустота; мне постыл белый свет, меня ждет темнота. (Она оглядывается вокруг, как бы впервые замечает девушек вокруг себя, затем обращается к ним  неожиданно с приветливой улыбкой). Станцуйте-ка мне  танец радужных павлинов.

За сценой звучит музыка с восточными интонациями, девушки танцуют, умело используя при этом свои пышные веера. Одну из них царица берет за руку и что-то горячо шепчет ей на ухо, отпускает её. Некоторое время танец продолжается. Корнелиус пребывает в  добродушном настроении, восхищённый пленительными движениями восточных прелестниц. Царица хлопает в ладоши, останавливая танцующих.

Царица (с подчеркнутой симпатией, Корнелиусу). Я задыхаюсь здесь в замкнутом пространстве, вы же видите, офицер. Мне нужен свежий воздух с воли.
Офицер. Называйте меня Корнелиус. Что я могу для вас сделать, царица?
Царица. Я помню ваше имя, Корнелиус. Позвольте моим служанкам выйти из дворца. Они-то в чем провинились? Пусть они принесут мне с воли фруктов; должно быть, инжир уже поспел. И много цветов. Еще с ночной прохладой.

Офицер обещает распорядиться, ненадолго покидает свой пост. Пользуясь его отсутствием, царица  что-то шепотом обсуждает со служанками. Корнелиус возвращается и разрешает девушкам покинуть дворец. Они с радостью уходят.
Царица подходит к Корнелиусу, берет его за руку, заглядывает в его глаза.

Царица (проникновенно). Вы, Корнелиус, здесь единственный, кто относится ко мне с состраданием. Я вам так благодарна.
Офицер. Можете на меня рассчитывать. (С сожалением). Но я не могу ничего для вас сделать. Это  ужасно. А то, что я намерен вам сказать, еще ужаснее. Но я должен вас предупредить, хотя ничего не могу изменить.

Корнелиус в порыве сочувствия привлекает к себе царицу, обнимает ее по-дружески, но она мягко отстраняется от него.

Царица. Вам нельзя терять голову. Если кто войдет, вы можете ее лишиться. Так что вы хотели мне сказать?
Офицер (понизив голос). Консул решил, что он обвел вас вокруг пальца. Все его обещания лишь уловка. Лишь бы вы подписали отречение.
Царица. Я знаю. И не верю ни одному его слову. Я знаю: мне грозит смерть.
Офицер. Но не сразу. Я слышал, как он хвастался, какой его ждет триумф. Он на колеснице, а вы с вашими бедными детьми в цепях бредете сзади. А вокруг ликует народ.
Царица (с вызовом). Этого триумфа он не дождется.
Занавес.

Ведущий просит запастись терпением, чтобы досмотреть четвертый акт, хотя он лично был бы рад и дальше   вместе со всеми любоваться прекрасными артистами и их восхитительной игрой. После недолгого перерыва действие возобновляется.

Занавес открывается

То же помещение, что и в предыдущей сцене. Царица в глубокой тоске и печали. Офицер на страже. Входят девушки с большой корзиной, прочно завязанной сверху цветным платком.

Царица (со значением). А вот и она, долгожданная. (Девушкам). Вы свободны.

Девушки благодарно кланяются и уходят.

Царица подходит к корзине, осматривает её.

Офицер. Я обязан досмотреть содержимое корзины.
Царица (подчеркнуто спокойно, чтобы не возбудить подозрений). Как хотите. Но я бы хотела первой вдохнуть аромат цветов утренней свежести. (Затем очень живо, как будто ей это только что пришло в голову). Давайте позовем консула и насладимся вместе дарами с воли.

У офицера возникают некоторые  сомнения  в правильности этой затеи, он колеблется.

Царица (с обезоруживающей улыбкой). Ну, пожалуйста! Я не трону без него корзину.

Офицер удаляется и вскоре появляется, сопровождая консула, который держит в руках свиток папируса.

Консул. Рад, что вы меня сами позвали, и, значит, вы сможете, наконец, подписать указ о своем отречении.

Консул протягивает ей указ, но она решительно отводит его руку в сторону.

Царица (с каким-то лихорадочным возбуждением). Ну что вы, право, такой нетерпеливый. Будущий владыка империи должен быть более хладнокровным. Откройте, пожалуйста, корзину. Чувствуете, какой запах цветов из моей оранжереи. Я запретила досматривать офицеру эти цветы и фрукты. (С настойчивостью). Хочу, чтобы это сделали вы.

Учитывая твердость характера и способность Царицы побеждать в спорах, консул, после непродолжительного раздумья, решает дальнейший разговор с Царицей проводить без свидетелей.

Консул. Корнелиус, удалитесь. Мы должны уточнить кое-какие детали.

Офицер удаляется.

Консул. Знаете, почему я его отправил? Конечно, знаете, я вижу.
Царица. Раз так, тогда скажите, как вы одерживали свои победы? Если боитесь убитой горем  женщины.
Консул. Если бы командовали вы, я бы проиграл.
Царица. Вы обязаны досмотреть корзину.
Консул. Я не унижусь до этого.
Царица. Тогда просто откройте.
Консул. Это - то же самое.
Царица. Тогда я не смогу вдохнуть аромат цветов. Это последняя моя просьба!
Консул (со сдержанным чувством гнева и уязвленного самолюбия). Да смиритесь вы, наконец! Если вы так настаиваете, я позову снова Корнелиуса, он откроет.
Царица. Вы же знаете, он тут не причем. Так что?

Царица вопросительно смотрит на Консула.

Консул. Нет!
Царица (с непреклонностью) Я жду.
Консул (так же твердо). Никогда!

Анна Петровна настолько вошла в роль, что сама страшится открыть корзину, почти уверенная в том, что там сидит змея. В поисках поддержки она окидывает взглядом зал, видит напряженные лица,  дочку ее тетки, девочку лет десяти, которую зовут, как и ее Аннетой. Девочку трагедия не занимает, она лукаво улыбается, стоя позади господина, которого зовут Пушкин, и, играя, закрывает ему своими ладошками глаза. А вот и ее тягостное бремя – муж. Она вспоминает девиз шарады: «Если нельзя любить, лучше умереть!», наполняется решимостью, ей уже ничего не страшно.

Царица. Это моё последнее желание. Откройте же!
Консул. В этот раз я вам не уступлю.
 Царица (смиренно). Жаль! Очень жаль! Вы мне не оставляете выбора. Я имею слабость просить вас об одолжении: позволить мне самой открыть этот дар свободы.

Консул с большим подозрением воспринимает это неожиданное смирение, пытается разгадать этот, как ему кажется, заранее продуманный ход.
Она нервно развязывает узлы платка на корзине, бросает его Консулу со словами: «Вам на память обо мне», склоняет лицо к корзине, наслаждается запахом цветов, оборачивается к консулу и, глядя на него невидящим взглядом, погружает руку глубоко в корзину, как бы нащупывая что-то.

Царица (оглядывая печально все вокруг). Как я все это любила…

Внезапно она вскрикивает. С гримасой боли вытаскивает руку и зажимает укус другой рукой. Консул бросается к корзине, мгновенно отскакивает от нее.

Консул (в панике). Кобра!

Он мгновенно накрывает корзину платком, а сверху еще набрасывает подушку.
Царица (с отрешенным видом). Похороните меня рядом с мужем.

Консул склоняется к царице.

Царица (теряя сознание, едва слышно). Рядом…

Консул. Да, да, рядом. (Плачет). Ах, ты моя царица. Ах, ты моя непобедимая. (Затем воздевает руки вверх). Боги, боги, что вы наделали!? Что мы с тобой натворили!?

Занавес.

Ведущий  призывает зрителей  произнести, наконец,  имя легендарной царицы. Присутствующие, все еще находясь под впечатлением трагедии, некоторое время не реагируют на призыв ведущего, затем с удовольствием скандируют: «Кле – о – пат – ра, Кле – о – пат – ра !»

Ведущий. А теперь самое время поблагодарить наших артистов за такое грандиозное представление. Они были просто бесподобны.

Занавес открывается. Публика аплодисментами выражает свою признательность исполнителям, которые стоят на сцене, взявшись за руки, и приветствуют в свою очередь благодарных зрителей.

Ведущий. Поприветствуем великолепную царицу египетскую Клеопатру. Браво, Анна Петровна!

Ей преподносят  цветы. Вдыхая аромат одного из букетиков, Анна Петровна с восхищением поизносит: «Пармские фиалки! Среди зимы!».

Ведущий (представляет публике). Консул Октавиан – победитель Антония, он же главный постановщик спектакля и хозяин этого гостеприимного дома – Алексей Николаевич Оленин.

Публика хлопает, Оленин кланяется. К нему на сцену взбирается  девочка десяти лет, которая его обнимает. Это та же очаровательная юная  особа, которая мешала Пушкину смотреть представление.

Ведущий. А это (указывая на девочку) будущая актриса – дочь Алексея Николаевича - Анна Алексеевна Оленина. Отметим также еще один удачный дебют кузена Анны Петровны Керн, сыгравшего роль Корнелиуса - Александра Полторацкого. Великолепному оформлению спектакля, изумительным костюмам и декорации мы обязаны супруге этого дома – всеми любимой Елизавете Марковне Олениной, родной тети Анны Петровны.

Оленина раскланивается, будучи среди зрителей. Артисты  тоже благодарят присутствующих. Занавес закрывается.

      В возникшей на мгновение тишине явственно слышится чье-то легкое похрапывание. Поиски источника этих звуков длится недолго. Ведущий останавливается перед креслом Крылова и очень деликатно пытается его разбудить, дотрагиваясь до его плеча. Крылов с трудом пробуждается.

Ведущий. Милый Иван Андреевич, вы ведь смотрели трагедию?
Крылов (сонно, не понимая, откуда такой всеобщий интерес к его персоне). Ну, разумеется. Очень было интересно.   
Одна из дам. Скажите, голубчик, о ком же трагедия?
Крылов. А когда будет ужин?
Одна из дам. Только после вашего ответа. Так о ком же она?
Крылов (делает вид, что напряженно пытается вспомнить). О каких-то павлинах

Все смеются.

Одна из дам. Вы провинились. Разгадка неверная.

Она поднимает руку с зажатым кулаком, спрашивает: «Что сделать этому фанту?»
Слышны голоса: «Прочитать басню! Басню!»
Крылов горестно вздыхает, с комичным видом закатывает глаза.

Крылов. Только не про осла, уж увольте. А про красивую женщину. (Смотрит при этом на Анну Петровну, начинает декламировать). Стрекоза и муравей…

Столовая в доме Олениных

Гости салона Олениных сидят за маленькими столиками и пьют чай. Анна Петровна расположилась за одним из двух сдвинутых вместе столиков. Кроме нее здесь находится хозяйка дома Елизавета Марковна Оленина, ее муж Алексей Николаевич Оленин, кузен Анны Петровны – Александр и её муж Ермолай Федорович Керн со своим племянником Полем – пажом при дворе.

Хозяйка (Керну). Я ничего не могу поделать. Я просила князя Волконского похлопотать за вас перед государем, но государь не может вас принять. Угораздило же вас совершить такую оплошность.
Керн (оправдываясь). Мне же не сказали, что лошади приготовлены для Остена- Сакена.
Оленин. Нельзя было вообще представать перед императором до приезда командующего.
Керн (покаянно). Заставь дурака богу молиться…
Оленин (с намеком на исполнение своей роли в шараде). Я, как бывший Консул, близко общался с членами Госсовета. Ничего не вышло. Но что-то надо делать. Нельзя генералу быть без должности.

Оленин вопросительно смотрит на Анну Петровну.

Анна Петровна (после продолжительного молчания, с едва заметным оттенком обиды). Да, да! Я знаю, для чего я здесь  в Петербурге.

Она оглядывает родственников пытливым взглядом. Те опускают глаза.

Оленин (Керну). Ну, что ж, просите, генерал, похлопотать Клеопатру за вас перед императором.
Керн. Ну да. Он, в конце концов, крестный нашей дочки. (Стараясь быть любезным, иронично). Её кум. Голубушка царица, Анна Петровна, вы уж попробуйте получить прощение для супруга.
Анна Петровна (обращаясь к Оленину). Как вы думаете, Октавиан, у меня получится на этот раз?
Оленин. Только без цветов в корзине, ради бога!
Анна Петровна. Обойдемся без этого. (Обращаясь к собеседникам). Хорошо, завтра с утра сделаем первую попытку.

Поняв, что тема разговора исчерпана, мужчины раздвигают столики. Оленин с супругой и Керном удаляются. Александр пересаживается поближе к Пушкину, и предлагает Анне Петровне познакомиться с ним. Анна Петровна соглашается.
Пушкин, сидя несколько сзади Анны Петровны, любуется овалом её скулы с длинным светлым локоном, взмахами её ресниц, которые ему иногда видны. Наконец, он решается обратиться к красавице, которая так недосягаемо близка. Поскольку рядом с Анной Петровной все ещё стоит корзинка с цветами, бывшей реквизитом в шараде, Пушкин решает использовать тему корзинки для начала знакомства. Видно, что он несколько смущен, но чувствуется, что в любой момент эта кротость может обернуться дерзостью.

Пушкин (слегка подвинув к себе корзину). Анна Петровна,  могу ли я тоже опустить руку в корзинку? Хочу умереть рядом с вами.

Анна Петровна находит это обращение дерзким и на вопрос не отвечает.
 
Пушкин. Ваш кузен Александр, он же Корнелиус, посмотрел на меня так, будто это он сидит в корзине и сейчас меня ужалит.
Анна Петровна. Вы вполне этого заслуживаете.
Пушкин. Я могу сочинить для вас экспромт. К примеру:
Сбегу из пасти леопарда,
Чтоб меня съела Клеопатра.
Анна Петровна (нравоучительно). Человек от рождения добр, но если пытаться исказить его нравственную природу, он может стать злым.
Пушкин. Не сердитесь на меня, пожалуйста.
Умру, сбежав от леопарды,
В когтях прекрасной Клеопатры.

Анна Петровна машинально смотрит на свои длинные ухоженные ногти.

Пушкин. Ни на Керн, ни на Клеопатру невозможно придумать приличную рифму. А в ответ на вашу сентенцию, скажу свою: истинная красота есть выражение внутренней гармонии, единство духовных и физических свойств человека. А вы и есть это выражение. Вы – идеал чистой красоты. Хотя это и невозможно в нашем земном исполнении… А я – покорный слуга этой красоты. Но я бы хотел представиться, пока вы меня окончательно не переварили. Представьте меня, Александр!
Александр. Этого слугу вашей красоты зовут Пушкин. Просто – Пушкин.  А если не просто, то Александр Сергеевич. Он поэт. Неблагонадёжен. По неподтвержденным слухам, царь собирается сослать его на Соловки.
Пушкин. Ах, если бы, там были такие прелестные особы, как вы, я бы и сам подал рапорт  государю с прошением отправиться туда немедля. Ах, Анна Петровна, это же немыслимо быть рядом с вами, смотреть на вас, слышать вас голос. Это просто невозможно.
Анна Петровна. Вы  это уже говорили. И я это слышала много раз, общаясь с военными.
Пушкин (смиренно). Я был бы готов следовать за вами по всяким гарнизонам,  в Чечню, к примеру, даже в ад, если бы вы  туда собрались.
Анна Петровна. Что за странная мысль! Что мне делать в аду?
Александр. Ей бы более пристало быть в раю. А в рай тебя  к ней не пустят. Ты грешен и порочен.
Пушкин. Анна Петровна, зачем вы стали Клеопатрой? Что теперь будет со мной?
Анна Петровна. Когда-нибудь узнаем.

Подъезд у дома Олениных. Ночь.

Гости разъезжаются. По бокам лестницы стоят слуги с фонарями. Некоторые из провожающих и уезжающих мужчин прикуривают от этих фонарей. Среди них генерал Керн, который, любезно попрощавшись с супругой, уходит обратно в дом. На улице идет снег. По мере прибытия карет к крыльцу, слышатся имена и фамилии их владельцев. Тепло одетая Анна Петровна стоит с Александром на крыльце в ожидании экипажа.  Пушкин без верхней одежды ёжится неподалёку от них. Слышится голос: «Карета Полторацкого». Анна Петровна и Александр осторожно спускаются по лестнице. Александр открывает дверцу и подсаживает кузину в карету. Она оборачивается и видит Пушкина, который провожает её печальным взглядом. Александр машет на прощанье Пушкину рукой и закрывает дверцу. Карета уносится в зимнюю петербургскую ночь 1819 года.

Набережная Фонтанки.

Анна Петровна прохаживается по набережной с Полем в ожидании встречи с императором.

Анна Петровна (сердито). Все! Мне это надоело! Три дня я здесь мерзну, как какая-то  нищенка.

Анна Петровна поворачивается и уходит с намерением закончить эту прогулку. Поль пытается её задержать.

Анна Петровна. Император или заболел, или уехал, или я не знаю, что. Выносим ему выговор и уезжаем.
Поль (умоляюще). Ну, подождите. Пройдемтесь ещё разок. Ермолай Федорович так надеется на вас.
Анна Петровна. И что ему не сидится в отпуске? Жалование идет. В конце концов, мне надоело скитаться с ребенком по гарнизонам. Всё, всё, всё! Я замерзла и хочу домой. Хочу есть!

Анна Петровна, не останавливаясь, почти бежит к карете, которая ожидает её и Поля за углом. Анна Петровна и Поль садятся в карету и уезжают. Анна Петровна проверяет, хорошо ли закрыто окошко, начинает дрожать почти демонстративно. Сразу за Полицейским мостом их карету обгоняет карета императора. Он вглядывается в закрытое, слегка затуманенное инеем стекло, за которым замечает  лицо Анны Петровны. Карета императора обгоняет экипаж с Анной Петровной и останавливается перед ним. Карета с Анной Петровной тоже останавливается. Император покидает свою карету и приглашает Анну Петровну поехать с ним. Император – статный высокий мужчина лет сорока с привлекательной внешностью.
.
Анна Петровна (обрадовано и смущенно). Ваше императорское величество…
Император. Ну, что же вы? (Берет её за руку).
Анна Петровна (с едва заметным кокетством). Я право не знаю, могу ли я располагать собой?
Император. Этот молодой человек, как я вижу, мой паж, сей же час он  отправится к генералу с моим устным распоряжением: отпустить свою супругу для важной деловой встречи. Керн догадается, по какому поводу. (Полю). Госпожа Керн будет доставлена домой в целости и сохранности. Вам все понятно?
Поль. Так точно, ваше императорское высочество.

Анне Петровне и самой до конца пока не ясно, готова ли она подчиниться настойчивости императора или же её желания совпадают с его желаниями. После недолгих колебаний она решает, что её сомнения вызваны неожиданностью встречи, которой, на самом деле, она давно в тайне желала.

Анна Петровна. Ах, государь, это все так неожиданно. Я даже не знаю…

Анна Петровна, не спеша, как бы нехотя, покидает свою карету, уступая ненавязчивой, но решительной воле  императора. Затем он подсаживает ее в свой экипаж.

Император. Вы прелестны даже в своем упрямстве.

Кареты уезжают одна за другой.

Апартаменты Павловского дворца.

Император ведет под руку Анну Петровну по коридору.

Император. Я хочу вам показать китайский балет Шарля Дидло «Хензи и Тао».
Анна Петровна. Но я совсем не одета.
Император. У нас здесь все по-простому. Я позвал артистов, чтобы они нам показали фрагменты балета.
Анна Петровна. Да, я читала афиши. «Хензи и Тао» или «Красавица и Чудовище». Я ещё подумала: «Это про меня».
Император (смеется). Генерал Остен-Сакен поведал мне о вашем не слишком счастливом браке.

Анна Петровна останавливается, и с робкой надеждой поднимает глаза на Александра I.

Император. Нет, нет! Даже всесильный монарх не в силах, не имеет права вмешиваться в таинства брака, заключенного на небесах. Кесарю только кесарево. Увы, Анна Петровна!
Анна Петровна (смиренно). Я знаю. Только в сказках чудовище превращается в принца.
Император (осторожно обнимает Анну Петровну за плечи). Эй, красавица, разве я не похож на принца? Или больше на чудовище? Тогда расколдуйте меня. Один поцелуй красавицы…
Анна Петровна (мягко). Не сейчас. Я сама, словно в сказке.

Император задерживается  перед дверью.

Император (открывая двери и входя в зал, пропускает вперед свою гостью). Здесь  в основном фрейлины императрицы, дипломаты, иностранцы. Некоторые вам известны. Народу не много.
Зал во дворце с небольшой сценой.

Анна Петровна и Император присаживаются недалеко от входа за свободный столик позади остальных зрителей, среди которых можно различить молодых женщин, гражданских и военных лиц. На сцене под музыку небольшого оркестра танцует несколько девушек с китайскими веерами и китайскими элементами в одежде. Они кружатся вокруг танцора с маской дракона на голове, изображающего чудовище.

Анна Петровна (на ушко императору). Чудовище я вижу. Это Хензи или Тао?    
Император. Это Тао. Красавицы пока не видно. Кроме вас.

Император целует Анну Петровну в ушко.

Император. Я отлучусь по делам не надолго. Вас сейчас накормят. Развлекайтесь!

Император удаляется. Из боковой двери появляется слуга со столиком на колесиках с угощениями и напитками. Все это быстро и умело переносится  на столик, за которым устроилась Анна Петровна.  Она, посматривая на сцену, принимается за еду, запивая ее красным вином. На сцене продолжаются танцы. Анна Петровн, утомленная продолжительной прогулкой на морозе и сопутствующими волнующими обстоятельствами, расслабляется. Этому сопутствует приятная пища, хорошее вино и ненавязчивая спокойная музыка. Иногда Анна Петровна закрывает глаза, но борясь со сном, с трудом раздвигает веки, опушенные длинными ресницами. Она сама уже не в состоянии отличить явь от своих видений. 
К ней подходит человек с красной розой. Это Шарль Дидло.

Шарль. Хензи, зачем вы это сделали? Зачем вы сорвали розу? Видите, из нее течет кровь. Теперь чудовище умрет. Посмотрите!

На сцене артист исполняет роль умирающего дракона. К Анне Петровне подходят фрейлины, укоризненно смотрят на нее.

Фрейлины. Как вам не стыдно, Хензи? Вы должны любить Тао. Спасите же его!

Какие-то мужчины, вероятно, дипломаты, судя по их виду, осуждают ее поведение на разных языках.

Анна Петровна (в растерянности). Но что я могу сделать? Я не понимаю по-китайски.
Шарль. Это ничего. Сейчас мы вам подкрасим глазки…

Тут же подбегают визажисты, осуществляют какие-то процедуры с ее лицом.

Шарль (властно, Анне Петровне). А теперь идите! Поцелуйте Тао.

Анна Петровна покорно бредёт к сцене, взбирается на нее. Танцует с двумя веерами вокруг «умирающего чудовища», потом подходит к краю сцены и обращается с обиженным видом ко всем зрителям за моральной поддержкой.

Анна Петровна. Но я его совсем не люблю. (К режиссеру). Может, пусть он лучше умрет?
Шарль (обескуражено). Но, божественная, мы не в праве изменить сюжет. Нужно подчиниться судьбе. Тут ничего не поделаешь.
Анна Петровна. Ну,  почему я всю жизнь должна мучиться?
 Шарль. Поцелуйте его! Еще не поздно.

Анна Петровна протягивает руку к Шарлю, берет у него розу, укалывается шипами, бросает ее на пол. Она трясет за плечо актера с маской дракона.

Анна Петровна. Поднимайтесь же, генерал! Сейчас придет государь.

Анна Петровна оставляет в покое «чудовище», спрыгивает со сцены и идет на свое место. За ней бегут девушки с веерами, кружатся вокруг нее с неподвижными лицами, которые пугают ее. Она испуганно отстраняется от них и с отчаянной надеждой смотрит на дверь, ожидая немедленного и спасительного появления принца. Открывается дверь, в проеме которой появляется Александр I. 

   Во дворце. Ванная комната.

Анна Петровна блаженствует в белой мраморной ванне, неподалеку от которой в аналогичной ванне возлежит император. Они с удовольствием переговариваются между собой.

Император. Надеюсь, вы, наконец, отогрелись, драгоценная Анна Петровна.
Анна Петровна. И душой, и телом, мой повелитель. Я так многим вам обязана. Как тогда, после тяжелых родов, вдруг вошел ваш посланник и вручил ваше письмо. Как я была счастлива, что вы интересовались моим здоровьем, стали восприемником моей дочери, советовали назвать ее Катериной. А потом еще и приезжали взглянуть на нее.
Император. Полноте, Анна Петровна. А помните, на балу в Полтаве, я приглашал вас приехать в Петербург. А вы еще сказали: лучше вы к нам в Лубны.

Оба смеются.

Анна Петровна. Ну, да. А вы стали настаивать: пусть муж возьмет отпуск.
Император. Как видите, я и организовал ему отпуск.
Анна Петровна. Так это вы!? Вот они – дворцовые интриги. Теперь мне все понятно. (Скорее утвердительно, чем вопросительно). Это вы и Вяземскому посоветовали выпустить меня мерзнуть на Фонтанку.

В продолжение этих переговоров оба собеседника иногда поднимают головы над краями ванн, чтобы взглянуть друг на друга.

Император. Чем мне загладить свою вину? Я знаю: завтра же велю заказать для вас алмазный фермуар в Варшаве. По моему рисунку. Это раз. Завтра же ваш храбрый солдат Керн, он же - чудовище Тао – получит бригаду в Дерпте. Это два. И, самое приятное, летом, на маневрах в Риге генерал Лаптев вам вручит этот фермуар и приглашение на бал. И мы снова, как тогда в Полтаве, пройдемся в польском, а потом покружимся в вальсе.
Анна Петровна (восторженно). Боже мой! Теперь мне ясно, что только такой предусмотрительный и проницательный человек, как вы, и мог выиграть компанию у Бонапарта.
Император. Видите ли, он желал дойти до Гималаев, стать вторым Александром Македонским. Вторым. А надо быть всегда первым. Кстати, когда я был с инспекцией в Царскосельском лицее, один находчивый воспитанник на мой вопрос: кто из вас здесь первый, ответил: здесь все вторые. Его тоже звали Александр.
Анна Петровна. Уж не Пушкин ли это?
Император. Вот, вот. Уже слыхали. Сейчас пишет возмутительные стишки. Сошлю, пожалуй, его на Белое море. Пусть остынет…Погодите, мы говорили о чем-то интересном.
Анна Петровна. О маневрах в Риге, о бале.
Император (с гордостью). Учения в Риге будут грандиозными. (Мечтательно). Маневры сорокатысячного корпуса за Двиной. Сводный кавалерийский корпус – это 350 эскадронов с резервными дивизиями и артиллерией. И это еще не все!.. Нам теперь не страшен никакой Наполеон. (Восторженно). А в резерве у нас – не поверите!..

Анна Петровна рассчитывала на какое-то иное продолжение беседы, и, похоже, армейские дела ее не слишком заинтересовали.

Анна Петровна. Вы раскрываете военные тайны… Повелитель, я совсем раскисла в этой царской ванне. Помогите мне выбраться из нее.

Император с готовностью выбирается из своей ванны, накидывает белый халат с капюшоном и направляется к ванне с Анной Петровной. Подходит и не может сдержать восхищения перед открывшимся видом. Становится на колени, облокачивается на края ванны, смотрит на  прекрасную молодую женщину с ласковой улыбкой.

Император. Вот оно, еще одно чудное мгновение. Я его тоже никогда не забуду. Как и тот миг, когда я вас увидел впервые. Вы были ослепительны. А сейчас вы просто неподражаемо восхитительны. 
Анна Петровна. Я тоже наверху блаженства. Хотя все еще лежу внизу – в воде.

Во дворце. В помещении царской бани.

Мраморный коридор, разделенный колонами по бокам, между которыми располагаются античные скульптуры или их копии. На некоторых лавках вдоль стен сидят посетители бани, завернутые в белые простыни или белые халаты. Некоторые лица трудно увидеть под надвинутыми капюшонами. Одна из лавок занята Анной Петровной и Александром I. На голове у Анны Петровны накручено большое полотенце. Коридор наполнен легким туманом, создающим ощущение призрачности. Мимо сидящих на лавках иногда прохаживаются  люди в белом, которые беседуют между собой тихими спокойными голосами.

Анна Петровна. Ах, государь, как жаль, что блаженство не может длиться вечно.
Император. Увы! Но я слышал, что вы можете остановить мгновенье. Генерал Лаптев проговорился, что вы пишите дневник и что генерал Керн не может его прочитать, так как он написан по-французски. Это правда?
Анна Петровна (удивленно). Не думала, что у вас такое досье на меня.
Император. Чтобы управлять Россией, надо знать ее женщин. Интересно, напишите ли вы что-нибудь обо мне?
Анна Петровна (серьезно). Обязательно опишу наши встречи. Только на склоне лет.
Император. Начните, пожалуйста, сейчас. Боюсь, я не доживу до той поры.
Анна Петровна (некоторое время внимательно смотрит на императора, словно пытаясь запомнить его черты, напряженно думает). Ну, начну я примерно так: встретиться с ним, говорить с ним – это счастье, с которым никакое другое не могло бы сравниться. С его обаятельной грацией и неизъяснимой добротой, невозможной ни для какого другого смертного, он ободрил меня; и я заговорила с ним, как с добрым старым другом.
Император (растроганно). Браво! Вряд ли кто с большей добротой обо мне отзовется. А что вы напишете о том, что вы обозначили, как блаженство?
Анна Петровна (ни секунды не сомневаясь). Напишу то, что чувствую сейчас: я не была влюблена, я благоговела, я поклонялась ему. Это было вполне духовно и эстетично. Если бы кто сказал, этот человек полюбил меня, как простой смертный, я бы с ожесточением отвергла такую мысль, и только бы желала смотреть на него, поклоняться, как высшему обожаемому существу.
Император. Вы не забудете? В самом деле? Для красавицы вы так умны. Может, сделать вас министром?

Заметив идущую по коридору прорицательницу, одетую, в отличие от остальных, в черный цвет, он делает ей знак рукой.

Император. Задержитесь, мадам, прошу вас. (Анне Петровне). Познакомьтесь, это госпожа Киркгоф из Пруссии. Она провидит будущее. Она гадала и королеве прусской Луизе, которая поразительно похожа на вас. Но куда ей до вас!
Киркгоф. Что бы вы хотели узнать, ваше императорское величество?
Император. Про себя я все знаю. Вы мне уже нагадали: не ездить на наши южные моря.
Анна Петровна. Сошлите туда вместо себя этого Пушкина. Вместо Соловков.
Киркгоф. Именно так, государь, и поступите.
Император. Тоже не плохая мысль. (Прорицательнице). Эту прекрасную даму зовут Анна Петровна. Что вы можете сказать ей о ее будущем? Какая судьба ее ждет?
Киркгоф. Государь, прошу прощения, я не могу при вас говорить с госпожой.

 Император поднимается с лавки, отходит, прохаживается по коридору. Его тут же останавливают люди в белом, о чем-то с ним беседуют.
Киркгоф присаживается к Анне Петровне, берет ее руки в свои, смотрит своими пронзительными черными глазами в ее светлые очи. Внезапно отпускает ее руки, неожиданно улыбается.

Киркгоф (как бы извиняясь за профессиональную мгновенную слабость). Ваша красота сбивает меня с толку. Сейчас я соберусь с мыслями. В этой красоте  вашей ваше счастье и ваша беда. (Снова берет Анну Петровну за руки). Вы печальны, вы несчастны. Это и так мне видно. У вас нелюбимый пожилой муж. Жизнь ваша будет интересная, но трудная. Зато за все ваши муки вас ждет настоящая любовь. Когда вы будете уже не так молоды, все перевернется. Вас полюбит юноша. И будет любить вас до конца ваших дней. Не упустите его. Бог вознаградит вас за вашу кротость и долготерпение.
Анна Петровна (словно под гипнозом, желая верить каждому слову). Я вам верю. Буду ждать и надеяться.
Киркгоф. Не сомневайтесь! Я все четко вижу. И его и вас. Вы так же  хороши собой, как сейчас, а он настоящий принц.

Прорицательница прощается. Уходя, машет ей дружески на прощание. Кланяется императору, проходя мимо него и группы людей, беседующих с ним. К Анне Петровне, пританцовывая, приближается несколько исполнителей китайского балета во главе с Шарлем Дидло.

Шарль (вежливо). Надеюсь, вам понравились фрагменты нашего представления.
 Анна Петровна. К моему стыду, мне кажется, я все проспала. Пойду в театр специально посмотрю весь балет. Я даже что-то не припомню, как выглядит красавица.

Она окидывает взглядом  артистов, которые ее окружают, замечает исполнителя дракона, с опаской ему улыбается; ее внимание привлекает, стоящая рядом с ним очень красивая девушка, судя по виду, настоящая китаянка. У Анны Петровны возникает внезапное желание пообщаться с ней. Танцовщица чувствует это, сама берет за руку Анну Петровну и отводит ее от своих коллег.

Китаянка. Хензи – это я.
Анна Петровна. Так и есть, настоящая красавица!
Китаянка. Вам бы тоже подошла эта роль.
Анна Петровна (с чувством глубокой симпатии). Вы созданы для любви. Скажите, Хензи, верите ли вы в принцев?
Китаянка. Во дворце их немало. (С едва скрываемым вызовом).  Но пока я надеюсь  только на свои ноги. Пока они прыгают, у меня есть профессия. Они меня кормит.
Анна Петровна. Я вам завидую. Честно! Но вряд ли господин Дидло зачислит меня в труппу.
Китаянка. Мы могли бы подружиться. Заходите в театр. А теперь – прощайте, мы удаляемся.

Она обнимает Анну Петровну, целует ее, уходит, оглядываясь на неё. Танцоры, раскланиваясь на ходу и уходя все дальше, продолжают исполнять свой нескончаемый танец.
Император, заметив, что Анна Петровна больше не общается с группой танцоров, тоже оставляет своих собеседников и направляется к Анне Петровне. Она любуется его неспешной, поистине царской походкой.
Из глубины коридора доносится цокот копыт. Многие оборачиваются на этот звук. Звук приближается. В конце коридора показывается белый конь, которого ведет под уздцы итальянец в военной форме.  Около императора конь останавливается и несколько раз наклоняет голову, приветствуя своего хозяина. В свою очередь, император похлопывает коня по холке.
 
Анна Петровна (с шутливой интонацией). Он идет принимать ванну?
Император. Вроде того. Его зовут Бонжур. Хотите прокатиться прямо сейчас?
Анна Петровна. Да я вся голая.

Итальянец  во время остановки коня  около императора  скромно отходит назад и располагается позади коня. Внезапно он обращает внимание на то, что конь надувается, поднимает хвост, шумно выпуская воздух. Итальянец, в секундном замешательстве оглядывается по сторонам, не зная, что предпринять, затем его осеняет спасительная мысль. Он сдергивает с головы треуголку и подставляет её коню под зад. Конь опорожняется, опускает хвост. Мраморный пол спасен.
Свидетельницы этой сцены в смущение закрывают лица, хихикают.

Император (смеясь, решает пожурить коня). Угораздило же тебя, братец, так оконфузится. (Итальянцу). Благодарю за находчивость. Это геройский поступок. Можете идти.

Итальянец кланяется и с треуголкой в одной руке  и поводком в другой уводит коня. Отойдя на несколько шагов, конь оборачивается и ржет, словно прощаясь с хозяином. Император машет ему рукой.

Анна Петровна (с озорным видом). Мы в детстве с сестрой тоже могли издавать такие неприличные звуки.
Император. Ну да?! А сейчас сможете?
Анна Петровна. А вы хотите?
Император. Очень!
Анна Петровна. Правда, хотите?
Император. Ну, пожалуйста!…
Анна Петровна. Тогда отвернитесь.

Император с улыбкой отворачивается. Анна Петровна с решительным видом отодвигает рукав халата выше локтя, прикладывает плотно губы к руке и с силой выдувает воздух. С первого раза получается не очень, но в конечном результате звук у нее получается вполне неприличным. Конь «Бонжур», услышав знакомые звуки, издали оглядывается еще раз и своим ржанием поощряет удавшееся звукоподражание. Под затихающий цокот копыт, царский жеребец скрывается в конце коридора в туманной дымке.
Свидетели вызывающей выходки Анны Петровны не могут никак решить, то ли смеяться им вместе с императором, то ли испепелить взглядом его новую фаворитку, то ли благоразумно отвернуться…

Лето 1820 года. Псков.
У собора и внутри собора.

