...мы ехали по МКАДу уже третий час. Отец вновь посетовал на неверно выбранный маршрут, а я вдруг подумал: "Что за чудное явление этот ледяной дождь, всё теперь как будто хрустальное!" И перед моими глазами встала пристань в Захарково, и вот мы идем после бани и бессонной ночи разговоров и бренчания снова пить, и метель гоняет куски снега, не успевшего зацепиться за другой снег, взад и вперед, и деревья слегка покачиваются в такт ее дыханию. И отстраняется от ветра вместе с деревьями сухая трава, так же обмерзшая, золотисто-пшеничная внутри, хрустальная снаружи, и хочется схватить ее, как если бы вдруг увидел миллион на дороге, или какую-нибудь драгоценность, спрятать под рубаху и бежать, ;бежать... А после по особенным дням вынимать эту штуковину из укромного места, глядеть на нее, сверкающую, в оба глаза и удивляться, как это она столько лежит в темноте, а все сверкает и глаз радует. И хранить ее всю жизнь в секрете.
...мы остановились перед калиткой, там, где стоял дядя Сережа. И дядя Сережа поздоровался, а я посмотрел за его спину, туда, где в коряжистых деревьях стоял гнилой дом. И я вспомнил, как в детстве мы с братом моим, Андрюхой, и другими ребятами пугали друг друга сказками про тот, другой дом, что стоял на самом углу улицы, с прогнившим черным забором, в зарослях крапивы и бурьяна. Там жил какой-то страшный человек, весь заросший бородой и усами, за которыми едва просматривалось испещренное морщинами лицо. Он вечно ходил в разодранной телогрейке и даже летом носил шапку. Иногда он ездил в магазин на скрипучем велосипеде, а мы подбегали к нему, кто ближе, и дразнили его. Он злился, а мы чувствовали себя настоящими героями, смельчаками и храбрецами. Я еще раз посмотрел на дядю Сережу и вдруг со страхом подумал: "Так вот же он, тот дом! Вот этот человек в рваной телогрейке! Вернулся!"
Света не было из-за ледяного дождя. Дождь повис льдом на проводах, провода не выдержали и лопнули. В доме было темно, горела одна единственная свечка. Отец сидел рядом с бабушкой и медленно рассказывал ей последние новости;, потому что телевизор не работал без электричества и никто ничего не знал, а я подумал: "Почему он говорит так медленно? Это потому, что бабушка старая и не поймет иначе, ведь так?"
Бабушка была очень приветливая и добрая. Она без конца повторяла, как она счастлива, что теперь у нее есть правнуки, и что не каждому доводится до этого дожить, и она спокойна, потому что есть продолжение рода. Еще она говорила, что они с дедом пережили войну, и теперь им ничего не страшно, а вот тогда было страшно. Она вся светилась от счастья просто потому, что ей довелось несколько минут пообщаться с нами, увидеть своего сына и внука, порадоваться еще раз за них, строго-настрого наказать, чтобы берегли себя самих и друг друга и тихо, чтобы мы не заметили, благословить на прощанье, когда мы станем уходить сквозь черную дверь. А потом ждать, жить и ждать снова, месяцы, годы, когда дверь вдруг опять распахнется...
Дядя Сережа сказал, что хватит жечь свечку, потому что она одна осталась и на Новый Год не хватит, а бабушка посмотрела на него умоляюще и попросила еще несколько минут, чтобы посмотреть на нас. А я вдруг подумал: "Господи, какая же я СКОТИНА!.."