Гостиница Метрополь.
(глава 5 из "Ордена")
В четвёртом номере Любови Шатоларез-Серафимовой, пошлость казённая удивительным образом сочеталась с пошлостью мещанской. Почти всю старую меблировку сожгли в топках ещё зимой девятнадцатого года. Новую обстановку составили из реквизированных у буржуазии излишков. Тащили всё что под руку попадётся. Так, например, в одном из номеров над панцирной солдатской кроватью висел подлинник Рубенса.
Пространство над своим ложем Ша-Си залепила вырезками из модных журналов. Подушечки, чулки, подвязки там и сям... Рядом с патефоном вазочка с яблоками из папье-маше. Пустые флаконы духов по всему номеру в огромном количестве. Мятая постель не убрана, то ли хозяйка только что проснулась, то ли ещё не ложилась.
Сама Шатоларез-Серафимова дежурила у двери скрестив красивые руки на высокой груди. Она уже битый час томилась в ожидании Исаака Аверьяновича Циолковского. Если бы наш прославленный конструктор знал, какая дамочка тоскует у замочной скважины карауля его персону?
Наконец, по коридору загрохотали орденоносные шаги. Дверь как по сигналу распахнулась, и прямо в объятия Циолковского вывалилась хитрая Ша-Си.
— Ах! Какой мужчина! — произнесла Шатоларез и сделалась, как будто «без чувств».
— Позвольте, гражданочка, — растерялся инженер, — Вы мне секретные чертежи помяли своими бюстами.
— Ах, не говорите ничего, а то всё испортите! — зашептала Ша-Си прямо в волосатое ухо Исаака Аверьяновича. — Вы прочитали моё таинственное письмо? Ах, умоляю, только молчите! Коварный соблазнитель!
— Я? Соблазнитель? — удивился Циолковский.
— Ух, как смотрит... Не смотрите на меня так, я честная женщина, у меня муж — член партии, — доложила Шатоларез-Серафимова и прижалась к инженеру горячим телом. — Чувствуешь, я вся пылаю... Пойдём же скорее в мой номер...
— Не имею чести... — попытался вывернуться Циолковский, но Ша-Си уже присосалась к нему как пиявка.
— Гадкий мальчишка, мы можем провести этот вечер вместе. Как не стыдно обижать беззащитную женщину?
Она повела плечиком и качнула бедром — одновременно.
— К сожалению, мне нужно всякую работу работать... чертежи чертить... чёрными чернилами.
Ша-Си посмотрела на инженера, как на придурка.
— Но, вы, можете хоть даму потанцевать? Минут десять? Зазря я целый вечер под дверью караулила?
— Потанцевать? Пожалуй смогу... — согласился Циолковский. — Только быстро. Буквально — несколько па. Одна нога здесь, другая — там. У меня на аэродроме, лётчик самолёт кувалдой уродует.
— Вы, такой весь кожаный, весь такой прорезиненный! Ветринского любите слушать? А Утёсова? Правда, патефон поломался, ёкает как ненормальный. Посмотрите? — щебетала дамочка затаскивая Исаака Аверьяновича в свой номер.
Циолковский только ткнул пальцем в музыкальный аппарат и выдал диагноз:
— Отнесите его на помойку.
— Вам, мужчинам, всё бы на помойку. Ой, у меня заколка на пол упала. Ну? что же вы стоите, как бревно? Помогите найти.
Оба полезли под стол. Юбка на Ша-Си задралась, левый чулочек чуть сполз. Циолковский, стоя на коленях, с удивлением обнаружил её шикарный зад прямо перед своим носом.
— Отчего вы так зарумянились? Отведите глаза, бесстыдник! — сказала хитрая Ша-Си и нарочно крутанула задом, круглым как таз.
— У вас такие изгибы аппетитные, — признался инженер, — прямо как у фюзеляжа.
— Хочите, я угощу вас портвейном? — горячо задышала Серафимова.
— Хочу! — признался конструктор.
Оба неохотно вылезли из под стола.
— Но сначала почините патефончик, — напомнила ловкая дамочка.
— Этот патефон я в два счёта расковыряю. Вот только чертежи пойду запру в номере.
— Да кому они нужны? Каракули.
— Не скажите. За эти «каракули» какой нибудь шпион пол-жизни отдаст, любых денег не пожалеет, — сказал Циолковский, прижимая драгоценный груз к животу.
— Надо же? Кто бы мог подумать? А тысячу американских долларов этот шпион не пожалеет?
— Ха, тысячу?! Подумаешь... Да тут, только один пропеллер пятьдесят стоит!
— Вы, мой рыцарь! Давайте сюда эти чертежи, я сама пойду и лично закрою их в вашем номере. А вы пока займитесь патефоном.
— Да чего вам беспокоиться...
— Хотите оскорбить слабую женщину недоверием?
— И в мыслях не было. Вот ключ, пожалуйста, несите если так хочется...
— Я вернусь очень скоро, мой вознюк! — пообещала пронырливая Ша-Си и выскользнула из номера.
Инженер взъерошил волосы двумя руками.
«Как она меня назвала? Вознюк? Нет - мой Вознюк! Что за имя такое? Нужно будет посмотреть в энциклопедии. Может римский цезарь?»
У пятого номера уже прогуливался переодетый Кока. В узких брюках с лампасами и бутылкой шампанского в руках он маскировался под посыльного из ресторана.
— Негодяй, — с ходу набросилась на него Серафимова, — Подлый аферист! Вы обманули меня!