Карета проезжает большой каменный свод и останавливается у ворот церкви. Анна Петровна сравнительно тепло одета для начала июня. На голове у нее черный бархатный капор. Она проходит с опущенной головой мимо людей, отмечающих день Святой Троицы. Она осторожно двигается между прихожанами, отыскивая более или менее свободное место вдоль левого крыла клироса, занимает пустое пространство у стены между двух очень бедных старушек, которые на нее не обращают внимания. Под монотонную проповедь архиерея Анна Петровна начинает горячо молиться.

Анна Петровна (внутренний монолог). Благодарю тебя, о, господи, за счастливое пробуждение. Да будет благословение божье вам, моим родным в Лубнах. Огради меня, господи, от нечистых мыслей, от посягательства на мою честь. Признаюсь тебе, что я иной раз немного кокетничаю, но я уверена, что нет женщины, которая бы так мало стремилась нравиться, как я. Иногда мне это даже досадно. Я была бы самой надежной, самой верной, самой некокетливой женой, если бы со мной рядом находился мой любимый Шиповник.
Должно быть, в Лубнах сегодня очень весело и все вы сожалеете, что нет с вами вашей Аннеты. А Аннету, между тем, снедают мимоза, жасмин, ноготки и все страдания, что сопутствуют мимозе. Каково ей, несчастной вашей Аннете? Ей нужно много желтой настурции или хотя бы немного желтых кувшинок, чтобы немного успокоиться. Господи боже, прости мой убогий цветник.
Ты видишь, я очень несчастна. Никто меня не понимает. Как горестно мне читать восхитительную книгу мадам де Сталь и не иметь никого подле себя, с кем могла бы поделиться её прекрасными мыслями.
Каюсь господи, я почти ненавижу своего мужа. Только бы он не требовал от меня любви, не касался бы меня так близко, может быть, я и полюбила бы его, как отца или дядюшку.
Кто придет мне на помощь, мне, всеми покинутой? Дитя моё не может меня утешить, и я в отчаянии, что она постоянно видит меня с глазами полными слез.

У Анны Петровны текут слезы по щекам. Чувствуя на себе чужие взгляды, она прерывает молитву, поднимает глаза и видит, что взоры всех мужчин, стоящих, напротив, на противоположной стороне, направлены на нее. Она опускает глаза, осматривает незаметно мужчин, расположившихся неподалеку, и видит, что они тоже за ней наблюдают и о чем-то шепчутся. Рядом с ними двое пьяных или сумасшедших, как ей кажется по их поведению, имеют самые дурные намерения в ее отношении. Заметив её смятение и полуобморочное её состояние, один молодой монах, участвующий в богослужении, быстро подходит к ней и подхватывает её, когда она, споткнувшись, уже готова  была упасть.
Он ведет её к выходу, но, приняв какое-то другое решение, останавливается около лесенки, ведущей наверх.

Монах. Госпожа, поднимитесь на хоры, успокойтесь. Там вас никто не тронет. Вы поете? Нам сегодня очень не хватает голосов.
Анна Петровна. Хорошо.

Они поднимаются по лесенке. Монах подводит её к регентше, что-то ей, жестикулируя, объясняет. Регентша, глядя ласково на девушку, берёт её за руку, усаживает на стул. Анна Петровна, полная жалости к самой себе и благодарности за оказанное сочувствие, начинает неудержимо плакать.

Регентша. Поплачь, милая. Сейчас мы попоём, ты успокоишься, а потом, глядишь, и поможешь нам. Подпоёшь.

Мелодично звякает камертон. Певчие настраиваются на исполнение очередной песни. Анна Петровна постепенно успокаивается, поднимается со стула и подходит к регентше, которая отодвигается, освобождая ей место для чтения текста. Регентша улыбается и делает Анне Петровне знак рукой, в каком месте следует вступать. Анна Петровна поёт, её охватывает чувство радости. Она смотрит наверх, где под куполом парят светлые ангелы. 
Местность под Псковом.

Анна Петровна у входа в большую палатку с открытыми окнами, откуда доносится танцевальная музыка. Она, как хозяйка бала, обязана приветствовать вновь прибывших гостей. Она с удовольствием, как своих старых знакомых, встречает губернатора и его жену, обаятельную женщину средних лет.

Анна Петровна. Как славно, что вы смогли приехать. У нас танцы в разгаре. Вас ждут с нетерпением.      
 
В ответ губернаторша обнимает и целует Анну Петровну. Они входят в палатку.

В палатке.
 
Некоторые  из танцующих прерывают танцы и  окружают пришедших,  начинают живо обсуждать с ними местные новости. Дамы в вечерних туалетах, много мужчин в армейских мундирах. Жена губернатора с Анной Петровной ускользают от навязчивых почитателей и останавливаются неподалеку. Губернатор, высокий и представительный мужчина, по долгу службы вынужден  отвечать на многочисленные вопросы любопытных жителей города и военных: «А правда ли, что к нам приезжает император? а как скоро? а верно ли, что к его приезду будет замощена главная дорога? действительно ли, что из Франции привезли краску для окраски коней? а будут ли красить по пути следования августейшей особы заборы и фасады домов?» и тому подобные.

Губернатор. К нам уже прибыл представитель его императорского величества генерал Кайсаров. Мы намечаем сроки. Дорогу замостим. Заборы покрасим. Траву красить не будем, а про краску для коней ничего не знаю, но идея интересная. Надеюсь, что горожане окажут достойную встречу государю. Прошу прощения, меня ждут.

Губернатор покидает окружающих его людей и начинает беседовать с генералом Лаптевым, наблюдающим за танцующими парами. Анна Петровна с губернаторшей осматривают убранство палатки. Оно выполнено с большой фантазией: канделябры  оформлены с использованием пистолетов, ружей, и даже маленьких пушек; стены украшены разнообразным холодным оружием, освещаемым цветными фонариками.

Жена губернатора. Милая Аннета, Я вижу у вас талант в организации праздников. Эта потрясающая иллюминация, подбор музыки, во всем чувствуется полет вашей фантазии.
Анна Петровна (польщенная ее словами). Ну, что вы, что вы, но, в самом деле, вас ждет очень скоро настоящий сюрприз.
 Жена губернатора. Пока меня еще не успел умыкнуть этот седовласый красавец генерал Лаптев, обещайте мне, прекрасная Аннета, помощь в проведении бала у нас третьего числа.
Анна Петровна (скромно, потупив очи). Я бы с удовольствием, но это не я решаю.
Жена губернатора (с неподдельным удивлением). Как это?! Брачный союз зиждется на дружбе, а не подчинении. Я непременно переговорю с Ермолаем. Кстати, где он?
Анна Петровна (указывая на открытую дверь в смежную палатку). Он там с мужчинами. Курит.
Жена губернатора (устремляясь навстречу Лаптеву). Я все улажу, милая.

 Некоторое время Анна Петровна остается одна с озабоченным видом, будто вспоминая, не забыла ли она что-то сделать. За ней неотрывно наблюдает молоденький адъютант. Затем он отыскивает разгоряченную танцами особу, которую зовут Натали;  с заговорщиским  видом что-то с ней обсуждает. Затем она  направляется к Анне Петровне и предлагает ей разыграть адъютанта, указывая в его сторону. Она тянет  за руку Анну Петровну, которая подчиняется ей без особого желания Они подходят к ожидающему их адъютанту.

Натали (адъютанту). Сожаление или раскаянье?

Адъютант не в состоянии сделать быстрый выбор.

Натали. Выбирайте, на  кого выпадет слово, с той и танцуете.
Адъютант (озабоченный трудностью выбора) Сожаление или раскаянье? Раскаянье или сожаление? Ладно, раскаянье.
Натали (ни капли не сомневаясь). Аннета, это ты. Я убегаю. (Уходит).
Анна Петровна (сначала в некотором замешательстве, затем смеется). Коварная обманщица!..

Поняв, что их заговор с Натали раскрыт, адъютант с виноватым выражением решает извиниться.

Адъютант. Простите ее за коварство. Это я хотел с вами познакомиться. А вы, в самом деле – раскаянье?
Анна Петровна. Какое уж там раскаянье! Одно сожаление!.. (Она привычным движением опускает руку на плечо молодого человека и вовлекает его в поток танцующих).
Адъютант (глядя на нее с робостью). Вот уже третий бал я наблюдаю за вами. А потом до следующего бала думаю о вас. Вы такая необычная, вы отличаетесь ото всех. И не только красотой. (Адъютант замолкает, сам удивляясь своей смелости).
Анна Петровна (с безучастной улыбкой). Продолжайте.
Адъютант. Вы странная. Вы как бы выше всего этого, словно наблюдаете с высоты за нашей мышиной суетой. И вам грустно все это видеть.
Анна Петровна (уже более заинтересованно). Еще бы! Очень даже грустно.Что еще?
Адъютант. Можно я скажу? Просто вы богиня, и скрываете ото всех, кто вы на самом деле.
Анна Петровна. Очень любопытно. Кстати, богиню зовут Анна Петровна. Что еще?
Адъютант (представляясь). Николя. И вообще, вас никто здесь не достоин.
Анна Петровна (серьезно) И вы – тоже?
Адъютант (искренне, с абсолютной уверенностью в истинности того, что он произносит).  Разумеется. Я просто хотел прикоснуться к божеству. Я и сейчас не верю в реальность происходящего. Правда ли это? Не подумайте, у меня нет никаких дурных мыслей. У меня есть невеста, которую я очень люблю. Но ваша божественная красота…Она не от мира сего.
Анна Петровна (отмахиваясь от комплементов обожествляющего ее поклонника). Да ну вас, в самом деле! Придется мне, чтоб никого не смущать, посадить свою красоту на гауптвахту. Или отправиться  вместе с ней в монастырь.

В палатку вбегает несколько офицеров и, заглушая музыку, предлагают дамам и господом подняться на трибуны, чтобы посмотреть театрализованное представление военных, посвященное началу  маневров. Откликнувшись на этот призыв, присутствующие в палатке устремляются к выходу. Анна Петровн, расставшись с почитателем ее «неземного происхождения», встречается в дверях с губернаторшей.

Жена губернатора. Это и есть ваш сюрприз?
Анна Петровна. И это еще не все!

Уходят.

Трибуны перед палатками. Глубокий сумрак.

После яркого освещения зала люди, привыкая к темноте, осторожно движутся к трибунам, построенным для наблюдения за маневрами. Одни рассаживаются на лавках, другие стоят в ожидании представления. В наступающей иногда в промежутках между тихими беседами тишине, слышны доносящиеся с поля монотонные трели сверчков, так гармонирующие со звездным светом на Млечном пути.
 Под музыку оркестра со стороны поля движется множество огней. Факельное шествие приближается. Солдаты с факелами образуют ряды, между которыми пехотинцы показывают мастерство владения оружием. Они сходятся, расходятся, образуя различные построения. Их движения напоминают хорошо отрепетированный танец. Публика на трибунах приветствует каждую новую фигуру при перестроении криками и бурными аплодисментами.
 Рядом с Анной Петровной  за театрализованным представлением  наблюдает Натали, которая поминутно вскакивает и вскрикивает, выражая свой восторг. За спиной Анны Петровны слева любуется зрелищем Кир Иванович, который иногда комментирует, наклоняясь к ней, происходящие на поле события. Адъютант тоже позади Анны Петровны, но справа; его в большей степени, чем фигуры на поле,  занимает завитки и локоны затейливой  прически красавицы, овал ее скулы. Его завораживает находящаяся в постоянном движении  серьга на ушке, как некий мистический атрибут ее принадлежности  к высшим сферам.
 
Натали. Какая выучка! С ума сойти!
Анна Петровна. Этот полк из бригады моего мужа. А вот (оборачивается она к Киру Ивановичу) офицер, который их обучает. Кир Иванович.
Натали. Браво, Кир  Иванович. Я бы тоже не прочь облачиться в мундир и удивить мужчин своей боевой выправкой.
Кир Иванович. О, это было бы восхитительно!

Перед трибунами возникают всадники с факелами. Движения эскадронов кавалерии также захватывающе красивы.

Натали. Ведь были раньше амазонки.

Перед трибунами показывается офицер с рупором.

Офицер. Представление окончено. Благодарим почтенную публику за оказанный теплый прием. А теперь – сюрприз! Просьба не расходиться. Через некоторое время вас ждет красочный фейерверк. 

Анна Петровна (оборачиваясь к адъютанту). Чем бы вы занимались, Николя,  если бы все чины в армии занимали женщины?
Адъютант. Я бы остался без применения.
Анна Петровна. Вот то-то! Берегитесь мужчины, ваше время уходит.
Кир Иванович. Мне как-то даже страшновато  от вашего пророчества. А спросите меня,  Анна Петровна, что бы я делал при женской армии?
Анна Петровна. И что же?
Кир Иванович. Охранял бы вас, мой генерал.

Все смеются.

Адъютант. А я бы ушел в монастырь, чтоб молиться за вас.

К трибунам подходит Ермолай Федорович Керн, По пути он спрашивает у знакомых, где располагается его супруга; те показывают в разные стороны или разводят руками, признаваясь тем самым в неведении относительно ее местонахождения. Наконец, он замечает ее среди офицеров, что его явно не радует.
Начинается фейерверк. Керн зовет Анну Петровну, но в грохоте выстрелов она его не слышит. Настроение у Керна от этого портится еще больше. Он подходит ближе, здоровается с  ее окружением, берет ее за руку и ведет  за палатки, надеясь, что там  не так сильно слышен грохот фейерверка и можно будет без помех поговорить.

Слабоосвещенное открытое место за палатками.

Керн (возмущенно). Извольте объясниться, Анна Петровна! Зачем это вы впутываете сюда губернаторшу? Что вам непонятно? Я же сказал, все будет так, как я сказал? 
 Анна Петровна (с дрожащими от обиды и гнева губами). Объясните, чего вы от меня хотите? Я не понимаю.
Керн (распаляя себя, начинает орать). Ах, не понимаете?! Кто вам поверит, что вы не едете к губернатору из-за дочери, из-за ее болезни? Какая вы мать!? Только я за порог, так тут же к вам гости. Раз так - я тоже не поеду. Буду вас сторожить.
Анна Петровна (чуть не плача). Как же мне ехать, ежели вы будете изживать меня  потом со света своей ревностью. А если  остаться дома, так будет еще хуже. Куда мне деваться? Может уйти совсем?
Керн. Вот вы как заговорили?
Анна Петровна. Вы обращаетесь со мной хуже, чем с крепостной. Я буду меньше рисковать своей репутацией, если буду жить отдельно. И от вас, и от вашего любимого племянника.
Керн. Ах, так?! Сейчас же садитесь в карету и отправляйтесь домой! (Пытается тащить ее за собой).
Анна Петровна (со слезами, яростно). Не смейте! Не дотрагивайтесь до меня! (Вырывается). Уходите! Обнимайтесь лучше со своим племянником!

Анна Петровна отталкивает Керна и решительно уходит в темноту с опущенной головой. Затем поворачивается к мужу и, взяв себя в руки, говорит почти спокойно.

Анна Петровна. Я здесь, как хозяйка встречи, должна быть до конца. Чтобы все было в порядке. Прошу понять меня правильно.
Керн (тоже готовый к примирению). Хорошо. Пусть Кир Иванович доставит вас домой.

Керн смотрит на уходящую в темноту супругу, любуясь ее легкой походкой. Когда она скрывается из вида, он горестно вздыхает.

Трибуны около поля для маневров.

Анна Петровна садиться на прежнее место на трибуне. Фейерверк заканчивается. Последние разноцветные вспышки, сменяя друг друга, скользят по ее грустному лицу. Заметив, что Анна Петровна явно не в духе, адъютант и Натали, о чем-то пошептавшись, удаляются.   

Кир Иванович (сочувственно). Что, опять?

Анна Петровна пытается взять себя в руки, но дружеское участие офицера вызывает в ней волну жалости и сострадания к самой себе. Она  рыдает и склоняется к Киру Ивановичу, который деликатно обнимает ее за плечи. Он не знает, как ее утешить, какие подыскать слова сочувствия. Она их и не ждет. Через некоторое время она успокаивается, освобождается от трогательного объятия Кира Ивановича и предлагает ему возвратиться в палатки и проконтролировать там ситуацию.

В палатке для танцев.

Небольшая группа молодежи, сопровождаемая Анной Петровной и Киром Ивановичем, со смехом и возгласами возвращается в палатку и желает продолжить веселье. Анна Петровна дает знак засыпающим музыкантам играть. Несколько пар танцует. Остальные что-то оживленно обсуждают. Анна Петровна идет вместе с Киром Ивановичем в смежную палатку для угощения и курения. Здесь почти никого нет. Несколько офицеров уснули, навалившись на столы.

Анна Петровна. Надо бы эту гвардию куда-нибудь пристроить

Кир Иванович толкает какого-то спящего офицера  в плечо. Тот не реагирует.

Кир Иванович (Анне Петровне). Сейчас отдам распоряжение.

Они  возвращаются  в палатку для танцев. Здесь уже одни музыканты.
Кир Иванович уходит из палатки. Музыканты, позевывая, собирают свои инструменты. Анна Петровна сочувственно смотрит на них и  совсем не против отпустить их домой.

Первый музыкант. Что значит, молодая кровь! Весь вечер плясали, а теперь отправились к цыганам.
Второй музыкант. Был бы я помоложе… Давайте сыграем для Анны Петровны что-нибудь цыганское…

Начинает играть на скрипке, другой ему подыгрывает. Анна Петровна благодарно им улыбается. В палатку вбегают Натали и адъютант. Они торопят Анну Петровну срочно присоединиться к их компании, которая вот-вот отправляется к цыганам. Вытаскивают ее за руки из палатки.

У дверей палатки.

К дверям подкатывает карета, но в ней полно людей. Она уезжает. В следующей карете места больше. Молодые люди втискиваются в нее кое-как. Кир Иванович в последний момент успевает вспрыгнуть на подножку коляски. Кто-то кричит: «Ого-го…  А-ну, залетные!»  Кареты скрываются в темноте.

Дорога, освещаемая неровным светом фонарей на каретах.

Кареты мчатся по неровной дороге. Пассажиров нещадно трясет, но, судя по их довольным голосам, все их вполне устраивает.

В карете.

Анна Петровна непринужденно устроилась на коленях у адъютанта, который не знает, куда девать руки, чтобы, не дай бог, ни обнять девушку.

Анна Петровна. Да держите же меня покрепче! (Берет его руки и прикладывает их к себе). А то я летаю по карете, как птичка.
Адъютант. Мне, право, неловко. (Пытается освободить руки, но она их удерживает силой).
Анна Петровна (с наигранным возмущением). Да что вы, в самом деле! Греческие богини часто спускались на Землю и  простые смертные мужчины  держали их довольно крепко.  Ой, шишку набила на голове!


Иногда в окне возникает Кир Иванович, который неизвестно как удерживается на подножке. Напротив Анны Петровны  обнимаются парень и девушка. Анна Петровна замечает, что они говорят по-эстонски…Этот язык она немного выучила во время службы  мужа в Эстонии. Карета останавливается. Возгласы: «Что, уже приехали? что случилось? а где цыгане?» Кир Иванович открывает дверцы и помогает Анне Петровне выбраться из кареты.

Кир Иванович (с волнением в голосе). Смотрите, там какой-то огненный столб.

Мужчины и женщины в бальных нарядах с шумом покидают экипажи, и, завидев за леском яркий свет, постепенно замолкают.

Анна Петровна. Это не костер. Подойдем поближе. Посмотрим.

Она берет за руку Кира Ивановича и идет в сторону рощицы.

Все остальные осторожно следуют за ними. Свет становится все ярче. Затем над деревьями медленно поднимается серебристый диск с несколькими прожекторами по периметру и медленно удаляется в ночное небо. Притихшие и испуганные люди следят за удаляющимся объектом. Кто-то спрашивает: «Что это было?» Кто-то отвечает неуверенно: «Какое-то знамение. К войне, что ли?»

Адъютант (Анне Петровне тихо, с испугом глядя на нее). Я знаю. Это были они, из ваших. Они прилетали к вам и что-то вам сообщили.

Анна Петровна, находясь под впечатлением таинственного события, почти готова поверить этим словам. Она смотрит на небо, унёсшее «ее покровителей», потом на адъютанта, готового поверить в ее божественное происхождение. Затем прогоняет нашедшее на нее наваждение.

Анна Петровна (адъютанту, как бы диктуя ему высшую волю). Вы должны жениться на девушке, которую любите!


У дома  Кернов.

Генерал Керн подъезжает верхом на лошади к дому и замечает рядом, вблизи крыльца, карету, которая, судя по всему, готова к выезду. Генерал неодобрительно смотрит на  экипаж, легко спрыгивает с лошади, идет к дому и в дверях сталкивается с Анной Петровной. Вместе с ней дочка Катя, девочка трех – четырех лет, нарядно одетая, с пышными бантами. В глазах Анны Петровны при виде Керна мелькает некоторая растерянность и испуг.

Керн (останавливая ее, с нескрываемым ехидством). И куда же это мы собрались, госпожа генеральша?
Анна Петровна (отстраняясь от его руки, с предельным спокойствием). Чтобы высказать память сердца госпоже Пальчиковой.
Керн (постепенно теряя самообладание). Вы специально для меня выражаетесь так вычурно?
Анна Петровна. Отнюдь. Такое определение благодарности я слышала от генерала Кайсарова. Вы при этом присутствовали.
Керн. Охота была запоминать всякую чушь.
Анна Петровна. Я при случае передам ваше мнение Кайсарову. Пропустите же меня!

Заметив яростный взгляд мужа, и поняв, что она «перегибает палку», Анна Петровна продолжает говорить в уже обычной спокойной манере.

Анна Петровна. Вы же помните, что госпожа Пальчикова дала нам фортепьяно и книги. Я обязана ее поблагодарить за любезность. Вы не желаете ей что-нибудь передать?

Анна Петровна берёт дочку за руку и, держа в другой руке сумочку, идет к карете. Керн, оскорбленный, как ему кажется, бесцеремонностью действия супруги, идет за ней и садится демонстративно  в карете рядом с ней. Анна Петровна велит кучеру трогать, но Керн приказывает оставаться на месте. Чувствуя, что разговор далеко не окончен и может принять еще более острый характер, он предлагает кучеру  прогуляться, пока его не позовут. Кучер уходит и прячется от солнца под липами. Керн предполагает, что подобное его решение не слишком понравится супруге. Поэтому он, желая разрядить напряженную обстановку, решает  посоветоваться с ней относительно проведения бала, которое он организует у себя.

Керн. Можете пригласить и вашу Пальчикову на наш завтрашний бал. Будете вместе с ней кокетничать с офицерами. Еще я намерен пригласить губернаторшу и ее подруг. Надо бы прикупить еще фруктов и мороженого разных видов. И цветов.
Анна Петровна. Мы и так уже потратили тысячу рублей. Всего хватает.
Керн. Надо утереть нос этому Лаптеву. А то он сильно воображает.
Анна Петровна (глядя на улицу, со вздохом). У вас, драгоценный мой супруг, мания величия. Делайте, что хотите, но позвольте мне отправиться.
Керн. На очередное свидание? Нет, не позволю. Извольте, драгоценная моя супруга, отдать мне свои ключи.
Анна Петровна. Не пора ли вам, благородный мой супруг, отправиться в Карловы Вары для успокоения нервов.
Керн. Извольте отдать ключи. Я вынужден применить силу.
Анна Петровна. И не подумаю! (Прячет сумочку с ключами себе за спину).

Завязывается борьба, в которой Анна Петровна отчаянно защищается, но терпит поражение ввиду превосходящих сил противника. Сумочка у него в руках. Анна Петровна в бешенстве. Она пытается вырваться из кареты, но Керн ее не выпускает.
Катя, не в силах понять причину раздора родителей, начинает плакать, пытается защитить мать, обнимает ее.

Анна Петровна. Какое недостойное и подлое поведение. Сам дьявол не смог бы так себя вести.

Анна Петровна не в силах больше сдерживать слез от обиды, собственного бессилия и поруганного самолюбия. Она обнимает Катю и начинает рыдать. Неожиданно Керн возвращает ей сумочку и начинает истерически орать.

Керн. Прекратите ваши слезы! Я и так вам все  позволяю. Потакаю всем вашим капризам, выполняю все ваши желания! Я слишком добр с вами…А вы, а вы!..(С дрожью в голосе, с возмущением). Я видел, вы стояли с одним офицером. Как вы можете!?
Анна Петровна (сквозь слезы). Постыдитесь! Если у нас с вами иногда случаются ссоры, это на значит, что я унижусь до какой-то пошлой интрижки.
Керн. Ладно, ладно. Мне все показалось. Я ничему такому не верю.

Неожиданно их перепалку прерывает жалобный голосок Кати.

Катя. Мама, я укакалась. Жидким.
Анна Петровна. Бедная девочка! Нельзя так орать при ребенке. Мы подаем ей плохой пример, живя вместе. Она уже все понимает.
Керн (со смешком). Хорошо хоть, что не далеко уехали.

Опустошенные бурной ссорой, они  торопливо выходят из кареты. Анна Петровна передает ребенка мадам, которая выходит им навстречу, объясняет, что ей следует сделать. Мадам уводит Катю. Следом за ними в дом входят, молча, расстроенные супруги.



В доме Кернов.

Служанка входит в гостиную и сообщает Керну, в мрачном расположении духа сидящего с газетой на стуле, что пришел Кир Иванович. Керн велит его приглашать. Служанка уходит, входит Кир Иванович. Он пребывает в добром настроении.

Кир Иванович.  А дома ли хозяйка? Хочу передать ей лично свое расположение.

Керн (полный раскаянья за недавнюю ссору, неожиданно для самого себя  признается собеседнику). Она дуется на меня. Я ее немного обидел. Она в своем кабинете. Наверно, все пишет письма в Лубны, жалуется на меня по-французски. Представьтесь ей.

Кир Иванович уходит и вскоре возвращается с Анной Петровной, почти готовой к прощению своего супруга, но всё же с трудом сдерживающей в себе накопившуюся обиду и непроизвольное желание отомстить ему при удобном случае.

Керн. Анна Петровна, дорогая, а не попросить  ли нам сыграть что-нибудь веселое любезного Кира Ивановича. Что-нибудь малороссийское, из ваших милых Лубен, где я вас впервые увидел и надеялся на счастье с вами.

Некоторое время Анна Петровна раздумывает, не определившись, как ей реагировать на сентиментальную попытку Керна к перемирию. Затем смеется с лукавым видом, кладет руки на плечи Киру Ивановичу и ангельским тоном предлагает сыграть и спеть только не веселое, а грустное, всем им знакомое по временам их жизни в Лубнах. Анна Петровна садится к фортепьяно, берет первые аккорды  песни на слова Н.М. Карамзина. Кир Иванович берет гитару, начинает подыгрывать. Все втроем начинают петь:
                Доволен я судьбою
                И милою богат.
                О, Лиза! Кто с тобою
                И бедности не рад.

По мере исполнения этой печальной песни, особенно ближе к ее окончанию, во время пения слов:
                Две горлицы покажут
                Тебе мой хладный прах.
                Воркуя, тихо скажут:
                Он умер во слезах…

у Анны Петровны на глаза навертываются слезы, а Ермолай Федорович уже рыдает, никого не стесняясь.
В комнату входит переодетая Катенька. Подходит к Анне Петровне, у которой по щекам текут слезы.

Катя. Кто вас обидел?

Анна Петровна не отвечает, продолжает мучить мужа и, как оказалось, и саму себя этой нескончаемой песней. Катя замечает плачущего  навзрыд отца, тоже расстраивается и начинает реветь. Песня заканчивается. Анна Петровна подходит к сидящему на стуле Ермолаю Федоровичу, ждет, когда он подымет на нее глаза.

Анна Петровна. Глаза на болоте. Так же, как у меня.
Керн (продолжая всхлипывать). По милости вашей должен кулаками слезы утирать.
Анна Петровна. А я – по вашей. Впрочем, это всего лишь песня.

Кир Иванович с безучастным видом продолжает перебирать струны на гитаре.

Катя (стоя рядом с матерью, уже успокоившись, обращается к отцу). Где бы вам сесть, папенька?

Керн с непониманием смотрит на дочь, которая подошла к нему. Он  пытается понять, что  она хочет.

Катя. Где бы вам сесть, папенька?
Керн. Мне что, в этом доме и места уже нет?
Анна Петровна. Ермолай Федорович, вы забыли, что это ее любимый стул? Ребенок очень деликатно вам на это намекает.

Керн освобождает стул, на который тут же взбирается Катя.

Керн (Анне Петровне). Зачем вы вспомнили эту песню, над которой я уже плакал накануне нашей свадьбы, зачем вы приехали в Псков и мучите меня? Я ведь позволил вам побыть в Лубнах. Зачем?

Анна Петровна снимает дочку со стула и направляется в столовую, в дверях оборачивается.

Анна Петровна. Пора обедать! Кир Иванович, не вздумайте удалиться. Вас хотел видеть полковник Магденко, он должен появиться с несколькими офицерами. 

В доме Кернов.
 
Анна Петровна лежит на кровати в спальне и читает французский роман. За окнами яркий летний день; листья деревьев создают причудливую игру света и теней, на которой порой задерживается взгляд Анны Петровны, когда она  отвлекается от  чтения. Раздается легкий стук в дверь, на что она откликается не сразу, увлеченная книгой, но потом отвечает рассеянно: «Да, да…».
В комнату входит Поль, племянник Ермолая Федоровича, молодой человек девятнадцати лет. Он подходит к кровати, придвигает поближе стул и садится около отдыхающей Анны Петровны, которая с любопытством на него смотрит.  Поль, как бы непроизвольно, поглаживает простыни, затем делает попытку прикоснуться к Анне Петровне. Её реакция мгновенна. Она  инстинктивно резко привстает и бросает сердитый взгляд на Поля.

Анна Петровна (строго). Руки!
Поль (кротко). Ах, простите, сударыня. Но могу ли я хотя бы поцеловать вашу ручку? Мой дядюшка Ермолай Федорович позволяет мне почаще вас навещать в спальне и оказывать вам всевозможные знаки внимания.
Анна Петровна (не в силах сдержать возмущение). Еще чего! И этот человек смеет призывать меня к нравственному поведению? И он вас совсем не намерен ревновать? ( Смотрит на Поля пристально).
Поль. Как же он может, если себя видит во мне молодым? (Хихикает). То есть, можно считать, что я и есть ваш муж, только в молодом виде. (Видя ее безмерное негодование, добавляет поспешно). Это по его, конечно, соображению.
Анна Петровна (в крайнем возмущении, гневно). Боже правый!
Поль (торопясь, чтобы его не прервали). Я тут ни причём. Еще дядюшка просил поведать вам о графине Беннигсен. У нее было много похождений, но это, как он считает, простительно, так как она молода, а муж стар. Но на людях она с ним мила и умеет превосходно себя держать. В высшем свете это обычное дело.
Анна Петровна (с чувством гнева и презрения). Что за чушь вы несете? Какая низость! Какое извращение! Пора, кажется, пожаловаться моему папеньке. Пусть он поймет, наконец, с каким чудовищем я живу. И вы не лучше. Пойдите прочь со своей графиней Беннигсен! 
Поль (как ни в чем не бывало). Собственно… там пришел полковник Магденко… Он желал вас видеть… Мы тут пообедали…
Анна Петровна. Слава богу! А хозяйку забыли позвать на обед. Вот какие теперь у нас нравы.  Зови Магденку.
Поль. Прямо сюда?
 Анна Петровна. Вот именно! Он, по крайней мере, не будет лезть ко мне с непристойными предложениями.

Поль идет к двери. Вослед ему Анна Петровна советует подумать о своем поведении и не забываться больше. Поль кланяется  и с глумливой улыбкой удаляется. Анна Поспешно приводит себя в порядок, садится повыше, берет в руки книжку, представляя себе, как она будет выглядеть со стороны, решает отложить книгу. Принимает грустный вид, тем самым заканчивая свои приготовления к приему гостя. Слышен стук в дверь. Появляется Магденко с широкой улыбкой. Видно, что это решительный и уверенный в себе человек. Он искренне рад встрече с Анной Петровной, садится подле нее после ее приглашения. Наполняет комнату своей позитивной энергией. Она протягивает ему руку, которую он слегка задерживает, перед тем, как ее нежно поцеловать.

Магденко. Голубушка моя, какая вы бледная, какая вы печальная. Что они сделали с вашей неземной красотой?               
Анна Петровна. Я сама отправила ее в кладовку. Пусть отдыхает. И от моего  любезного супруга и его наглого племянника.
Магденко. Ну, уж нет! Я не дам вас в обиду, а дам в честь вас бал. Освобожу вашу красоту из заточения. Пусть погуляет во французских чулочках с рисунком, которые я привез вам из Риги. Извольте показать вашу ножку, не ошибся ли я с размером?

Анна Петровна, не придавая этому особенного значения, высвобождает из-под покрывала лодыжку со стопой, поворачивает ее в разные стороны и тут же прячет.

Анна Петровна (печально). Лучше мне отправиться в монастырь со своими ножками, чтобы никого не тревожить, не возбуждать.
Магденко (с притворным смирением, словно оправдываясь). Хорошо, хорошо. Я по-дружески. Давайте прокатимся сейчас по местным монастырям, присмотрим для вас келью построже. Мы с Киром Ивановичем сегодня свободны, а ваш генерал едет в лагерь на учения. Он просил вас развлекать.
Анна Петровна (внутренне готовая согласиться с этим предложением). Вы уверены?
Магденко. Вам нужен свежий воздух и приятная компания. Собирайтесь, моя милая, мы вас ждем.

Магденко дружески пожимает руку Анне Петровне и выходит в гостиную. Некоторое время Анна Петровна пребывает в раздумье: ехать ей или оставаться в печали, а если ехать, то куда? Затем, решив, что предаваться печали можно в другое время, вскидывает руки, бьет ими по постели.

Анна Петровна (решительно). Едем  в Выбуты!
               
Улица Пскова.

По улице Пскова движется открытый экипаж, в котором восседает в широкополой шляпе генеральша Керн с корзинами снеди для пикника. Её сопровождают трое всадников, попеременно обращающихся к ней  с какими-то словами с разных сторон. Это Магденко, Кир Иванович и  Поль. Анна Петровна замечает карету, которая едет им навстречу, привстает, приветствует обеими поднятыми руками  пассажира в ней.
 
Анна Петровна (Магденко). Генерал Лаптев. По вашу душу, Магденко.

Кареты останавливаются, Генерал Лаптев выходит из кареты, кивает всадникам, целует ручку Анне Петровне, которая одаривает его сердечной улыбкой.
 
Лаптев (Анне Петровне, с искренним участием). Как здоровье вашей Катеньки? Как ваше драгоценное здоровье, прелестная Анна Петровна?
Анна Петровна. Спасибо, мой генерал. Все здоровы. У меня есть к вам одна просьба. (Обращаясь к всадникам). Господа, не могли бы вы оставить нас  ненадолго? Нам надо посекретничать.

Всадники отъезжают в тень от деревьев на обочине. Спешиваются. Генерал подсаживается к Анне Петровне в карету и, не скрывая восхищения, смотри на нее.

Анна Петровна (пытаясь скрыть улыбку, настраиваясь на серьезный тон). Генерал, вчера я была в гостях у губернаторши. Так она выразила недовольство вашей ссорой с моим мужем. Что вы улыбаетесь? Я понимаю очень хорошо, что у него недостаточно такта, уважения к мнению других. Все знаю. Но ваши распри мешают нам, женщинам. Вы  удивлены? Именно так. К кому идти на бал, к кому нет? К кому ехать в гости, к кому нет? А что скажет тот, а та? Вы понимаете? Дипломатический  казус.
Лаптев. Вот уж никогда не думал создавать вам проблемы.
Анна Петровна (похлопывает своей рукой по его руке). Обещайте же мне помириться. Тогда чаще можете бывать у нас. Катя вас обожает. Дайте мне слово.
Лаптев (кланяется). Никакая армия перед вами не устоит. Передайте губернаторше – я повинуюсь. (Заглядывает в глаза Анне Петровне). Вам, конечно.
Сейчас я обсужу сценарий примирения с Магденко и Киром Ивановичем. (Указывая на Поля). А это что еще за ухажёр?
Анна Петровна (небрежно). А-а, это племянник Керна, Поль, на мою голову. У него поручение – следить за мной. (Заговорщиски). Так что мы попались с вами, мой любезный и преданный друг.
               
