Тюха с Матюхой и Колупай с братом

Валерий Ланин
Сделали коммуны. Богатых сослали, гольтяпу собрали. Одели-обули, всё добро свезли в эти комуны, даже кур обобществили. В тридцать восьмом году мы уехали, они ещё были. "Роза" была комуния, "Красный пахарь", "Тринадцатая" какая-то... Всем смешно было над этими комунами. Везде по кустам куры кладутся, комунарам ничё не надо... Привезли тюки сена из "Розы" для больницы, там гнездо - яиц двадцать.
В Варгашах была комуна - между станцией и Варгашами-деревней. Нас всей больницей отправили картошку им садить. Врачи садят, а они поляживают, кто на полатях, кто где. Лет восемь были комунии. Мы всех обслуживали.
Комунар заболеет, придёт на приём, лягет под тополем и спит. Я бегаю, ищу его. А он в комунии живёт, куда ему торопиться. Потом их разогнали. Колхозы сделали.
Конечно, вон кто был Фёдор Бунин! Или Егор Калиныч, Афонькин отец. Коло их дому такой тротуар - иди и смотрись, видишь себя, как в зеркале, - таким асфальтом был сделан. Мельница была паровая, магазин... А потом кто нацарился? Тюха с Матюхой да Колупай с братом.
(Фёдор Бунин - один из первых митинских богатеев и первый митинский большевик. По словам его внука Виктора Епишева, Фёдор организовал одну из первых коммун, отдал в неё всё имущество. Но работать толком коммунары так и не стали, они даже тёмную Фёдору устраивали, чтобы он оставил их в покое.)
Болели мало, в основном травмировались. Одному комунару руку оторвало трахтором. Тоже придёт в больницу на перевязку, лягет под куст. Пойдешь его искать. Найдёшь. Грязный, развяжешь, вшей в этой перевязке... а делать надо. Назавтра он опять является, опять его ищешь... Да разве он один. Таська Солохина. Вот человек сколько вынес: и позвоночник сломала, и руки сломала, и грудную клетку сломала. Гусеничный трактор зашёл на неё, всё перехряпал. Ночью пахали. У ей одежонка плохая, Худо одета. Осень. Такую даль поехал он, она в борозду легла и уснула. Прицепщицей была. Думала, полежит, погреется. Трактор на неё и накатил. И всю-всю смял. И она ожила, и ничё... Пила, пила и запилась. А терпеливая какая была. Десять перевязок враз.
- Ланя, переверни меня.
- Нельзя.
- Переверни.
Стану перевёртывать, всё трещит. Вынесла, выжила. И пила, и пила... Побиралась. У меня никогда не попросит. У тебя, говорит, просить не могу, стыдно. Одно время в бане убиралась, уже здесь, в Кургане. В бане народу три дня надо стоять. Она вышла к народу: "Вот, добрые люди, я этому человеку не дам стоять, - она мне спасла жизнь". Всё в номер звала: "Пойдём в номер, я тебя всю вымою". - "Да я что, без номера не вымоюсь."
До своей квартиры дошла, тут и умерла; и дочери давали-давали телеграмму, она не приехала и не ответила.