Гроза в изумрудах

Лиз Бекетт
Посвящается Катрин Глизе

Вечные Летние Утра всегда были для меня самыми волшебными мгновениями за все долгие дни.
Когда медлительное Солнце выползало из своей постели и, потягиваясь и зевая, проливало на вымокшую под ночным дождем землю нежный свет. Тогда природа открывала свои чистые глаза и по-детски разглядывала окружающий мир. Краски зеленого мира умывались каплями дождя, а затем подставляли свои лица Солнцу, искрясь и переливаясь новыми оттенками под его лучами. Освежал мир ласковый Ветер, дыхание которого жадно пили цветы и травы, шурша от удовольствия; просыпались Звуки, наполняя мир утренней симфонией.

Такое завораживающее зрелище открывалось с моего излюбленного холма, где я наблюдал пробуждение зеленого мира, но, как ни странно, оно никогда не надоедало мне.

***

Одним таким утром, когда мне было совсем немного лет, а Ветер только учился дышать собой, в сонном небе я увидел синию вспышку. Я встал и прищурил глаза, как вдруг по нежным персиковым облакам прокатилась серая волна, гремя и сотрясая своим звучанием землю под ногами. Гром становился сильнее, пока не достиг своей предельной громкости, что мне даже пришлось прикрыть уши руками. Розоватое небо расколола голубая молния. Первый раз. Второй. Третий.

- С днем Рождения, Дириан, - послышался знакомый голос за спиной.

Я обернулся и просиял. Ко мне подошел отец и пожил руку на плечо.

- Ты сам это сделал?

- Да, специально из росы собирал только бриллианты и топазы, чтобы получилась именно такая молния, – отец немного помолчал, а затем добавил: - Когда-нибудь, на одно из твоих дней Рождений, я подарю тебе зеленую молнию.

- Правда? – я знал, что найти столько маленьких зеленых камешков очень сложно, но было так здорово тешить себя сладкой надеждой на такое феерическое зрелище.

- Да.

Я заглянул отцу в глаза. Он явно не жалел о том обещании, которое дал мне. Его лицо выражало уверенность, черные зрачки в обрамлении серой радужки голубых глаз смотрели куда-то вдаль; во всем его виде чувствовалась свобода. В те времена, я мечтал побыстрее вырасти и стать похожим на него. Глупые детские желания. Тогда я еще не знал, что отец изменится, станет более мягким (это почему-то станет меня раздражать), в его бледно-рыжих волосах будет проглядывать седина. Я не знал, что со временем все может измениться. Даже люди, которые неподвластны ему.

Но, то мгновение было самым неожиданным мигом, даже по сравнению с падением Лонойи с неба через несколько дней после голубой молнии, когда отец рассказывал о свойствах волшебного лезвия, которое он использовал в своей работе.

Мы сидели на моем холме, как вдруг с истеричными воплями девушка появилась из-за облаков, молниеносно пересекла небо и приземлилась где-то в лесу. Когда мы нашли ее, оказалось, что она упала на тоненькую ветку молодой ели, чудом не расшибив себе голову. Девушка пыталась выдернуть ручку мешковатой сумки из сучка, но та не поддавалась. Отец попытался помочь ей, но она гордо отказалась, заявив, что справится сама. Спустя некоторое время сумка все-таки поддалась, и девушка смогла представиться. Ее звали Лонойя, но откуда она свалилась и каким образом смогла попасть в наш мир, гостья вспомнить не смогла.

Мы отвели ее в наше светлое жилище, чем-то напоминавший гигантский желтый гриб, где девушка смогла привести себя в порядок, а я наконец-то с любопытством рассмотреть ее.
Пепельно-русая, высокая и тонкая, как прутик, она была одета в странный шоколадного цвета свитер и юбку, из-под которой торчала вторая белая, на ногах были замшевые сапоги без всяких намеков на каблук. Лицо Лонойи было вполне обычным, но в нем не было тоскливой заурядности, в чертах лица все время играли какие-то чувства и эмоции: большие водянисто-голубые глаза светились насмешкой, узкий носик, немного приоткрытые тонкие губы, изогнутые в вечной ухмылке, - она не была красавицей, но что-то в ее внешности цепляло.

После того, как Лонойя вышла из ванной комнаты, она демонстративно села за круглый деревянный стол напротив нас и сама налила себе чай из синего фарфорового заварника. Затем шумно отхлебнув, достала из сумки письмо, написанное на пожелтевшей бумаге, и, положив локти на стол, быстро пробежала по нему глазами и спросила нас о том месте, куда она упала, а точнее о дереве, на которое приземлилась. После чаепития с пирогом, который отец испек еще вчера вечером, гостья похвалила кулинара, и мы отвели девушку к той ели. Лонойя еще раз неторопливо перечитала письмо и попросила оставить ее одну.