Лаптев еще раз бросает неодобрительный взгляд на Поля, прощается с Анной Петровной и подходит к офицерам. Поль направляется к Анне Петровне.

Анна Петровна (тоном, не терпящим возражения). Когда освободитесь, езжайте на Выбуты, к Ольгиному камню. Не забудьте. Выбуты!
Поль.  А как же я?
Анна Петровна (уже более строго). Оставайтесь в сторонке, пока они переговорят, а потом догоняйте
.
Карета трогается, оставляя за собой легкий шлейф пыли, и скрывается  вдали. 

Сельская местность вблизи Пскова. 

Экипаж Анны Петровны стоит в густой тени старых лип. Она спрыгивает на землю, смотрит в сторону красивой церкви святого Ильи пророка, расположенной неподалеку, затем ее внимание привлекает крестный ход, направляющийся в ее сторону. Видно издали, что во главе процессии шествует несколько монахинь с крестами и хоругвями; за ними  движутся люди разных возрастов,  в основном женщины. Замыкает крестный ход две телеги и один экипаж, вероятно, везущих больных, рассчитывающих на исцеление от святого источника – Ольгиного ключа.
Уставшие от длительного перехода и жаркого солнца, люди располагаются в тени недалеко от сидящей на пеньке Анны Петровны. Ей интересны эти люди. Она с сочувствием  смотрит на этих, ищущих утешения и избавления от страданий, странников. Она встает и помогает некоторым старушкам, продолжающим свое нестройное пение, устроится на бревнышке, утирает влажное от пота лицо девушке своим платком, гладит мальчика по голове, от чего он пугливо отстраняется. Она приближается к телегам с сидящими и лежащими на них больными. Интересуется, не может ли она быть чем-то полезной, подходит к экипажу и встречает взгляд молодой женщины, которую она с радостью узнает. Это Надежда.

Анна Петровна (обрадовано). О, Надин, сто лет не видела вас в обществе. Что-нибудь случилось?

Надежда оборачивается к мужчине, который пытается выбраться из кареты, используя костыли. Обе женщины пытаются ему помочь.

Надежда. Вот везу Жоржа к Ольгиному ключу. Его рана от чеченской стрелы никак не затянется. Надеюсь, это поможет.
Жорж. Вы ведь, Аннета,  знаете мою супругу. Она не может ждать, пока что-то само собой затянется. Решает проблемы немедленно. И больше не хочет  отпускать меня на Кавказ.

Надежда устраивает мужа на покрывале, расстеленном на траве. 

Анна Петровна (нравоучительно). Дорогой капитан, вы уже не мальчик. Сколько вам? Двадцать пять или двадцать шесть? Пора оставить позади мятежные бури юности.
Надежда (с шутливым выражением). Подумай над словами многоопытной и мудрой девушки, а я поспешу к Илье пророку. (Анне Петровне). Ты там еще не была?
Анна Петровна. За тобой и, правда, не поспеешь. Я туда собиралась. Жорж, надеюсь  увидеть вас скоро на балу? Я верю в лечебные силы Надин.
Жорж. Запишите меня на бал по приезде императора на мазурку.
Анна Петровна (уходя за Надеждой). Я так и заявлю государю: на мазурку не рассчитывайте. Она за Жоржем.

Анна Петровна почти бежит, догоняя Надежду.

Надежда. Собственно, его болезнь – лишь предлог мне самой окунуться в святую купель. У меня никак не получается с беременностью. Слышала, что именно в этом Ольгин ключ помогает. Жоржу не терпится понянчиться с младенцами.
Анна Петровна. Я тоже буду молиться за тебя. Все у нас получится.

Они подходят к церкви и входят в нее.

Внутри церкви.

Здесь прохладно, сыро и темно. Они проходят почти на ощупь к прилавку со свечами, ищут церковного служителя, но никто не появляется. Они оставляют деньги, берут свечи и направляются к иконе святой Ольги, перед которой уже горит несколько свечей. Зажигают свои. Молятся.

Анна Петровна (внутренний голос). Пресвятая Ольга, покровительница Пскова и всех этих мест, обрати свой светлый лик на Надежду и Жоржа, подари им младенца. И не одного. Сколько они захотят. Прости меня, пресвятая, за мои греховные мысли. Какое святотатство! Я нисколько не радуюсь нынешней своей беременности. Я не в силах полюбить этого ребенка, и переношу на него, бедного, всю свою нелюбовь, разделяя судьбу с таким грубым и неотесанным человеком, как мой муж. Как это несправедливо, что любящим людям не дается то, что другим посылается вопреки их желаниям. Взываю к твоему божественному милосердию, снизойди ко всем страждущим, излечи их физические и духовные раны, утешь их.
А меня прости! Я знаю – самый главный утешитель в несчастье – это смерть.  Я помышляю не только о своей смерти. Мечтаю о том, как я стану вдовой. Каким способом – все равно. Вся  моя душа открыта пред тобой. Укажи  праведный путь!

Анна Петровна вглядывается с мольбой в изображение святой Ольги на иконе. Слезы на глазах  и полумрак мешают ей разглядеть выражение лица у святой; ей кажется, что Великая киевская княгиня призывает ее подойти поближе; она подходит почти вплотную,  внезапно понимает, что святая сама ждет от нее участия, ласки, утешения,  что она так же печальна, как сама Анна Петровна и что она тоже нуждается в любви.
Анне Петровне кажется, что святая Ольга пытается сообщить ей нечто личное, попросить о чем-то важном; ей даже кажется, что она протягивает к ней руку.
Анне  Петровне слышится полный удивления и священного благоговения голос адъютанта: «Они из ваших! Прилетели сообщить что-то важное!».

Анна Петровна (покаянно). Прости меня, пресвятая Ольга! Не испытывай меня. Не надо! Ты хочешь, чтобы я что-то совершила? Но что я могу сделать? Могу  только молиться вместе с тобой. Прости меня! Не требуй от меня невозможного. Я не святая.

Анна Петровна пугается своих мыслей, крестится поспешно, наклоняет голову, чтобы святая не догадалась, о чем она думает. В то же время её охватывает стыд, что она не в силах отозваться на призыв о помощи. Она оправдывает себя тем, что не научена совершать чуда; и потому ей остается только попытаться всеми силами скрыть от святой, что она была свидетелем ее чисто человеческой слабости. Ее как бы и вовсе не было, этой слабости. В полном смятении, со слезами на глазах, не оглядываясь  на святую Ольгу и на Надежду, она выходит из церкви 

Недалеко от церкви.

Выйдя из церкви, Анна Петровна подходит к своей карете, берет оттуда корзинку с продуктами, заготовленными для пикника, и направляется к группе отдыхающих паломников. Навстречу ей двигается несколько человек, решивших посетить церковь. Анна Петровна угощает участников крестного хода своею припасенной едой: пирожками, фруктами. Наконец, она добирается до Жоржа и садится рядом с ним. Угощает его черешней.

Жорж. Поехали с нами, Аннета. Ольгин ключ сделает ваши глазки еще более  ясными, а личико более  светлым.

Анна Петровна, все еще находясь под впечатлением посещения церкви, рассеянно внимает светским речам Жоржа и отвечает на них машинально, особенно не вдумываясь. Полная противоречивых мыслей, она задумчиво смотрит на реку Великую, сверкающую вдали, обрамленную темными рощицами.

Анна Петровна. Я, пожалуй, пойду. Я давно собиралась посетить Ольгин камень.
Говорят, на нем отпечатался четкий след киевской княгини, и пальчики, и пяточка. А еще говорят, что у кого размер точно совпадет, того ждет  счастье и все такое. Постараюсь вписаться.
Жорж. Я тоже хочу втиснуть туда свою лапу.
Анна Петровна (уходя). Привет Надин.

Берег реки

Анна Петровна по едва заметной тропинке с зонтиком от солнца сбегает к берегу реки вприпрыжку. Ей приходится  лавировать между больших валунов, которыми усеян весь берег. Иногда она довольно рискованно прыгает с одного камня на другой. У самого берега она обнаруживает неожиданно для себя одного молодого человека, сидящего перед мольбертом.
Время от времени он посматривает туда, где река делает красивый изгиб и где вдали на возвышении живописно расположился храм, в котором только что была Анна Петровна. Художник делает набросок карандашом. Анна Петровна старается без лишнего шума приблизиться поближе к художнику. Она смотрит то на рисунок, то на изображаемый пейзаж, сопоставляя их. Увлекшись, она спотыкается о камень и едва не сваливается на рисовальщика. Тот с некоторым испугом от неожиданности поворачивается и видит перед собой смущенное и прекрасное в своем смущении существо.

Анна Петровна. Простите, ради бога. Я такая неловкая. Засмотрелась на вас и вот...(Она разводит руки, как бы удивляясь самой себе).
Художник. Не стоит извинений. Я хочу написать типичный для этих псковских мест пейзаж и делаю, где мне понравится, зарисовки.
Анна Петровна. Мне тоже кажется, что местные виды очень живописны. Жаль, что я сама рисую не очень. Непонятно только, почему здесь так мало художников. О чем это говорит? (И не давая времени художнику на ответ, сама спешит ответить на свой вопрос). Это означает дурной вкус жителей, не способных восхищаться величественными картинами природы. Разве не так? (Заметив тень сомнения на лице живописца, и, чувствуя, что она выпалила что-то не то, она окончательно теряет всякую уверенность в себе). Ладно, простите, я сказала чушь. Не у каждого есть карета, чтобы добраться сюда. Да и любоваться одним и тем же пейзажем быстро надоест.
Художник. Вы прекрасно ответили на свой вопрос.
Анна Петровна (желая перевести беседу в другую плоскость). Когда я вас только увидела, мне показалось, что я вижу перед собой влюбленного:
                Dieu fit la donce Illusion
                Pour les heureux fons du bel  ;ge…*   
в мечтах о прекрасной даме.
Художник. И она внезапно материализовалась. Позвольте мне запечатлеть это чудное мгновенье. Ну, пожалуйста! Это не займет много времени. Сядьте вот здесь, вот так.

      Художник устраивает Анну Петровну так, чтобы ей было удобно и чтобы общая  композиция гармонировала с красотой молодой женщины. лист и  пристально вглядывается в черты _________________________________
*Бог создал сладостную мечту.
Для счастливых безумцев юных лет.(Фр.)

незнакомки.

Анна Петровна. Не смотрите на меня так. Я чувствую себя неуютно.
Художник. Простите, я постараюсь смотреть более учтиво. Но кто вы, ангел во плоти? Чем вы занимаетесь на этой грешной земле?
Анна Петровна. Как бы я хотела быть ангелом! Увы! Все зовут меня Анна Петровна. А занимаюсь я тем на нашей грешной земле, что устраиваю смотры, маневры, учения, фейерверки, балы, предотвращаю дуэли. Таковы мои строевые обязанности.
Художник (стараясь сохранить ироническую тональность разговора, предложенную Анной Петровной, с подчеркнутой учтивостью). Должно быть, у вас высокое звание?
Анна Петровка. Да. Под моей рукой целая бригада, но я хочу заполучить вторую дивизию. Придется ехать к императору на поклон.
Художник. Не пойти ли мне к вам на службу, ваше превосходительство? Зовут меня Пьер.
Анна Петровна. Не стоит, Пьер. Легко затеряться в рядах моих поклонников. К тому же у меня старый и ревнивый муж. А сама я все больше в слезах и в печали. Хотите, заплачу?
Художник. Лихо вы со мною расправились. А за это я прошу вас помолчать. Мне нужны ваши губы. Говорить буду я. Что вам  рассказать?
Анна Петровна. Легенду о княгине Ольге.
Художник. Извольте. Как-то прибыл в эти края князь Игорь,  наследник киевского престола с какой-то инспекцией. Нанял лодочника, которой оказалась местная девушка, то ли норманка, то ли литовка, Хельга. Она же Ольга. Поплыли. Князь стал к ней приставать; она пригрозила утопиться. Что оставалось князю? Взять её а жены. Она здесь часто бывала, уже потом, когда правила после Игоря.   Она любила родные места. Творила добрые дела. Да и потом, после смерти, тоже наведывалась. Это от неё сошел с неба огненный столб. Там и поставила  церковь. Теперь туда часто ходят паломники. Недавно люди тоже видели огненный столб.

Анна Петровна. Я сама видела. (Утвердительно, самой себе). Теперь я знаю: это была Ольга на своей лодочке. (Как бы невинно шутя).  Прилетала, боюсь подумать, ко мне. (Заметив удивленный взгляд художника). Не пугайтесь. Я в своем уме. Так решил один адъютант, который тогда был со мной.
Художник. Не удивлюсь, если это так и было. Адъютант был прав. Я сам хотел нарисовать у вас нимб над головой, теперь рисую с полным правом. Одну минутку.

Художник лихорадочно быстро меняет лист на мольберте.

Художник. А теперь повернитесь в профиль, Анна Петровна. У меня вдохновение. Не смотрите на меня. Замрите!

Художник очень быстро, чуть ли ни одним непрерывным движением создает портрет. Некоторое время он смотрит на рисунок.

Художник. Здесь вы будете без нимба. В профиль его не видно. Ах, какая прелесть! Какие мы с вами молодцы. Небесное создание может размяться. Оно прекрасно позировало.

 Анна Петровна потягивается, с удовольствием рассматривает рисунки, которые ей демонстрирует Пьер.

Анна Петровна. Мне нравится. Правда, я в какой-то печали. Позвольте вам заплатить.
Художник. Даже и не пытайтесь. Меня будут помнить только по подписи на  этих рисунках. Сикстинская мадонна хороша, но Псковская Анна краше.
 
Художник скатывает рисунки в рулон, отдает их, но следом, словно о чем-то подумав, отнимает их.

Анна Петровна (с удивлением). Что случилось? Сейчас же отдайте! Это уже мое!

Она решительно наступает на Пьера, который прячет рисунки за спиной, борется с ним, отбирает обратно свой подарок.

Художник (оправдываясь). Простите, но я остался без ничего. Это лучшее, что я сделал в своей жизни. Кто мне поверит без рисунков, что я встретил, что я боролся с ангелом? А вы сильная.

Анна Петровна в порыве благодарности и одновременно сочувствия  к художнику, у которого «ничего не остается», обнимает его, целует в обе щеки. Он некоторое время задерживает ее в своих объятиях, но она ловко освобождается от них.

Анна Петровна. А где Ольгин камень?

Осматриваясь вокруг, Анна Петровна внезапно замечает человека, бредущего через реку. Он уже почти на противоположной стороне.

Анна Петровна. Что это такое?
Художник. Это Литовский брод.
Анна Петровна. Хочу! Хочу через брод!

Анна Петровна стремительно отдает рисунки Пьеру, сбрасывает обувь и, подняв без всякого смущения подол платья, начинает форсировать реку.
Она оборачивается и, видя растерянный и очарованный взгляд художника, озорно  брызгает ногой в его сторону. Идет дальше. Снова оборачивается.

Анна Петровна. Да здравствует брод, да здравствует Ольга, да здравствует Пьер – великий художник!

Машет ему рукой и замечает вдали высоко на берегу трех всадников. Она радостно смеется, подпрыгивает, приветствуя их взмахами рук.

Анна Петровна. Ого-го! Я здесь! Догоняйте меня!

Она  осторожно идет по каменистому дну, снова поворачивается, снова зовет.
Художник, не теряя ее из вида, складывает мольберт, собирает вещи Анны Петровны в одном месте, затем вздыхает, как человек, находящийся на вершине счастья, но сознающий неотвратимость окончания этого чудесного состояния. С его лица не сходит улыбка. Он пытается зафиксировать в памяти это красочное хождение ангела по водам в окружение задумчивой природы, обрамляющей и подчеркивающей волшебство происходящего действия.

В  доме графини Таубер.

Гостиная в доме графини. Анна Петровна у зеркала в белом платье с короткими рукавами. Она демонстрирует свой наряд перед хозяйкой, графиней Таубер и модисткой, сидящими на диване. Она поворачивается перед ними в разные стороны. Посреди комнаты, на ковре, с увлечением играют в куклы дочери графини 12 и 14 лет, развлекая тем самым маленькую Катю, дочь Анны Петровны.
 
Анна Петровна. Это платье я купила в Орше за 80 рублей. Оно вроде того, графиня, что было на вас на балу у губернаторши. Из такого же белого персидского шелка, муаровое. Посмотрите, какая прелестная здесь отделка. Да только оно с короткими рукавами. (Обращаясь к модистке). Не могли бы вы мне приделать к нему длинные рукава? У вас найдется сходная материя? 
Модистка. Вы хотите скрыть от мира свои красивые ручки? 
Графиня. И, правда, без рукавов вы смотритесь более элегантно.
Анна Петровна (кокетливо). Нет, нет! Эти ручки могут привести к различным приключениям.
Модистка. Ладно, спрячем вашу красоту. (Она измеряет размеры планируемых изменений в платье). Что еще?
Анна Петровна. У меня еще просьба.

Она уходит за ширму и появляется в другом, синем платье.

Анна Петровна. Это прелестное платье только что подарил мне муж. Он получил его в подарок за какую-то услугу от госпожи Бибиковой в Риге. Взгляните, очень красивый узор, особенно просветы хороши. (К модистке). Обращаюсь к вам с покорнейшей просьбой: сделайте вышивку на кушаке и лифе.

Модистка вместе с Анной Керн рассматривают модный журнал и, советуясь между собой, выбирают узоры для вышивки. Графиня смотрит другой журнал.
Пока Анна Петровна демонстрировала свои наряды, девочки с пристрастием наблюдали за этим и шептались между собой. Дождавшись подходящего момента, старшая дочь подошла к графине и о чем-то с жаром  стала ее упрашивать. Графина соглашается, судя по всему, с какими-то оговорками. Девочка в восторге приглашает остальных участников игры за ширму, где расположены просторные шкафы с одеждой. Они уходят туда. Слышны их жизнерадостные возгласы смех и крики.
Довольно скоро они  чинно выдвигаются из-за ширмы, представляя себя неотразимыми принцессами. Они ухитрились одеться во взрослую одежду, выглядят очень живописно, кланяются и вращаются перед изумленными женщинами.     Маленькая Катя, подпоясанная каким-то цыганским платком, еле передвигается в больших туфлях на каблуках, но очень довольна. Ее почти не видно из-под шляпы с перьями.
 Вскоре серьезные манеры девочкам наскучили, и они начинают с визгом носиться друг за другом, дерутся из-за нарядов, падают, путаясь в длинных платьях. Графиня своей снисходительной улыбкой явно попустительствует этому буйному веселью. Затем сама, вдохновленная детскими забавами, скрывается в импровизированной гардеробной, выбегает оттуда в гусарском мундире,  тоже включается в шумные бега по всему дому.
Анна Петровна, тоже поддавшись веселой суете, быстро садиться за фортепьяно и начинает играть быстрый танец. Графиня, изображая бравого гусара, танцует то с одной, то с другой дочерью. Модистка кружится с Катей на руках.
В разгар этого танцевального веселья в зал входит муж графини Андрей. Вместе с ним входят два офицера, одним из которых является знакомый Анне Петровне адъютант. Граф быстро оценивает обстановку в доме и не прочь принять правила этой веселой  игры. Он тут же приглашает танцевать свою гусарскую жену, отчего одна из дочек не в восторге. Анна Петровна, не прекращая игры, подзывает к себе адъютанта, усаживает его на свое место, предлагает ему заменить её.

Анна Петровна. Помнится, вы неплохо музицируете.

 Кладет ему руки на плечи.

Анна Петровна. Говорят вы только что женились, поздравляю.
Адъютант (играя вальс). Ах, Анна Петровна! Я парю в облаках. Это все после того огненного столба. Вы сказали: женись! Я сразу понял: это знак. Не только вам, но и мне. Я так счастлив!
Анна Петровна. Это была святая Ольга. Её благодарите.

Анна Петровна приглашает на вальс офицера. Кружится с ним. Модистка продолжает вращать Катю, а сестры танцуют сами по себе. Постепенно беззаботное настроение Анны Петровны начинает  постепенно испаряться. Она смотрит на восторженного пианиста, она видит поглощенных  друг другом графа и его жену, их девочек, доверчиво, по-родственному, с любовью обменивающихся взглядами. Охваченная переживаниями от созерцания счастливых мгновений жизни этой щедрой на добрые чувства семьи, она передает с ласковой улыбкой своего кавалера модистке, забирает Катю и тащит ее за руку в сторону. Катя вырывается и спасается среди танцующих, путаясь у них под ногами.
 Вслед за беззаботным весельем и чувством умиления перед образом семейного счастья  на нее накатывает волна глубокой жалости к себе, ощущение безнадежности, невозможности ничего изменить в теперешнем ее состоянии и тщетности всякой надежды. Будущего для нее не существует. Ее глаза сами собой наполняются слезами, которые тихо стекают по ее щекам.



Кабинет графа.

Чтобы не омрачать своим скорбным видом общество, Анна Петровна удаляется незаметно в кабинет хозяина и подходит к шкафам с книгами. Она трогает их корешки, словно обращаясь к ним, как к своим единственным верным друзьям, способным разделить ее одиночество и отвлечь, хотя бы ненадолго, от горестных раздумий. Просматривая одну из книг, она постепенно успокаивается.
 Ее уход не остался незамеченным. В кабинет входит граф Таубер. Из гостиной продолжают доноситься звуки фортепьяно.

Граф. Дорогая Анна Петровна, я очень расстроен, что вы вскоре покидаете наши края.
Анна Петровна. Увы! Мужу дают дивизию под Могилевым, а я поеду в Лубны. У меня нет и, наверно, никогда уже не будет своего дома. Такого, как у вас.
Граф. Нам будет вас очень не хватать. Я тут отобрал ряд  интересных книг, завтра пришлю их, если вы не против.
Анна Петровна. Очень, очень вам признательна. Я просто влюбилась в «Новую Элоизу» Руссо. Ее все же лучше читать по-французски. Вы согласны со мной?
Граф. Разумеется
Анна Петровна.  Вы  обещали мне показать «Любовь есть кризис» Шиллера.
Граф (вытаскивая книгу из шкафа ). Вот эта любовь со следами кризиса. У меня есть и на немецком. Как вам удобнее?
Анна Петровна. На немецком будет немного тяжелее. (Листает книгу, затем откладывает её, смотрит другие книги). А вот и мадам де Сталь. Она у меня есть. Одно время ее книга «О Германии» была у меня настольной. Когда я читала, я преклонялась перед этой женщиной. Мне казалось, что не каждому дано понимать всю глубину тех, в ком есть душа, много души. Мне тогда казалось, что я тоже способна написать такую же, полную глубоких мыслей и чувств, книгу  о России.

 Граф с сочувственным пониманием смотрит на умную и красивую женщину,  способную, как ему кажется, на большую и серьезную работу.

Граф. Я уверен, что вам это под силу. Но общество в России требует от женщины  совершенно иного. Перемен следует ожидать с Запада. Вот недавно случилась революция в Неаполе. Народ и армия требуют принять конституцию. И эта революция, в отличие от французской,  не стоила ни капли крови.
Анна Петровна. Боюсь, что Россия захочет усмирить этих вольнодумцев. Мой муж предлагает мне ехать с ним к Ермолову усмирять Кавказ. Все наше воинство настроено кого-нибудь, да усмирить.
 
В комнату входит графиня и приглашает собеседников в сад. 

В саду графини Таубер.

В саду на лужайке два офицера  крутят большую скакалку, через которую попеременно с большим умением прыгают маленькие графини. Устав от этого занятия, они сами берут в руки края скакалки и приглашают офицеров тоже попрыгать. Те без особой охоты соглашаются и пытаются прыгать под смех присутствующих, но им мало что удается. Катя под присмотром модистки качается на качелях и во всю напевает на французском:
                Je t’aime tante.
                Je t’aime toujours…

Анна Петровна (графине). Ой, мне нужно еще переодеться. Пора ехать. Вечером я еще буду крестить. Крестником будет Лаптев.
Графиня. Что же на вас будет, милая Анна Петровна?
Анна Петровна. Синее платье муаровое, отделка из такого же атласа, на голове ничего. На шее цепочка с часами. (Скрываясь за дверью в дом). И белая шаль.
Июнь-июль 1825 года. Имение  Вульфов в Тригорском.
В доме Вульфов.

В доме хозяйки имения Прасковьи Александровны в столовой за большим столом собралось многочисленное семейство хозяйки за чаепитием. Горничная убирает посуду после обеда и приносит большой самовар. Сама Прасковья Александровна, изящная женщина средних  лет, занята приготовлением чая. В первую очередь она обслуживает Анну Петровну, свою племянницу, одетую в легкое летнее платье. 25-летняя дочь Прасковьи Александровны, Анна Николаевна, она же Нетти, помогает матери. Ее другая дочь, которой исполнилось 16 лет, Евпраксия Николаевна, она же Зизи или Зина, раскладывает по блюдцам варенье, учитывая пожелания присутствующих, и разливает чай. Падчерица хозяйки Алина, она же Александра Ивановна, девушка 17 лет, прохаживается по комнате, что-то напевая, в ожидании начала чаепития. Самые маленькие дочери Прасковьи Александровны, Маша и Катя, 5-ти и 2-х лет, бегают по комнате, приставая к Алине, чтобы она их ловила.

Прасковья Александровна  (усаживаясь, наконец, за стол, за которым уже сидят все, кроме маленьких детей). Как же вас много, мои красавицы! Где это бродят молодцы, которые вас возьмут замуж?
Нетти. Ах, матушка, не сыпьте соль на раны.
Анна Петровна. Где бродят эти храбрые старцы, от которых потом нет возможности сбежать?
Прасковья Александровна. А ты помалкивай, ни девица, ни вдова. Хватит бегать от мужа. Уже 4 года, как ты развлекаешься. Вот повезу тебя в Ригу мириться с Ермолаем.
Зизи. Анна Петровна, у вас ведь легкая рука, отдайте мне на воспитание своего генерала. Я тоже хочу танцевать с императором. Нам Анна Николаевна рассказывала. Сначала польский, потом вальс, потом мазурку. Ах, как я это все обожаю!

Зизи встает, делает реверанс перед воображаемым кавалером, начинает кружиться с необыкновенной воздушностью, пластичностью и изяществом. Алина убегает в гостиную, откуда вскоре доносится танцевальная музыка, исполняемая ею на фортепиано. Анна Петровна и Нетти с удовольствием смотрят на пируэты молоденькой девушки, уже готовой покорять высший свет и кружить головы молодым людям. Им тоже трудно усидеть на месте, но они решают не мешать Зизи и продолжают спокойно пить чай. Малые дети крутятся  под ногами у Зизи.

Прасковья Александровна. Хватит! Вечером потанцуете.

Она изредка поглядывает в окно, словно кого-то ожидая. Затем быстро встает, подбегает  к окну, чтобы лучше разглядеть приближающегося к дому Пушкина с палкой в руке. Его сопровождают две дворовые собаки.

Прасковья Александровна (поворачивается и оглядывает свое девичье царство). А вот вам и кавалер!

Все бросаются к окну, зовут Алину, которая все еще продолжает музицировать. Зизи радостно прыгает.

Зизи. Пушкин пришел! Ура!
Прасковья Александровна (строго). А ну все за стол!

В спешном порядке все усаживаются на свои места. Раздается стук в дверь. Входит Пушкин и видит чинно сидящую вокруг самовара компанию. Все взоры обращены на него. Видно, что Пушкин готовился к этому визиту. Он тщательно одет. Тем не менее, он смущен всеобщим внимание. И, больше всего, присутствием Анны Петровны.

Прасковья Александровна (ласково). Присаживайтесь, Александр Сергеевич,  Вы как раз поспели к чаю.

Пушкин делает несколько шагов, не сводя глаз с Анны Петровны.

Пушкин. Да я, собственно….
Прасковья Александровна. Поприветствуйте же нашу гостью, мою любимую племянницу, Анну Петровну. Она только вчера прибыла из Лубен.
Пушкин. Да я, собственно, уже обедал… Анна Петровна… Прошу прощения… очень рад вас видеть в Тригорском.

Нетти (пытаясь помочь преодолеть Пушкину первоначальное смущение ). Александр Сергеевич, вы же знакомы с Анной Петровной. Так поцелуйте же ручку Клеопатре.

На лице Пушкина при этом имени пробегает тревожное выражение, затем он с решительным видом подходит к Анне Петровне и целует протянутую ему царственную руку.

Анна Петровна (вежливо). Очень рада вновь с вами познакомиться.

 Анна Петровна и Пушкин встречаются глазами, пытаясь нащупать формулу дальнейшего поведения. Их отвлекает Зизи,  которая тоже требует целования ручки.

Зизи. И мне.

После поцелуя одной руки, протягивает другую. Затем Пушкин подходит к Прасковье Александровне и по-родственному обнимает ее и целует в щеку.

Маша и Катя тоже требуют внимания.

Маша. Мы тоже Тригорские барышни.

Они тоже протягивают Пушкину руки, он их коротко целует.

Пушкин (почувствовав себя гораздо увереннее). А вы, Алина? Или вы не Тригорская барышня?
Алина. Вы же меня третьего дня целовали. (Нараспев) Храню с тех пор ваш поцелуй.
Пушкин (включаясь в игру). А ну, Алина, не балуй. И ручку мне свою даруй.
Алина (протягивая руку, требовательно). На колени!
Пушкин. Алина, я же не холуй!

Пушкин легко дотрагивается пальчиком до ее руки и снова обращает взор на Анну Петровну.

Пушкин (Анне Петровне). Ну вот, кажется, всех ублажил.
Нетти (с укором). Это вам только кажется, Александр Сергеевич.

С шутовским видом Пушкин тут же раскланивается перед Нетти.

Пушкин. Ах, простите, извините, виноват.

Маша (имитирует поведение Пушкина, беспрерывно кланяясь и повторяя). Ах, простите, извините, виноват.

Нетти, оскорбленная невнимательностью Пушкина, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться, смотрит на него осуждающе. Пушкин, пытаясь загладить свою вину, изменяет тон.

Пушкин (проникновенно). Нетти, простите, ради Бога. Вы же знаете, как я к вам отношусь.
Нетти (грустно). Ах, давайте лучше пить чай.

Пушкин садится за стол. Зизи подносит чашку к губам.

Зизи. Чай все равно остыл. Идем в беседку. Организуем процесс, а потом я сварю жженку.
 
Во дворе усадьбы.

Все, кроме детей, идут по лужайке, а затем по аллее, обсаженной липами. Пушкин неотрывно следит за Анной Петровной, которая разговаривает с Нетти. Пушкин делает неуклюжие попытки пристроиться рядом. Зизи пытается на ходу объяснить свою задумку, обгоняет процессию, иногда неожиданно останавливается, жестикулирует, препятствуя движению группы.

Зизи. Очень интересный будет процесс. Мы будем знакомить Пушкина и Анну Петровну. Ведь они ничего не знают друг о друге. Разве не так? Анна Петровна, вы согласны участвовать в процессе?
Анна Петровна. Обожаю процессы. Особенно бракоразводные.
В беседке.

Беседка частично обвита диким виноградом. В центре беседки пребывает Пушкин в драматической позе. Вокруг него на скамьях зрителями сидят дамы.

Зизи. Кто это стоит перед нами, почтенная публика?
Голоса. Это Пушкин… Наш сосед… Поэт… Ссыльный…
Зизи. Верно. Он, конечно, боится, что мы будем говорить про него всякие гадости. Верно, Пушкин?
Пушкин. Анна Петровна, ничему не верьте. Я хороший.
Анна Петровна. Процесс покажет.
Зизи. Каждый дает только три характеристики. Кто будет бессовестно льстить, зарабатывает фант. Итак, начали… Да, да, с вас, матушка!
Прасковья Александровна. Ну, что я могу сказать….
Пушкин. Только хорошее, хозяюшка. Замолвите доброе словечко за опального поэта.
Прасковья Александровна. Не подлизывайтесь! Вы добрый, щедрый и очень умный. И я вас очень люблю.
Зизи. Последняя фраза не в счет – она четвертая. Замечательно. Только прошу не повторяться. Нетти, Ваш черед.
Нетти (указывая на Пушкина). Взгляните на это образец. Разве он не красив? Разве не обаятелен? Но как коварен! (После секундной паузы) Чего вы ждете? Все, я сказала.
Зизи. С какими-то вопросительными интонациями. Ладно, засчитывается. Алина, о чем вы там мечтаете? Ваша очередь.
Алина (с готовностью). Приставучий, ехидный… Надо что-то и положительное. Пусть будет - не злопамятный. (Обращаясь к Пушкину) Разве это не справедливо?
Пушкин. Анна Петровна (указывая на себя), Анна Петровна, как вам нравится сей экземпляр?
Анна Петровна. Процесс еще не закончен. Рано делать выводы. Мой девиз на печатке: «Не скоро, а здорово». Что еще скажет Зизи?
Зизи. Милый Пушкин, ты хороший, ты веселый, ты всеми обожаемый, неотразимый мужчина. И ты всех любишь.
Прасковья Александровна (как бы про себя). Вот именно, пора бы на чем-то и  остановиться.
Зизи. Не знаю, Анна Петровна, стоит ли вам более близко знакомиться с Александром Сергеевичем. Он и так на вас смотрит, как на морошку с сахаром.
Анна Петровна. К этому я уже привыкла. Сначала я робела, стеснялась, но надо было как-то жить в армейской среде. Все мужчины таковы, от солдата до генерала.
Нетти. И даже выше. Я  сама видела, с каким восхищением на нее глядел Его Императорское Величество.
Пушкин. Не глядел, а глядело. (С нескрываемой иронией, даже сарказмом). Ах, как я польщен сравнением моего взгляда  с императорским взглядом. Как он милостив, что не сослал меня на Соловки, как он добр, что теперь заточил меня в Михайловском. (Кланяется Анне Петровне). Спасибо, ваше Императорское Величество. Рад был с Вами познакомиться. Очень польщен. Позвольте вашу ручку, государыня.

Анна Петровна не обращает внимания на насмешливый тон молодого человека и  милостиво подставляет ему ручку для поцелуя.

Анна Петровна. Ах, полноте, Александр Сергеевич. Все у вас не так уж плохо. Лучше пожалейте нас, бедных российских женщин. Мы такие беззащитные.
Зизи. На этом первая часть процесса завершена. Заседание по второму кандидату  проведем завтра. А я зарабатываю фант за откровенную лесть, которая мне, как младенцу, простительна. Я иду варить жженку. (Пушкину) Не стойте же, как памятник, Вы свободны!

В доме.


Шторы в гостиной завешены, хотя, несмотря на поздний час, на дворе еще светло, как это бывает обычно в долгие июньские дни. За столом собрались обитатели дома, чтобы провести сеанс спиритизма.

В центре стола, освещенного свечами, лежит фаянсовое блюдечко с риской. Риска предназначена для того, чтобы указывать на буквы, начертанные по кругу на листе бумаги, из которых должны складываться слова.

Пушкин. Вы все читали роман «Валери». Я вам приносил. Очень миленькое сочинение о любви. У меня есть идея вызвать дух автора - Юлианы Крюденер.
 Прасковья Александровна. Глупости это все. Может она еще и не померла. Лучше уж вызвать дух Наполеона. Пусть покается.

Пушкин обращается за поддержкой к остальным дамам, которые согласны с его предложением.

Пушкин. Только тишина.

Видно, что женщины, кроме Прасковьи Александровны, прониклись торжественностью момента и находятся всецело во власти таинственной процедуры.  Блюдечко от прикосновения пальцев начинает вибрировать и  медленно вращаться. Руки Пушкина постоянно касаются рук Анны Петровны, что мешает ей сосредоточиться.

Анна Петровна (решительно). Надо сесть по-другому.

 Переходит на другую сторону стола. Идет перегруппировка играющих. Теперь рядом с Пушкиным Нетти и Зизи. Их руки ищут изящные и ухоженные руки Александра Сергеевича. Несмотря на все эти отвлекающие от главного действия факторы, блюдечко начинает вращаться. Риска останавливается на буквах, из которых якобы складывается слово «Брента». Пушкин убеждает остальных в правильности именно такого прочтения.

Пушкин. Получилось! Анна Петровна, вы нам грозились спеть романс про Бренту.
Анна Петровна (тихонько напевает). Тихо Брента протекает, серебримая луной… Я что-то не помню, чем закончилась эта история про Валери?
Нетти. Очень печально. В предсмертном письме Густав написал: «Ты была всей жизнью моей. Я любил тебя безумно, Валери!»
Пушкин (глядя на Анну Петровну). А я б написал: «Я люблю тебя безмерно. Пушкин»
Зизи (мечтательно). Вот это любовь!

