Часть 3
Сражение при Гумбинене.
«Опустилось у Вильгельма
Штыковое рыжеусье,
Как узнал, лукавый шельма,
О боях в Восточной Пруссии!»
(из русского плаката августа 1914г)
Рассмотрим сначала русскую версию сражения при Гумбинене.
А. Керсновский описывал его так: «7 августа разыгралось сражение под Гумбинненом. Наш правый фланг, застигнутый врасплох, был смят и отброшен — положение в XX корпусе, атакованном 1-м германским армейским корпусом и кенигсбергским ландвером, весь день было критическое. Зато в центре 17-й германский корпус генерала Макензена был расстрелян нашим III корпусом и в панике бежал с поля сражения. На левом фланге огневой бой нашего IV корпуса с 1-м резервным германским фон Белова имел нерешительный характер. Весь удар 1-го корпуса приняла 28-я пехотная дивизия, понесшая огромные потери (104 офицера, 6945 нижних чинов, 8 орудий и 23 пулемета). Положение восстановлено было 29-й дивизией, а германская кавалерийская дивизия, захватившая у нас в тылу Пилькаллен, разбита 116-м Малоярославским полком. Решительный успех был одержан нами в центре — в 25-й пехотной дивизии генерала Булгакова, и особенно в 27-й пехотной дивизии генерала Адариди. Эта последняя действовала как на полигоне, расстреляв корпус Макензена, обратив его в бегство и захватив (уфимцы и саратовцы) 15 орудий, 13 пулеметов и до 1500 пленных. 17-й германский корпус бежал 15 верст. К сожалению, конница Нахичеванского бездействовала в глубоком тылу, а генерал Адариди смог преследовать лишь накоротке, остановленный Епанчиным. Бой нашей 40-й пехотной дивизии был безрезультатным. Всего под Гумбинненом 5 германских пехотных и 1 кавалерийская дивизии (62 батальона и 370 орудий) были отражены 5 русскими (70 батальонов и 264 орудия). Потери немцев — 14 800 человек (в 17-м корпусе — 200 офицеров и 8500 нижних чинов). У нас убыло 16 500 человек (главным образом в 28-й пехотной дивизии).
Успех наш был полный, и лишь робость командира III корпуса генерала Епанчина, удержавшего рвавшиеся вперед войска, не превратила его в решительную победу. Штаб же 1-й армии сразу не отдал себе отчета в размерах этого успеха, не сообразил, на что были способны им же подготовленные превосходные полки с сотыми и стодесятыми номерами. Весь день 8 августа утомленные войска отдыхали и продвижение свое вперед — по обыкновению ощупью — возобновили только 9-го пополудни. За эти два дня в неприятельской армии произошли решительные события. Генерал фон Приттвиц, ошеломленный разгромом Макензена, пал духом. Силу русских он переоценил в четыре раза, между Ренненкампфом и Самсоновым ему мерещилась еще одна русская армия, наступающая от Гродно. Он донес в Главную Квартиру о своем решении очистить Восточную Пруссию и отступить за Вислу. Для обеспечения отхода от надвигавшейся на его сообщения «Наревской армии» (то есть нашей 2-й армии генерала Самсонова) он предписал перебросить на усиление 20-го еще 1-й армейский корпус.
Решение очистить Восточную Пруссию — колыбель Гогенцоллернов и всей прусско-германской монархии — произвело ошеломляющее впечатление на кайзера и его окружение. Германское командование немедленно распорядилось (8 августа) перебросить с французского фронта на русский шесть корпусов, из коих три, взятые с самого ответственного участка — знаменитого «шлиффеновского» правого крыла, и были немедленно двинуты для посадки. Это были 11-й армейский и Гвардейский резервный корпуса, переброшенные из Бельгии. Одновременно с ними из армии кронпринца был отправлен 5-й армейский корпус, возвращенный затем и опоздавший к началу битвы на Марне. Мольтке распорядился перебросить еще 18-й резервный корпус из центра, а также 21-й армейский и 14-й резервный корпуса с левого крыла в Лотарингии, но войска эти были уже введены в бой. Этим роковым распоряжением кайзер и Мольтке-Младший ослабили свою армию в решительную минуту войны и на решающем направлении. Гумбиннен родил Марны— геройские полки и батареи 25-й и 27-й дивизий своей блестящей работой на гумбинненском поле решили участь всей Мировой войны!
