Любовь.
За нее всем прилетало.
Подающая сторона:
Садится перед зеркалом. Внимательно смотрит. Пусть это проделывалось тысячи раз, но всегда остается место поиску, и чем дальше, тем больше. Мода меняется, а закономерности остаются. Наносит тональный крем. Припудривает. Кладет оливковые тени. Подводка (дивное слово). Сегодня акцент будет на глаза. Красит ресницы черной тушью. Смотрит, чуть подправляет. Губы блеском или помадой? Помадой. Красит розовой. Не то. Нежно-персиковая. Целует бумажку, снимая излишек помады. Еще раз смотрит в зеркало, накладывает чуть румян, и встает удовлетворенная.
Поэзия больше правды.
Всегда.
Принимающая:
Бреется. Принюхивается. Нормально. Переодевает трусы, думает, и брызгает дезодорантом. Чистая рубашка. Нет, футболка. Джинсы. Носки. Смотрит в зеркало. Вздыхает, и еще раз чистит зубы. Замечает туалетную воду, которую он всю жизнь называл одеколоном. Брызгает на себя, запах воды перемешивается с запахом лосьона после бритья и дезодоранта. ****ь. Идет на кухню, закуривает. Слегка мандражирует. Ждет когда выветрится запах.
Подающая:
Надевает итальянский лифчик, поднимающий грудь. Тонкие чулки, цвета загара. Белую блузку, не развратную, но и не учительскую. Черную юбку. Лодочки на шпильке средней высоты. Потом, по совету Коко Шанель, входит в облако духов. Берет маленькую сумочку на тонком ремешке (не клатч). На ходу любуется безукоризненным маникюром. Расстегивает верхнюю пуговицу. Она готова.
Принимающая:
Не переставая мандражировать, закуривает вторую сигарету. Прикидывает сколько у него денег. На кафе хватит, а там как кривая вывезет. Выходит из квартиры. Возвращается. Холостяцкая мнительность – все ли выключил и перекрыл. Оглядывается, похоже, чисто, если придется приглашать сюда, то – нормально.
Меняются местами.
Принимающая сторона:
Да кто его вообще знает. Что он, кто он. Так, вроде, нормальный мужик, симпатичный даже. Одет только не очень, но это в ее силах. С другой стороны, еще работать и работать. И одиночество надоело. Хочется чего-нибудь настоящего. Постоянного.
Подающая:
Не знаю. Разве угодишь? Машину взять, так машинка-то, одно название, и пить нельзя. А если не выпить, то ничего не получится. Не первый раз. Будет молчать как угрюмый идиот. Дома когда, в мыслях, все складно, а с дамами, пока не врежет сотку, только мычит и улыбается. Про кино что ли рассказал бы. Оставляет машину, идет на остановку.
Вместе:
Встречаются. Она – почти в классике. Он – в джинсах и футболке. Тем не менее, контакт налаживается, и их дальнейшая жизнь (полтора года) пройдет в атмосфере крученыховского ада с изломанными рукавами пальто и бесконечными прощаниями. Ссорами и примирениями. Слезами и покушениями на самоубийство. Ревностью и взаимными претензиями.
И кто там охотник, а кто жертва, уже не важно.
И не ясно.
И никогда не было.
Собственно говоря, это и есть любовь.