Окрестности усадьбы, берег реки

Глубокие сумерки. Женщины  пришли на речку искупаться. Они отсылают Пушкина подальше от себя, раздеваются, начинают с шумом и визгом плескаться. Через какое-то время к ним по воде пытается незаметно приблизиться Пушкин,  которого они снова дружно прогоняют. 

Утро. Перед домом.

Перед домом несколько крестьянок с плетеными корзинками ждут, когда выйдут Тригорские барышни для похода за грибами. Наконец, они появляются в таких же, как у поселянок, простых одеждах, в белых платках и тоже с корзинками в руках. Видно, что им по душе придуманный ими маскарад. Они приветливо здороваются с дворовыми девушками. Прасковья Александровна провожает Анну Петровну, Нетти, Зизи и Алину с выражением неодобрения их девичьим затеям.

Прасковья Александровна. Ну и как же вас найдут в лесу кавалеры? Что им сказать?
Зизи. Как договорились – ушли по грибы – и все. Погляди-ка, разве мы не хороши? (Делает перед Прасковьей Александровной шуточный реверанс).

Девушки уходят под долгим взглядом Прасковьи Александровны, ощущающей прилив нежности в этой молодой, беззаботной и  жизнерадостной  компании. К этому примешивается чувство грусти по безвозвратно ушедшей от нее молодости.

Лес вблизи усадьбы.

Девушки разбредаются по лесу в поисках грибов. Они радуются, когда находят хорошие экземпляры. Это маслята, сыроежки. Девушки аукаются, прислушиваясь к эху. Между Анной Петровной и Нетти возникает потребность поговорить друг с другом откровенно.

Анна Петровна. Посмотри, Нетти, на того красавца. (Указывает на роскошный мухомор). Чем не генерал? Вышла б ты замуж за такого? Взгляни, он здесь самый главный, ни от кого не прячется, мундир с иголочки, самолюбив и напыщен. И что же? Тетушка везет меня к нему в Ригу мириться. (Обращаясь к мухомору с ласковой издевкой). Здравствуй, мой суженый! (Пинает гриб, который разлетается на куски). Ненавижу! (Смотрит на остатки мухомора, потом обреченно вздыхает).

Молодые женщины, погруженные некоторое время в раздумья, идут между деревьями дальше. Нетти замечает ничем не примечательную сыроежку. Останавливается перед ней.

Нетти. Это я.

Нетти срывает гриб, внимательно смотрит на него. Затем пристраивает его в траве, стараясь, чтобы он выглядел нетронутым.

Нетти. Я – сыроежка. Можно сорвать, полюбоваться моей чистотой и свежестью, потом поставить на место. А когда  нет никаких подходящих объектов поблизости, прийти снова, утолить свою грибную охоту.

Нетти поднимает свои глаза, полные слез, на кузину. Анна Петровна обнимает ее, затем своими ладонями с любовью вытирает слезы на ее лице. Полная сострадания к Нетти и жалости к самой себе, она тоже не в силах удержать слезы. Так они стоят, пытаясь утешить друг друга. Несколько успокоившись, Нетти продолжает свои печальные откровения.

Нетти. Я знаю, что не должна любить Пушкина. Не должна уступать ему. Я должна его ненавидеть, как ты своего генерала.

Анна Петровна. Да, конечно. Но когда любишь, все прощаешь, все надеешься…
Нетти. …а надеяться не на что.
Анна Петровна. Ты, наверное, права. Пушкин не способен откликнуться на истинное чувство. Его волнуют лишь кокетливые особы. Головки, ручки, ножки, шляпки, шпильки и прочее. Кстати сказать, твой братец Алексей, лишь появившись в Тригорском, тут же начал грибную охоту. На Алину, на меня, на дворовых девушек.
Нетти (с горечью). Ах, Аннета, тебя все любят. И генералы, и поэты, и студенты, вроде Алексея. Все!
Анна Петровна. Ну и что? Ты видишь, что результат один и тот  же! Все это пустое.

Девушки вынуждены прервать разговор в связи с появлением Алины и Зизи.

Алина. Ну, и каков результат?
Нетти. Плачевный.
Анна Петровна. Грибы нас любят, да всё не те.

Окрестности усадьбы. Берег реки.

На бревнышках у берега расположилась группа крестьянок. Они смотрят в сторону реки и поют. Четверо обитательниц Тригорского выходят на опушку, приветствуют поющих девушек и присаживаются рядом с ними. Не прекращая пения, крестьянки присматриваются к подошедшим. Анне Петровне знакома эта песня, и она с удовольствием включается в ее исполнение. Поет она с чувством, всецело погружаясь в настроение песни. Ее голос выделяется среди других. Некоторое время спустя после окончания песни, девушки молчат, все еще находясь под впечатлением собственного исполнения. Затем начинают неспешно беседовать между собой.

Крестьянка (обращаясь к Зизи, сидящей ближе всех). Чьи ж вы будете, девицы? Что-то мы вас не признали.
Зизи. Да Рокотовы мы. Привезли нас  сюда, приспособили к делам. А вы, чьи же?
Крестьянка. Да мы - Михайловские. Дворовые Пушкиных. Правда, хозяева все уехали. Один теперь у нас командир – Александр Сергеевич.
Анна Петровна. И как он командует вами…девушками?

Девушки смеются. Разговорчивая крестьянка обращается к обаятельной девушке

Крестьянка. Оля, как тебя обхаживает наш фармазон?

Оля смущена вниманием окружающих, но, преодолевая робость, решает удивить присутствующих решительным высказыванием.

Оля. Проходу не дает, дьявол с когтями.

Девушки смеются. Тригорские барышни  ждут с особым интересом продолжения откровений.

Оля. Сидит – сидит на крылечке и ногти свои точит.
Крестьянка (перебивая свою подругу). Его царь отсюда никуда не выпускает, вот он и бесится. Увидит девицу, и цап-царап.
Оля (ей льстит всеобщее внимание). Все так, да не так. Иду мимо, барин подзывает. Как тебя зовут, красавица? Ну, думаю, а вдруг и вправду забыл? Оля, отзываюсь. А он смеется, никак не остановится. Воля, говоришь? У меня просто  О такое. А я, говорит, люблю волю, иди-ка ко мне, раз ты моя воля. Я, конечно, убегаю. И так по десять раз в день.
Анна Петровна. Слыхала, этот ваш дьявол с когтями – интересный господин.
Крестьянка. Дьявол – он и есть дьявол. Заморочит, защекочет, заколдует, засмеет. А поди – разгляди его, как он все время разный. Лишь нянька его, Арина Родионовна, над ним власть и имеет. Если что, мы к ней и бежим.

Оля, как бы почувствовав еще издали приближение Пушкина, оборачивается и замечает его. Вместе с ним Алексей Вульф, брат Нетти и Зизи, молодой человек девятнадцати лет. Оба тщательно одеты. Они неспешно приближаются к девушкам.

Оля. Лёгок на помине. (Указывает кивком остальным на господ).
Крестьянка (оборачиваясь). А тот, высокий, однако, сынок Прасковьи Александровны. Только прибыл с учения. Очень красивый господин.

Потом, с подозрением оглядев замаскированную под крестьянок четверку, она внезапно узнает в них Тригорских барышень, поднимается перед ними с виноватым и слегка испуганным видом.

Зизи (прикладывая предостерегающе палец ко рту). Тихо!
Крестьянка (шепотом). Господи, да как же я вас сразу не признала? Вы ж барышни из Тригорского. А мы вам тут такого наговорили.
Нетти. Да успокойтесь вы, ради бога! Знаем мы все про вашего барина. Садитесь, как ни в чем не бывало. Не выдавайте нас. Это сюрприз.

Барышни – крестьянки продолжают сидеть на бревнышках и смотреть в сторону реки, словно не  замечая приближающихся молодых людей, в то время как   крестьянки из Михайловского поднимаются, оборачиваются в сторону подошедших господ и  делают несколько шагов им навстречу.

Пушкин (заглядывая с деловым видом в их корзины). Будем солить или мариновать?
Крестьянка. Это как управляющий повелит.
Пушкин. Все солить! Терпеть не могу маринованных.
Крестьянка. Хорошо, барин. Как скажете.
Пушкин. Вот то-то!

Михайловские крепостные кланяются и, не спеша, удаляются. Пушкин подзывает к себе Олю. Она подходит к нему и останавливается перед ним, потупив взор. Он отводит ее за локоток немного в сторону. Тригорские барышни - крестьянки, прикрывшись платками, не оборачиваются, будто не подозревая о присутствии поблизости других людей. Тем не менее, они с любопытством ловят каждое слово, произнесенное позади них.

Пушкин. Как ты себя чувствуешь, моя принцесса?
Оля (довольно дерзко и независимо). Никогда меня так не называйте.
 
Они отходят все дальше, но по тону доносящихся голосов, понятно, что разговор между ними не из простых. Тем временем, оставшись на время без приятеля, Вульф поглядывает на девушек, не оказавших им никакого уважения. Наконец, возвращается Пушкин. Явно, что он не в духе.

Пушкин. Все бабы…

Вульф останавливает его, указывая на отдыхающих девушек, и предлагает  ему перейти на французский.  При этом он надеется, что крестьянки  вряд ли  после этого что-либо поймут.

Пушкин. Итак, уже по-французски, все бабы одинаковы. Что дворянки, что крестьянки. Да ладно. Хорошо, что ты приехал.

Приятели присаживаются  в некотором отдалении от  девушек лицом к лесу, уже не обращая на них никакого внимания. Их голоса достаточно хорошо слышны; и девушки порой, не в силах сдержать своих чувств, активно обсуждают их высказывания шепотом.   
 
Пушкин (продолжая делиться с Вульфом своими впечатлениями о ситуации в Тригорском). Я тут разрываюсь на пятерых. А если считать Олю – на шестерых.
Вульф. Тогда делись.
Пушкин. Оля тебе не нужна. Тебе остается одна Алина. Меня она терпеть не может. И еще… ублажай свою матушку. Вот и все твои варианты.
Вульф. А тебе всех остальных?
Пушкин. Мне только Анну Петровну. И еще Анну Петровну, и еще раз, и еще.
Вульф. Зачем тебе столько Анн Петровных? Поделись хотя бы одной. Чем тебе не подходит моя сестра Анна Николаевна? Тоже Анна, как ни как! Женись на ней.
Пушкин. Джентльмены так и поступают. Но Зизи будет недовольна. Еще ты приехал, совсем все запуталось. Все друг за другом наблюдают, подсматривают, подозревают, ревнуют. На одну так посмотрел, на другую – этак. С ума можно сойти.
Вульф. А что Анна Петровна?
Пушкин. Она еще та штучка. Смотрит ласково, как мадонна с иконы. А как подступиться к иконе? (Тяжело вздыхает). Остается только молиться. Эх, был бы я свободен, все бы бросил,  махнул бы с ней в Петербург.
Вульф. Поклонись ей в ножки. Она попросит за тебя императора. Он ее обожает. Не раз она выручала своего Ермолая. То бригаду ему дадут, то дивизию, то 50 тысяч за ее красивые глазки. Не у каждой генеральши кум – император, и не каждой куме дарят заколку для волос с бриллиантами.

Пушкин поднимается с бревнышка и в задумчивости двигается к лесу. Вульф, уходя, обращается к сидящим девушкам, которые продолжают его немного  интересовать.

Вульф. Девушки, вам не встречались  где-нибудь здесь барышни из Тригорского?

В ответ он слышит какую-то невнятно произнесенную Анной Петровной фразу по-эстонски.

Вульф (удивленно, уходя вслед за Пушкиным). Я плохо понимаю по-эстонски. Так что -  пока. Странные какие-то барышни.

Обитательницы Тригорского тоже поднимаются, полные свежих впечатлений, оглядывают друг друга не особенно благожелательно, пытаясь отыскать у подруг – соперниц качества, не замеченные ранее, но важные, как им кажется, для мужчин. Наконец, все взоры сосредотачиваются на Анне Петровне, о которой говорилось больше всего и которой поэтому в этот момент крайне неловко.

Анна Петровна (со смущенной улыбкой). Во всем виновата Анна Петровна. Я знаю. И вы правы. Минуту назад я готова была расплакаться от обиды. Но вспомнила… Нетти, (обращаясь к Анне Николаевне с лучезарным видом). Мы ведь уже плакали. Про всё про это плакали. Ведь, правда?! Всё! Хватит! (Убегает со смехом). Не хочу быть столбовою дворянкой, хочу быть вольною крестьянкой.
Алина (глядя ей вослед с восхищением). Посмотрите, какая она прелесть! Как ее не любить? Красива, умна. Куда от нее деться? Догоняйте!

 Алина убегает. Остальные, словно стряхнув с себя какое-то наваждение, пускаются за беглянками вдогонку со смехом и криками.

В доме Вульфов.

Обитатели усадьбы в поздний час собрались в гостиной, чтобы заняться портретированием. На стене прикреплен большой лист белой бумаги. На стуле в напряженной позе замерла Зизи. Ее освещает единственная свеча, от света которой на листе проектируется темный контур профиля. Эту тень, стараясь ее не затемнять своей тенью, пытается обвести карандашом Вульф. Остальные члены семьи: обе Анны, Алина и Прасковья Александровна, а также Пушкин, присутствуют пока в качестве зрителей. Непоседливой Зизи трудно пребывать в статичном положении. Она скашивает глаза в сторону Вульфа и высказывает ему свое неудовольствие.

Зизи. Отдай карандаш Пушкину. Он быстрей тебя. А то я сейчас взорвусь.
Вульф (спокойно). На этот раз все получится. Еще чуть-чуть. Ну, вот и все!

Вульф снимает лист со стены и переносит его в соседнюю комнату, где достаточно света, чтобы оценить результаты его усилий. Зизи идет за ним, разминая сь. Следом за ними движутся Анна Петровна и Алина. Им тоже любопытно, что получилось.

В соседней комнате

Зизи. Вышло так себе. Только кудри и удались.

Она открывает баночку с тушью, макает туда кисточку и начинает энергично зачернять внутреннюю часть контура.

Алина. Дай мне кисточку, Зизи. Здесь тонкая работа.

Алина тщательно закрашивает профиль. Вульф любуется сосредоточенным выражением лица Алины, ее фигурой.

Зизи (Алине). Когда закончишь, позови.

Зизи уходит. Вульф наклоняется над столом и, как бы случайно, прикасается к ней плечом.

Алина. Господин студент, вы мне мешаете.

Анна Петровна смотрит со  снисходительной улыбкой на эту сцену.

Анна Петровна. Алексис, у вас другое задание. Вы должны меня обводить.

Анна Петровна берет Вульфа за руку и с трудом оттаскивает его от Алины. В свою очередь, Алина, судя по ее взгляду, который она метнула в сторону Анны Петровны, была настроена на продолжение флирта с молодым человеком. 

В гостиной.

К стене в гостиной прикреплены на листах три женских профиля: Зизи, Анны Петровны и Анны Николаевны. Все они крайне недовольны своими изображениями.

Зизи. Что  подумают о нас через 150 – 200 лет? Вдруг Пушкин напишет про нас роман…цитирую…Все женщины Тригорского были настоящие красавицы. И все обожали меня до беспамятства. Особенно хороша была юная Евпраксия Николаевна… И что же увидят бедные читатели? Какие-то легкомысленные кудряшки на макушке. А что скажут об Анне Николаевне, а, особенно, об Анне Петровне. Взгляните: и эту женщину боготворил сам император Александр I и пожирал глазами автор будущего  романа – тоже Александр – затворник из Михайловского.
Пушкин. Про царя писать  буду только с точки зрения затворника. (Решив подшутить над дамами, с серьезным, глубокомысленным видом). Свет свечи дает реальное отображение. Но в нашем воображении мы приукрашиваем себя и других нашими чувствами. Так что, увы, вы только кажетесь красавицами. Мы вас, женщины, сильно идеализируем.

Женщины реагируют на его речь бурным негодованием. Анна Петровна решается вступиться за честь женщин.

Анна Петровна. Я готова согласиться, люди склонны к некоторой идеализации, и даже к обожествлению, особенно, когда влюблены. Но зеркало тоже отражает объективную реальность, как и тень от свечи. Так почему же, по-вашему, Александр Сергеевич, мы идеализируем себя в зеркале, и не делаем этого, глядя на черных своих двойников?
Зизи (заметив некоторое замешательство Пушкина, утвердительно). Вам нечем парировать, господин сочинитель.
Пушкин. Перед женской логикой я пасую. (Анне Петровне). А вы себе нравитесь? В зеркале и вообще?
Анна Петровна. Если моя красота не отдыхает в кладовке, прячась от нескромных взглядов мужчин, я собой бываю довольна.
Пушкин. Красота в кладовке и есть идея красоты  в чистом виде, ее идеал, гений чистой красоты. Когда-нибудь я его опишу. А нельзя ли и ваш ум тоже поместить в кладовку, дорогая Анна Петровна?
Анна Петровна. И с чем же я останусь, по вашей милости? (Обращаясь к Прасковье Александровне). Защитите нас, бедных женщин, тетушка. Этот стихотворец очень опасен.
Прасковья Александровна. Мне впору стать на защиту самого Александра Сергеевича. Вас много, а он один. У него уже голова от вас идет кругом…
Пушкин. Вот слова верного друга, который любит Пушкина не как стихотворца, а как простого, скромного, в сущности, человека. Но стихи я вам, милая Прасковья Александровна, все равно напишу, надев маску поэта.

Пушкин в порыве благодарности целует ручки Прасковье Александровне. Затем его задумчивый взгляд надолго останавливается на Анне Петровне. Он ждет ответного ее взгляда, в котором вдруг он прочитает глубокую симпатию к себе, может быть, даже увидит свет любви, которого, как   ему кажется, он вполне достоин. Но – увы! Её все ещё интересуют черные изображения на стене, она указывает на них Анне Николаевне, которая как раз и смотрит на Пушкина тем самым взглядом, которого он так ждет от Анны Петровны. С   меланхолическим и разочарованным  видом  он идет к двери, оборачивается.

Пушкин. Я, пожалуй, пойду. Вас много, а я  совсем один.
Нетти (сочувственно). Может, вас немного проводить?
Пушкин. Нет, нет. Спокойной ночи.

Пушкин делает всем прощальный знак рукой и уходит.

Лужайка перед домом. День.

Прасковья Александровна с граблями в руках определяет Пушкину фронт работ. Хозяйка объясняет ему, что следует прополоть на цветнике междурядья, заросшие травой. Цветник радует взгляд богатой цветовой гаммой. Но Пушкина он явно не вдохновляет. Получив задание, поэт уныло машет тяпкой, пребывая, как и в прошлый вечер, в задумчивом настроении. Анна Николаевна и Зизи с ножницами в руках приводят в порядок ряды кустов. Анна Петровна с лейкой в руках поливает цветы. Слух работников услаждают звуки фортепьяно, доносящиеся из дома. Это Алина играет фрагменты из «Сороки - воровки» Россини.
Когда мимо Пушкина за новой порцией воды проходит Анна Петровка, он с нескрываемым смущением, стараясь, чтобы этого никто не заметил со стороны, протягивает ей вчетверо сложенный листок. Анна Петровна с выражением недоумения вопросительно смотрит в его синие глаза.

Пушкин. Простите, Анна Петровна, но у меня нет другого выхода. Я могу только написать. Высказать вам это напрямую - язык не поворачивается. Я сейчас провалюсь сквозь землю от стыда. Прочтите и не смейтесь надо мной.

Анна Петровна интуитивно чувствует, о чем это послание, но она еще совсем не готова к углублению и осложнению отношений. Она не знает, что делать ей с этим письмом. Волнуясь, она, то раскрывает его, то снова закрывает. Затем решительно прячет его за вырез платья на груди.

Анна Петровна (с горечью). Ах, Александр Сергеевич, зачем вы это делаете? Зачем?

Она решительно направляется к бочке с водой. С отрешенным видом черпает ковшиком воду и выливает ее в лейку. Наполнив сосуд водой, она оставляет его на месте и скрывается за домом, чтобы там, на скамеечке прочитать письмо.
Пушкин, теперь уже с ожесточением, тяпает. Под его горячую руку попадают не только сорняки, но и цветы.

Лавочка за господским домом.

Анна Петровна углубляется в чтение письма. Ей слышится проникновенный голос Пушкина:
«Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня наша  встреча у Олениных. Лучшее, что я могу сделать в моей деревенской глуши, - это стараться не думать о вас… Вы скажете мне: утешьтесь. Отлично, но как? невозможно. Покинуть родину? удавиться? жениться? Все это очень хлопотливо и не привлекает меня…
Простите, божественная, что я откровенно высказываю вам то, что думаю: это доказательство истинного моего к вам участия; я люблю вас гораздо больше, чем вам кажется. Знаете ли вы, что перечтя эти строки, я стыжусь их сентиментального тона…Сейчас ночь, и ваш образ встает передо мной, такой печальный и сладострастный: мне чудится, что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста…мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю их, ощущаю ваши колени, - я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности…
Божественная, ради бога, верьте моему бреду; он смешон, но искренен.»

Анну Петровну захватывает и покоряет глубина чувств, их искреннее и вдохновенное выражение. Она закрывает письмо, снова его развертывает, пытается читать, но строчки прыгают перед ее глазами; а в ушах продолжает звучать страстный голос поэта: божественная, божественная…Она в полном смятении.
Наконец, она прячет письмо. Видно, что ее растерянность прошла, что  она приняла какое-то решение. Она возвращается к лейке, берет ее, направляется в сторону, где ждет своего приговора влюбленный поэт, начинает поливать цветы, не особенно заботясь о том, куда попадут струи воды. Видно, что решение объясниться с Пушкиным дается ей не просто. Но не в ее правилах находится долго в неопределенной ситуации. Стараясь не смотреть на него, набравшись смелости, Анна Петровна, с трудом сдерживая нахлынувшие чувства, решает заговорить с поэтом.

Анна Петровна. Я благодарна вам, Александр Сергеевич. Не знаю, какая бы из женщин осталась равнодушной к подобному посланию. Честно говоря, не ожидала, что способна возбудить в вас столь пылкие чувства. Но подумали ли вы обо мне?

Она долгим проникновенным взглядом пытается прочесть в глазах Пушкина не только любовь, но отыскать в нем способность и даже готовность стать твердой опорой в жизни женщины. Пушкин не выдерживает ее взгляда. Она уходит, глядя под ноги на увядающие цветы, которым не повезло при прополке.

Анна Петровна (как бы самой себе). Сколько цветов вы погубили, сударь.

Лужайка перед домом. Вечереет.

Недалеко от дома на  только что сколоченном возвышении сидит на скамеечке, представляя себя плывущей в лодке, Анна Петровна. Зрители ожидают продолжения  представления, расположившись перед импровизированной сценой. Позади сидящих в первых рядах на стульях и креслах Прасковьи Александровны, Анны Николаевны и ее младших сестер, на лавках устроился  обслуживающий персонал усадьбы. За происходящим внимательно наблюдает Алина, глядя из окна. Она сидит у фортепьяно, придвинутого поближе к открытому окну, и призвана осуществлять музыкальное сопровождение постановки. Роль постановщика осуществляет достаточно опытная в таких делах Зизи, которая осматривается, подходит к  Прасковье Александровне, Алине, чтобы дать им последние наставления.

На скамеечку рядом с Анной  Петровной быстренько подсаживается Пушкин.

Пушкин. Как я по вас соскучился.
Анна Петровна. Зачем вы  затеяли эту игру?
Пушкин. Эту пьесу? Разве вы не поняли? Чтобы объясниться вам в любви еще раз и  публично.  Теперь еще и под именем Валери.
Анна Петровна. Я – не Валери.  Как вы не понимаете? (Отворачивается от него). Идите, вас зовет Зизи… (Пушкин в замешательстве уходит).

Зизи поднимается  на сцену, призывает «актеров» занять свои места.

Зизи. Продолжаем инсценировку романа госпожи Юлианы Крюденер «Валери».  Валери плывет в лодке с гондольером и поет. (Хлопает в ладоши). Начинаем!

Вульф становится позади Анна Петровны и красиво имитирует движения гондольера. Анна Петровна также покачивается в такт воображаемой волны. Она посматривает на Алину, кивает ей. Зрители слышат вступление к мелодии венецианской баркаролы. Анна Петровна, изображая Валерии, начинает петь:
                Ночь весенняя дышала
                Светлоюжною красой.
                Тихо Брента протекала,
                Серебримая луной…

Зизи (негромко, глядя на Пушкина). Где у нас влюбленный Густав? Начинайте страдать.

Пушкин, призванный сыграть Густава, влюбленного в замужнюю красавицу Валерии, все еще никак не придет в себя после разговора с Анной Петровной. Свою досаду он начинает выражать весьма  своеобразным способом. Взобравшись на раздвижную лестницу, изображающую то ли замок, то ли балкон во дворце, то ли высокий  берег реки, он простирает руки к «плывущим», показывает с гротескным преувеличением, какие  неимоверные страдания он испытывает: хватается за голову, за сердце, начинает стонать; стоны переходят в вопли, похожие на рыдания. Публика потешается  от этих ужимок Пушкина. Нежного голоса Анны Петровны почти не слышно.
Теперь выходит из себя Зизи. Ее раздражает все. И выходка Пушкина, и то, что главную роль – Валери - отдана Анне Петровне, и то, что роль ее обожателя - Густава – поручена Пушкину. Она решает все радикально изменить по ходу действия.

Зизи. Стоп! Александр Сергеевич, что за клоунада? Вы готовы умереть от любви к этой девушке. Страдать от невозможности быть с ней рядом. По-настоящему страдать.
Пушкин. Я страдаю.
Зизи. Нет, сделаем все не так. Этой несчастной Валерии всего 16 лет. Мне столько же. Я знаю, что значит страдать от любви. Уверяю вас! Я буду - Валери.
Анна Николаевна. Но ты не умеешь петь. 
Зизи. Ничего. Анна Петровна  будет петь рядом с Алиной, а я буду разевать рот. В нужных местах. Сегодня Валери была какой-то неубедительной, подавленной, равнодушной. (С намеком к Анне Петровне). Она, наверно, скоро полюбит своего ненавистного мужа. Вопреки сюжету.

Анна Петровна покорно поднимается со своей лавочки  «в гондоле» и сходит с возвышения. Алина прекращает игру.

Прасковья Александровна (обращается, повышая голос, к Зизи). Это что еще за речи? Вы, Евпраксия Николаевна, плохо читали роман и плохо воспитаны.
Зизи. Опасаюсь вашего гнева, матушка, но вам придется играть мужа Валери. А Густав должен ненавидеть этого мужа. А кто же у нас теперь Густав? Пусть Густавом будет Алексей Николаевич. Из него получится более убедительный влюбленный.
Так… Место гондольера занимает Александр Сергеевич. Он будет усиленно любоваться речкой и молчать. У Валери появляется подруга. Ее будут звать Анна. Анна Николаевна, займите место «в лодке». Мы с ней плывем, а Густав страдает на берегу.
 
По мере новых указаний Зизи, самодеятельные артисты пытаются добросовестно исполнить ее волю. Все занимают намеченные ею места. Анна Петровна, опираясь на подоконник открытого окна, стоит с красивой красной шалью в руках.

Зизи. Поплыли. Анна Петровна, когда будете петь, закройтесь шалью, чтобы вас не было видно. Алина, начали.

Пушкин «работает» с шестом, посматривая на Анну Петровну, которая заметив это, игриво закрывает лицо шалью, растянутою на руках. Вульф, изображая Густава, забрался на лестницу. Прасковья Александровна в роли мужа  располагается неподалеку от «сцены». У нее треуголка на голове и подзорная труба в руках. Вульф, приложив ладонь ко лбу в виде козырька, наблюдает за девушками, «плывущими в лодке». Они, обнявшись, слегка покачиваются под музыку, доносящуюся из окна.

Пушкин. Взгляните, какая дивная ночь, сударыни, какая луна, как она освещает ваши прелестные лица… А тем временем, бедный Густав…Эй, Густав, ты что, заснул?
Зизи (Пушкину, раздраженно, шепотом). Молчите вы, сударь, ради Бога! 
Вульф. О, Валери, как же я ненавижу твоего старого подлого мужа. Он шпионит за тобой. Как я хочу обнять тебя!
Прасковья Александровна. Забудь, несчастный, это имя. Исчезни навсегда!
Зизи. О, Густав, зачем мы полюбили друг друга? 
Пушкин (глядя на Анну Петровну, негромко). Зачем вы это сделали? Зачем?
Вульф. Как же я ненавижу твоего старого и подлого мужа. Как он смеет целовать и обнимать тебя? Смотри, я умираю от любви к тебе, Валери.
Зизи. Подожди еще немного. 
Вульф. Не уговаривай меня, Валери. Я любил тебя безмерно, Валери. Прощай!

Вульф достает пистолет, спрятанный под одеждами, стреляет холостым зарядом, целясь себе в грудь, и красиво сползает со стоном с лестницы.

Пушкин (бросает шест, наклоняется к Зизи, которая вне себя от бездарной игры исполнителей и позорного досрочного завершением действия). Я любил тебя безмерно, Валери!
Зизи (почти плача). Вы-то тут причем? Это говорит Густав! Я вас за это никогда не прощу!
Пушкин (как ни в чем не бывало). И вас любил, Анна Николаевна, безмерно. (Спрыгивает с подмостков, подбегает к Анне Петровне, которая закрывает от него лицо платком). Я люблю тебя безмерно, Валерии!

Вульф поднимается, тоже подходит к Анне Петровне, все еще закрытой платком, и произносит  ту же фразу: «Я люблю тебя безмерно, Валерии!» От Прасковьи Александровны, так же, как и от Зизи и Анны Николаевны, не укрывается повышенное внимание молодых людей к Анне Петровне. Вульф и Пушкин, обнявшись, уходят в сторону.

Прасковья Александровна  (проходя мимо Анны Петровны, со злостью). Мало тебе одного – подавай двух!
Анна Петровна (не опуская шали). Я только пела.

 Огорченная провалом представления, Зизи все же решает объявить обескураженной публике, что зрелище обязательно состоится после дополнительных репетиций, а пока предлагает в качестве компенсации за неудачную постановку (все еще в отместку за успех Анны  Петровны у кавалеров) исполнение венецианской баркаролы. Анна Петровна без всякого неудовольствия и жеманства, а, скорее, с охотой, обращается через окошко к Алине, о чем-то с ней договаривается.

Анна Петровна (объявляет). Стихи Ивана Козлова «Венецианская ночь. Фантазия ». Исполняется на голос баркаролы венецианской «Bennedetta sia la madre», что в переводе означает: «Пусть благословенна будет мать».

Пушкин (догадывается торопливо, но с выражением, объявить исполнителей). Поет Анна Керн, партия фортепьяно – Александрина Осипова.

 Звучит музыка.

Анна Петровна (поет).           Ночь весенняя дышала
                Светлоюжною красой,
                Тихо Брента протекала,
                Серебримая луной…

                По водам скользят гондолы,
                Искры брызжут под веслом,
                Звуки нежной баркаролы
                Веют нежным ветерком.

                Что же, что ж не видно боле
                Над игривою рекой
                В светлоубранной гондоле
                Той красавицы младой,

                Чья улыбка, образ милый
                Волновали все сердца
                И пленяли дух унылый
                Исступленного певца?

                Нет ее: она тоскою
                В замок свой удалена;
                Там живет она с мечтою,
                Терпелива и мрачна.

                Не мила ей прелесть ночи,
                Не манит сребристый ток,
                И задумчивые очи
                Смотрят только на восток… 

Пушкин и Вульф пожирают глазами исполнительницу и слушают ее пение, не скрывая своего восторга.

Прасковья Александровна (самой себе, пророчески). Слава богу, завтра всей этой музыке придет конец.   
 
Усадьба в Тригорском. Сумерки.

Перед домом останавливаются два экипажа. Вышедшие из дома обитатели усадьбы медлят с выбором экипажа.

Анна Петровна (Прасковье Александровне). А что Алина и Зизи? Разве они не едут?
Прасковья Александровна (сухо). В последнюю минуту передумали. И в самом деле, что им ехать? На них последние дни никто не обращает внимания. И на меня тоже.
Анна Петровна (с огорчением). Что я вам сделала плохого, тетушка? Я не заслужила подобного обращения.
Прасковья Александровна (осуждающе). Еще как заслужила! Да и я еду без всякого желания. Скорее, по нужде. Чтобы никто из вас в последний момент не наделал глупостей. Идите же, вас ждут.

Анна Петровна, как девочка после сурового выговора, опустив голову, идет к первой карете, куда ее, активно жестикулируя, приглашает Пушкин. Он это делает весьма поспешно, чтобы опередить замешкавшегося Вульфа. В эту же карету усаживается и Анна Николаевна. Пушкин, довольно улыбаясь, указывает Вульфу из своей кареты на вторую карету. Вульф снисходительно отнесся к  стремлению приятеля первым заполучить обеих дам. Он спокойно  усаживает во вторую карету свою матушку, Прасковью Александровну.

Пушкин (выглядывая из своей кареты). Главное в жизни, господин студент, сесть в карету с нужными людьми.
Вульф (намекая на ссылку поэта). Дальше Михайловского вам нужных людей все равно не увезти.

Вульф садится во вторую карету. Кареты трогаются.

В карете с Анной Петровной.

Пушкин. Как я счастлив, что мы вместе куда-то едем. Вспоминаю ваш отъезд от Олениных. Как я завидовал тогда вашему кузену Александру.
Анна Петровна. Я тогда вас едва заметила. На фоне этого кита  Крылова, вы выглядели задиристым окуньком.
Пушкин (декламирует со смехом). Осёл  был самых честных правил; когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…(Переходя на серьезный тон). Но для меня впечатление от первой встрече было, как удар молнии.
Нетти (обращаясь к Анне Петровне). Правда, правда! Я тебе писала, что  ты произвела на Александра Сергеевича ошеломляющее впечатление.
Пушкин. Вы выглядели тогда такой прекрасной, такой невинной девочкой. На вас тогда было что-то вроде крестика. И я решил…

В этот момент на какой-то кочке карету изрядно встряхивает так, что все подпрыгивают; дамы вскрикивают; пытаясь удержаться, хватаются за спутника, затем смеются.

Анна Петровна (намекая на разговор о любовном послании поэта на грядке с цветами). И что же вы  решили?
Пушкин (уловив подспудный смысл вопроса). И вот тогда, стоя под снегом на крылечке у Олениных, я вдруг осознал…
                Желаю славы я, чтоб именем моим
                Твой слух был поражен всечасно, чтоб ты мною
                Окружена была, чтоб громкою молвою
                Все, все вокруг тебя звучало обо мне…
Анна Петровна. Я не обольщаюсь. (Карету снова встряхивает). Это желание славы могла внушить любая девушка на вашем пути. Анна Николаевна, к примеру.
Пушкин. Ах, Анна Николаевна…
                Увы, напрасно деве гордой
                Я предлагал свою любовь:
                Ни наша жизнь, ни наша кровь
                Её души не тронет твердой…
Нетти. Этот стих, правда, посвящен мне, но позвольте еще раз, в присутствии свидетеля, спросить: когда это вы предлагали свою любовь? Предложите, и я, возможно, соглашусь.
Пушкин. Ах, Анна Николаевна, я совсем потерял голову от этой тряски, от этой ночи, от этой луны, которая освещает волшебным светом ваши прекрасные лица…
Нетти. Всем видно, от чего вы потеряли голову. Но я хорошо знаю Аннету. Я в ней уверена.
Анна Петровна (решив перевести опасный разговор в другую плоскость). Посмотрите, какая красота вокруг!
     Пушкин (восторженно). Михайловское в лунном свете… Оно еще никогда не казалось таким загадочным, таким желанным для жизни, для любви.

Анна Петровна тоже очарована  лунной ночью, вместе с тем она находится под обаянием  личности поэта, его вдохновения. Ей кажется, что все еще можно изменить в ее жизни,  обрести, наконец, свой дом, жить в любви и поэзии под таинственным лунным светом. Она смотрит вперед с надеждой, которая охватывает и Пушкина, изнемогающего от близости и красоты объекта своего обожествления.

Усадьба в Михайловском. Господский дом.

