Приехали ещё темно. Куда идти? Стою. Мороз. Загородей нет. Тут так дом, тут так... наискосок. Первый большущий, двухэтажный, лестница широкая на террасу. Второй дом поменьше. Забралась на террасу, постучала в дверь, никто не выходит. Дёрнула, - открыто, - холодный коридор... Вошла, там ещё три двери, - налево, направо и никакого звука. Э, пойду прямо, - открываю, - там тепло, батюшки! - и за стенкой разговор детский. И что? постучу, постою... никто не открывает, опять постучу... Потом слышу женский голос: "Минуточку, халат одену."
- Пожалуйста! Проходите. - Така барыня открыла...
Я заплакала. Руку положила мне на плечо: "Чем могу служить?"
- Где бы мне приземлиться? Крышу над головой и кусок хлеба.
- Снимайте пальто.
А ноги не разували. Всё в коврах, спальня шёлковой занавесой завешена, стол с писульками. Села.
- Успокойтесь. - Шаль сняла. - Каки косы!
А они же всё знали что творится.
И муж пришёл. Он сразу в столовую. Стол накрыт, скатерть белая, салфетки. Хозяйка мне: "Кушайте."
Мне какая еда, - что на сердце? И она ни слова, и он ни слова, детишки за занавеской и не пикнут, девять месяцев и год. Муж поел, попил, вылез. "Спасибо Антонина Павловна". Она говорит:
- Иван Иванович, девочке место надо. Не надо вам в больницу?
- И в больницу надо, и нам надо.
Боже мой, сразу два места!
Написал записку на медосмотр: "Пойдёмте в тот дом." Пришли, он сам послушал, осмотрел, и в горле посмотрел, и в глаза посмотрел, отправил к акушерке. От акушерки пришла, он пишет: "Девочка здорова, остаётся у нас жить." Мне подаёт: "Идите опять в тот дом."
Иду с больницы, соображаю: двое детей, домина, хозяйство, - работы-ы-ы...
Антонина Павловна довольна, целует меня, походит-походит, опять целует. А ребятишек как нет ровно. Вот как воспитаны.