Мы сидели на полянке  недалеко от леса и ждали, пока девушка освободится, очень долго. Когда на мир уже опустилась пелена сумерек, девушка вышла к нам на поляну с метлой, от которой еще пахло свежее выструганным деревом и лаком, в правой руке, в левой она держала пожелтевший лист. Теперь Лонойя могла рассказать нам, зачем она пришла в наш мир. Оказалось, что ей нужно было изготовить волшебную летающую метлу из первой ветви того дерева, на которое она упадет, чтобы стать чародейкой. В их мире это было своего рода посвящением.

Лонойя поблагодарила нас за помощь и, легко вскочив на метлу, быстро взлетела и исчезла в небе. Чародейка произвела на меня сильное впечатление – я бы не отказался от такой старшей сестры.

***

Воспоминания хранятся целую вечность. Пусть некоторые из них растеряны по далеким уголкам подсознания.

***

С тех пор прошло много времени. По утрам я, как и прежде, сидел на молчаливом зеленом холме, который выглядел как вырезанный из картона, свесив ноги и наблюдая, как Солнце поднимается из своего дома - Хрустальной Долины, звеня стеклянным пульсирующим светом. Я прислушивался к шелесту травяного холста, где, как отчетливые мазки темно-зеленой краски, стояли кучками пушистые деревья.

Я пытался проникнуть в глубину множества звуков, разобрать мелодию каждой травинки на ноты, прочувствовать все шуршащие золотые нити, соединяющие свет.

Это очень интересное, но сложное занятие – здесь понадобится умение освобождать голову от всего лишнего, кроме жажды знаний и безумной любви к музыке. Я всегда знал, что миры – единая симфония мыслей, знаний, чувств и действий. Все звучит по-своему, как-то особенно, что нельзя будет спутать лень и активность, ненависть и симпатию по их звучанию.

Постепенно Утро бесследно исчезало, на его место пришел День. Мгновения так быстро летят, кажется, что вся жизнь пролетела за секунду, а иногда плетутся, что даже удивляешься, глядя на свое отражение в зеркале, почему ты еще не поседел и не состарился.
Когда Солнце поднялось чуть выше верхушки огромной Ели, из первой молодой ветки которой чародейка-Лонойя сделала свою первую и любимую летающую метлу, я спустился по холму, обошел его и направился на Большой Луг, мимо полян с кусками леса, которые будто были поставлены неаккуратными художниками. Свежесть утра пропала, уступая теплоте дня. Зелень мира стала еще ярче; она впитывала свет, пропуская его через свои крошечные жилки, заставляя светиться внутри них самих.

Я прошел через Лес, который остался в стороне праздника Света в своей прохладной тени, и вышел на Луг; тот стоял в окружении неприступного кольца сплетений деревьев и тростника. Источником на удивление яркого света здесь был зеленоватый воздух, будто над самим Лугом нависла дымка легкого тумана. Солнца не было видно, оно не скрылось, просто его лучи не моги достать до этого места, оно было каким-то особенным. Вокруг было много лугов, но только на этом можно было найти росинки с драгоценными камнями внутри.

Отец рассказывал мне, что Солнце неспроста не проникает на Большой Луг; он считал, что лучи проникают внутрь капелек росы и вытягивают из них блеск драгоценностей, отдавая его самому Солнцу. Папа видел драгоценные камни, из которых Солнце забрало весь блеск, - это просто серые граненые камни, чем-то напоминавшие графит. Поэтому на этом Луге каждая капля росы была особенной.

Среди высоких трав я заметил отца; он как всегда, улыбаясь, внимательно разглядывал росу на листьях растений.

- Привет, пап! – я подошел ближе к отцу.

- Привет, сынок! – протянуто отозвался тот, аккуратно делая надрез специальным небольшим ножом на крупной росинке.

- Что-то интересное? – спросил я, садясь на мокрую землю.

Отец выпрямился, отряхнул светлые штаны от влаги и, все еще улыбаясь, показал мне ладонь; на ней лежал небольшой кристальный алмаз, он ловил свет воздуха и запирал его в своих прозрачных тонких стенах.

- Красивый, - сказал я, взяв блестящий камень в руку.

- Ага, он самый большой за сегодня! – отец был в восторге. Он обожал свою работу; в его обязанности входило собирать драгоценности от росы и отправлять их в мир, в котором звон и искристость камней извлекались из них и вселялись в музыку. Фактически, отец добывал звучание самих звуков.

На Луге было прохладно, я зябко повел плечами, прогоняя дрожь. Отец потер испачканными в грязи ладонями щетинистое лицо. Вдруг, его взгляд уткнулся во что-то; папа отошел на пару шагов назад и начал плавно опускаться на колени, пытаясь  не упустить что-то из вида. Я сначала не понял, что с ним, но потом догадался – он взглядом поймал необычный камешек в росе. Достав из маленьких ножен волшебное лезвие, он почти лег на землю и надрезал каплю воды. Из нее, звонко громыхая и сбивая на своем пути росу, по листу скатился сияющий камешек.