Пушкин проводит ознакомительную экскурсию по дому. За Пушкиным по пятам следуют обе Анны. Остальные посетители: Вульф и его матушка, остаются на крылечке, ведя неторопливую беседу с няней Пушкина, Ариной Родионовной... В кабинете Пушкина поэтический беспорядок. На столе лежит большая черная масонская тетрадь. Анна Петровна вопросительно смотрит то на тетрадь, которую она держит в руках, то  на Пушкина.

Пушкин. Вам все можно.

Анна Петровна листает тетрадь. Мелькают строчки, написанные размашистым почерком, многочисленные рисунки.

Анна Петровна. А вот и «Цыгане»! Как чудесно вы нам их тогда читали.

Анна Петровна машинально листает страницы.

Пушкин. А с каким восторгом вы слушали!
Нетти. Мы с Аннетой дружили с цыганами в Берново. Они учили нас плясать и петь. А можно вопрос? (Пушкин кивает). На месте Алеко вы бы убили Земфиру?
Пушкин (подумав). Вряд ли. Я бы вызвал молодого любовника на дуэль.
Анна Петровна. Ну, и напрасно! Для умных жен необходимы  благопристойные мужья…Не вы ли писали это Родзянке, имея в виду меня?
 Пушкин. Все равно бы вызвал! А могу я в свою очередь задать вопрос замужней женщине? Могла бы она изменить своему избраннику, как Земфира?
Нетти (не дождавшись ответа от своей кузины, отвечает за нее). Это – вряд ли. Да и какой он избранник, этот ее генерал?!
Анна Петровна. Если бы я была замужем за любимым человеком, я бы хотела иметь с ним законных детей. Вам писал об этом Родзянко. Я была бы счастлива вполне. (Смотрит на Пушкина с затаенной надеждой). Но в моем положении это вряд ли возможно. Вот Анна Николаевна – другое дело.
Пушкин (с дружеской ухмылкой). Увы, напрасно деве гордой / Я предлагал свою любовь…

Не сумев сдержать своего негодования, Анна Николаевна бросается на Пушкина  с кулаками. Он в притворном испуге со смехом выбегает из комнаты. Нетти с гневными возгласами бросается за ним. Анна Петровна задумчиво осматривает кабинет, словно пытаясь принять в себя его атмосферу, осторожно кладет на стол большую черную тетрадь, некоторое время проводит по обложке пальчиком, затем вздыхает и прощается с обителью поэта навсегда.

Усадьба в Михайловском. Перед домом.

Пушкин и дамы по ступенькам спускаются с крыльца мимо Вульфа, его матери и няни Арины Родионовны, которые встают при их приближении.

Вульф. Куда это вы без меня собрались?
Пушкин. Идем в тир.
Анна Петровна. Я бы хотела, Александр Сергеевич, чтобы вы представили меня вашей любимой няне Арине Родионовне.
Пушкин. Ах, ты, боже мой! И в самом деле!
Арина Родионовна (поправляя очки). Заочно мы знакомы, Анна Петровна. Не так ли?

Она отводит гостью немного в сторону, чтобы пообщаться с ней наедине. Анна Петровна тоже рада побеседовать с этой симпатичной и содержательной женщиной, которая знает поэта с ранних лет. Пушкин  наблюдает за ними, оставаясь у крыльца вместе с остальными гостями.

Арина Родионовна. Я рада с вами познакомиться. Ведь я о вас слышала еще со времен вашей Клеопатры. А вчера вечером он пытался  показать мне, какая вы красивая. Сделал несколько набросков. Но, конечно, они не идут ни в какое сравнением с оригиналом.
Анна Петровна. Благодарю. Но вы достойны более серьезных комплементов. Конечно, Александр Сергеевич увлекается красотой женщин, но на самом деле, мне кажется, он, кроме своей поэзии и вас, ничего и никого всерьез, очень-очень глубоко, не сможет  полюбить.
Арина Родионовна (со смехом). Кукушка хвалит петуха…
Анна Петровка (тоже смеется). Две кукушки хвалят петуха.
Арина Родионовна (откровенно любуясь собеседницей). Нет, вы, красавица моя, не кукушка, вы – Жар-птица! Я в детстве ему рассказывала. Идите же, вас ждут.

Анна Петровна, не в силах сдержать нахлынувших на нее чувств благодарности и преклонения перед этой доброй и мудрой женщины, порывисто обнимает и целует ее. Затем быстро отходит к ожидающей ее компании.

Пушкин ведет двух Анн и Вульфа  к небольшому сарайчику, в довольно обширном подвале  которого расположен тир.

В тире.

Пушкин и Вульф зажигают много свечей; видно, что все стены тира увешаны ружьями, пистолетами, пиками, саблями, шпагами и другим оружием. В дальнем конце тира видны мишени.

Анна Петровна (осматривая арсенал). Наконец-то я попала в знакомую стихию.

Анна Петровна берет в руку шпагу и делает несколько заученных выпадов.

Вульф. У меня есть предложение. Я вызываю Александра Сергеевича на дуэль, а победитель целует обеих дам. В щечку конечно.

Дамы смотрят друг на друга. Смеются.

Пушкин (Вульфу). Ах, ты юный развратник! Проучу же я тебя! 

Мужчины уходят за ширму,  надевают защитную амуницию, маски, выходят на свободное пространство и начинают поединок.

Вульф. Я тебя уколол.
Пушкин. Давай до трех раз.

Продолжают сражаться.

Вульф. Сколько раз мне нужно тебя убить, чтоб ты умер?

Пушкин крайне недоволен, начинает орать, истерически стучать ногами. Вульф по праву победителя крепко обнимает поочередно дам, и целует их в щечки.

Пушкин. А теперь дуэль на пистолетах. Только один выстрел. Кто точнее поразит мишень, тот и победитель.

Мужчины заряжают пистолеты и стреляют. Помещение заполняется запахом пороха и дымом. Соперники осматривают мишени. На свою победу Пушкин реагирует опять очень бурно. Он хохочет, скачет по тиру. Подбегает к дамам за благодарностями.

Нетти. Про эту дуэль у нас не было уговору.

Пушкин пытается найти поддержку Анны Петровны, изображая крайне обиженного и несчастного человека.

Анна Петровна. Формально Нетти права. Но я это исправлю. Извольте зарядить мне пистолет.

Вульф заряжает оружие и подает Анне Петровне.

Анна Петровна. Раньше я недурно обращалась с этой пушкой. Если я попадаю точно, я сама выбираю, кого целовать. Если промажу, то тоже выберу, кто меня будет целовать.

Недолго целясь, она стреляет. И, как оказалось после проверки, довольно точно. После этого она целует Вульфа, а затем, глядя на огорченного Пушкина, целует и его.

Анна Петровна. Нетти, наградите же наших рыцарей поощрительным поцелуем.

Анна Николаевна с удовольствием это делает.
Пушкин все ещё находится под впечатлением от выстрела Анны Петровны. Он смотрит на нее с восхищением и некоторой опаской.

Пушкин. А вы опасная женщина, хотя кажетесь такой невинной.
Нетти. Вы забыли, Александр Сергеевич, ведь она была Клеопатрой.
Пушкин. Почему была? Она и есть…
Нетти. А ведь были мужчины, готовые умереть только за одну ночь любви с ней.
Пушкин (с вызовом). Почему были? Они и есть!
Анна Петровна. Да, мужчины часто  говорят, что готовы отдать за нас, любимых, жизнь. Но сейчас это не больше, чем фигура речи. Не  так ли, Александр Сергеевич?
Пушкин (чувствуя себя уязвленным). И вы думаете, что в наше время не найдется мужчины, готового отдать жизнь за ночь с возлюбленной?! 
Анна Петровна. Я уверена, что есть и женщины, которые этого стоят.
Пушкин (глядя на неё с ощущением гибельного восторга). И вы были бы готовы принять такую жертву?  Я вас просто боюсь.
Анна Петровна. Пока вы в полной безопасности. Бойтесь другого. Мужчины готовы подставить свой лоб на дуэли под самым нелепым предлогом: кто-то не так посмотрел, что-то не так сказал. (Переходя от серьезного тона к шутливому). Разве не лучше и в самом деле умереть за одну ночь страстной любви?
Вульф (глубокомысленно и убежденно). Я готов это сделать! Умереть на ложе страсти. В глубокой старости.

Михайловское. У господского дома.

У крылечка сидят на лавочке Прасковья Александровна и Арина Родионовна. Они тихонько беседуют. К ним подходят дамы  в сопровождении Пушкина и Вульфа.
Прасковья Александровна указывает на примыкающий к дому сад и предлагает Пушкину показать его своей гостье.
.
Прасковья Александровна. А теперь, мой милый Пушкин, будьте и далее гостеприимны и покажите госпоже Керн свою любимую аллею. Она ведь не разу здесь не была. А вы, мои дети, были тут сто раз. Так что посидите с нами.

Пушкин живо подает руку Анне Петровне. Ведет её сначала не спеша, а затем все быстрее, словно ученик, получивший неожиданно разрешение прогуляться. Анна Петровна несколько раз спотыкается об корни деревьев, едва не падает. При этом она испуганно вскрикивает.

Анна Петровна. Куда меня вы тащите? Я ничего не вижу. Хватит бежать! За нами никто не гонится.

Далее они идут по аллее осторожно, глядя себе под ноги. Игра лунного света на листве деревьев и на дорожке создает неповторимое ощущение таинственности и нереальности  происходящего.

Пушкин. У нас очень старый и порядком запущенный сад.  «Приют  задумчивых дриад». Вы тоже одна из них.
Анна Петровна. Это ведь из «Евгения Онегина», не правда ли? Извольте подарить мне экземпляр на память. Завтра нас здесь уже не будет.

Пушкин останавливается, берет за руки Анну Петровну, любуется дивной игрой света на её лице, на цветы гелиотропа, прикрепленные к её платью на груди.

Пушкин. Анна Петровна, без вас я сойду  с ума. Вот вы упрекнули меня, что я не подумал о вас. Да, я был ослеплён вами. Да, меня волновали собственные чувства. Но не думайте, что я не способен на решительные действия. Если ваш супруг вам очень надоел, бросьте его. Всем сообщите, что уезжаете в Петербург, а сами берете почтовых лошадей и приезжаете… Куда?
Анна Петровна. Куда же? Опять в Тригорское?
Пушкин (тоном человека, преподносящего сюрприз). А вот вовсе и нет! В Михайловское! Вот великолепный проект, который созрел у меня, пока мы стреляли в тире.
Анна Петровна. В какой  именно момент созрел ваш великолепный план? Во время моего выстрела?
Пушкин. Не смейтесь надо мной. Я понимаю, что мой проект слишком решителен. Спросите меня: а огласка,  а скандал?
Анна Петровна (подражая его интонациям). А огласка, а скандал?
Пушкин. Черт возьми! Когда бросают мужа, это уже полный скандал. Дальнейшее ничего не значит. А как бы я был счастлив! Сходство характеров, ненависть к преградам, сильно развитый орган полета - мы бы просто летали… А когда умрет Керн - вы будете свободны как воздух. Ну, что вы на это скажете? Как мой проект?
Анна Петровна. Мои мысли летят ещё дальше. Если бы я вас полюбила, и если бы вы не сгорели прежде времени от любви ко мне, у нас бы был самый замечательный салон в Петербурге, где бы собирался весь цвет литературы, музыки, искусства России. И не только. Я это легко представляю.
Пушкин (вдохновленный ее словами). Ах, как замечательно! Да, это все возможно.

Почти уверенный в реальности осуществления этой красивой легенды, Пушкин пытается обнять Анну Петровну, но она осторожно отстраняется. Она полностью отдает себе отчет в неосуществимости этого плана. И не потому, что она против. Вовсе нет!  Но она отдает себе ясный отчет в том, что Пушкин не тот человек, который с предельной ответственностью готов взяться за воплощение этой сладкой сказки в жизнь. Слишком много почти непреодолимых препятствий стоит на этом пути. Из них двоих, как она полагает, только она и готова на это. Но, тем не менее, она  благодарна Пушкину за его наивное предложение радикально изменить её жизнь. Она смотрит на его освещенное луной лицо со снисходительностью взрослого человека, знающего цену прелестным детским фантазиям.

Анна Петровна. Нам пора возвращаться. (Она направляется в сторону дома).
Пушкин. Подождите же! Куда вы?
Анна Петровна. В настоящее из будущего. Из Тригорского – в Ригу!
Пушкин (догоняя её,  растерянно). С чем же я остаюсь? Подарите мне хотя бы один  цветочек с вашей груди. Как он называется?
      Анна Петровна. Ах, да, это гелиотроп. Вы их пропалывали, а я поливала. (Она откалывает одну веточку и вручает ее Пушкину). Учтите, цветок красив, но ядовит.

Господский дом в Тригорском.

В гостиной на всем приметы скорого отъезда: повсюду видны чемоданы, сумки, корзинки для шляп. Все обитательницы Тригорского, за исключением Алины, упражняющейся на фортепьяно, то и дело входят и выходят из помещения с озабоченным  видом. Бесцельно бродящий Вульф обращается к проходящей мимо Прасковье Александровне с предложением позаботиться о закладке экипажа.

Прасковья Александровна. Да, пора, пожалуй. И еще что… Присмотришь тут без меня за хозяйством.

 Прасковья Александровна уходит, а Алина замечает Вульфа, бросает играть и, следуя за ним, покидает зал. В гостиной остается одна Анна Петровна. Она перед зеркалом примеряет шляпку в дорогу. Входит Пушкин и замирает в дверях.  Анна Петровна видит его в зеркале, но не подает вида, что заметила его. Она так и не смогла за время пребывания в Тригорском  выработать какую-то определенную линию поведения в отношениях с ним. А теперь ее увозят мириться с мужем, к чему она совсем не стремится. По взволнованному виду Пушкина она решает, что он готов возвратиться к продолжению серьезного разговора. Но она чувствует его растерянность и,  пытаясь разрядить напряженность, повисшую в воздухе,  не оборачиваясь, принимает несколько легкомысленных поз, манипулируя со шляпой. И этим добивается желаемой разрядки.

Пушкин. О, божественная! Я не могу даже вообразить себе…
Анна Петровна. Ах, вы меня пугаете. Появились, как тень…Чего же вы не можете вообразить?
Пушкин. Как можно быть вашим мужем. Я оказался бы в раю. Но я не могу себе вообразить рая. Что бы я там делал?

Анна Петровна замечает книжку в его руке и подходит к поэту.

Анна Петровна. Это мы сейчас узнаем. Давайте вашего «Онегина». Сейчас не нём и погадаем. Сначала – по  вашу душу!

Открывает, не листая, книгу на первой попавшейся странице.

Анна Петровна. И что же мы видим? (Читает).

Два дня ему казались новы:
Уединённые поля,
Прохлада сумрачной дубравы,
Журчанье тихого ручья;
На третий – роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
(комментируя текст: то есть – в раю!),
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.

Анна Петровна (с торжеством смотрит на Пушкина). Попались, Александр Сергеевич! Такой вы и есть! Бедный ваш рай и бедная ваша жена!

Пушкин пытается что-то возразить, но она прикладывает палец к его губам.

Анна Петровна. Теперь гадаем на меня.

Она листает книжечку, из которой выпадает вчетверо сложенный листок. Она поднимает его, смотрит на Пушкина вопросительно.

Анна Петровна. Это мне? Очередное письмо? Я могу его прочитать?
Пушкин (взволнованно). Да, да, конечно ангел мой, это вам! Читайте, что вы там нагадали.

Анна Петровна разворачивает листок и начинает читать, поглядывая с восхищением на поэта. Ей слышится его вдохновенный голос:

Я помню чудное мгновенье;
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без волшебства, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И волшебство, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Анна Петровна со слезами на глазах восторженно смотрит на поэта.

Анна Петровна. Боже мой! Боже мой! Это, правда, мне?!

 В порыве благодарности Анна Петровна обнимает и целует Пушкина.

Анна Петровна. Ничего лучше этого о любви я не читала. И это мне!? Боже мой! Как я вам благодарна! Как мне вас отблагодарить?
Пушкин. Не говорите мне о восхищении. Я жажду слов  любви.

Анна Петровна не находит сразу что ответить, открывает свою шкатулку, намереваясь опустить туда заветный листок. Внезапно Пушкин вырывает его из рук Анны Петровны. После мгновенного замешательства она  решает непременно  возвратить себе это послание.

Анна Петровна (схватив Пушкина за руки). Сейчас же возвратите, сударь! Да что это с вами?
Пушкин (с потерянным видом). С чем я останусь?
Анна Петровна. Извольте отдать! Это моё!
Пушкин. А я? С чем я останусь?
Анна Петровна (надеясь силой и обаянием вернуть заветный листок). С вашим черновиком Александр Сергеевич. Сейчас же отдайте! У меня тоже есть для вас подарок.

Пушкин, не  в состояние больше сопротивляться напору красавицы, возвращает ей листок. Анна Петровна прячет его в шкатулку, запирает её. Смотрит на Пушкина с опаской. Затем решительно снимает свой маленький крестик на золотой цепочке и   надевает украшение на Пушкина.

Анна Петровна. Это вам от меня талисман. Пусть он хранит вас от всяких бед.
Пушкин (успокаиваясь, целует крестик). Храни меня, ваш талисман.
 Анна Петровна. Он теперь ваш.
 Пушкин (дотрагиваясь до крестика). Храни меня, мой талисман.

У господского дома в Тригорском.

Волнение и суета среди отъезжающих и остающихся. Слышны напутственные слова. У крыльца стоит, нагруженная поклажей, коляска. Алексей Вульф гарцует на коне. Анна Петровна прощается с Алиной и прислугой, подходит к Вульфу, который наклоняется к ней, чтобы попрощаться.

Вульф. Вы не против, если я вас немного провожу?
Анна Петровна. Мне жаль расставаться с вами, правда, жаль...
Вульф. Через несколько дней мы увидимся в Риге, так что у нас будет шанс познакомиться поближе.
Анна Петровна (рассеянно). Да, конечно, буду рада.

Анна Петровна обводит взглядом столпившихся у подъезда людей и замечает Пушкина, стоящего несколько в отдалении. Она быстро подходит к нему.

Анна Петровна. А почему вы не на лошади? Вы не хотите меня проводить?
Пушкин (удрученно). Я не знаю, что мне делать. Пусть судьба сама решит мою участь. Я не хочу ни во что вмешиваться.

Несколько удивленна, Анна Петровна решает, что этими словами поэт пытается снова возвратиться к разговору о плане её бегства в Михайловское.

Анна Петровна. Судьба?… Это кто? Я? Это я должна что-то решать? Может, мой муж?
Пушкин (полный противоречивых чувств). Нет, не думайте что я не готов на решительные поступки. Но не сейчас. Надо хорошенько подумать  и не создавать скандала без надобности. Я отлично понимаю, что ваш Керн не какой-нибудь там гений. Но, в конце концов, он и не совсем дурак. У нас есть ещё время. Возвращайтесь! Я хочу вас видеть опять юною и прекрасной.
Прасковья Александровна (громко обращается к Анне Петровне и Пушкину). Хватит любезничать. По каретам!
Пушкин. Возвращайтесь осенью! Вы вернётесь?

Анна Петровна не отвечает и стоит с отстраненным видом, глядя куда-то вдаль мимо Пушкина. Он понимает, что любимая им женщина огорчена его нерешительностью, его мучают угрызения совести, он почти в панике от её молчаливого, как ему кажется, презрения; поэтому он торопится сказать несколько обнадеживающих напутственных слов.

Пушкин. Вы не думайте. Мое решение неизменно. Только не надо торопиться. Все можно испортить. Приезжайте, как сможете. Через месяц, например. (С мольбой в голосе). Вы вернетесь?

Анна Петровна быстро овладела собой. Она заранее знала, что их союз обречен. Но в ее душе до последней минуты теплилась наивная надежда, что ее жизнь может чудесным образом преобразится: она ведь этого достойна. Что ж, решила она, нет, так нет. Сама виновата.

 Анна Петровна (стремясь убедить Пушкина, будто она поверила его обещаниям)… Ах, дорогой Александр Сергеевич,  постараюсь вернуться.  Конечно! (Уже срывающимся от волнения голосом). Но, по-видимому, только с Керном. Прощайте!
Пушкин. Позвольте мне вам писать?
Анна Петровна (с вымученной улыбкой). Пишите! Обязательно! Я буду ждать!

Анна Петровн последней садится в карету, в которой кроме нее, отъезжают: Анна Николаевна, Евпраксия Николаевна и Прасковья Александровна. Карета трогается.

Вульф (сидя на коне). Не грусти, Пушкин! Все пройдет. А что пройдет, то будет мило.

Пушкин не отвечает на философское, с долей иронии, замечание студента. Он ждет последнего «Прости !» от Анны Петровны. Она поворачивается к нему и машет рукой. Ей жаль покидать эти чудесные места, где она испытала столько счастливых незабываемых мгновений. А перед Пушкиным снова встает картина отъезда Анны Керн от Олененых. Вот она была – и нету!

Сентябрь 1826 года. Санкт-Петербург.
В парке рядом с Исаакиевским собором.

На скамеечке напротив Исаакиевского собора сидят Анна Петровна и Петр Петрович Базен, мужчина средних лет. Они беседуют. В процессе общения Базен, как бы невзначай трогает Анну Петровну за плечо, поправляет ей локон, расправляет складки на платье. Видно, что это давно и близко знакомые люди. Появление идущих мимо них посетителей парка  сдерживает откровенные ухаживания Базена. Анна Петровна, посмеиваясь, время от времени отмахивается от него, как от навязчивой пчелы.

Анна Петровна. Перестаньте, Петр Петрович! Вас могут увидеть подчиненные из вашего института и студенты.
Базен. Если хотите, называйте меня Пьер Доминик. Это мое французское имя. И тогда меня никто не узнает.
Анна Петровна. Хорошо. Пусть Пьер Доминик оставит мой локон в покое. Разве во Франции было мало интересных женщин? Дались вам эти россиянки.
Базен. Ах, несравненная Анна Петровна, я же вам говорил, что во всем виноват Наполеон. В те времена он был очарован Александром Первым и направил меня и еще нескольких специалистов для усовершенствования инженерных сооружений в России.
Анна Петровна. Я тоже была им очарована. Еще бы! Как я плакала, когда узнала о его кончине. Там, на Юге, в Таганроге.
Базен. Я бы тоже плакал сильнее, если бы забыл, как он сослал меня  тоже на Юг в самом начале войны. Там я занимался проектом Евпаторийского порта. А когда мои соотечественники бодро двигались к Москве…
Анна Петровна (продолжая его мысль). Я вспомнила: он  сослал вас подальше в Сибирь, чтобы вы меньше шпионили  в пользу Франции. Ладно, не печальтесь. Вам, вероятно, удалось искупить свою воображаемую вину.
Базен (все еще взволнованный своими воспоминаниями). Это была не просто ссылка. Это был острог. И в благодарность я построил вон те мосты (указывает в сторону Невы), занялся Обводным каналом, перестройкой вот этого собора (указывает на собор напротив), возведением Сената и Синода. Вот они, красавцы!
Анна Петровна. Всё, всё, всё!!! Ссылка вам явно пошла на пользу. (Желая перевести разговор на другую тему). И Пушкину тоже.
Базен. А как он искупил свою вину?
Анна Петровка. Влюбился сразу во всех Тригорских барышень.
Базен. А я в одну из них. Вас еще занимают гидросооружения?
Анна Петровна. Разумеется! У меня к вам личная просьба. Избавьте меня от постоянных потопов. Особенно зимой.
Базен. Я постараюсь. Глядя на вас, я легко представляю себе проект. По створу: Горская – остров Котлин – Ораниенбаум -  24 километра плотин со шлюзами. С завтрашнего дня начинаю искать деньги. Их надо очень много.
Анна Петровна (с почтительностью и восхищением). Как вам повезло в жизни! Вы что-то умеете делать. На пользу людей. А я что? Что мои кузины? Читаем романы, да поем романсы.
Базен. Бог с вами, Анна Петровна!
Анна Петровна. Да, да! Я постоянно об этом думаю. Всё это дворянское безделье скоро закончится. Женщины должны сами научиться зарабатывать деньги.
Базен. И мужчины – тоже. Мой институт для того и учрежден.
Анна Петровна. Я могу поступить в ваш институт, Пьер Доминик?
Базен. Скорее нет, чем да. Но вопрос назревает. Кстати, мне очень понравились ваши переводы с французского. Вы вполне созрели для писания романов.
Анна Петровна. А я вам возвращу ваши переводы на французский поэмы Хераскова. Со своими комментариями.

При этих словах Анна Петровна замечает трех молодых людей, которые, в свою очередь, обратили внимание на беседующую парочку и замедлили свое движение. Анна Петровна машет им рукой, чтобы они подходили.

Анна Петровна (Базену). Что я вам говорила!? Нас засекли.

Они оба поднимаются и устремляются к молодым людям.

Анна Петровна (знакомит его со своей сестрой и братом Пушкина). Это моя младшая сестра Лиза, а это – младший брат Пушкина. Тоже Пушкин. Лев Александрович. Мы его называем Леон.
Базен (здоровается). Очень приятно. А этого (указывая на Глинку) скромного молодого человека я знаю. Это – Михаил Иванович Глинка.
Глинка (стараясь не слишком откровенно любоваться красивой женщиной). Я знаю, кто вы. Я видел вас у Олениных. Вы – Клеопатра. Простите, я хотел сказать…
Анна Петровна. Не стоит оправдываться, Михаил Иванович. Нас тогда никто не познакомил.

Она с любопытством смотрит на  нового в ее окружении молодого человека двадцати двух  лет, который грациозно ей кланяется, подает ему руку. Глинка почтительно ее целует.

Базен (наблюдая за этой галантной сценой). Мишель непременно в вас влюбится, Анна Петровна.
Анна Петровна (указывая на Леона, со смехом). А этот уже влюблен. Жду публичного признания.
Леон. Ваша Елизавета Петровна тоже очень хороша.
Анна Петровна (шутливо). Все! Вы больше не можете рассчитывать на мою благосклонность
Базен (с наигранной обидой). А как же я? У вас уже все распределено.
Анна Петровна. Вас я в обиду не дам. Что нам дальше делать с этой молодежью?
Базен. Итак, идем ко мне. Прекрасного чаю обещать не стану, ибо не знаю в нем толку, но обещаю чудесное общество моего молодого друга  (кивает в сторону Глинки), одного из первых наших пианистов.

Группа удаляется в сторону Сената.
 
В квартире Базена.

Просто меблированная большая комната с роялем. Все, кроме Глинки, рассаживаются на диване и в креслах. Базен предлагает Глинке место у рояля. Глинка с некоторой робостью посматривает то на Базена, то на Анну Петровну, как бы ища у них поддержки. Анна Петровна сочувственно ему улыбается и тоже поощрительно движением руки приглашает его к роялю. Глинка, словно на концерте, кланяется самым почтительным образом и усаживается за рояль. Вопросительно смотрит на присутствующих в ожидании предложения темы импровизации, как, судя по всему,  это обычно принято в подобных случаях. Базен оглядывает гостей, как бы поощряя их к проявлению инициативы.

Базен. Ну, не сидите с таким торжественным видом. Начните какую-нибудь русскую или малороссийскую песню. Что вам нравится. А маэстро подхватит. Аннета, Лиза, вы же с Юга, давайте!

Но барышни не находят, что предложить. Тогда Базен берет инициативу на себя.

Базен. Ладно, я тоже кое-что усвоил в своей ссылке в Одессе. От дюка Ришелье. Вот популярная малороссийская песня с очень простым мотивом. Да вы ее знаете. (Начинает петь громким голосом):
                Наварила, напекла
                Не для Гришки, для Петра,
                Ой, лих мой Петрусь,
                Бело личко, черноусь!
(Смеется). Это точно про меня.

Глинка осторожно подхватывает мелодию, прощупывает ее глубинную суть, улавливает её настроение, и, наконец, начинает блистательную импровизацию, то с мягкостью и плавностью, то со страстью и мощью, удивляя возможностями инструмента и исполнителя.

Анна Петровна (наклонившись к Базелю, в восторге). Он может выразить все, что хочет. Я была на концертах Фильда. Видела других музыкантов, но равных ему не нахожу.

После завершения игры некоторое время все остаются в чудном забытьи. Наконец, Глинка встает и так же элегантно кланяется, как и в начале. Все дружно хлопают пианисту. Вдохновленная музыкой, Анна Петровна порывисто встает, решительно усаживает Глинку опять за рояль и начинает петь протяжную украинскую песню, одновременно требовательно подзывает к себе  рукой Елизавету, которая тут же подбегает к сестре и начинает с ней петь. Глинке не составляет труда уловить мелодию, но теперь он своим негромким аккомпанементом  лишь оттенят пение, вторит ему.
При этом он не перестает любоваться чудесной картиной двух сестер, умело раскладывающих мелодию на два голоса и с любовью смотрящих друг на друга. Под влиянием песни и охваченного возвышенными чувствами общества, на  Анну Петровну накатывает волна глубокой и  светлой грусти: ах, боже мой, как это прекрасно и как мимолетно, как эфемерно и как все неповторимо.
Базен и Лев также находятся под магическим воздействием самозабвенно поющих красавиц, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить этого волшебного видения.

Май – июнь 1827 года. Санкт-Петербург.
Дом госпожи Штерич (бывший дом Олениных).

 Анна Петровна выходит на балкон и некоторое время любуется чудесным майским утром. На соседнем балконе  виден Александра Васильевича Никитинко, студент двадцати трёх лет, которого она сначала не замечает. Анна Петровна потягивается с  томной грацией навстречу этому утру. Никитенко замечает ее и, стараясь привлечь ее внимание, с некоторой робостью кланяется ей. Она замечает это боковым зрением.   

Анна Петровна. Какое дивное утро сегодня, не правда ли, Александр Васильевич? В такую погоду грех сидеть дома. Не желаете ли прогуляться в сад герцога Виртембергского?
Никитенко. С радостью, Анна Петровна. Жду с нетерпением вашего отзыва на мою рукопись.
Анна Петровна. А я вашего мнения о моих записках. Но это потом. Не пойдем же мы на прогулку со своими бумагами. Согласны?
Никитенко (не ожидавший от соседки по квартире такого подарка). Как же можно не согласиться.?
Анна Петровна. Ну, что ж, встречаемся внизу через час. Мне надо привести себя в порядок.
Никитенко. Так долго ждать? Вы и так прекрасны.
Анна Петровна. Не надо лести. Не обольщайтесь на мой счёт. Приготовьтесь к критике вашего романа.
Никитенко. Хорошо. Я готов ждать хот целую вечность.
Анна Петровна. А я надеюсь получить удовольствие от общения двух родственных натур.

Анна Петровна уходит с балкона. Молодой человек несказанно обрадован и польщён не только значением её последних слов, но и взглядом, который их сопровождал, а также тоном, с которым они были произнесены. Некоторое время Никитенко смотрит на балкон, пытаясь удержать в памяти прелестное видение.

Набережная Фонтанки.

Анна Петровна и Никитенко идут вдоль реки, иногда задерживаются, что-то обсуждая между собой. На реке довольно оживлённо. Плывут лодки с нарядными дамами и господами.

Анна Петровна (продолжая начатый ранее разговор). Вас, кажется, смущает или удивляет моё внимание к вашей персоне. Не так ли?
Никитенко. Я даже и не мог предполагать.
Анна Петровна. Ваша необычная судьба. Бывший крепостной…Пусть вас не обижают мои слова.
Никитенко. Им бы и остался, Если бы не Чаадаев и Муравьёв.
Анна Петровна. Хвала им. И вот вы поступаете в университет, добиваетесь всего своим трудом. Талантливый, подающий надежды литератор. Чем не идеальный образ для серьезного повествования? Вам понятен мой интерес?
Никитенко. Но позвольте! Таких, как я, не так уж мало, но таких как вы - вообще нет. Вы – чудо! вы – богиня! Хотите убедиться – оглянитесь назад. Все мужчины останавливаются и с изумлением смотрят вам вослед.

Анна Петровна  оглядывается и снисходительно  приветствует взмахом руки застигнутых врасплох прохожих. Те смущенно отворачиваются. Анна Петровна останавливается, опирается на перила и смотрит на движение воды.

Анна Петровна. Чудо, говорите? Богиня? (Смотрит на него, напустив на себя ореол таинственности, суровости и величия).
Никитенко. Не пугайте меня! Не смотрите на меня так!
Анна Петровна (смеется). Итак, положительный герой встречает привлекательную женщину.
Никитенко. Богиню. Только больше меня не пугайте. Давайте уйдем отсюда.  А то все лодки собираются, любуясь сквозь перила вашей ножкой.

Действительно, внизу у гранитной стенки то ли по делу, то ли из любопытства задерживаются две лодки с гребцами, которые смотрят на нее снизу. Ей это не нравится; она быстро отходит от перил, слыша вдогонку смех лодочников.

Анна Петровна. Господи, какой же я монстр! С таким же любопытством смотрят и на уродства. Два равносильных отклонения от нормы. Дело даже не в том, что я урод,  наоборот. Все обстоит гораздо хуже…

Издали доносится музыка оркестра. Анна Петровна и Никитенко быстро входят  в сад. Анна Петровна оглядывается и, немного успокоившись, садится на скамейку.  Проходящие мужчины продолжают бросать на нее взгляды. Она предлагает студенту развернуть скамейку, что они с трудом и осуществляют. Теперь они сидят и смотрят на клумбу с цветами.

Анна Петровна (вздыхает устало). Вот вам и богиня!
Никитенко. Не переживайте. Если можете, продолжите вашу мысль. Что может быть гораздо хуже? Мне интересно.
Анна Петровна (без прежнего увлечения). Мне уже не интересно. Но я скажу, как бы от имени разочарованной героини вашего романа. Большинство людей, особенно женщин, с запросами и идеалами неординарными, способными на жизнь разумную, полезную, обречены на бессмысленное и пошлое существование.  Вот трагедия незаурядной личности в России!
Никитенко. Какую мрачную картину вы нарисовали. Но так, наверно, живут везде.
Анна Петровна. Во Франции женщины уже сейчас играют значительно более серьезную роль. Возьмите мадам де Сталь. Ей по политическим мотивам пришлось спасаться от Наполеона в России. А сколько там пишущих женщин! Кажется, они имеют право учиться в Сорбонне.
Никитенко. Но, позвольте, ваша  дочь тоже учится в Смольном институте.
Анна Петровна. Только благодаря моему куму, государю. Царство ему небесное!
Надеюсь, моя дочь сможет заработать себе кусок хлеба.

Растревоженная своими мыслями, Анна Петровна начинает сомневаться, стоило ли ей открывать перед студентом свои сокровенные мысли. Её настроение  начинает  портиться, она сердится на себя, а ещё сильнее на Никитенко за то, что он осмелился спорить с ней. Она поднимается со скамейки, смотрит открыто и строго на Никитенко, обретая потерянную было уверенность.

Анна Петровна. Я не могу находиться в неопределенных отношениях с людьми, Александр Васильевич, с которыми меня сталкивает судьба. Я или совершенно холодна к ним, или привязываюсь к ним всеми силами сердца и на всю жизнь.

Никитенко с некоторым испугом воспринял это радикальное и напористую речь.  Он совершенно не в состоянии решить, как на неё реагировать. Анна Петровна замечает растерянность собеседника, понимает, что она была слишком прямолинейна в своем суждении и решает как-то смягчить свою позицию.

Анна Петровна. Не пугайтесь! Я имела  в виду скорее общий принцип, а не вас. Пойдемте домой. Становится жарковато.

Они идут по аллее к выходу из сада и встречают Лизу, которая обрадована встрече с Анной Петровной. Они вместе уходят из сада.

В доме госпожи Штерич. Комната в квартире Анны Петровны.

Помещение обставлено просто, но со вкусом. Анна Петровна сидит на диване  с коробкой на коленях. Она перебирает разноцветные мотки шелковых и шерстяных ниток. Рассматривает их, прикидывает, будут ли они ей к лицу. Никитенко прохаживается  по комнате, ожидая дальнейших указаний хозяйки.

Анна Петровна. Александр Васильевич, присаживайтесь вот на эту маленькую скамеечку напротив меня. Будем мотать шелк.

Никитенко выполняет с удовольствием ее просьбу. Никитенко раздвигает руки, словно для объятий, и она надевает на них моток красных ниток;  показывает, какое должно быть их натяжение. Находит конец нити и начинает формировать основу для клубка. Некоторое время работа идет в молчании. Никитенко поглядывает снизу вверх на сосредоточенное выражение лица Анны Петровны с нескрываемым  восхищением.