— Помилуйте, конфетка моя...
— Никакая я — вам не конфетка! Как это низко обманывать беззащитную женщину?! Здесь, — Ша-Си взмахнула чертежами как флагом, — только один вентилятор шестьдесят тысяч стоит!
— Я-то здесь причём? — отступил болгарин защищаясь серебряным ведёрком.
— За дуру меня держите? Немедленно назначьте достойный гонорар!
— Господи, да сколько хотите...
— Две тысячи! — потребовала Шатоларез-Серафимова в ультимативной форме.
— Хорошо! — не раздумывая согласился липовый болгарин, — Будет вам две. Давайте же скорее бумаги, нас могут заметить.
— Давно бы так, — обрадовалась Ша-Си, — Вот ключ от номера... пока этот болван с патефоном ковыряется... идите же не стойте как истукан, вы мне ногу отдавили!
— Не забудьте снять с этого дурачка орден. Приятно вам повеселиться, — пожелал Мотя-Батя, сунул Серафимовой шампанское и скрылся в номере инженера Циолковского.
— Кругом негодяи... — прошипела дамочка.
Исаак Аверьянович ковырял в патефоне перочинным ножом.
— А вот и я! — взвизгнула Шатоларез-Серафимова как ненормальная.
— Без вас, эти мгновенья показались мне вечностью!
— Как? Вы уже всё пришурупили! Какой вы однако, мастер руки-крюки. Ну? Включайте же быстрее, не томите меня. Нет, сперва откройте шампаньское! Нет сперва снимите этот ужасный плащ.
— Право, я весь в конфузе...
— Я исправлюсь и буду сегодня с вами послушной девочкой! Скорее заведите патефончик. Нет, сперва обнимите меня!
— Конечно, я могу и обнять. Но, как-то, вот так, сразу, — окончательно смутился инженер, — обниматься? Я же интеллигентный человек, воспитанный в традициях... Мы так мало знакомы... и сразу обниматься. А впрочем... Что это?! Вы слышали за стеной что-то грохнуло?
— Вам показалось, — наврала Ша-Си, — Ну кто там может быть?
— Вот, опять! Слышите?
Это болгарин в номере Циолковского споткнулся во мраке и упал на пол. Хватая пальцами темноту, Кока, наконец, нашёл стол, включил настольную лампу и разложил чертежи самолёта. Он приладил специальный шпионский фотоаппарат, сыпанул в блюдце хорошую порцию магния и чиркнул спичкой.
От взрыва вылетели оконные стёкла. Комнату заволокло вонючим дымом. Мотя-Батя застыл в ужасе. Лицо — маска вампира, только зубы блестят. Звонок телефона — как нож в сердце.
Исаак Аверьянович и Шатоларез-Серафимова соприкасаясь щеками слушали патефон. Инженер настолько освоился что уже поглаживал крутое бедро ветреной Ша-Си.
— А не выпить ли нам коньячку после шампанского? Грамм по сто пятьдесят-двести? Я, пока вас караулила, хрюкнула немного. Очень сосуды расширяет, - предложила отчаянная дамочка.
— Что ж, по сто пятьдесят, я бы не отказался. Мы с товарищами завсегда перед работой — по сто пятьдесят, а то и по триста... пятьдесят. Оттого у нас и самолёты такие гладкие получаются. Бывает когда коньяку нет под рукой, то и тормозную жидкость можно. Вы, мамзель, тормозную жидкость не пробовали?
— Нет еще!
— Очень рекомендую. Я вас обязательно нучу пить эту штуку. Слово даю! Кажется опять телефон за стеной трезвонит?
— Показалось. Это в патефоне пружина звякает.
— Нет, определённо телефон. В моём номере. И что-то стреляет... вот опять... Необходимо проверить!
— Знаю, куда вы торопитесь! Все мужчины одинаковые, — Сирафимова надула губки, — Вам звонит любёвница. Да? Какая-нибудь дешёвая проститутка! Я ей все глаза выцарапаю до самого черепа!
— Каждую минуту... дела государственной важности...
Циолковский взял фужер, посмотрел сквозь него на лампочку и закончил свою мысль неожиданным выводом:
— Впрочем, хрен с ними, с этими делами, без меня обойдутся. Опять какой нибудь дурак будет с орденом поздравлять. Подхалимы!
— Вот и умничка! — обрадовалась Ша-Си, — Давайте на брудершафт, как заграницей?
— Давайте!
Выпили и поцеловались.
В номере Циолковского болгарин беспрестанно вспыхивал магнием. И от этих вспышек на люстре лопались хрустальные подвески. А проклятый телефон всё звонил и звонил. Наконец Мотя-Батя принял смелое решение. Он подбежал к аппарату и снял трубку.
— Але? На проводе? — проблеял он гнусным голосом, — Товарищ Деревякин? Здравствуйте. Да это я, сам, лично, товарищ Циолковский Исаак Аверьянович. Голос? Пропал мой голос. «Ура» орал когда орденом награждали. Да... Чертежи? Нет, я не брал. Ах, эти чертежи... Врут сволочи. Интриги плетут. Слушай, Деревякин, не звони мне больше сюда. Понял? С комприветиком. Вот так, передай товарищам мои горячие экскременты.
Болгарин криво улыбнулся и осторожно повесил трубку.
Телефон больше не звонил. Только музыка за стеной и громкий смех Шатоларез-Серафимовой.