VIII германская армия быстро отступила на запад, заслонившись от Ренненкампфа своей конницей. Генерал фон Приттвиц и его начальник штаба граф Вальдерзее были заменены, первый — призванным из запаса генералом фон Гинденбургом, второй — героем Льежа генералом Людендорфом. Прибыв в штаб VIII армии, они подтвердили последние распоряжения Приттвица о переброске 1-го армейского корпуса на помощь 20-му и все свое внимание устремили на южную свою группу, отбивавшуюся от 2-й русской армии. Подсчет времени и расстояний убедил Гинденбурга с Людендорфом в возможности применить маневр по внутренним операционным линиям, сосредоточив главные силы VIII армии для действия в левый фланг армии Самсонова».
Надо иметь в виду следующее. Замечательный русский военный историк А. Керсновский писал свои работы в 30-х г.г. ХХ века, когда еще прошло совсем немного времени, и «боль поражений и обид» нашей армии была слишком остра. Отсюда – излишне эмоциональные оценки им этой нашей победы и некоторые ошибки в подсчёте потерь сторон, и её значения для хода всей войны. Шесть корпусов немцы, в результате Гумбиненского сражения, с Западного фронта не перебрасывали. На деле речь шла только о ДВУХ корпусах, да и перебрасывать их немцы собирались уже позднее, в ходе завершения Танненбергского сражения, в котором была разгромлена 2-я армия Самсонова.
Немецкий генерал М. Гофман так описывает тот разговор:
«В один из последних дней Танненбергской битвы генерал Людендорф пригласил меня к своему телефону. С ним говорил полковник Таппен, начальник оперативного отдела штаба главнокомандующего.
Людендорф сказал мне: "Возьмите вторую трубку, чтобы вам слышно было, о чем говорит полковник Таппен, и что я ему отвечу".
Таппен сообщал, что для подкрепления 8-й армии назначены из западной армии три арм. корпуса и одна кав. дивизия, и запрашивал, куда следует направить эшелоны. Генерал Людендорф дал требуемые указания, однако подчеркнул, что нельзя сказать, что мы не можем обойтись без этих подкреплений. Если западному фронту почему-либо трудно, то пусть эти корпуса там останутся. Полковник Таппен заявил, что на западе можно обойтись без этих сил.
На следующий день повторилась примерно та же сцена. Я держал второй микрофон полевого телефона, полковник Таппен телефонировал и сказал, что отправлены только 11-й и гвардейский рез. корпуса с 8-й кав. дивизией, а упоминавшийся вчера 5-й арм. корпус остается на западе. Генерал Людендорф вновь подтвердил, что эти корпуса для происходящего сражения прибудут слишком поздно, и что против Ренненкампфа мы в крайности управимся одни. Поэтому, если эти корпуса могут пригодиться для скорейшей развязки на западе, пусть штаб главкома о востоке не беспокоится.
Я бы хотел особенно подчеркнуть эти два разговора, в противовес многочисленным утверждениям о том, что штаб главнокомандующего будто бы только в ответ на просьбы и настояния с востока согласился на "роковую уступку" тех двух корпусов».
Теперь небольшой комментарий по описанному Керсновским ходу этого боя:
- удивительно, что немцы застали «врасплох» правый фланг русской армии (ХХ корпус). Бои шли уже неделю, и быть готовым к контрудару противника было просто необходимо. Потом немцы ещё много раз заставали врасплох наши армии.