Анна Петровна. Что вы скажете о моих записках? Могут ли они пригодиться для вашего романа?
Никитенко. Ваши записки написаны очень хорошим языком. Вам самой под силу создать что-то значительное.
Анна Петровна. Вы думаете? Мне не хватает терпения, это раз, цельной композиции, это два, и бытовых подробностей жизни – это три.
Никитенко. Таких, к примеру, как распутывание мотка.
Анна Петровна. Вот именно. Запутывания по вашей части.

Они распутывают образовавшиеся узлы, и продолжают дальше совершать свои монотонные действия.

Никитенко. Геркулес тоже мотал пряжу для своей госпожи.
Анна Петровна. Но он был очень силен и у него руки не падали поминутно, как у вас.
Никитенко. Просто он не отвлекался, чтобы лишний раз не полюбоваться своей госпожой. Она никак не могла сравниться с той особой, которой я служу.
Анна Петровна. Очень неплохая фраза для романа. Значит, вам не подходят записки из моего дневника?
Никитенко. Они очень женские, совсем, как у Жорж Санд.
Анна Петровна (с некоторой обидой за свою любимую писательницу). Вам не нравится Жорж Санд? По крайней мере, ее герои любят искренне, отдаются чувству целиком. А ваш герой холоден. Он много умствует, а глубокое чувство – не многословно. Заставьте его любить! И у вас все получится. Поверьте мне! Я имею право судить об этом деликатном предмете. Поднимите нитки и поверните их. Еще! Возьмите Пушкина. Разве он многословен в своих любовных стихах? Ведь нет.
Никитенко (с легкой досадой, к которой примешивается ревность). Да, я согласен. Его стихи полны любви, красоты и гармонии. Но его поведение не соответствует человеку, говорящему языком богов.
Анна Петровна. Какое поведение?
Никитенко. Я знаю, он ваш друг. Но разве не правда, что он за два месяца проиграл 17 тысяч рублей. 
Анна Петровна. Нам ли его судить?

Раздается стук в дверь. Входит Пушкин. Нисколько не смущаясь присутствия Никитенко, подходит к Анне Петровне и целует её в щеку, подставленную для поцелуя, поскольку руки ее заняты.

Пушкин (с добродушным смешком). И давно вы связаны одной нитью?

Довольный произнесенной фразой, он с удовольствием потирает руки. Анна Петровна готова к острому продолжению беседы и быстро находится с ответом.

Анна Петровна. Эта нить  беспрестанно путается.

Пушкин восхищен реакцией собеседницы, двусмысленным подтекстом ее ответа. Но с деланным сожалением всплескивает руками.

Пушкин. Горе моё! Только подумаешь, что взял над вами верх, так нет – побежден. Горе вы мое! Не знаю, стоит ли говорить это в присутствии  молодого человека?
Анна Петровна (опережая Никитенко, готового представиться поэту). Сидите! Я вас представлю. Этот молодой человек студент университета, способный литератор Александр Васильевич Никитенко. Душевный человек. Так что продолжайте, Александр Сергеевич, ему будет любопытно.
Пушкин. Вот скажите, Александр Васильевич, какой муж потерпит умную и дерзкую жену, которая выглядит такой покорной и наивной?
Анна Петровна. И что же вас всех влечет сюда? Нитки мотать?
Никитенко (Пушкину). Не желаете ли сменить меня за этим интересным занятием?
Анна Петровна (Никитенко). Мы уже завершаем. Еще одно последнее мотанье и ниточка окончена моя.

Она кладет клубок красных ниток в коробку. Никитенко раскланивается и уходит.
Пушкин садится на низенькую скамеечку и упирается лбом в колени Анне Петровне. Она погружает пальцы в его кучерявые волосы.

Пушкин (проникновенно). Я два года ждал этой встречи. Увидел вас и не знаю снова, как себя вести. Как корабль, который долго мотало по волнам и который не знает, как его встретит родная гавань.
Анна Петровна (с естественной простотой, без доли смущения). Вы хотите, чтобы я вам отдалась?

Пушкин, будучи готовым услышать, что угодно, только не это, вскакивает, начинает в волнении бегать по комнате.

Пушкин. Вы меня убиваете! За что вы меня убиваете? Зачем меня так унижать? За что?

Анна Петровна встает, останавливает его, берет за руки, смотрит с материнской жалостью на него. 

Анна Петровна. Не обижайтесь. Я хочу ясности. Вы, наверно, наслышаны о моих, якобы, победах. И про Вульфа, и про вашего братца Леона. Еще про кого? Про Базена? Да? Вижу, что да. Они все достойные милые мне люди. И они любят меня. Вы знаете, меня покорить невозможно. А если я полюблю, меня ничто не остановит.

Пушкин садиться в кресло, охватывает голову руками. Похоже, он плачет. Теперь  уже Анна Петровна приходит в смятение,  вызванное ее же неожиданным порывом откровенности; она мечется по комнате, не находя себе места.

Анна Петровна. Не осуждайте меня. За два года со времён Тригорского многое изменилось. Тогда я не смогла полюбить вас. Я ждала от вас большего.

Нахлынувшие воспоминания мешают ей говорить. Ее глаза наполняются слезами.

Анна Петровна. Хотите знать, я все еще и сейчас нахожусь в плену той дивной сказки.

Охваченный чувством благодарности и нахлынувшими воспоминаниями после  ее слов, Пушкин вскакивает, вытирает слезы у нее на щеках.

Пушкин. Как вы правы! Я недостоин вашей любви. Вы правы тысячу раз! Но будьте уверены в моей вечной преданности! Для меня вы всегда – божественная! Только вы! И никто больше, и никогда.

Некоторое время они стоят, держась за руки. Потом Анна Петровна возвращается на диван и садится рядом с коробкой для ниток. Пушкин опять опускается на маленькую скамеечку и снова упирается головой в ее колени. Их молчание продолжается довольно долго. Они успокаиваются. Наконец, Пушкин поднимает голову. Анна Петровна смотрит на него каким-то отчужденным взглядом. Ее мысли витают где-то далеко.

Пушкин (машет перед ее лицом рукой). Эй, вы где? Не пугайте меня. Я сразу в вас вижу Клеопатру.
Анна Петровна. Я как раз и вспоминала время, когда я ею была.
Пушкин. Зачем?... Зачем вы взяли эту тему и с тех пор мучите меня?
Анна Петровна. Не трудно догадаться. Тогда мной двигала мечта о необыкновенной любви и месть за ее ужасную подмену.
Пушкин. Какие страсти! Они все еще кипят в вашей душе?
Анна Петровна. Я ведь живая.

Анна Петровна отходит к окну и смотрит на детей, играющих под окном.
 
Пушкин. Странное дело, еще за год до вашего приезда в Тригорское  я вспомнил о нашей первой встрече у Олениных и написал стихотворение «Клеопатра». И что же я написал? Только подумайте! Трое безумцев готовы за ночь с царицей сложить свои головы. И кто же они: седой боец, изрубленный в боях… Сядьте в кресло, царица. Вы уже знаете, кто это. Скажите, откуда я мог это  знать?

Перед Пушкиным встает яркое видение, навеянное шарадой у Олениных и собственной фантазией. Воображаемую картину пира сопровождает голос Пушкина и Анны Керн.

Пушкин. Как я живо все это представляю. Вы – Клеопатра. Кто первым появляется перед вашими очами? Конечно, это генерал Керн в одежде римского офицера.
Анна Петровна. Боже правый! Как вы все точно угадали.
Пушкин. Я сам потрясен. 
Анна Петровна (садится в кресло, пытаясь войти в образ Клеопатры). Он у меня в генеральском мундире с «Анной» на шее.
Пушкин. Другой, догадываетесь кто?– изнеженный мудрец, поклонник муз и наслаждений. Посмотрите на меня! (Становится в позу). Себя я со стороны не вижу. Может, я буду в античной одежде. Что видится вам?
Анна Петровна. Вы во фраке с тросточкой.  Очень элегантны. Мы видим все по-разному. То так, то этак!
Пушкин. И третий, ха-ха! Чей отроческий пух, темнея, прикрывал его стыдливые ланиты. Кого вы в нем открываете? Ну, конечно, молодого Вульфа.
Анна Петровна. В студенческом сюртуке. Коня пока не вижу.
Пушкин. Итак, они подходят к вам. Вы с царственной улыбкой предлагаете им тянуть жребий из урны.
Анна Петровна. Прошу, господа. Кто из вас самый смелый? Ох, генерал, откуда вы взялись на мою голову? С вас и начнем! Эй, любимец муз, а вы куда сбегаете? Вульф, остановите этого пылкого влюбленного.
Пушкин (возмущенно). Анна Петровна! (Затем покаянно). Пощадите! Я действительно вам писал, что отдам жизнь за один ваш взгляд.
Анна Петровна.  Не переживайте! Этот взгляд я пока оставлю при себе. Все любовники моей Клеопатры вполне живы и здоровы. Но всё  расплывается. Все, кроме нас,  куда-то делись. Сбежали, жалкие трусы!

Созданные их фантазией образы теряют свои очертания и исчезают. В комнате  остаются только Пушкин и Анна Петровна.

Пушкин. Анна Петровна,  вся эта мистика сводит меня с ума. Вы думаете, это всё? Ничуть! Совпадения продолжаются. Вот,  что произошло на самом деле  с вашими любовниками, царица! Первым гибнет Цезарь. По вашей вине. Второй жертвой пал Антоний. А как удалось спастись  Октавиану? Это противоречит легенде о трех  любовниках. Он тоже должен был умереть.
Анна Петровна. Этот момент вы проглядели у Олениных. Консул действительно должен был умереть третьим по законам трагедии. И я придумала как. Его должна была укусить моя змея. Я все  подстроила, как надо.  Но ничего не вышло. Поэтому что он оказался занудой.   И остался жив.  Третьей жертвой была я.
Пушкин. Какую великолепную концовку вы придумали. Для настоящей трагедии. (С восхищением). И какое коварство! Как я это проглядел?
Анна Петровна. В это время вы играли с Анной Олениной. Тогда ей было лет двенадцать. А сейчас, я слышала, вы собираетесь сделать ей предложение.  Ничего не говорите. (Она, загадочно глядя на Пушкина, словно завораживая его, снимает со своего пальца кольцо). А пока у вас нет обручального кольца, я вам подарю свое.

Анна Петровна  берет маленькую изящную руку Пушкина и надевает кольцо на его палец.

Анна Петровна. Это кольцо моей матери. Я вам третьего дня ничего не подарила на ваш день рождения. Носите на память обо мне.

Пушкин любуется кольцом, затем спрашивает с надеждой.

Пушкин. Оно меня сохранит?
Анна Петровна. По крайней мере, пока вы не женитесь.
Пушкин. Как вы деликатно об этом сказали. Я понял: когда я женюсь, меня будет сохранять другое кольцо. Правильно? Спасибо. Я очень вам признателен.




Улица у подъезда дома, в котором живет Анна Керн.

Открывается дверь, из нее выходит Анна Петровна с небольшим баулом в руке и  сталкивается с Пушкиным, который только собирался войти в дом.

Анна Петровна (вскрикивает от неожиданности). Ой, простите! Я вас ждала, сколько могла, но мне принесли записку от   графини Ивелич. (Подхватывает поэта под руку). Поехали со мной.

Они направляются к набережной, некоторое время следуют по ней, оживленно о чем-то беседуя. Видно, что они обрадованы встрече. Подходят к лодочной станции,  договариваются  с молодым, сильным на вид, лодочником, садятся в лодку и отплывают. Мимо них на встречном курсе довольно близко проходит большой бот с матросами, который создает большую волну. Возможно, матросы сделали это намеренно, чтобы напугать красивую даму. Лодка сильно раскачивается. Лодочник, вместо того, чтобы грести, встает и шлёт проклятия уплывающим матросам, которые в ответ смеются и делают какие-то знаки, возможно, неприличные.

Лодочник. Совсем обнаглели, черти полосатые. У них сегодня какой-то военный праздник.
Пушкин (беспокоясь за безопасность спутницы). Вы уж как-нибудь,  поаккуратней. Не утопите нас!
Лодочник. Не извольте беспокоиться, барин. Если перевернемся, барышню я спасу, будьте уверены. И денег не возьму.
Пушкин (решает на шутку ответить в том же духе) Вот как? А как же я?
Лодочник. А что вам сделается?  Остынете маленько.
Пушкин (не реагирует на дерзость). И то, правда. Сегодня жарковато. И сколько вы барышень спасли, позвольте спросить?
Лодочник. Таких, как ваша, – ни одной.
Пушкин (делая вид, что не уловил истинного смысла реплики гребца). Что, все потонули?
Лодочник (возмущенно). Какой вы право! (Усиленно налегает на весла, внимательно оглядывая фарватер). Как можно? Таких еще возить не доводилось. Вот что. Почту за честь доставить вас быстро и без приключений.
Анна Петровна (поощрительно, любуясь его сильной фигурой). Спасибо! Вам это вполне по силам.
Пушкин (Анне Петровне). Кажется, жить будем. А раз так, вот вам мое колечко, чтобы и вы меня вспоминали.

Пушкин вытаскивает из внутреннего кармана сюртука колечко с тремя  бриллиантами, которые играют на солнце, и надевает его на палец Анне Петровне. Она благодарно протягивает Пушкину руку с надетым колечком для поцелуя, и он надолго приникает к ее руке.

Пушкин (с задумчивым видом). Вот мы нечаянно и обручились. Как я хочу, чтобы вы были счастливы! Но нами правит рок. Мы ничего не в силах изменить.
Анна Петровна. Вы опять о судьбе…Вы позволяете ей слишком многое решать за вас.

Анна Петровна задумчиво смотрит на воду, на гребца, на дома по берегам вдоль реки, на мосты и  мостики, под которыми они плавно проплывают; и снова погружается  в неутешные мысли о своей горестной женской судьбе. Жизнь течет, как эти холодные воды, не ведая смысла своего вечного течения. Она не слышит Пушкина, который ей что- то говорит. Затем встряхивает с себя недолгое оцепенение. Не в ее правилах надолго предаваться унынию.

Анна Петровна. Что? Вы что-то спросили о Веневитинове?
Пушкин. Отчего вы позволили ему умереть? Он вас так любил.
Анна Петровна. Что я могла? Любовь бессильна против горячки. К тому же он был влюблен в Зинаиду Волконскую.
Пушкин. Он был прекрасным поэтом.
Анна Петровна. И художником. Он собирался нарисовать мой портрет. Нельзя, Александр Сергеевич, ничего откладывать на потом.

Тем временем, лодка причаливает к лесенке на набережной. Пушкин расплачивается с лодочником, который придерживает свое суденышко и помогает выйти пассажирам. Анна Петровна, как бы нечаянно, опирается на его сильное плечо  и благодарит его вежливой улыбкой.

Лодочник (польщенный ее вниманием). Я видел вас вчера. Вы смотрели на лодки.
Анна Петровна (с видом заговорщика). Т-сс! Это наша тайна. Удачного вам дня.

В доме графини Ивелич.

Анна Петровна и Пушкин следуют по дому за графиней. Помещение обставлено  строго, по стенам развешены картины.  Графиня, женщина лет тридцати,  одетая  подчеркнуто по-мужски. Она в брюках и с дымящейся трубкой в руке. 
Ивелич (оборачиваясь к  Анне Петровне, обращается к ней в своей обычной шутливо-саркастической манере). Ты, милочка, полагаешь, что нам для чего-нибудь сгодятся поэты? Зачем ты его приволокла?
Анна Петровна. Не обзывайте Александра Сергеевича поэтом. Это его оскорбляет.
Пушкин. Поберегите для других свои ядовитые  стрелы. Я сегодня обезоружен, Екатерина Марковна.
Ивелич. Можете меня называть, как Анна Петровна,  Екатерина Маркович. Она видит во мне кавалера. А если вы меня любите, считайте меня своим соперником.

Они входят в аскетически обставленную гостиную. Навстречу им устремляется со своими объятиями старшая сестра Пушкина – Ольга Сергеевна. Это  миловидная  женщина лет тридцати

Ольга. Как я рада вас видеть!
Пушкин. Привет, сестричка!
Ольга. Привет, братец! Мы по тебе соскучились – и я, и твои родители. Редко приходишь.
Пушкин. Поцелуй их от меня. Пусть пекут картошку. Как учую, так и прибегу.
Ивелич (возвращаясь к прерванному  разговору, Пушкину). И кто же вас обезоружил, мой вечный соперник?
Пушкин. Моя прекрасная спутница. Она предпочла мне лодочника. Вот был бы вам соперник! Здоровый мужик!
Ольга (обнимая Анну Петровну). Не обижай мою лучшую подругу.
Ивелич. Мы не позволим этому Дон Жуану соблазнить нашу Донну Анну. Сами соблазним. (Демонстративно пылко целует в губы Анну Петровну, а затем Ольгу Сергеевну, которые нисколько этим не смущаются).
Пушкин. Графиня, а  как  мне ее соблазнить? Вам как-то легко это удалось. А я, несчастный!  Почти десять лет возвышенной платонической любви. Что дальше?
Ивелич. Не пытайтесь что-либо изменить. Предоставьте это простым смертным. Останьтесь для нее чистым романтическим героем. Таким, какой вы есть в своих писаниях.
Пушкин. Да, в своих писаниях я безупречно благороден и изящен, но сердце мое безнадежно вульгарно и плоть моя безнравственна. Хуже, чем у простого смертного.
Ивелич. Я не лучше вас, сударь. Чем дух возвышенней, тем тело порочнее. Наши старики в ужасе от любовной свободы нашей молодежи. Что творится в светских салонах — уму непостижимо. Старшие братья и сестры развращают младших. Советуют им делать в любви всё, кроме того, от чего дети. Пушкин, кого вы успели развратить?
Пушкин (Анне Петровне). А что вы думаете?
Ивелич. (Ольге). Так, Оленька, а вам уместней пойти приготовить нам чай. Ваш братец при вас не откроет мрачной бездны своей души.
Ольга. Не советую вам туда  и заглядывать.

Ольга Сергеевна уходит. Оставшиеся собеседники присаживаются за столик.

Пушкин. Анна Петровна, а что вы думаете  о современных нравах? Впрочем, можете не отвечать. Ваша любимая маркиза Жорж Занд вас выдает.
Анна Петровна (с вызовом). Она намного нравственней нас с вами. Не будьте ханжой!
Ивелич (взяв на себя роль миротворца, Анне Петровне). Может вам стоит все же утешить этого гения? Вы звезда.  Он – тоже. Ни к вам, ни к Пушкину — обычные мерки не подходят. Мы – другие! У нас есть желания. Мы не грезим о счастье, мы находим его в наслаждениях. Нам все можно.

Анна Петровна рассеянно слушает радикально смелые обоснования жизненной позиции графини и готова сформулировать свои собственные взгляды на любовные отношения.

Анна Петровна.  Подумайте! Разве смысл жизни человека не в любви? Каждая женщина имеет готовность к любви, она не может быть одна, она имеет потребность отдать свое сердце и самою себя любимому человеку без остатка. Какой еще может быть смысл?
Ивелич. Александр Сергеевич, что вы думаете об этом предмете? Сам император почитает вас за умнейшего человека в России.
Пушкин. Все о любви знают французы. Почитайте Жорж Занд или еще одного кумира Анны Петровны – мадам де Сталь. А все о смысле жизни знают только немцы. В основе всего мироустройства, как они считают, лежит абсолютная идея или дух. И смысл жизни человека в том, чтобы постичь этот дух в природе и в самом себе.
Ивелич. И кто же придумал этот дух?
Пушкин. Гегель. Но перевод на французский очень скверный. Понять что-либо затруднительно. Но дух, судя по всему, лежит за краем любви.
Анна Петровна. Когда чувства умирают, на смену им приходит чистый разум, то есть, абсолютная идея. А там, где поселяется разум, кончается любовь. Как сказала одна очень умная моя подруга Кира Найтли: край любви – это место, где уже не хочется, чтобы кто-то тебя согрел.
Ивелич. Браво! В этом высказывании вся суть женщины, ее абсолютной идеи.
 

В гостиную входят Ольга Сергеевна с подносом для чайной церемонии. Вместе с ней входит  и Машенька, девушка лет двадцати. Ивелич бросается к ней обнимает, пылко целует.

Ивелич. Машенька, золотце моё, вот она моя абсолютная идея, моя единственная.
Пушкин. А не станцевать ли нам по этому случаю вальс-казак? Для аппетита. Мужчин у нас вполне достаточно. Екатерина Маркович сойдет за двух кавалеров.
Ивелич. Сейчас Машенька нарисует мне усики, бакенбарды. А вам их сбреем. Вот тогда и посмотрим, кто из нас настоящий мужчина.



Поздняя осень 1828 — зима 1929 года.
Квартира Керн.

Хозяйка квартиры лежит на диване с книгой в руке. Входит Софья Михайловна Дельвиг, жена Антона Дельвига, жизнерадостная обаятельная особа лет двадцати. В ее руках  кипа бумаг. Она кладет их на стол.

Софья. Вот. Сегодня много работы. Антон без нас не справится. Я возьму корректуру поэзии для альманаха, а ты прозу.
Анна Петровна. А можно начать с рукописей? Это интереснее.
Софья (просматривая бумаги). Ладно. Вот новые стихи Баратынского. Погляди.

Анна Петровна листает рукопись стихов поэта.

Анна Петровна. Никаких знаков препинания, кроме запятых.
Софья (смеётся). Как дойдешь до точки, так и бросай.
Анна Петровна (тоже смеется). Ах ты коварная, да у него вообще нет точек.
Софья. Эту шутку придумал Дельвиг. А мы сейчас тоже что-нибудь учиним. Вот стихотворение твоего любимого Пушкина «Кобылица молодая», это не про тебя случайно?
Анна Петровна. Название какое-то не поэтическое, грубое. Следовало бы назвать  этот стих более возвышенно, например: «Мадригал к К.М.». (Зачеркивает прежнее название и пишет новое, придуманное только что). Готово!
Софья. Кто такая эта К.М.?
Анна Петровна. Кобылица молодая…

Дамы весело смеются.

Софья. Ты только послушай: «Не косись пугливым оком, ног на воздух не мечи». (Продолжают смеяться).

Входит Дельвиг с бумагами. Дельвиг – издатель литературно-художественного альманаха «Северные цветы». Это довольно полный мужчина лет тридцати приятной наружности, в очках. 

Дельвиг (глядя на смеющихся женщин, с озабоченным видом). Барышни, у нас серьезный журнал. Вот еще вам принес. (Кладет принесенные бумаги на стол).

Софья. Сними очки, Антоша. Посмотри на меня без очков. У тебя очень красивые глаза.

Дельвиг послушно снимает очки, смотрит на жену, растерянно улыбаясь

Софья (декламирует). Не косись пугливым оком…

Дамы опять заливаются смехом. Софья начинает бегать по комнате и дрыгать ногами. Анна Петровна пытается подражать ей.

Софья (Анне Петровне). И ты тоже. Не косись пугливым оком… Ног на воздух не мечи…

Дамы продолжают веселиться, повторяя многократно: не косись пугливым оком… ног на воздух не мечи… ног в болоте не мочи… и с Антошей и с Антошей хохочи.

Софья. Погоняй-ка своих молодых кобылиц!

Дельвиг решает подыграть расшалившимся дамам, тоже смешно подпрыгивает на одном месте, не сводя глаз со своей жены. Это приводит их в полный восторг, они хохочут, не в силах остановиться.

Дельвиг. Вот она, играет в вас, французская кровь, Сонечка!
Софья (услышав эту фразу, продолжает распевать). Не косись пугливым оком…ног на воздух не мечи …Дух германский, помолчи.

Дельвиг, запыхавшись, останавливается. Пытается задержать Софью, но она ловко увертывается.

Анна Петровна. За кобылками скачи…

Квартира Дельвигов.

В небольшой комнатке, смежной с гостиной, откуда доносятся звуки фортепьяно и гитары,  на полу, застеленном ковром, сидит Глинка и  обе дочери Анны Петровны. Старшей Кате исполнилось 11 лет, а младшей Оле – четыре года. Они с увлечением строят из кубиков и коробок дворец  для своих кукол. Оля, не в силах дождаться завершения строительства, пытается внедрить в стройвариант дворца свою любимую куклу. Конструкция разваливается. Оля огорчается.

Оля (Кате). Это ты виновата. Не надо было крышу делать.
Катя. Хорошо, хорошо, Оленька. Обойдемся и без крыши. (Продолжают мастерить жилище для кукол).
Оля (напевает). Грустный Глинка к нам пришел и наш домик развалил.
Катя. Сегодня Глинка веселый. Правда, Миша? Ты нам песенку сочинил?
Глинка. Я сочинил песню про дедушку. (Поет):

Дедушка! – Толпою
Девицы вскричали, -
Жаль нам, а тобою
Бабушки играли!

На слова дяди Дельвига, между прочим.
Оля. Как бабушки играли?
Катя. Играли дедушкой, как куклой?
Оля. Как интересно. (Глинке). А можно тобой поиграть? (Пытается повалить его на спину).
Глинка (как бы про себя). И эти малышки  тоже готовы мной играть.

Глинка изображает борьбу с Олей, которой на помощь приходит Катя. Вдвоем они справляются с ним; и вот уже вдвоем сидят на поверженном композиторе.

Глинка (громко). Спасите, помогите! Анна Петровна, на помощь!
Катя. Бесполезно. Ты – наша кукла.
Оля. Ты наш дедушка. Мы тебя видели в Смольном. Признавайся, что ты делал в нашем институте? А то будем мучить.
Глинка. Все вы Керны такие.
Катя. Да, мы такие. Так что ты там делал?
Глинка. Признаюсь. Там живет моя сестра.

В комнату входят Анна Петровна и Пушкин. Анна Петровна хмурится, глядя на композицию из Глинки и своих дочерей. Пушкин весело смеется.

Анна Петровна. Дети, мы забираем Глинку. Он нам нужен.

Оля и Катя освобождают Глинку «из плена». Он поднимается, отряхивается, приводит себя в порядок.

Катя. Мамочка, он нам тоже нужен!
Анна Петровна. Это правда. Дети живут совершенно без отца. Без мужчины.
Оля (указывая на Глинку). Он наш дедушка.
Анна Петровна. Бедные дети! И без дедушки. И, фактически, без матери. Они видят меня только по воскресениям. (Глинке). А вы идите, дедушка Мишель. Вас очень ждут.

Глинка, обняв поочередно обеих девочек, уходит. Анна Петровна усаживается на диванчик, а Пушкин на ковре. Рядом с ним тут же оказываются сестры Керн. Пушкин гладит по голове Олю и начинает с ней знакомую им обоим игру.

Пушкин. Как тебя зовут, девочка?
Оля. Вы знаете.
Пушкин. Я забыл. Я старенький, мне жениться пора. Я ничего не помню.
Оля. Не правда. Помните. Как меня зовут?
Пушкин. Нет, это ты скажи.
Оля. Не буду.
Пушкин. Как это не буду? Тебя мама назвала в честь моей сестры.
Катя. Вы попались, Пушкин. Как зовут вашу сестру?

Пушкин вскакивает и, как всегда, начинает бурно реагировать на обстоятельства, при которых он оказывается не на высоте: топает ногами, кричит, хватается за голову.

Пушкин. Хорошо. Сначала я, а потом ты. Какие вы Керны упрямые! Тебя зовут… ВО…
Оля (невольно продолжает начатое Пушкиным произношение имени, глядя на его открытый рот). Воля.! Меня зовут не Воля, а Воля. (Начинает сердиться). У меня ВО такое.
Анна Петровна (Пушкину). Все шутите.

 Пушкин  бурно радуется достигнутым результатом. Анна Петровна снисходительно улыбается, глядя на эту почти семейную сцену.

Анна Петровна. Хватит издеваться над ребенком! Она сейчас заплачет.
Пушкин. Оля, Оленька, Олечка! Просто я очень люблю Олю и волю. (Кате). Совсем забыл, как тебя зовут, красавица?
Катя (лукаво). А вы спросите у Глинки.
Пушкин. Я знаю, что он тебя любит. Я тоже тебя люблю, Катя, Катенька, Катюша. И твою маму очень люблю – Анечку, Нетти, Аннету. И Анюту! Очень!
Анна Петровна. Не вгоняйте меня в краску. (Обращается к дочерям). Дети, нас там ждут. Ведите себя прилично. Я скоро приду.

Пушкин и Анна Петровна уходят. Дети долго смотрят на дверь, за которой они скрылись.

Там же в доме Дельвигов. Гостиная.

Анна Петровна и Пушкин выходят из комнаты, в которой остались дети. У фортепьяно Глинка, Софья Михайловна и певец Яковлев с гитарой. Они разучивают какой-то дуэт. Остальные посетители, разбившись на группы, общаются между собой. Анна Петровна и Пушкин устраиваются около окошка, полуобернувшись к залу. Пушкин все еще находится под впечатлением от общения с детьми.

Пушкин. Я сватался к Анне Олениной, которой было столько лет, сколько вашей Кате, тогда, десять лет назад. Вы об этом как-то вспоминали.
Анна Петровна. У нее, наверное, маленькие ножки, как вы любите.
Пушкин. Вот такие маленькие. (Показывает их размер руками). Да черт ли в них?
Крылов просил за нее, чтобы я написал ей в альбом.
Анна Петровна. И что вы сказали?
Пушкин. Я сказал: ого-го!
Анна Петровна. Зачем вы говорите гадости о других дамах?
Пушкин. Мне отказали. И с чем я остался?
Анна Петровна. С чем же?
Пушкин. С оленьими рогами. Это придумала Катя Ушакова, к которой я тоже сватался. И с чем же я после этого остался?
Анна Петровна. С какими-нибудь ушами. А какие сплетни вы распускаете обо мне?
Пушкин. Сейчас вам напишу. Подайте ваш зеленый альбом и карандаш.

 Анна Петровна уходит в комнату с ее детьми и вскоре возвращается. Отдает Пушкину альбом, перо и чернильницу. Он листает альбом, что-то в нем выискивая. Затем находит нужную страницу.

Пушкин. Вот. Он давно меня заботил, этот французский стих. Я его перевел.

Пушкин пишет своим размашистым почерком в альбом:

Если в жизни поднебесной
Существует дух прелестный,
То тебе подобен он.
Я скажу тебе резон:
Невозможно!

Анна Петровна несколько раз перечитывает перевод, находит в нем некое противоречие, вопросительно смотрит широко раскрытыми глазами на поэта.

Анна Петровна. Ну, почему? Почему? Почему невозможно?
Пушкин. Закоренелому грешнику не место рядом с вами. Это невозможно. Последняя строчка – для меня.               
Анна Петровна. Вы говорили это не раз. Разъясните.
Пушкин. Я и сам не понимаю. Вы – божественная, не от мира сего. И вы здесь, рядом, между нами;  до вас даже можно дотронуться. (Трогает ее за руку). Бархат, сатин…Рука ангела.
Анна Петровна. Сатана я, а не ангел. Плохая жена, достойная лишь никчемного мужа, плохая мать, никакого приданого. Только этот сафьяновый альбом и есть. Не дразните меня.

Пушкин берет перо и пишет в ее альбом.

Мила очам, как вешний цвет,
Взлелеянный в тени дубровой,
 Странна …

Пушкин. Это про ваши Лубны. (Продолжая листать альбом). А вот хорошие стихи Подолинского. Он точно уловил вашу неземную сущность. (Читает):

Когда светла и светлоока
Передо мной стоит она,
Я мыслю: гурия пророка
С небес на землю сведена.

Согласен. Читаем дальше.

Коса и кудри темно-русы.
Наряд небрежный и простой,
И на груди роскошной бусы
Роскошно зыблются порой.

Как нескромно! Я выше ножек глаз не поднимаю. А вот о чем я мечтаю. (Пишет):

Когда стройна и светлоока
Передо мной стоит она,
Я мыслю: в день Ильи пророка
Она бала разведена.

Поэтическое вдохновение Пушкина прерывает Дельвиг. Он приветствует только что вошедшего стройного подтянутого мужчину.

Дельвиг. Внимание! Знакомьтесь! Польский поэт Адам Мицкевич. Бывший узник, и сейчас снова в  ссылке. У нас в Петербурге.

К Мицкевичу подходит Софья Михайловна. Дельвиг сообщает ему, что это его жена. Подводит к Анне Петровне, которая при его приближении встает. Дельвиг затрудняется коротко объяснить, кто она такая, надолго задумывается, затем, отчаявшись, машет рукой.

Дельвиг. А это…(Смеется). Вторая. А вот эта…(Указывая на подошедшую сестру Анны Петровны – Елизавету Петровну)… Третья…можно сказать…жена. А сам я остался без номера. Безномерной муж.

Мицкевич воспринимаем его слова, как шутку. Целует дамам ручки. Перед ним вдруг возникает эксцентрично одетая графиня Ивелич.

Ивелич. Чтобы наш друг Адам не расслаблялся, а чувствовал себя в ссылке, предлагаю из солидарности с ним спеть песню узника.

 Это неожиданное предложение участники кружка воспринимают с восторгом. Под уверенный аккомпанемент фортепьяно они сначала нестройно, а затем все увереннее поют:

Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!

А бедный юноша! ровесник…

В процессе пения присутствующие стараются поближе придвинуться к Мицкевичу, который привлекает их своей благородной простотой. Анна Петровна незаметно уходит в комнату, где находятся дети. Настроение у нее подавленное. Печальное пение нисколько его не улучшает.
Там же. У Дельвигов. Комната, в которой находятся дети Анны Петровны.

Дети искренне радуются приходу матери, обнимают, целуют ее. Их ласки не в силах её утешить, она с трудом противится желанию  пожаловаться им на вечную неустроенность своей жизни.

Оля. Мамочка, мамочка, грустная мамочка…
Анна Петровна. Как не грустить, да не печалиться, мои девочки? Ангел с небес не может вернуться обратно. Вот горе, так уж горе! Так и состарится на Земле ваша красавица Аннета. Богиня. Одна. Всеми любимая

Анна Петровна начинает тихо плакать. Затем берет себя в руки.

Анна Петровна. Давайте здесь все приберем. Нам пора домой.

Комната в доме Анны Петровны.

Анна Петровна, ее младшая сестра Елизавета Петровна и Софья Михайловна показывают друг другу свои праздничные наряды, прихорашиваются с кокетливым видом, поглядывая на двери. Входит Вульф. Дамы встречают его с демонстративным восторгом, окружают его, прижимаются к нему, целуют его. Все их действия, кроме того, сопровождаются ласковыми взглядами и словами. Вульф никак не может  угадать причину такого ликования, связанно с его приходом.

Вульф. Девочки, вы что, очумели? Нет у меня на всех вас ни подарков, ни денег. Чего вы?
Софья. А на кого есть? Сейчас мы узнаем, кто из нас твоя самая – самая любимая подружка.
Вульф (отбиваясь от их настойчивых ухаживаний). Точно, с ума посходили. Ни для кого ничего нет.
Софья. Мы будем любить тебя бескорыстно. Правда, красавицы?  Кто сказал, что между мужчиной и женщиной не может быть дружбы? Не ты ли?
Вульф. Ну, я.
Лиза. Вот и не нужна нам твоя дружба. Будем любить тебя без дружбы.
Анна Петровна. Готов ли ты к нашим горячим объятьям?

Девушки, смеясь, кружат вокруг него.

Софья. Покажи нам свою готовность. (Оглядывает Вульфа с ног до головы). Взгляните, никаких признаков. С кем это вчера он растерял свои признаки. Не с тобой ли Лизонька?
Лиза. Ой, ли, Сонечка?
Анна Петровна. Абсолютно ничего примечательного.

Вульф делает движение к двери, но Анна Петровна его опережает. Она закрывает дверь на ключ.

Анна Петровна. Вы обещали Лизоньке изысканную любовь. Мы тоже поучимся.

Вульф приближается к Анне Петровне, чтобы овладеть ключом. Она передает его Софье, которая запрыгивает на диван и поднимает ключ высоко над собой. Остальные дамы встают стеной перед Вульфом.

Анна Петровна. Алексей, а в чем проблема? Вы хвастались, что готовы справиться с троими сразу.

Девушки начинают очень медленно, совершая соблазнительные движения, раздеваться.

Софья. Пора и вам, Алексей, разоблачаться. Не хотите? Мы вам поможем.

Девушки окружают Вульфа, теребят его одежду. Он выхватывает ключ у зазевавшейся Софьи, бросается к двери, пытается вставить ключ в замок.

