- Господи! Я не могу так больше!... Господи, ну помоги мне, если ты есть…
Смята, скомкана и рассыпана мята – мята прежней моей , нет нашей, доверчивой нежности, бездонной, оглушительной… Не могу-у-у-у-, больно-о-о-о-о!...
Зубы сцеплены, пленены атомы все, ниточки сосудистые, мысли потно-отупелые…
Кажется, ночь. Должно быть темно? Нет, где-то в межглазье-межбровье беспощадность огненная и синевато-мертвенная. Сон? Разве бывает сон? Он бросил меня… А ты? Нет, это я не Тебе, Господи… Это я ему… Не бросил. И не бросит - вампирище... А лучше бы уж… рванул, дёрнул за чеку. Ты говоришь, не смертник, милый? Дудки? Да, конечно, это меня ты назвал однажды «камикадзе»… Не помню из-за чего… А ещё ты звал меня лисёнком… А ещё энерджайзером, болтушкой, солнцем...
Встать, лечь, встать, лечь… Стук дверцей бара. Коньяк давно, еще в час, кончился. Сейчас полпятого. Упасть, отжаться, упасть опять вниз лицом, зацелованным и отпущенным… Куда? Куда ты отпускаешь меня всё время? Почему? И сегодня тоже, как все двенадцать лет... Да, я знаю все ответы твои и причины. Они веские... Не надо их больше повторять, я слышу, слышу… Даже зажав уши ладонями...
- Господи! Как больно!!!....
Истекают чернила ночи, альбом под кроватью пылится… Ничего мне не надо-о-о-о-о… Без него… Одна боль, а меня нет…
- А?... Ты что-то сказал, Господи? Что-что?
- Отпустить. Отдать.
- Что? Что?! - ледяные крючья стиснули и без того полумёртвую птицу из-подреберья.
- Я не ослышалась? Отдать? Его?
- Да, совсем, полностью. И безповоротно!
- Но как? Как же, Господи? Это невозможно, немыслимо!!!
А сама уже поняла – вот она смертушка моя, настала: вышибает нога нечеловеческая табуретку подо мной, а на шее-то у меня…
- А как Авраам, помнишь, сына своего единственного не пожалел? Отдай самое дорогое. Ради Меня…
- Но это жизнь моя, кровь моя, Господи!
- Я знаю.
- Но это же Твой дар нам обоим, Господи! Он же уникален...
- Тем более.
Задохнулась птаха доверчивая и упала куда-то на дно меня, на враз окостеневшие прутья клетки-спины.
Помню я, помню про Авраама, жуть эту несусветную, заклание чада малого, помню, как же... И вот щас она, жуткость эта, на меня надвинулась, ой лишенько! Словно баба какая древняя во мне безмолвно и оттого еще более страшно заголосила-запричитала. ... Кто же думал, что так бывает? Не только с персонажами библейских легенд…
Выдоха нет.
Отдать?! Значит, мало мне было. Значит, надо, чтобы еще круче, до смертоубийства… В извращённой форме...
Господи, жертвы восхотел еси?
Молчит, и так всё уже сказал.
Заметалась по простыням, запласталась – от неизбежности. Так надо. ТАК надо. Так НАДО. ТАК НАДО! Ток-надо? Торнадо?!
И внутри комета огненным волчком закружилась, плазмой слепящей, каруселью косматой и космической.
Собралась как перед купелью крещенской, глаза в глазницах еле удерживая... И… выдохнула. Как детей рожала, почти в беспамятстве. А как по-другому?
Душу свою, любовь свою выдохнула. С жутью несусветной... Отдала!… И кончилась, отдав....
....
Тряпичною куклой приволоклась на работу. Атомы остановили свой бешеный спринт, электроны-протоны-нейроны и что еще там крутилось, турбулентилось, всё сошло с орбит и замерло. Конец нон-стопу...
И ты тут же как тут с лицом перекошенным, не своим вроде:
- Что ты сделала?!! Ведь ты что-то сделала!...
Ноль-ноль-ноль-ноль….
- Да что ж ты натворила?! Отвечай же!!! Ну, ну, ну! – «плечи мои не тряси, не ухватишься за них, нету их больше»…
- Отдала?! И ты меня отдала???!!!
Бип-бип-бип-би-и-и-и-п...
Разве ты, всегдавидящий, не видишь?
А я сегодня разучилась говорить. Ничто я...
И было утро, и был день.
И они приняли отданное. И стали искать ему новое название...
Новое имя сыну Авраамову.