- нужно особенно подчеркнуть, что успех боя решил наш III корпус (воспитанники Ренненкампфа) за счёт блестящей стрельбы, которой не выдержал 17 германский корпус Маккензена. Вот что писали об этом германские авторы: «Сцепление несчастных обстоятельств привело к тому, что великолепно обученные войска, позднее всюду достойно себя проявившие, при первом столкновении с противником потеряли свою выдержку. Корпус тяжело пострадал. В одной пехоте потери достигли в круглых цифрах 8000 человек — треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено».
А вот наши фланги не устояли: правый фланг был «смят и отброшен», на левом (по нашим данным) бой закончился «вничью». (Немцы оценивали положения наших флангов совсем иначе, считали, что они «были охвачены» германской армией).
- позднее было уточнено и соотношение потерь в этом сражении. В современном комментарии труда Керсновского сказано: «В сражении 7(20) августа фланги 1-й армии были охвачены. В центре 17-й армейский корпус противника не бежал, а отбил контратаку 3-го корпуса. Русская сторона израсходовала все снаряды и потеряла без учета конницы 18839 человек (9505 пленных), 40 пулеметов, 12 орудий, 1 знамя (110-го пехотного Камского полка). Германцы, сохранившие свежие резервы, потеряли 1250 убитых, 6414 раненых, 6943 пропавших без вести (из них 405 раненых и 1000 здоровых в плену), 13 пулеметов, 12 орудий. Вторжение в Восточную Пруссию 2-й армии заставило Притвица отказаться от возобновления сражения».
- особо отметим, совершенный в ходе этого сражения, рейд по русским тылам и захват у нас в тылу Пилькаллена силами единственной (!!!) германской кавалерийской дивизии. ВСЯ наша многочисленная, блестящая гвардейская кавалерия в это время бездействовала в глубоком тылу, не имея никакой связи ни со штабом 1-й Армии, ни со своими боевыми товарищами… Да и отступили немцы после Гумбиненского сражения на запад, заслонившись от Ренненкампфа опять всё той же своей конницей (которая, якобы была разбита под Пилькалленом нашим116-м Малоярославским полком). Причем отступили так успешно, что наша 1 Армия совершенно потеряла контакт с противником. А это – было грубейшей ошибкой, за которую, в конечном счёте, обеим русским армиям пришлось расплачиваться своей судьбой…
- потери в этом (успешном для нас бою) снова оказались намного выше германских, (даже по нашим подсчётам).
- обратите внимание, КАК было организовано преследование отступившего неприятеля: «Весь день 8 августа утомленные войска отдыхали и продвижение свое вперед — по обыкновению ОЩУПЬЮ — возобновили только 9-го пополудни». Ни авиационной, ни кавалерийской разведки организовать так и не сподобились… ТАК воевать с немцами - НЕЛЬЗЯ. За разгильдяйство, лень и безответственность они быстро и строго наказывали своих противников.
Конечно, интереснее всего узнать о ходе боя от его участников. К счастью, у нас есть такая возможность. Больше всех отличились в гумбиненском бою Уфимский и Саратовский полки 27-й пехотной дивизии генерала Адариди. Командир роты Уфимского полка капитан А. Успенский после войны написал книгу воспоминаний «Война», где писал: «К 7 ч. утра наша дивизия была уже на указанной позиции.
И вот, только что наш полк подошел к м. Матишкемен, как немцы открыли артиллерийский огонь: и шрапнель и гранаты начали рваться над полком.
Заметно было, что на этот раз, уже с самого начала боя, у нас было больше хладнокровия и выдержки, чем в начале 1-го крещения огнем при Сталупенене.
Быстро артиллерия выехала на позицию, выбрав наблюдательные пункты; пулеметы заняли хорошие, с большим обстрелом, места; полетели наши артиллерийские снаряды и пулеметные струи к немцам! Наш полк в передовой линии успел быстро занять позицию между Матишкемен и Варшлеген, окопаться и открыть свой меткий огонь. Немецкие чемоданы летели в сторону штаба дивизии. Слышно было по сильной канонаде, что и наши соседи 25-я и 40-я дивизии, тоже ведут бой.
Вообще это был встречный бой. Характер самого боя здесь был несколько иной, чем под Сталупененом.