Вульф. Дурочки!
Анна Петровна. Определись, милый друг, кто из нас, дурочек, самая любимая дурочка?
Софья. Зарема или Мария?
Лиза. Земфира или Мариула?
Вульф (поворачивая ключ). Анна Петровна, как вы могли? Я уже десять лет вас люблю.
Лиза (передразнивая слышанные ранее слова от Вульфа). Изящные искусства, изысканные чувства. Наслаждений море!
Софья. Признайтесь, я лучшая, самая способная  ваша ученица, Вульф. (С наигранной трагичностью в голосе). Не покидайте меня! Я падаю в обморок.

Вульф, хлопнув дверью, уходит.

Лиза (вослед Вульфу). Жалкий трус!

Женщины в прекрасном настроении продолжают весело танцевать и дурачиться.

Июнь-июль 1829 года.
Таможня у российско-финской границы.

К таможне подкатывает линейка с черным верхом, в которой едут: Анна Петровна, Дельвиг, его жена, сотрудник редакции альманаха «Северные цветы», сравнительно молодой мужчина,  Орест Михайлович Сомов. Следом за линейкой подъезжает чухонская двуколка, везущая Глинку и его приятеля – Александра Яковлевича Римского-Корсакова. Таможенный пристав с важным видом поднимает руку, останавливая путешественников, и предлагает предъявить документы. Анна Петровна спрыгивает со ступеньки экипажа,  подает приставу подорожную

Пристав (просматривая документы). Понятно. Вы супруга его превосходительства генерала Керна. (Возвращает бумаги владелице). Добро пожаловать! А кто все эти люди? (Указывает на остальных пассажиров).
Анна Петровна (с большим достоинством, но без заносчивости). Они меня сопровождают в пути.

Пристав обходит вокруг оба экипажа, осматривая пассажиров и возниц.

Пристав (к извозчику линейки). Куда путь держим, любезный?
Извозчик. Куда господа прикажут, ваше благородие.
Пристав. Как же так, Анна Петровна? Куда едем, не знаем.
Анна Петровна. В подорожной сказано: на Иматру. Разве мы сбились с пути?
Пристав. Где ваш багаж? Будьте добры, предъявите багаж. Так налегке господа не ездят.
Анна Петровна (начинает сердиться). Как зовут вашего начальника? Он офицер? Офицер быстрей поймет генерала.
Пристав (немного озадачен ее уверенным и строгим голосом). Начальника нет. Есть его жена. Настасья Ивановна.
Анна Петровна. Вот и позовите мне Настасью Ивановну. Офицерша договорится с генеральшей. Да, побыстрей!

Пристав скорым шагом идет в таможню и возвращается с симпатичной молодой особой. Анна Петровна отводит ее под руку в сторону, о чем-то с ней мило беседует. Анна Петровна кивает в сторону пристава, женщины смеются. Они прощаются. Анна Петровна садится в экипаж.

Анна Петровна (Настасье Ивановне). Всех благ, ваше благородие!
Настасья Ивановна. Счастливого пути, ваше превосходительство.

Коляски уезжают.

Местность вблизи водопада Иматра.

По каменистой дороге катятся два экипажа. Издали слышен шум падающей воды. Дельвиг привстает на сидении, поднимает палец вверх, призывая с вниманием отнестись к сигналам близости водопада. Дельвиг просит возниц остановить лошадей. Теперь, после остановки движения, гул падающей реки слышен сильнее. Дельвиг предлагает пойти к водопаду через лесок напрямик. Он протирает очки. И, возглавляемая им туристическая группа, углубляется в лес. Тропинка извивается, спускаясь вниз, по густому лесу. Беспрерывно цепляясь за кусты и, временами,  чертыхаясь, путники все ближе приближаются к своей заветной цели. Глинка, пристроившись за Анной Петровной, помогает отцеплять ее платье от веток и кустов.

Анна Петровна. Михаил Иванович, мне  кажется, что ваша грусть осталась в двуколке. Согласитесь, смешно выглядеть разочарованным среди чащи.
Глинка. Вы считаете, что я только делаю вид?
Анна Петровна. Ну, да, это модно. А люди искусства так внушаемы. Что я вам сейчас внушаю?
Глинка (кричит). Я ничего не слышу!
Анна Петровна (тоже кричит). Я внушаю: радуйтесь!

Глинка уже ничего, кроме грохота водопада, не слышит, но согласно кивает головой. Они догоняют компанию, с опаской столпившуюся на берегу реки, бешено несущейся вниз по крутому склону. Ударяясь о подводные камни и боковые скалы, вода бурлит, пенится, взрывается фонтанами, обдает брызгами и мельчайшей водяной пылью окрестные берега.
В конце склона река разливается и дальше течет уже спокойно. Насытившись первым сильным впечатлением, мужчины и дамы осваивают ближайшие скалы и утесы, прыгают с камня на камень, обращают внимание на обточенные камешки, которые им напоминают различные фигурки животных и людей. Дельвиг останавливается перед громадным гладко обточенным водой в доисторические времена валуном, на котором отчетливо видны автографы посетителей Иматры. Среди других подписей он замечает фамилию Баратынского.

Дельвиг (кричит). Соня, Аннета! Здесь Баратынский!

Дамы стараются забраться повыше, чтобы лучше рассмотреть нацарапанные на камне буквы.

Софья. Он где-то тут рядом служит. Я хочу быть рядом с Баратынским.
Анна Петровна. И я еще выше.

Несмотря на поддержку мужчин, дамы, пытавшиеся сходу забраться повыше, сползают к основанию валуна.

Анна Петровна. Михаил Иванович, вы тут самый легкий. Забирайтесь-ка наверх и начертайте наши имена. Внизу уже нет места.
Глинка. Не сомневайтесь! Я оставлю ваше имя в веках.

Дельвиг и Сомов подталкивают Глинку наверх и держат его снизу. Обнаруживается, что царапать камень другим камнем, не слишком хорошая идея.  Тогда дамы начинают лихорадочно рыться в своих сумочках и вытаскивают из них пилочки, ножнички и другие предметы для ухода за ногтями. Глинка, который едва удерживается наверху, пробует переданные ему приспособления на предмет их использования.

Глинка. С кого начнем?
Анна Петровна (подпрыгивая в нетерпении на месте). С меня, с меня! У меня самая короткая фамилия. 
Дельвиг. А в заключение вам придется написать фамилию своего друга: Римский-Корсаков!
Софья. Я придумала длинней: нас же двое Дельвигов. Софья Дельвиг – беременная. Умирает от голода. Мишель, что вы там застряли на своей любимой Керн? Вы там без каллиграфии особой.

Местность вблизи водопада Иматра.

Ветхая почтовая станция чухонской постройки. Утомленные поездкой и острыми впечатлениями, путешественники сидят на лавках  около грубо сколоченного стола в  ожидании кого-нибудь, кто их накормит. Их призывы  долго остаются безответными. Наконец, появляется скромно одетая чухонка.

Дельвиг. Хозяюшка, что-нибудь на ужин. Мы и сами приготовим.
Хозяйка. Мы тоже приготовим, но ничего нет. Только лоховина и свадрик.
Анна Петровна. Что за лоховина?

Хозяйка уходит и вскоре приносит рыбу в соленом молоке и свадрик.

Анна Петровна. А хлеб?
Хозяйка. Ничего нет.

Женщины изучают экзотическое блюдо с нескрываемой брезгливостью. Ясно, что оно им не подходит. Дегустируют с подозрением напиток.

Софья. Это какой-то квас с можжевеловыми ягодами.

Дамы смотрят выжидательно друг на друга, потом на мужчин.

Анна Петровна. Подведем итог. Может, нас как-то не так поняли. (Она снова обращается к стоящей рядом со своими блюдами чухонки). Яйца есть?
Хозяйка. Нет.

На следующие аналогичные вопросы: «Курица есть? молоко есть? хлеб есть? сливки есть?» следовали еще более лаконичные ответы: «Нет, нет, нет и нет.»

Хозяйка (неожиданно многообещающе, словно только что-то вспомнив). Там во дворе ходит петух. Можете его взять.

Анна Петровна и Софья Михайловна открывают двери и оценивающе наблюдают за петухом, который бродит по двору в поисках пропитания.

Глинка (с надеждой в голосе). Ну, что?
Анна Петровна. Он сам еле ноги носит. Кожа, да кости. Зато есть плоховина и свадрик.
Хозяйка. Не плоховина, а лоховина. Рыба такая в Вуоксе. Мы все ее едим.
Анна Петровна. Хорошо, хорошо, пусть будет лоховина из Вуоксы.
Хозяйка. Поезжайте на тот берег. Там гостиница. Там все найдете. Там все есть.

Гости, не солоно хлебавши, покидают станцию.

Река Вуокса.

Путники плывут по реке в большой почтовой лодке, управляемой двумя пожилыми гребцами. Лодка плывет по реке верх. В этом месте лодку подхватывает обратное течение, которое используют гребцы, чтобы сэкономить силы. Слышно, как внизу по течению грохочет водопад. Наступает момент, когда гребцы начинают пересекать реку с очень быстрым течением в сторону водопада. Они усиленно гребут, так как лодку быстро сносит вниз.

Софья. Эти хароны не слишком надёжны. Я боюсь.

Лодка, минуя водовороты, причаливает к противоположному берегу.

Гостиница на Иматре. Вечер.

Приплывшие  в поисках какой-нибудь еды  петербуржцы, обнаруживают на большом столе ту же лоховину в молочном соусе. Дельвиг и Сомов находят служанку, которая им опять ничего предложить не может, кроме чая.

Софья. Напьемся чая и закусим духовной пищей: пойдем смотреть водопад при луне.
Сомов. Приплывут русалки, защекочут, засмеют. И угостят плоховиной. Анна Петровна, не засыпайте, нас ждет ночное приключение.

Анна Петровна замечает, как Глинка достает из кармана листок бумаги и что-то начинает на нем записывать.

Анна Петровна. Что вы там такое пишите?
Глинка. Очень красивую чухонскую мелодию. Её мурлыкал один из стариков. Вы не заметили.
Анна Петровна. Я как-то давала вам стихотворение Пушкина «Я помню чудное мгновенье».
Глинка. Виноват, но стихи такие, что требуют очень сильного, можно сказать, нечеловеческого  вдохновения. Каждая строфа требует своей музыкальной интерпретации. Пока не получается.
Анна Петровна. Это моя вина. Как мне вас вдохновить?
Глинка. Как же вы можете, если вы почти меня не замечаете? Но, как знать, все может быть.  Не правда ли? И тогда накатит водопад вдохновения. Как эта Иматра. Я уверен. И это будет лучший романс о любви.
Анна Петровна (смиренно). Буду ждать вашей Иматры, если не помру с голода.

С улицы входит Дельвиг. Он сообщает, что нанял тележки и пора ехать на водопад, так как уже взошла луна.
Иматра при луне.

Из темноты доносятся голоса, заглушаемые шумом падающей воды.

Анна Петровна. Орест Михайлович, отойдите от обрыва. (Софье). Надо его оттянуть от пропасти.
Сомов. Как это прекрасно! И вы тоже изумительные! Дивные явления природы, как эта феерическая ночь, как водопад. Но только нежные, ласковые. Прекрасные.
Софья (с сомнением). Как вам это удалось разглядеть, даже удивительно.
Сомов (восторженно). Ночь, луна, водопад!
Анна Петровна. Водопад как любовь. Нет им покоя.
Сомов. Но река успокаивается.
Анна Петровна. Это уже же любовь. Просто течение жизни.

Осень-зима 1836 года.
Дом Пушкиных.

Надежда Осиповна Пушкина (мать Ольги Сергеевны и Александра Сергеевича) сидит в глубоком кресле. Недалеко от нее на маленьком диванчике расположились  ее дочь Ольга и Анна Петровна.

Надежда Осиповна. Не знаю, что и делать. Совсем я никакая. Ноги не ходят, сил никаких.
Анна Петровна. Скоро тепло придет. Поедете в свое Михайловское и там заживете.
Надежда Осиповна. Хотелось бы верить, милая моя Анна Петровна.
Ольга. Верьте ей. Да, да. Она и своего приятеля Арендта обещала призвать. А уж он-то лейб-медик самого императора.
Анна Петровна. Завтра с утра ждите.
Надежда Осиповна. Еще вечер и ночь ждать.

Надежда Осиповна пытается подняться с кресла. Дамы помогают ей.
Они уводят Надежду Осиповну под руки в смежную комнату и возвращаются.

Ольга. Я тебе не показывала, Аннета, романы Манцони  и Ван дер Фильда? Мой муж перевел их на русский лет пять назад, а издали только сейчас.

Ольга подходит к книжной полке и приносит Анне Петровне два красиво переплетенных томика. Та их рассматривает с любопытством. Затем вздыхает.

Анна Петровна. Ты же знаешь, Оленька, я тоже перевожу Жорж Занд. Показывала фрагменты Базену. Он тоже переводчик. Отозвался одобрительно.
Ольга. Тебе нужен издатель, который лояльно относится к женщинам – писательницам. Без предубеждения.
Анна Петровна. Да, я обращалась Александру Сергеевичу, чтоб он свел меня со Смирдиным. Но он, якобы, с ним не знаком.
Ольга. Не обижайся на него. Теперь он женат и должен показывать образцы высокой  морали. А  какой пример Жорж Занд может подать его, и без того, ветреной супруге? (Парадирует интонации и движения Пушкина, будто бы имевшие место). Ах, эта Жорж Занд, ах, эта Клеопатра нашего времени! Ах, ах, какой ужас, какой кошмар! (переходя на обычный тон). Я уверена, что Наталья Николаевна с удовольствием прочитала все ее романы. Правда, на французском. (Указывает на  ряд книг, стоящих на полке). Вот они, кстати! Наталье Николаевне откуда-то известно, что вы были Клеопатрой.

Анна Петровна прохаживается по комнате.

Анна Петровна. Да, с Клеопатрой у нас  давно непростые отношения.
Ольга (с пониманием смотрит на подругу). Да, уж! Но он всегда чувствовал, что ты не можешь его любить так, как он хотел. А жаль!
Анна Петровна. А как мне жаль! Но не будем о грустном. Поговорим о печальном. Я ведь перевожу не только из удовольствия, но и ради денег. Мой батюшка растранжирил своими аферами все мое приданое. Ты меня предостерегала, но я не могла ему отказать. Мой генерал после смерти Оленьки совсем лишил меня всякой помощи. Даже и не знаю, может обратиться к императору Николаю Павловичу. Жаль, что умер Александр Павлович.
Ольга. О, да! Это был настоящий царь. Он бы не оставил тебя без средств. Обратись обязательно.
Анна Петровна. Да, откровенно говоря, мне грех на него жаловаться. При выпуске из Смольного моя дочь Катерина, крестница Александра Павловича, получила от имени его царственного брата 10 тысяч рублей. На приданое. Как официально сказано, за службу отца.
Ольга. И что теперь?
Анна Петровка. Уехала к Керну в Смоленск. Он теперь там служит. Потом собирается работать классной дамой в Смольном.
Ольга. Я напишу своему мужу в Польшу. Может, он что посоветует насчет твоих  переводов.

Из прихожей доносится какой-то шум, голоса.  В комнату входит Пушкин и его молодая жена Наталья Николаевна с румянцем на щеках. Следуют взаимные приветствия. Анна Петровна обменивается с Пушкиным взглядами более долгими, чем при встречах обычных знакомых. Анна Петровна читает в его взгляде вопросы: ну, как ты? как живешь? кого любишь, помнишь ли?...Наталья Николаевна прерывает эту молчаливую беседу, вручая Пушкину свое белое боа.

Наталья Николаевна. Я должна срочно накрутиться. Иначе не успею. Прошу прощения.

Она уходит в другую комнату, куда ранее скрылась Надежда Осиповна. Пушкин с мехом в руках еще раз целует в щечку свою сестру и  ручку Анне Петровне. Усаживается вместе с дамами на диван.

Ольга. Анна Петровна, вы видите, каким вежливым, каким серьезным и предупредительным стал мой братец? Настоящий муж. Это влияние Натальи Николаевны.
Пушкин. Это все одно притворство.
Ольга. Ну, почему вы, мужчины, хотите казаться хуже, чем вы есть? И Лев такой же.
Пушкин. Потому что мы хуже и есть. Потому, что женщины и есть самое лучшее в России. (Ольге). Что матушка? Как она?
Ольга. Все жалуется. Она и впрямь сильно сдала. Вот Анна Петровна пригласила Арендта на завтра.

Пушкин в порыве благодарности бросается перед Анной Петровной на колени. Своей головой он упирается в ее колени. Она погружает свои пальцы в его волосы.

Пушкин. Ах, вы милая моя чудесница и чудотворица!
Анна Петровна. Ну, что вы, Александр Сергеевич! Я ведь люблю вашу матушку.

Она помогает Пушкину подняться с колен.

Пушкин. Обещайте и мне. Пришлите ко мне Арендта, если…
Анна Петровна. Я и так присылаю его вам каждый раз, когда вы только собираетесь чихнуть.
Пушкин. Будьте с ним полюбезнее, поласковее. Но если..
Ольга. Никаких если… Ваш разговор приобретает опасный характер.
Анна Петровна. Он это любит.

Анна Петровна в предчувствие разговора, который всегда, в конечном счете, сводился к выяснению различных сторон их взаимоотношений, встает, начинает прохаживаться по комнате. Пушкин тоже  готов пуститься в словесную дуэль, давно знакомую им и всегда волнующую их обоих.

Анна Петровна. Давайте не будем о плохом «если». Лучше о хорошем «если». А если человек в раю? Что может приключиться с человеком, который в раю?
Пушкин. Надеюсь, это не про меня.
Анна Петровна. Не надейтесь! Кто говорил, что не может представить себе красавицу своей женой, как не может представить рая? Вы муж первой красавицы и, следовательно…
Пушкин. Здесь, ваше императорское величество, все только вторые.

При этих словах Пушкин вытягивается перед ней, высоко поднимает подбородок, отдает честь. Ольга со снисходительным видом наблюдает за этой сценой.

Ольга. Может, мне оставить вас для решительного объяснения?

Анна Петровна. Отставить! (Пушкину). Можете оправиться. (Заметив движение Ольги, готовой подняться с дивана). Говорю обоим.

Пушкин начинает хохотать и быстро ходить по комнате.

Пушкин. Какой рай, когда нужно тащиться на бал и торчать там пугалом при красавице номер два.  Почему – два? Потому что вы были первой. Божественной!
Анна Петровна. А в каком звании вторая?
Пушкин. Она мадонна. Чистейший, между прочим, образец. Вот кому хорошо, так это Оленьке. Супруг в Польше. Можешь поехать с нами, будешь танцевать, кокетничать.
Анна Петровна. Я вас понимаю, Александр Сергеевич. Мой муж любил маневры и  терпеть не мог балов. Но вспомните, что вы писали Родзянке?:

Благопристойные мужья
Для умных жен необходимы:
При них домашние друзья
Иль чуть заметны, иль незримы.

Чьи это пожелания? Вы муж благоприятный?
Пушкин. Я же писал для умных жен, таких, как вы. Опять вы меня загоняете в угол. Но нет!  Я победил! Я вспомнил две последние строчки (декламирует):

Но солнце брака затмевает
Звезду стыдливую любви.

Во время этой пафосной декламации в гостиную входит Наталья Николаевна, поддерживая свою тещу. Она помогает ей сесть в кресло, усаживается рядом. Время от времени Наталья Николаевна прикасается к своим волосам, накрученным на папильотки.

Наталья Николаевна. Что за звезда стыдливая любви? Кто это стыдится любви? Вы, Александр Сергеевич?

Пушкин, стоя за креслом своей жены, ласково поглаживает боа, как бы выражая свое нежное отношение и к жене и своей матери. Надежда Осиповна с любовью смотрит на своего сына и его жену, любуется ими.

Пушкин. Мне стыдно, что я никак не могу дослужиться до генерала.

Наталья Николаевна. Потому он и терпеть не может военных. Это большой недостаток. Он не любит генералов.  Он им завидует. (Цитирует):
К хозяйке дама приближалась…
За нею важный генерал,
(Который…тра-та-та) всех выше
И нос, и плечи поднимал…

Что за генерал, Александр Сергеевич? Что за дама при нем? Наверно, хорошенькая?

При последних словах Наталья Николаевна поворачивается к Пушкину и Анне Петровне, разводит в наигранном недоумении руки и смотрит на них с невинным выражением, за которым трудно разглядеть скрытый за словами смысл. Анна Петровна непроизвольно любуется изящными движениями красавицы, интонациями ее голоса, хотя прекрасно понимает, в чей адрес направлены «стрелы», и принимает вызов с таким же скромным и милым видом, даже слегка подражая своей, более удачливой сопернице…

Анна Петровна. Дорогая Наталья Николаевна, уверяю вас, армейская среда вблизи мало привлекательна, мало культурна, мало интересна. Это я могу утверждать точно, как генеральша, которая тоже не жалует генералов. особенно  некоторых. И вообще, все военные…
Наталья Николаевна. Зачем так категорично?  Там вы танцевали с императором Александром. Он был очень даже военным. С эполетами.
Анна Петровна. Я наслышана, что нынешний император тоже не обходит вас своим вниманием.
Пушкин. Не то слово, что не обходит. Обхаживает! (Обращается к матери). Всё, матушка, отправляю Наталью Николаевну к вам в деревню. Пусть там её обхаживают петухи.

Пушкин смеется. Наталья Николаевна, выражая согласие со словами, но не с решением мужа, тоже улыбается.

Наталья Николаевна (стремясь напоследок уколоть еще раз Анну Петровну). Жаль, что вы редко появляетесь в высшем свете.
Анна Петровна (пропустив «шпильку» мимо ушей, искренне). Не то жаль. Жаль, что мало танцую. А я так это люблю. Да, кстати, вы идете на премьеру оперы Глинки «За царя!»? Михаил Иванович прислал мне приглашение. Мне и моей дочери. Ей уже 18 лет.
Наталья Николаевна (заинтересованно). Она похожа на вас? Хотелось бы её увидеть. (Пушкину). Муж, мы увидим дочку Анны Петровны?
Анна Петровна (торопливо). Её зовут Катя.
Наталья Николаевна. Да, да. Я знаю. Я не забыла.
Пушкин (жене). Давай по порядку: сначала бал с императором, а потом опера с Катей.

Перед мысленным взором Анны Петровны мелькают эпизоды бала, в которых она порхает по залу вместе с императором.

Пушкин. Нам пора. (Жене). Что у тебя не голове?
Наталья Николаевна (рассеянно). А-а, я помню. (Дотрагивается до папильоток).

У подъезда дома Пушкиных. Идет снег.

Ольга и Анна Петровна в наброшенных наспех шубках провожают чету Пушкиных на бал. Пушкин быстренько забирается в карету, отмахиваясь от летящих снежинок. Наталья Николаевна  с достоинством подходит к экипажу, укоризненно смотрит на супруга, оборачивается к провожающим и комментирует это событие с философским спокойствием: «Вот видите, какой он кавалер? Бросил свою даму. А потому что муж». Она садится в карету, машет оттуда. Пушкин высовывается и тоже прощается. Перед ним проносится картина отъезда Анны Петровны от Олениных. Карета уезжает. Дамы на крыльце смотрят ей вослед с глубокой грустью. Бесполезно гнаться за убегающим временем. Анна Петровна смиряется с этой мыслью. Пытается поймать в воздухе снежинку. Ей удается приручить на время крупную снежинку. Она улыбается. Это хоть что-то. Лучше, чем ничего. Она наблюдает, как снежинка тает.

Осень 1838 года.
Набережная напротив 1-го кадетского корпуса. (Бывший дворец Меньшикова).

К корпусу по тротуару вдоль набережной приближаются две дамы: Анна Петровна и её повзрослевшая дочь, двадцатилетняя Екатерина Ермолаевна Керн. Анна Петровна останавливается около здания и показывает дочери на одно из окон наверху. В окне виден юноша лет 17-18, давно заметивший дам и приветствующий их взмахами руки. Затем он делает знаки, указывающие на то, что он уже собирается вниз и скоро выйдет к ним навстречу. Анна Петровна  со счастливым выражением смотрит вверх, хотя юноши в окне уже не видно. Катя с любопытством наблюдает за лицом матери, которая это замечает и,  слегка смущенная, пускается в объяснения.

Анна Петровна. Не смотри на меня так. Ты мне самый близкий родной человек, ты моя дочка.
Катя. Мамочка, я знаю, что я твоя дочка.  Я все знаю.
Анна Петровна. Ты ведь знакома с Сашей.
Катя. Да. Он какой-то наш дальний родственник. Тебя просили заботиться о нем.
Анна Петровна (с чувством). Да не в этом дело! Я должна признаться, что люблю этого мальчика; и он меня любит.
Катя. Не надо, мамочка, оправдываться. Это было и так заметно.
Анна Петровна. Нет! Ты не поняла! Это серьезно. Не удивляйся. Да, да, именно! Именно так, как ты сейчас подумала. Этой любви я ждала всю свою жизнь. И я намерена прожить с ним в любви и согласии до конца своих дней. Тебе это удивительно?

Катя пытается взглянуть на свою мать как бы со стороны, непредвзято, чтобы оценить ее шансы на успех у этого юноши, у мужчин вообще. Она склоняется к тому, что ей все по силам, все удастся. Довольная результатом своей оценки, Катя улыбается. Анна Петровна рада поощрительному взгляду дочери, делает перед ней пирует, приподняв подол платья.

Анна Петровна. Разве я еще не хороша?
Катя. Ты очень молодая и красивая. И очень смелая. Очень!
Анна Петровна. А то, что я старше его на двадцать лет, так и что? Твой отец был старше меня почти на сорок. Мы – квиты!  В конце концов, это справедливо.
Катя. Да всё нормально, мама. Лишь бы тебе было хорошо. Только знаешь, что смешно? Что мой будущий отчим  Александр Васильевич младше меня на два года.

Она обнимает со смехом Анну Петровну. Та с благодарностью ее целует. Затем отстраняется и говорит серьёзно.

Анна Петровна. Сказать?  А-а, все равно узнаешь. Я беременна. И намерена родить. Разве ты не хочешь братика?
Катя. Ха-ха! (Смеется вместе с матерью). Вот это новость! (Заметив выбегающего из дверей кадетского корпуса Сашу). А вот и папочка моего братика. Почему, собственно, братика?

     Одетый в кадетский мундир, Саша  подбегает к дамам. Ему хочется обнять Анну Петровну, но присутствие Кати его останавливает.

Саша. Здравствуй Катя, добрый день, Анна Петровна.
Катя. Здравствуй, Сашенька, как твоя учеба?
Саша. Будь она неладна! Только по воскресениям я и могу вырваться к Анне Петровне.
Катя. Ладно, идите. А я по своим делам, а потом навещу папеньку. Пока!

Катя уходит в одну сторону, оборачивается и видит свою мать и кадета, торопливо шагающих в другую сторону.

Квартира Анны Петровны.

На широкой кровати лежит с томным видом Анна Петровна. В ногах у нее сидит ее молодой любовник.

Саша (гладя на женщину с обожанием). Ах, Анна Петровна, Анна Петровна!
Анна Петровна. Можете называть меня Аннета, Нетти или просто Анюта.
Саша. Ну, как я могу называть это небесное создание именем Анюта. Даже Анна Петровна требует дополнений.
Анна Петровна. Мне требуются дополнения?
Саша. Такие, как несравненная, потрясающая, божественная.
Анна Петровна. Только не божественная. Это я вам запрещаю.
Саша. Хорошо, хорошо! А если мне слов не хватает человеческих? Как я могу выразить ваш взгляд, поворот головы, улыбку? Был бы я художником, сделал ба тысячу рисунков с вашими изображениями в разных видах.
Анна Петровна (заигрывая с юношей). А на обнаженную натуру вы бы решились?

Эти слова мгновенно приводят Сашу в волнение. Он инстинктивно закрывает лицо руками от мелькнувшего перед ним пленительного образа. Затем порывисто обнимает свою любовницу. Анна Петровна отстраняется от него.

Анна Петровна. Нет, нет! Не сейчас. Лучше говорите. Рисуете вы все равно хуже Пушкина. Вечная ему память!  Но вы можете создать мой словесный портрет. Никто этого еще не делал.

Саша с готовностью принимает это пожелание. Острым взглядом, характерным для художников, он изучает лицо Анны Петровны, ее мимику, рассматривает волосы, уши, всматривается  близко в ее глаза, отходит, снова приближается, словно что-то забыв. Анну Петровну очень забавляют эти осмотры, она корчит ему смешные рожи. Он призывает ее к серьезному позированию. Наконец, он подходит к окну, за которым сгущаются сумерки. В окне он видит едва заметное отражение Анны Петровны.

Саша. Вот она, передо мной, звезда пленительного счастья!
Анна Петровна. Звезда не может лежать.
Саша. Моя может. Её ласковый свет нежно целует меня прямо в сердце. Это свет её очей. У моей душечки (подходит близко к Анне Петровне и заглядывает ей в глаза) глаза карие, но светлые. Они в чудной своей красе роскошествуют на круглом личике с веснушками.
Анна Петровна. И не правда! У всех Полторацких лицо вытянутое. И, причем тут веснушки?
Саша (дотрагиваясь до её пышных волос, погружаясь в них лицом) Волосы, этот каштановый шелк, обрамляют лицо с особой любовью.

Каждое описание деталей лица Александр сопровождает их нежным касанием.

Саша. Щечки скрываются за маленькими хорошенькими ушками, для которых дорогие серьги – лишнее украшение.
Анна Петровна. Протестую! Что это за щечки, которых не видно за ушками? А серьги…(она встает, подходит к шкатулке, открывает её, надевает серьги), когда-нибудь их придется продать… но сейчас…Разве они лишние для моих хорошеньких ушек?

Анна Петровна обнимает Сашу сзади, и они покачиваются в продолжение дальнейшего создания словесного портрета.

Саша. Носик, такая прелесть, раскинулся грациозно между пухленьких щечек…

Анна Петровна иногда мешает ему говорить, закрывая ему рот  своими ладонями,  когда ее не совсем устраивает словесное описание каких-то деталей ее красоты.

Саша (продолжая). …и таинственно оттеняет губки, эти розовые лепесточки (Анна Петровна поворачивается к нему лицом, демонстрируя свои губки).
Анна Петровна. Ах, как они хотят прильнуть к твоим губкам!
Саша. Губки… И вот они зашевелились. Мелодичные звуки летят в очарованное мое сердце и разливают блаженство… Они хотят… Анна Петровна, я больше не могу, я изнемогаю от блаженства. (Он поднимает её на руки и несет к кровати).
Анна Петровна. А как же мои острые белые зубки. Чего они ждут? Почему не кусаются?

Август 1839 года. Санкт-Петербург.

В саду.

По аллее сада под руку с Михаилом Ивановичем Глинкой прогуливается Екатерина Керн.

Глинка. Мне, пожалуй, пора идти в Капеллу. Меня и так скоро оттуда попросят.
Катя. Мы должны дождаться маменьку. Она обычно не опаздывает.

Катя оглядывается и замечает в глубине аллеи Анну Петровну. Они издали приветствуют друг друга. Встречаются и усаживаются на скамейку вблизи фонтана, который освежает нагретый августовским солнцем воздух.

Глинка. Ваша прелестная дочь не пускает меня на службу.
Анна Петровна. Минуты счастья быстротечны, как эти струи. Пользуйтесь, пока их не выключили.

 Глинка берет руку Кати в свои руки и порывисто их целует.

Глинка. Пользуюсь, пользуюсь!

Иногда Глинка с опаской смотрит на фонтан. Ему начинает казаться, что напоры струй уменьшились. Катя, заметив его тревогу и осознав его причину, подходит к фонтану и грозит ему пальчиком. Затем погружает руку в струю и брызгает на Глинку и Анну Петровну. Они вскрикивают от неожиданности, затем все вместе смеются. Катя возвращается к скамейке и садится.

Катя. Я бы хотела обговорить нашу поездку на Бородинские торжества. 25 лет взятия Парижа. Намечается грандиозный праздник. Мой батюшка Ермолай Федорович там почетный гость. Обещает все устроить.
Анна Петровна. Да я и сама, если честно, соскучилась по этим ненавистным маневрам. По всем этим генералам, по балам… Можно будет потанцевать. Но захочет ли меня видеть мой генерал?
Катя. Хотел бы, как он сказал, еще раз повидаться перед смертью.
Анна Петровна. Предположим… Моего Сашеньку уже отправили со всеми кадетами маршировать в Бородино. Я бы там его повидала.
Глинка. Меня тоже направляют в Бородино с хором петь «Славься» из «Ивана Сусанина». Так что, Анна Петровна, не сомневайтесь!
Анна Петровна. Решено! Едем! Остается мне нанять хорошую кормилицу для моего младенчика.

Анна Петровна поднимается.

Анна Петровна. Ну, я побежала кормить своего маленького Сашеньку.

Анна Петровна, находясь в приподнятом настроении, подходит к фонтану и выплескивает на влюбленную парочку целую жменю воды. Они с визгом вскакивают, а Анна Петровна убегает от них, оборачиваясь и смеясь.

Анна Петровна. Я тоже могу, как Катя!

Отойдя на некоторое расстояние и, убедившись, что за ней никто не наблюдает, Анна Петровна незаметно возвращается, чтобы еще раз полюбоваться милыми её сердцу влюбленными. Она подходит к ним сзади довольно близко. Она видит, как  Глинка своим носовым платком заботливо стирает капли с лица Кати, которая зажмурилась и вся находится во власти заботливых рук.

Катя (все еще с закрытыми глазами). Как фонтан, Мишель?
Глинка. Фонтан так себе. Взгляни на меня. Вот я – другое дело! Я – водопад. Я – Иматра. Ты дала мне всё! И силы, и вдохновение, и радость жизни!
Катя (обнимая Глинку). Я во власти водопада. В твоей власти!

Глинка и Катя, не стесняясь прохожих, застывают в долгом поцелуе. Анна Петровна уходит, не оборачиваясь.

Анна Петровна (самой себе, едва слышно). Мы все во власти водопада. Мы все во власти водопада, все…
Август 1839 года. Бородино.
Господский дом Воейковых. Бал.

Анна Петровна и Катя среди пестрой толпы военных и богато одетых дам. Играет музыка. В центре зала танцуют. Анна Петровна в приподнятом настроении. Она пытается отыскать среди публики каких-нибудь знакомых и радуется, когда ей это удается.

Анна Петровна (Кате). Вон Петр Михайлович Волконский. Смотрите-ка, и Раевский здесь. А где же наш генерал? Ага, вон он!

Керн подходит к  Анне Петровне с некоторой неуверенностью, даже с опаской. Он замечает не сходящую с её уст улыбку, но что она означает, он разгадать не в состоянии. Анна Петровна все еще хороша собой и держится очень уверенно. Керн здоровается с ней и обращается к дочери.

Керн. Как вы устроились, хорошо ли вас приняли, Екатерина Ермолаевна? Как спалось?
Катя. Вы все устроили, папенька, просто чудесно. А какой праздник! Как вы скакали на коне впереди полка!
Анна Петровна. Да, вы смотрелись великолепно.
Керн. По сравнению с вашим великолепием моя выправка всегда меркла. Но я рад, что вы здесь. И питаю слабые надежды…
Анна Петровна (с той же загадочной улыбкой). Не стоит. Смотрела я сегодня на вашу инсценировку Бородинской битвы и думала: вся эта война, все эти страдания и муки, жизни и смерти. Зачем все это было? Чем все это закончилось? Красивым представлением?
Керн (уверенно). Нет, нет! Вы не правы! Битва закончилась победой. Она не была напрасной.
Анна Петровна (с досадой). Опять вы меня не понимаете. Я думала о нас с вами. Хотела провести параллель. Вся наша жизнь с вами была борьбой. А результат? – Две разбитые жизни. (Со счастливой улыбкой). А вон идет Кайсаров. (Керну). Предлагаю инсценировку мира.
Кайсаров (с неподдельной радостью). Анна Петровна, как чудесно вас снова лицезреть. А это ваша дочь, генерал, не так ли? Если я не ошибаюсь, она ведь крестница императора Александра Павловича. Верно? Ах, как славно видеть вас здесь, мои красавицы! Сейчас же сообщу государю Николаю Павловичу.
Керн (с сомнением). Может, не стоит его беспокоить?
Анна Петровна. Стоит! Стоит, Паисий Сергеевич! 

Кайсаров скрывается в толпе.