- Дириан! Смотри! – воскликнул отец, рукой поймав зеленый камень и поднимаясь с земли.
Я быстро встал и подошел к нему. На его ладони лежал крупный изумруд, который издавал громоподобные звуки.

- Это он? – не веря своим глазам, спросил я.

- Да… - тихо прошептал отец. – Пойдем, скорее!

- Куда?

- Мне нужно тебе кое-что показать! Скорее! Уже пора! – улыбаясь, протараторил отец, шагая по Большому Лугу, все быстрее приближаясь к его краю.

Мне ничего не оставалось сделать, как пойти за ним. Я шел неторопливо, зная, что в любую минуту могу нагнать отца, лишь немного прибавив шаг; папа торопливо шел впереди. Он точно что-то задумал. Это меня пугало.

Трава мягко шуршала под ногами, пока не сменилась на треск ковра сухих хвоинок. Мы покинули пределы Большого Луга и теперь шли по Лесу. Отец торопился, он был нетерпелив, будто то что-то пытался вспомнить или, наоборот, не забыть.

- Не отставай! – крикнул он, повернув голову.

- Не отстаю – не отстаю.

Его плетеная светлая шляпа мелькнула за ближайшей огромной сосной, и отец остановился, начав разгребать землю и сухую траву с холма, вершинка которого находилась прямо на уровне его глаз. Он откапал какой-то мешочек, быстро сунул его в нагрудный карман льняной песочной рубашки и торжественно сказал:

- Теперь к холму!

Он решительно двинулся в его сторону; я лениво поплелся за ним.

Мне почему-то не нравились такие отцовские настрои; мне казалось, что в такие моменты он становился ребенком, а это вгоняло в скуку, будто я и отец поменялись своими местами в этом отношении.

Мы быстро дошли до холма и забрались на его вершину.

- Сынок, - отец широко улыбнулся, поворачиваясь ко мне лицом, - с днем Рождения тебя!

- Что?! – непонимающе переспросил я, скорчив такое выражение лица, будто проглотил целый лимон и запил его стаканом рыбьего жира.

- Да! И сейчас я исполню свое давнее обещание!

В этот момент он достал из нагрудного кармана рубашки небольшой мешочек, который немного трясся и грохотал, высыпал оттуда на ладонь штук тридцать небольших изумрудов и, посмотрев мне в глаза и нерешительно выдохнув, с силой подбросил их в небо. Камни с треском и шумом впились в облака и погрязли в них. Несколько секунд ничего не происходило. Я непонимающе посмотрел на отца; у того был такой вид, как будто у ребенка, который открыл подарочную коробку, а вместо щенка там лежала пачка обычного пластилина.
Но вдруг небо заволновалось; оно зашевелилось и покрылось болотного цвета пятнами, становясь похожим на серый мухомор с шапкой в зеленый горошек. Облака забурлили, затряслись и стали пульсировать. Отец смотрел на это с восторгом, а я все еще не понимал, что же будет дальше – я просто бессмысленно уперся взглядом наверх и ждал. И дождался.

Небо изрыгнуло ослепляющую звенящую вспышку; облака расколола надвое ярко-зеленая молния. У меня буквально отвисла челюсть. Грохотало так, будто сотни великанов со всей силы били гигантскими молотами по огромным наковальням.

- Вау! – пытаясь перекричать гром, воскликнул я, хватаясь за голову. – Ты выполнил свое обещание!

- Да!

Молния ударила в подножие холма, прямо в открытую полянку между двумя кусками лесной рощи; в том месте рассыпался высокий зеленый туманный фонтан.

Фееричное зрелище.

Очередной раскат оглушительного грома. Изумрудная Молния ударила в Ель. Дерево пошатнулось и покрылось зеленым туманом.

- Знаешь, - громко начал отец, - на твой следующий День Рождения я тебе Рубиновую Молнию подарю!

- Ты шутишь?!

- Нет!

Я рассмеялся и крепко обнял отца. Я был благодарен ему всей душой. Думаю, только он смог бы вернуть меня в детство, возродить во мне того Дириана, маленького, наивного, который радовался каждой забавной мелочи. В тот миг я стал собой. Тем, кто безумно любит своего отца и этот мир, в котором возможно все.

Теперь я жду Рубиновую Молнию. Я знаю, мне нужно запастись терпением, которого хватит на целую вечность, ведь рубины в росе встречаются намного реже, чем изумруды. Но отец может все.

Я в этом убежден.

***

Воспоминания хранятся целую вечность. Пусть некоторые из них растеряны по далеким уголкам подсознания.

Гроза в изумрудах не потеряется в закоулках моей памяти. Это я обещаю.

3.21 p.m. 30.12.2010.