Здесь немцы не могли стрелять с заранее точно измеренных разстояний по русской пехоте и артиллерии, как под Сталупененом, где у них была безошибочная стрельба "по квадратам", начерченным на бумаге у корректора стрельбы (как нам сообщил один пленный немецкий унтер-офицер из поляков).
И немецкая артиллерия в начале Гумбиненского боя, с дальних расстояний стреляла не метко.
В этом бою немцы (XVII генерала Макензена корпус и 1-й корпус из Кенигсберга), как и мы, сначала наступали цепями но, хотя и на дальнем расстоянии, наш ружейный и пулеметный огонь косил их поднимавшиеся для перебежки цепи и группы. Особенно отличилась здесь наша пулеметная команда, прямо не дававшая своим метким огнем немецким пулеметам держать планомерный огонь и нанесла немцам в этом бою большие потери. Начальник команды штабс-капитан Страшевич за этот бой произведен был в капитаны…
Приблизительно в это время, как потом показывали пленные офицеры, явился сюда к немцам сам командир XVII-гo корпуса, - знаменитый впоследствии генерал-фельдмаршал Макензен и "искусству вопреки, наперекор стихиям", вместо атаки цепями, двинул свои войска сомкнутым строем, непрерывными колоннами, причем развивались знамена и играла музыка!! Их артиллерия в это время развила ураганный огонь.
Не могу забыть этого неожиданного и опасного момента! Генерал Макензен хотел подействовать на психику противника: несмотря на огромные потери, - сразу запугать - ошеломить его воображение и могучим ударом опрокинуть врага!
Но наша дивизия не растерялась: открыт был такой точный и планомерный огонь по всей линии, - а цель была такая большая! - что немцы, понеся огромные потери, остановились и залегли. Хорошо поработали здесь и наши пулеметы и наша артиллерия! Бой продолжался.
В 12 ч. и в 2 ч. немцы пытались опять таким же открытым штурмом опрокинуть наши полки, но и на этот раз это им не удалось, несмотря на полное презрение к смерти храбрых сынов Германии. Много полегло их здесь во время этих открытых (в сомкнутом строю колоннами!) атак!
Как совместить, что эти же мужественные воины в бою под Гумбиненом опозорили себя нечеловеческим зверским преступлением; во время одной из атак, они поставили в первые ряды своих атакующих горсть несчастных русских пленных, безоружных... пока они не были все разстреляны!...
Казалось, бой дошел до своего высшего напряжения!... Сердце дрожало; кто устоит? А ум подсказывал кто первый начнет отступать - тот погиб!...
В 2 ч. 30 м. немецкий артиллерийский дивизион (12 орудий), желая поддержать свою пехоту, совершенно открыто выезжает на всем видимую позицию, в 1000 шаг. от 108-го полка и открывает огонь. Но наши батареи, увидав такую, на редкость открытую цель, засыпали ее таким ураганным огнем, что храбрый дивизион сейчас же был расстрелян и 12 орудий стали нашими трофеями!
Таким образом до 3; ч. дня наша дивизия не уступила ни одной пяди земли немцам, несмотря на их яростные атаки. Вот, что значит в бою "отличная стрельба!" Вот, где пригодились и оправдали себя стрелковые труды и упражнения в мирное время... Здесь можно было словами генерала Ренненкампфа назвать всю нашу 27-ую дивизию с ее артиллерией: "королем стрельбы!"
И вот, наконец, часу в 4-м немцы не выдержали нашего огня, который, по мере сближения, становился все более метким, дрогнули и... начали отступать! Начатое планомерно, под прикрытием огня своей артиллерии, отступление по всему фронту, с развитием нашего ураганного огня артиллерии, пулеметов и пехоты, это отступление перешло в панику и местами, - целыми частями, - в бегство! С наших наблюдательных пунктов можно было видеть потрясающую картину, как от нашего огня целыми рядами падали, словно подкошенные, бегущие вдоль шоссе и канав при нем, немцы! Как бежали они в беспорядке, бросая по дороге свое оружие... Моментально пропала вся их железная дисциплина!