Керн. Ну, зачем вам это? Зачем вы ему писали письма, жаловались на меня?
Анна Петровна. А вы! Вы вели себя, как джентльмен?
Катя. Маменька, папенька, на нас оборачиваются.
Керн (заметив приближающегося императора). Я, пожалуй, отойду…

Анна Петровна крепко берет его за руку.

Анна Петровна (требовательно). Стоять! Не вы ли стояли здесь насмерть,  защищая Утицкий курган? Водили полк в штыковые атаки?

Кайсаров подводит императора Николая I  к генералу Керну и дамам, а сам скромно становится за его спиной.

Анна Петровна (кланяется). Какая честь, государь!
Государь. Вашу ручку, мадам кума… Вашу ручку, мадмуазель крестница …(целует дамам ручки). (Кате). Вы уже получили мой подарок, дитя моё? Хватит вам на приданое?
Катя (смущенно кланяясь). Я не знаю, как выразить свою благодарность.
Государь. Очень просто. Поцелуйте меня! (Катя очень быстро целует его в щечку). Как видите, Анна Петровна, я по мере возможности продолжаю традиции своего брата.
Анна Петровна (кокетливо). Я тоже, государь, не знаю, как выразить вам свою благодарность.

Николай Павлович смеется и с довольным видом подставляет Анне Петровне свою щеку, которую она тут же целует, но у же не столь кратко, как Катя. Кайсаров из-за плеча что-то шепчет императору, после чего Николай Павлович обращает свое  внимание на Керна.

Государь. Благодарю за службу, генерал. Но не могу взять в толк,  зачем вы посылаете мне письма и все жалуетесь на такую прелестную особу? При этом не платите ей содержание, положенное ей по закону?

В полной растерянности от выговора, Керн не в силах что-либо сразу возразить. Он пытается собирается с мыслями, чтобы как-то оправдаться, но не успевает это сделать.

Государь. Я разрешаю вам, Ермолай Федорович, оставить объяснения при себе. И, в свою очередь, прошу вашего разрешения: позвольте мне пригласить вашу супругу на танец.
Керн. Извольте, ваше императорское величество.
Анна Петровна. Извините за дерзость, государь, я давно не танцевала, а вот моя дочь, Екатерина Ермолаевна…
Государь. Вашей дочерью займется генерал Кайсаров. Он и красивей меня и лучше танцует. А с вами я даже танцевать побаиваюсь. Мой братец хвастался танцами с вами. (Уводя Анну Петровну, генералу Керну на прощание). Всего доброго, генерал.

Император и Кайсаров уводят дам в центр зала, где много танцующих пар. Керн, чувствуя себя уязвленным, никому не нужным дряхлым стариком, провожает унылым  взглядом уходящие пары. Он тяжело вздыхает, отходит к стене, опирается на нее спиной.
Бородинское поле. Ночь.

Анна Петровна и Катя передвигаются  с осторожностью по ночному полю, освещенными кострами, вокруг которых расположились солдаты и офицеры – участники реконструкции битвы. Слышны переборы гитар, песни, разговоры, смех. То и дело в разных местах поля взрываются под веселые крики фейерверки, освещая окрестности.

Анна Петровна. Сейчас найдем Сашу, а потом поищем твоего композитора.

Дамы подходят к одному из костров и интересуются, где можно найти кадетов первого петербуржского кадетского корпуса. Сидящие у костра солдаты оказывают красивым дамам ненавязчивое внимание, указывают в разные стороны.

Солдат. Поищите там. (Указывает). Мы тут – из русской армии, а кадетов нарядили во французов.

Дамы благодарят и отравляются в указанном направлении в поисках Александра Васильевича Маркова-Виноградского. Вскоре у одного из костров они его находят. Он, как и указывали «русские солдаты», облачен в форму французского гусара. Он встает и подходит к Анне Петровне и Кате. Сидящие у костра его товарищи подбадривают своего сослуживца поощрительными возгласами. Саша с дамами отходит от костра.

Саша. Вы меня не видели в усах. Они у меня тут в кармане. Хотите, приклею?
Катя. Давай,  люблю усатых мужчин.

Саша достает реквизит и Катя пытается прикрепить усики к его верхней губе.

Катя. Только я не знаю, куда они должны быть закручены? Вверх или вниз?
Анна Петровна. Конечно вниз. А у русских – вверх, как у победителей.
Саша (с изумлением). Правда?
Катя. Мама шутит. Закрутим усики вверх! Ух, ты! Какой бравый вид! Не мальчика, но мужа.
Анна Петровна (предостерегающе). Но, но! Какого еще мальчика?! Это муж. А нашему маленькому мальчику сегодня…Саша! Сколько ему месяцев?
Саша. Ровно четыре.
Анна Петровна. Абсолютно точно. Муж! Настоящий муж! (Обнимает, целует Сашу).
Саша.  Как он там без меня?
Анна Петровна. Ждет, не дождется своего папочку с полей сражений. Не обнимай меня так крепко. Танцую вчера с императором и чувствую, к своему ужасу, молоко течет.

Катя отходит в сторонку, гуляет в раздумье, смотрит на освещенных светом костров Анну Петровну и Сашу, шепчет: «Водопад. Иматра…».
Весна – лето 1840 года. Санкт-Петербург.
Перед домом, в котором Анна Петровна снимает квартиру.

К дому подъезжает большая телега, на которой  стоит, привязанное ремнями, фортепьяно. Телега останавливается. С нее спрыгивают два здоровых молодца и Глинка.
Грузчики с предосторожностями спускают инструмент на брусчатку. Им помогает кучер. В стремлении помочь, Глинка только мешает делу. Опустив фортепьяно на землю, рабочие с помощью широких ремней поднимает его и вносят в дом. Глинка следует за ними. Вся эта живописная картина развертывается перед глазами Анны Петровны, которая с годовалым младенцем на руках стоит у окна.
Зал в квартире Анны Петровны.

Анна Петровна командует рабочими, определяя окончательное месторасположение инструмента. При этом она постоянно согласовывает свои команды с пожеланиями композитора. Наконец, инструмент установлен. Глинка расплачивается с одним из рабочих. Другой уходит и скоро возвращается с тяжелым стулом, сидение которого способно вращаться. Грузчики покидают помещение. Довольный совершенной операцией, Глинка садится на этот стул и, совсем, как ребенок, крутится на нем. Анна Петровна доброжелательно и снисходительно наблюдает за этими действиями.

Глинка. У меня не только абсолютный слух, но и абсолютный нюх. Я уверен, что нас ожидает праздник. Я не ошибаюсь? Я чувствую запах моих любимых пирогов и ватрушек. И внутри них под золотой корочкой дольки лимона. Как я все это люблю. И душистый чай.
Анна Петровна. И к чаю любимые ваши султанские финики.
Глинка. Ах, как славно! (Он делает один оборот на стуле). Первый мой поклон этому столу. (Кланяется). За ним я буду сидеть с Катей и вкушать эти деликатесы.. Второй поклон (разворачивается, кланяется) моему другу – фортепьяно. Мы с ним сочиняем музыку для Кати. И самый глубокий поклон (опять поворачивается и кланяется Анне Петровне) вам и одновременно еще раз вашей царственной дочери.…У меня есть для вас обоих, отгадайте, что?
Анна Петровна (догадываясь, взволнованно). Не может быть! Не могу поверить!
Глинка (сам вдохновленный торжественностью момента). Вот именно! Два гения , сами знаете, какие, объединились, чтобы создать один шедевр на века. И прославить на века двух гениев чистой красоты, знаете каких – Анну Керн и Екатерину Керн. (Он открывает крышку фортепьяно. Берет несколько аккордов и запевает проникновенным голосом:)
                Я помню чудное мгновенье:
                Передо мной явилась ты,
                Как мимолетное виденье,
                Как гений чистой красоты…
Пока все! Все, все, все! Подождем Катю. Анна Петровна, что вы так на меня смотрите? Этот водопад прошел через Пушкина и обрушился на меня. Иматра!
Анна Петровна (смиренно) Буду ждать продолжения. А сейчас я спою другую вашу песенку Сашеньке.
Глинка. И Мишеньке!

Анна Петровна укладывает засыпающего сына в кроватку, пригодную для укачивания и тихонько её покачивает. При этом она напевает баркаролу Глинки на слова  Нестора Кукольника:
                Уснули голубые
                Сегодня, как вчера.
                Ох, волны удалые,
                Надолго ль? До утра?

Глинка тихонько ей подыгрывает и подпевает. Затем он прекращает игру, оборачивается к Анне Петровне.

Глинка (очень задумчиво, словно размышляя вслух). Как мне жить? Кто бы меня наставил на праведный путь? Моя шустрая супруга Иванова ушла от меня к Васильчикову, не дожидаясь развода. Почему женщины так смело поступают? Мне пришлось переселяться от нее в дом Степанова. Там меня преследуют кошмары. У него все стены разрисованы какой-то чертовщиной. Когда проезжают кареты, они своими фонарями освещают мимолетно страшные фигуры. Я их боюсь. Особенно каменная голова на камине. Она хохочет над моими страданиями. А мне здесь с вами хорошо, так покойно…
Анна Петровна. Поживите у нас.
Глинка. Вот и вы, так смело и спокойно это  предлагаете. И вас не интересует, что скажет моя матушка. А я от нее в полной зависимости. И вас совсем не волнует, что подумают остальные.  Анна Петровна, как мне поступить?
Анна Петровна. Ребенок уснул. Я отнесу его кормилице.

Она осторожно вынимает ребенка из кроватки, уходит с ним. Довольно долго ее нет. Глинка, все еще, будучи  в подавленном настроении, играет мелодию, которую он услышал и записал во время поездки на Иматру. Анна Петровна возвращается, садится на диван, слушает знакомую мелодию.

Глинка. Я ведь тогда из-за вас поехал на Иматру.
Анна Петровна. Я знаю.
Глинка. Тогда к вам невозможно было подступиться. И Дельвиг, вечная ему память, и Сомов, и мой дружок Римский-Корсаков не давали вам проходу.
Анна Петровна. Вас это сейчас сильно волнует? Где они все? А вы рядом со мной. Вместо себя  я подарила вам Катю. Что вас смущает?
Глинка. Я ничего не могу додумать до конца. Не знаю, как жить дальше. Одно знаю, я люблю Катю!
Анна Петровна. Знаете, отчего погиб Пушкин? Оттого, что ничего не мог додумать до конца. В жизненном, конечно, плане. Жениться – не жениться? на той – или на этой? ревновать или смотреть на это сквозь пальцы? любить светскую жизнь или ее ненавидеть? стреляться или смеяться.
Глинка. Да, да. И я такой.
Анна Петровна. Тогда, в Тригорском, его  тоже терзали очень сильные сомнения. Он боялся быть счастливым. Его пугала ответственность перед счастьем. Уже потом, когда мы виделись, я чувствовала: он всегда понимал, что потерял во мне опору. Увы! Все мужчины – трусы! Один Керн был храбрец. Женился на молоденькой девушке, рожденной для светской жизни. Но он тоже мучился. Так что… Сами делайте выводы.
Глинка. Вы абсолютно правы!  Надо что-то решить.
Анна Петровна. Я уверена, что вас так легко сделать счастливым. Это так просто…Я слышу. Кто-то пришел. Это Саша.
Глинка. Его вы уже сделали счастливым.

Вбегает Александр Васильевич. Анна Петровна делает ему знак рукой – не шуметь, ребенок спит.

Саша. Вопрос решен. Нашу седьмую артиллерийскую бригаду оправляют в Полтавскую губернию. Там и ваши Лубны поблизости.
Анна Петровна. Вот туда мы в августе и направимся. Там и встретимся.
Глинка. Как складно это у вас получается, Анна Петровна.
Анна Петровна. Мы, пожалуй, пойдем, прогуляемся с Александром Васильевичем и Александром Александровичем. А вы тут не скучайте.

Анна Петровна берет со стола несколько исписанных листиков и подает их Глинке.

Анна Петровна. Это Катя для вас переписала  стихи Кольцова. (Читает нараспев):
Если встречусь с тобой
Иль увижу тебя,-
Что за трепет, за огнь
Разольется в груди…
Мы все здесь трепещем и пылаем. И еще одно – из Пушкина. «Роза»:
Где наша роза,
Друзья мои?...
Ждите свою розу. Может, что придумаете. А мы пойдем ее встречать.

Анна Петровна с Сашей, который уже ждет ее с сыном на руках, уходят. Глинка, мечтательно улыбаясь, провожает взглядом это счастливое семейство. Анна Петровна оборачивается и машет Глинке, заметив его у окна.

Напротив дома, в котором проживает Анна Петровна.

Прямо перед домом стоит шарманщик со своей старенькой шарманкой, которая держится у него на широком ремне, перекинутом через плечо. Он равномерно крутит ручку, и инструмент издает звуки, напоминающие мелодию песенки «Ах, мой милый Августин», но с заметными искажениями, какими-то дополнительными шумами и легким поскрипыванием. Около шарманщика толпится несколько человек, включая и детей, которых не смущают дефекты исполнения.
К дому подходят, не спеша, Анна Петровна с Катей и Александр Васильевич с сыном на руках. Они уже издали заслышали звуки шарманки и увидели живописную компанию под своими окнами. Анна Петровна, как и некоторые из слушателей, подает исполнителю мелочь. В этот момент из распахнутого окна доносятся звуки фортепьяно, имитирующие игру шарманки с тем же дребезжанием, с монотонным повторением одних и тех же фальшивых нот.
 Шарманщик в изумление оборачивается к окну, из которого только что доносилось удивительно точное подражание  его игре. Он прекращает крутить ручку. Из окна тоже не доносится никаких звуков. Шарманщик смеется и снова начинает играть, словно вызывая на соревнование талантливого шутника.  В ответ из окон сразу слышится сходное исполнение мелодии со всеми ее искажениями.
Затем Глинка, а это он пародировал шарманку, перешел от нудного повторения мелодии к ее вариациям. Шарманщик пришел в неописуемый восторг от виртуозного искусства невидимого мастера, простирал руки к окну, и затем, после окончания его игры, вместе с толпой разразился бурными рукоплесканиями.  Благодарный Глинка, подойдя к окну, приветствует и благодарит случайных слушателей.  Шарманщик своей жестикуляцией дает Глинке понять, что он готов отдать весь свой сбор пианисту. Сходным образом Глинка показывает, что он отказывается от вознаграждения. Он замечает Катю в толпе и хлопает в ладоши, радуясь ей. Анна Петровна вместе со своими спутниками заходит в дом.
В гостиной этого дома.

Анна Петровна. Ваша музыка, Михаил Иванович, вызвала во мне охоту петь. Мы тут с Катей без вас немного репетировали. Катя, ты  как?
Катя. Вот так, прямо с хода?
Глинка (уже у фортепьяно). Что поем?
Катя. Вашего «Жаворонка»

Глинка вступает, затем на два голоса начинают петь Анна Петровна и Катя. Саша, усевшись на диване, с замиранием в сердце наблюдает за прекрасными исполнительницами и  слушает их слаженное, окрашенное нежной грустью, пение:
Между небом и землей
Песня раздается,
Неисходною струей
Громче, громче льется.

Не видать певца полей!
Где поет так громко
Над подруженькой своей
Жаворонок звонкий?....
 
Железнодорожный перрон в Павловске.

Глинка прохаживается по перрону с сосредоточенным видом. Он ждет прибытия поезда из Петербурга, на котором должны прибыть Анна Петровна и Катя. Про себя он напевает мелодию «Попутной песни», которая ему слышится в богатом инструментальном исполнении. Мелодия в его представлении то убыстряется, то замедляется, как если бы она сопровождала движение поезда.
К Глинке подходит дирижер оркестра, которому вскоре вечером предстоит исполнение «Вальса - фантазии» и нескольких романсов композитора. Это Герман. Он трогает Глинку за локоть в намерении уточнить программу представления. Они проходят мимо афиш, на которых витиеватым образом изображены фамилии М. Глинки, Н.Кукольника и дирижера Г.Германа.

Герман. С этим понятно. Вальс и все романсы из цикла «Прощание с Петербургом» идут без голоса. А как же «чудное мгновенье»?
Глинка. У нас ведь есть кому отлично исполнить этот романс? Не так ли?
Герман. Разумеется! Надо ли объявлять, кому посвящены ваши романсы?

Глинка задумывается. Шум приближающегося паровоза придает ему решимости.
 
Глинка. «Вальс - фантазия» посвящена мадмуазель Керн Екатерине Ермолаевне, а «Чудное мгновенье» - мадмуазель и мадам Керн.
Герман. Я так думаю, не все будут в восторге, услышав имя мадам Керн. Её не очень жалуют в высшем свете.
Глинка. А вас жалуют? А меня жалуют? Мы такие же изгои. Все мы – поэты, музыканты, которые делают славу России, что мы для них? Любой чиновник регулярно получает жалование, ордена, повышения…Правда, Пушкину император оплатил долги…Но, не забудьте, (с сарказмом) Пушкин дослужился до камер-юнкера, а его жена была любимицей царя. Какой вывод мой друг? Объявляем, как я сказал, женимся на красавицах и делаем долги.

Последние его слова тонут в грохоте огнедышащего чудовища, которое могучими гудками и огромными облаками пара празднует свое  прибытие в Павловск. Поезд останавливается, пассажиры покидают вагоны. Глинка галантно помогает дамам спуститься на перрон.
 
Глинка (указывая на афиши). Как видите, все готово для концерта.

Он подводит дам к Герману и представляет его, как дирижера оркестра, с которым следует быть полюбезнее.

Герман. Играть такую музыку – честь для меня. Тем более, что ее вдохновили такие прелестные дамы.
Катя. Меня все еще качает. Мы все еще несемся со страшной скоростью куда-то в пропасть.

Глинка и Катя уходят вперед, за ними следуют Анна Петровна и Герман. Они огибают привокзальный пруд, идут мимо живописных клумб и двух журчащих фонтанов.

Анна Петровна. Я здесь не первый раз. А Кате поездка не понравилась.
 Герман. Она и вправду немного бледна.
Анна Петровна. Да, она не особенно здорова. А сам Глинка намерен сегодня играть?
Герман. Нет, он отказался. Этот вечер он посвящает только вам и Екатерине Ермолаевне. Он будет с вами.

В зале Павловского вокзала.

За одним из столиков сидит Глинка с дамами: Анной Петровной и Екатериной Ермолаевной. Оркестр исполняет задушевную и пленительную музыку «Вальса - Фантазия». После окончания  вальса дирижер кланяется, слушатели хлопают. Взоры многих из них при этом обращены на Глинку, он встает, благодарит присутствующих. Одна из его поклонниц с грациозным книксеном преподносит ему цветы. Дирижер движением руки требует тишины и объявляет следующий номер.

Герман. А теперь, в заключение нашего концерта, будет исполнен романс «Я помню чудное мгновение». Стихи А.С. Пушкина посвящены Анне Петровне Керн. (Предлагает ей жестом предстать перед публикой. Анна Петровна поднимается и скромно кланяется). Музыка Михаила Ивановича Глинки и, собственно, весь романс посвящен дочери Анны Петровны – Екатерине Ермолаевне Керн.

Непривыкшая к публичному вниманию девушка, с заметным стеснением благодарит зрителей. Звучит музыкальное вступление. К роялю подходит певец и начинает исполнять романс:
Я помню чудное мгновение:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное видение,
Как гений чистой красоты…
В этот момент Кате становится дурно, она наклоняется, затем закрывает руками лицо, и почти бегом покидает зал. Её сопровождает испуганная Анна Петровна. Глинка в растерянности встает, разводит непонимающе руками, затем дает понять залу и оркестру, что все в порядке: можно продолжать; и с плохо скрываемым волнением быстро уходит из зала. Выйдя, он оглядывается и замечает Анну Петровну и Катю, стоящую неподалеку и опирающуюся на перила галереи, обрамляющей вокзал. Катя все еще никак не может прийти в себя.

Анна Петровна (Кате). Ты ему так и ничего не сказала?
Катя. Я сомневалась. Ой, как же мне дурно!

Подбегает испуганный Глинка.

Катя (Глинке). Прости меня. Я не сказала. Я беременна. Меня тошнит.
Глинка. О господи! Что же делать?
Анна Петровна. Нужно срочно вернуться в зал. Держись, Катерина!

Анна Петровна за руки тянет дочь в зал.

Анна Петровна (требовательно). Михаил Иванович, в зал! Все – потом!

Дамы и Глинка, не поднимая глаз, с извиняющимися улыбками проходят к своему столику. Очень проникновенно звучит последний куплет романса:
 
И сердце бьется в упоение,
И для него воскресли вновь,
И божество, и вдохновение,
И жизнь, и слезы, и любовь…

Зал встречает окончание романса и всего концерта с восторгом. Большинство зрителей восприняло внезапный уход Кати, как бурную реакцию девушки на внимание к её персоне.  Зрители простили ей нарушение этикета.
Глинке, дирижеру, оркестрантам преподносят цветы. Получает цветы и Анна Петровна. От одного почтенного господина. Он целует её в ручку.

Анна Петровна. Спасибо, граф, что не забыли меня.
Граф. Как можно? Вы меня продолжаете удивлять и восхищать. Моя жена…
Анна Петровна. Я видела её.
Граф. …готова испепелить вас.
Анна Петровна. Я знаю, граф. Передайте ей, что сейчас я счастлива как никогда. Меня любят, и я люблю. Я родила сына от любимого мужчины. Подлейте ей масла в огонь. (Кокетливо). Граф, а у нас что-то осталось, кроме пепла? Все, все! Меня ждут. Прощайте! Вспоминайте о вашей Аннете.
Павловский сад. Вечер.

По аллее сада идут Катя и Глинка. Несколько позади, прислушиваясь к разговору между ними, следует Анна Петровна. По тому, как двигаются влюбленные, по их ожесточенной жестикуляции видно, что они ссорятся всерьез.

Катя. Если бы ты меня любил, ты бы понял, что чувствую я. Это я тебя люблю. И готова для тебя на все.  А ты?  На что ты ради меня готов? Я знаю, ты будешь тосковать, писать прекрасную музыку, от которой сам будешь рыдать. И дамы вокруг прослезятся. И ты думаешь, что это и есть любовь?
Глинка. Какие еще дамы? Я тебе уже сто раз говорил, что готов для тебя на все. Но не сейчас. Надо немного подождать. Я подаю на развод  в Духовную консистенцию. Не волнуйся! Все устроится, только подожди!

Катя останавливается, поворачивается к Глинке, указывает себе на живот.
 
Катя. Ты ему… Ты ей… скажи… Подождите, пока папочка лет пять будет разводиться.

Катя в истерике   трясет Глинку за плечи.

Катя. Эгоист! Жалкий эгоист!

Затем, рыдая, отпускает его, закрывает лицо руками.

Анна Петровна. Может, я вам мешаю? Я отойду.
Катя. Никуда не уходи!! Будь здесь! Ты должна видеть мое жалкое состояние и позор этого… и виновника этого…(рыдания мешают ей говорить дальше). 

Катя в изнеможении садится на скамейку. Глинка, в попытке успокоить её, становится перед ней на колени, берет её за руки, пытаясь унять её страдания.

Катя. Какое горе, какое горе! Ведь бывают счастливые женщины. Их мужчины действительно готовы на всё ради любимой женщины.

С горестным выражением лица она вдруг поднимается  и, ничего не замечая, как сомнамбула, уходит по аллее. Глинка встает с колен и с подавленным видом, в поисках поддержки, смотрит на Анну Петровну, но она глядит Кате вослед. Глинка нерешительно идет за Катей. Затем бежит за ней. Догоняет её. До Анны Петровны едва доносятся слова их размолвки.

Глинка (в начале тихо, усталым голосом, затем уже громко). Катя, вернись, ну, пожалуйста, я все-все устрою и мы будем вместе, навсегда! (Кричит с отчаянием). Но не сейчас! Сейчас это невозможно! Как ты этого не поймешь? (Его голос срывается на плач). Катенька, Катенька, ну, родная моя!

Катя поворачивается к нему.

Катя (в голосе ее звучит мольба). Скажи, ты любишь меня? Ты хоть капельку любишь меня? Ответь же, сейчас же ответь!
Глинка (поспешно, с готовностью.) Да, да. Я люблю тебя, очень!

Катя порывисто обнимает его, прижимается к нему, глядя на него с какой-то животной покорностью.

Глинка. Очень.
Катя (словно просит о прощении, о пощаде). Миша, Михаил Иванович…
Глинка (предчувствуя окончания изнурительной ссоры, нежно). Девочка моя…

Прежняя обида и ярость вновь неожиданно овладевают Катей.

Катя. Не верю! Ни единому слову! Не хочу, чтобы ты что-то устраивал, не желаю, не хочу, я боюсь, я умру.

Бьет в истерике кулаками в грудь Глинке.

Глинка. Бей меня, бей, колоти меня! Я тоже умру!

Обнявшись, они оба рыдают. Анна Петровна наблюдает за этой сценой со страданием и жалостью. При этом видно, что она о чем-то напряженно размышляет. Наконец, она принимает какое-то решение. Она поднимается, подходит к Кате, обнимает её за плечи.

Анна Петровна. Катенька, девочка моя, пойди немного погуляй. Мне надо кое-что обсудить с Михаилом Ивановичем, только недалеко, а то уже темно. Вон до того мостика.

Опустошенная ссорой, Катя покорно соглашается. Анна Петровна, провожая Катю, делает с ней несколько шагов, затем возвращается,  увлекает Глинку в сторону скамейки, усаживает его рядом с собой.

Анна Петровна (стараясь не обидеть Глинку, но твердо). Подведем итог этой трагедии. Вы, господин Глинка, как истинный джентльмен, должны были жениться, не так ли?
Глинка. Ну, конечно! Разумеется!
Анна Петровна. Вы хотите, но не можете… Я правильно понимаю? Вы не разведены и, следовательно, ваши дети окажутся внебрачными.
Глинка (как бы подтверждая правоту собеседницы). Вы совершенно правы.
Анна Петровна. Но это тоже не беда. Мой сын тоже внебрачный. Пока, конечно. Но, как я понимаю, ваша матушка не в восторге от вашего выбора. Я права? Ах, Мишель, Мишель…
Глинка (неохотно соглашаясь). Ну, в общем, так.
Анна Петровна. И нынешней ситуации, в случае с Катиной беременностью, на ее благосклонность трудно рассчитывать.
Глинка. Вы правы, совершенно правы!
Анна Петровна (горестно). Бедная, бедная  Катя! Теперь слушайте, что я решила. Ваша матушка должна выделить семь тысяч рублей, если она хочет избавиться от бремени. Она  это должна понимать. Я обязана выбрать самого лучшего врача.
Глинка (с готовностью). Обязательно. Я знаю, как это опасно для жизни.
Анна Петровна. И молчание тоже дорого стоит. Из этой суммы следует купить карету, на которой я повезу Екатерину Ермолаевну, включить расходы на лошадей и на наше движение в Лубны. Это решение для меня было очень трудным. Надеюсь, что вы сделаете все, что следует. И как можно быстрей.
Глинка. Анна Петровна, я преклоняюсь перед вами (целует ей руки). Я все сделаю. Простите меня, я понимаю, что я жалкий трус. В том смысле, как вы выразились про Пушкина. А в будущем… Я осенью приеду к вам в Малороссию, в ваши любимые Лубны.
Анна Петровна. Будем ждать. А пока идите к Кате…

Глинка скрывается в сумраке аллеи. Анна Петровна сидит, ссутулившись, как бы от прохлады, в ожидании прихода дочери и Глинки. Неожиданно из-за скамьи выходит Катя, которая до этого скрывалась за кустарником, ограждающим аллею. Анна Петровна вздрагивает при ее появлении.

Анна Петровна. Я уже хотела кричать: на помощь. Что за шалости? Михаил Иванович пошел тебя искать. Догони его.
Катя. Не буду я его догонять. Пусть ищет!
Анна Петровна. Как же он тебя найдет?
Катя. Он наказан. Пусть побегает, пусть хоть немного пострадает.
Анна Петровна. Я ужасно устала, и хочу спать. Я замерзла. Я хочу в гостиницу.
Катя. Ладно, пойдем его искать.
Анна Петровна. В конце концов, он написал для тебя двенадцать романсов. Они переживут вашу любовь.

Анна Петровна поднимается, Катя берет её под руку, они уходят и скрываются в темноте, кое-где освещаемой фонарями.

Август 1840 года.
Дорога. Карета. День.

По живописной дороге, довольно неспешно двигается экипаж. В карете на заднем сидении расположились Анна Петровна с маленьким сыном и Катей, напротив них сидит Глинка.
Глинка. Я больше не могу сидеть вот так, задом наперед, от меня все убегает назад. Я сейчас упаду в обморок.
Катя. А у меня чахотка. Мне тоже вредно сидеть наоборот. Зачем вы всем объявили, что у меня чахотка?
Глинка. Не мог же я говорить, что вы мадмуазель, в затруднительном положении. А так, вы едете на юг. Чахотку лечат на Юге.
Катя. Просто кроме чахотки, вы других болезней не знаете.
Глинка. Не мог же я сказать, что у вас холера.
Катя. Что вы такое говорите, фи как нехорошо.
Глинка. Извините ради бога, я не хотел касаться этой темы.
Катя. Да, уж. (С обидой, в  глазах у нее появляются слезы). Скоро я избавлю вас от этой темы.

Анна Петровна с полуторагодовалым сыном на руках, смотрит на медленно проплывающие  пейзажи и слегка прислушивается к разговору  Глинки с ее дочерью. Затем обращает пристальное внимание на Глинку; и видит, что он очень бледен, временами вздрагивает, что ему плохо.
Анна Петровна (Кате). Катенька, поменяйся с Михаилом Ивановичем, а то мы его не довезем до станции.

Катя берет за руки Глинку и меняется с ним местами. Глинка тронут вниманием Кати, ему сразу становится лучше.

Глинка. Я чувствую себя Русланом, у которого вторично похищают Людмилу. Глинка начинает как бы нехотя, но потом все увереннее петь арию Руслана:
О, Людмила,
Рок сулил нам счастье!
Сердце верит…
Под это пение и покачивание коляски ребенок засыпает. Анна Петровна передает его своей дочери, которая бережно берет его на руки. Анна Петровна слегка разминается.
Карета удаляется. Остается песчаная дорога, стрекот кузнечиков в траве и воздушный аттракцион стрекоз на фоне безоблачного неба.

На почтовой станции.

Глинка сидит на диване, широко расставив колени, между которыми стоит маленький Саша. Глинка его поддерживает за руки.

Глинка (Саше). Скажи, мама. Почему ты все время молчишь? Ты видел петушка?

Ребенок оглядывается в поисках знакомого ему персонажа. Не обнаруживая его, разводит ручки в стороны. Показывая тем самым, что петушка нет.

Глинка. Ну, понятно. Петушка нет. Ну, а где мама?

Ребенок поворачивается, и пытается найти в зале маму, но, не обнаружив её, снова разводит руками.

Глинка. А где Катя?

Ребенок среди присутствующих в зале ищет Катю.

Глинка. Ты любишь Катю? 

Саша снова оглядывается.

Глинка. А я люблю. Очень. Пойдем ее поищем.

Мальчик протягивает ручки, Глинка берет его на руки, и они проходят в столовую, где обнаруживают Катю, которая распоряжается насчет обеда. Катя замечает их, но показывает, чтобы ее не отвлекали пока и шли куда-нибудь в другое место.

Глинка. Ну, и ладно. Где же спряталась твоя мамочка? 

Глинка с ребенком выходят во двор и видят Анну Петровну, которая с документами в руках что-то доказывает человеку в котелке. Глинка слышит ее голос:
«Вы же видите, тут ясно написано, я жена генерала Керна и еду по служебной надобности».
Человек в котелке ей что-то  негромко объясняет.

Анна Петровна. Я поняла. Лошади будут через час. Это меня устраивает. (Заметив Глинку). А вы что тут забыли?
Глинка (обращаясь к ребенку). Сначала мы искали петушка, правда, Сашенька? Потом Катю, которую мы очень любим.
 Анна Петровна. Надеюсь.
Глинка. Затем «ее превосходительство», как на Иматре. Знаете, что удивительно?
Анна Петровна. То, что с тех пор прошло десять лет.
Глинка. И что Пушкин сочинил своего «Руслана» двадцать лет назад. И включил в поэму мудрого волшебника Финна. А я на Иматре записал мелодию от этого самого финна и сделал ее балладой в опере. Вот ведь совпадения.
Анна Петровна (берет сына себе на руки). Иматра и Клеопатра. Вы должны написать еще две оперы: «Иматра» и «Клеопатра». Вам нельзя лениться.

Они, беседуя, входят в столовую.

Столовая на станции.

За одним из столиков сидит Катя. Все готово для обеда. Пришедшие садятся за столик. Глинка оглядывает стол.

Глинка. Какая роскошь! Красное вино и финики. Катенька, ты прелесть.
Катя. Налейте же дамам и скажите что-нибудь.

Глинка разливает в бокалы вино, поднимает свой бокал.

Глинка. Увы! Мне грустно. Здесь наши пути расходятся. Я продолжаю путь в Новоспасское к матушке, а вы в Лубны, где вас ждет Александр Васильевич. Но вспомним прошлые дороги. Как нам чудесно жилось у вас на Петроградской стороне. Какое счастливое время! Выпьем же за это!
 
Анна Петровна. Позвольте мне сказать про настоящее и сразу про будущее. Когда я была в Тригорском и морочила голову Пушкину, одно  юное эфирное создание- Зизи… Ах какая была девочка!  Она была очень недовольна мной. А добрая душа, Александр Сергеевич,  утешал её:

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
(При этих словах Анна Петровна со значением смотрит на Катю, а затем переводит взгляд на Глинку и продолжает).
Сердце в будущем живет;
Настоящее – уныло:
Всё мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.

Глинка и дамы снова пригубили вина.

Катя. Позвольте и мне. Только о будущем. Оно мне пока не сулит ничего хорошего. Оно меня пугает. А счастье было так возможно.
Глинка. Оно ещё возможно. Когда я приеду от маменьки…
Катя (прерывая его). Я тоже очень надеюсь на это. Ваша матушка, я чувствую, не должна, не сможет противиться нашему счастью. И я буду ждать вашего приезда в Лубны. (Поднимает бокал.) За вас! За нас! За все хорошее!


Дорога. Карета. Вечер.

В карете Анна Петровна с сыном, Катя и Глинка. Они, молча, идут по дороге.

Анна Петровна (Глинке). Вам пора назад. Так далеко нас провожать – мы не договаривались. (Кучеру). Эй, любезный, останови лошадей.

Анна Петровна  с сыном сходит с экипажа. Они отходят недалеко, собирают цветы. Слышны их голоса.  Глинка на прощание обнимает и целует Катю.

Глинка. Прощайте. Ждите меня.

Сдерживая слезы, он спрыгивает на дорогу.

Глинка. Анна Петровна!

Анна Петровна оборачивается, смотрит на Глинку, который поднял руки в последнем приветствии. Его голос прерывается, и он, чтобы не заметили его сдерживаемых рыданий, резко поворачивается и уходит, не поворачиваясь. Анна Петровна и Катя наблюдают, как он постепенно скрывается за перелеском.

Катя. Мамочка, милая, как он теперь без нас?
Анна Петровна. Не волнуйся. Я наняла ему экипаж. Он ждет его на станции.

Катя спускается из кареты на  траву. Идет к Анне Петровне и Саше.  Она любуется васильками. Срывает один цветок.

Катя. Ни одной ромашки. Как тут погадаешь?


Оглавление
Февраль – март 1819 г. 3 -
Лето 1820 года. 24 -
Июнь-июль 1825 года. Имение  Вульфов в Тригорском………………..- 48 -
Сентябрь 1826 года. Санкт-Петербург…………………………………….- 79 -
Май – июнь 1827 года. Санкт-Петербург………………………………….- 83 -
Июнь-июль 1829 года. Таможня у российско-финской границы…….- 102 -
Осень-зима 1836 года. Санкт-Петербург…………………………………- 106 -
Осень 1838 года. Санкт-Петербург………………………………………..- 112 -
Август 1839 года. Санкт-Петербург………………………………………- 114 -
Август 1839 года. Бородино………………………………………………..- 116 -
Весна – лето 1840 года. Санкт-Петербург………………………………..- 119 -
Август 1840 года. Отъезд в Лубны………………………………………..- 129 -



* Стихи А.С. Пушкина из романа «Евгений Онегин»