А что было бы, если бы мы дрогнули и начали отступать? - задал я себе вопрос и мысленно представил себе весь ужас положения отступающего! Радостью и гордостью наполнилось сердце, прямо ликование написано было на всех наших, измученных ужасами боя, лицах!"Мы победили!" "И кого? - немцев!"
В этом бою наш полк взял 4 орудия и 8 зарядных ящиков, 6 пулеметов, 900 винтовок И около 500 пленных, а трофеи всей 27-ой пех. дивизии выразились в 15 орудиях, 25 зарядных ящиках, 13 пулеметах, свыше 3000 ружей и более 1000 пленных.
В общем Макензеновский корпус потерял в Гумбиненском бою более 8000 чел.
Но не это важно. Важно то, что наша победа под Гумбиненом имела огромные последствия и влияние на весь ход войны. Поражение сильного, из отборных войск (например, части 1-го армейского корпуса Кенигсбергского гарнизона, состав которого по качеству войск считался наравне с гвардией), Макензиевского корпуса, паническое бегство его от Гумбинена до фортов Кенигсберга, - произвело потрясающее впечатление на все население Восточной Пруссии!...
И вот, результат всего этого: нарушение тщательно разработанного немецким Большим генеральным штабом (генерала Мольтке) плана войны в первые же дни, именно - снятие с французского фронта на Майне 2-х сильных корпусов и отдельной кавалерийской дивизии для спасения Восточной Пруссии! Сняты эти корпуса с главного, решающего исход боя с французами на Марне, крыла и... Париж был спасен! Это признали французские военные авторитеты и сами немцы во главе с генералом Людендорфом.
Но какое озлобление было у немцев против своих победителей! Когда некоторые из наших офицеров помогали санитарам разыскивать еще не умерших, раненых немцев, неожиданно посыпались выстрелы! Оказывается, стрелял раненый немец - офицер, выпустив из маузера всю обойму! Одной пулей был ранен в руку подпоручик Самойлович, а другой пулей задет в плечо подпоручик Прокоп. Обе раны были легкие. Возмущенный Самойлович вынул свой револьвер и хотел тут же пристрелит немца, но... пожалел раненого "лежачего" врага, почти лишившегося после этой стрельбы сознания, и только совершенно обезоружил его…
Пленных отправляли в штаб корпуса в Олиту - офицеров отдельно. Некоторых из пленных офицеров успели накормить и напоить вином и чаем в офицерском буфете. Большинство немецких офицеров держали себя напыщенно; некоторые вслух говорили, что Германию победить нельзя, немцы непобедимы! Смешно было слушать это из уст пленного немца и после поражения их Макензеновского корпуса!»
Маленький комментарий к этому рассказу А. Успенского. Обратите внимание на примеры, показывающие силу духа германской армии.
Даже в условиях поражения германского XVII корпуса, раненый офицер, окружённый русскими, отстреливается из маузера до последнего патрона, не желая сдаваться в плен. Взятые в плен немецкие офицеры ведет себя надменно и высокомерно по отношению к своим победителям. Русские офицеры (по нашему простодушию жалея поверженных врагов) угощают их вином, закуской, чаем, демонстрируя своё благородство, и слышат в ответ презрительные заявления о непобедимости Германии.
Спустя пару месяцев, Успенский с оставшимися в живых боевыми товарищами, сам попадёт в плен и там узнает цену немецкому «благородству» по отношению к пленным русским.
В завершение рассказа о русской версии сражения, следует подчеркнуть, что высокую оценку действиям русских войск под Гумбиненом дал Уинстон Черчилль. В 1930 году, в статье, опубликованной в газете "Дейли телеграф" он писал: "Очень немногие слышали о Гумбинене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русская контратака 3-го корпуса, тяжелые потери Макензена вызвали в 8-й немецкой армии панику, она покинула поле сражения, оставив на нем своих убитых и раненых, она признала тот факт, что была подавлена мощью России…"
На фото: русская пехота в Восточной Пруссии лето 1914г