САША ТЕНЬ
УЙТИ,ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ
По паспорту, она была Ханум. Но, в узких кругах, была известна, как – Хана…
…И кажется, Хана, впервые влюбилась… Во всяком случае, ей так казалось…
Вообще-то, после «бурных своих ночей», Хана, почти сразу же и засыпала, едва коснувшись своей подушки, но вот уже пятый день, она никак не могла заснуть, убеждая и кляня себя «всеми последними словами на свете», что ЭТО, всё не ТАК, и вообще всё ЭТО, какое - то наваждение… Но, ничего у неё не получалось. Мысли о НЁМ, никак не покидали её «дурную головушку», и от этого, она все больше и больше «заводилась» на себя… на темень в спальне, на занудливый, моросящий дождь за окном, на вдруг ставшую «колючей», родную с детства, пухлую подушку…ну и конечно на НЕГО.
Она, Хана – красавица, двадцати четырех лет от роду, «гроза» и покорительница всех более или менее «бабкастых бобров» в этом большом южном городе и люто ненавидящая их… вдруг влюбилась?!.. «Ханка-пулемет», как звали её подруги, за «скорострельность», с которой она «укладывала» любого самодовольного «непокладистого мужика»…вдруг, наконец-то влюбилась?! «Нет, не может быть… Гад!... Уже шестнадцать часов и тридцать две минуты, не звонит… Ну, падла…»!
…Мужчин она, ненавидела с детства – с восьми лет… Все они, для неё, были на одно лицо… Лицо ненавистного отца – вечно пьяного, в кривой ухмылке, или злобно искаженного, с залитыми кровью вперемежку с водкой глазами… В десять, она уже не чувствовала боли от его побоев… К двенадцати, - вообще, ничего не чувствовала, ни душой ни телом… Даже, когда её – четырнадцатилетнюю, почти всю ночь, насиловал пятидесятилетний сосед «дядьАли» - самый «родной, верный друг и подружка», по жизни…»! О-о-ох! Как же она их всех ненавидела!!. И мстила…
Мстила, уже потом, когда в восемнадцать, потеряв и мать, без работы, без образования, но очень красивая и сексапильная, сначала устроилась продавщицей в турецкий магазин антиквариатов, затем к «нашим», в какую-то «хитрую» контору и наконец, поняв, «чё это меня, так охотно берут»?! – решила, -«Ну, кобельё проклятое! Держитесь теперь! Вашу …ить»!
Мстила жестоко… Без капли жалости, и тем более такого глупого понятия, как «любовь». А в неё влюблялись!.. Сразу и «вусмерть»! Враждовали, разводились, содержали, предлагали замуж…и разорялись.
И на тебе!.. «Ханка-пулемет» - втюрилась»! По самое – «мама не горюй»! «Не-е-ет ребятки. «Не дождётесь»! – наверное, в сотый раз, зло, перевернув «истерзанную» уже подушку, подумала она и через минуту, резко вскочив с дивана, включила весь свет в гостиной, нервно пощелкав всеми пультами, оказавшимися под рукой, «врубив» «теле-ящик», магнитолу и всю остальную аппаратуру, на «полную катушку».
Оглушенная ярким светом и резкой какофонией звуков, взорвавшую мертвую тишину, она замерла, тупо уставившись куда-то… Через пару секунд,, очнувшись, подошла к мокрому темному окну, взяла толстую «бутыль» с виски, всегда стоящая на подоконнике, «добре» хлебнула пару раз, вытряхнула сигарету из пачки, закурила, и в «захлёб», часто-часто затягиваясь, уставилась в ночь, «повернутыми во внутрь себя, зрачками», огромных, нереально серо-синих очей.
…«Я должен успеть»!.. - стучало, в его отупевшем бессонницей и бесконечно монотонной дорогой, мозгу.
Нет, ОН уже не мчался, на бешеной скорости…ОН, просто «низко летел»! На бешенной скорости… «Летел», сквозь непроглядную тьму, майской ночи, сквозь льющий, как из ведра дождь, вцепившись в «баранку» черного «Бентли», и тупо, уставившись на почти невидимую дорогу. А в такт мелькающим перед глазами «дворникам», в висках стучало одно и тоже - «Я должен успеть»!
ОН «летел», уже четвертый час. Глаза слипались, тело онемело, сигаретный дым, упорно не хотел влезать в него… «Ну, да и хрен с ним»..! С омерзением, выплюнув только что, наверное, уже сотую закуренную сигарету, в бушующее дождём боковое окно, ОН плеснул в лицо водой, из пластиковой бутыли и вновь упершись немигающими, полузакрытыми глазами в дождливую ночь, газанул, «притопив» до «дыба». «Господи! Только бы успеть!!..» - стучало в висках.
ОН любил её!.. ОН, любил их всех… ОН, вообще любил людей, особенно женщин и особенно ТЕХ троих, которые были в его жизни! И каждую, - страстью первой любви, всякий раз, удивляясь, - «НЕТ! Ну, так же не бывает»?!
И этой, уже четвертой, было, как тогда, тем троим – всего двадцать четыре… А ему, уже - все пятьдесят! Странная «дама», эта госпожа Судьба… Со странными своими загадками. Живут себе два человека на земле, абсолютно не подозревая друг о друге, и бац, на тебе… Вдруг, и дня друг без друга, прожить не могут.
Вот и у него, кажется, наконец, появилась та, на которую, может и стоит потратить свою оставшуюся поганную жизнь… И ОН, должен успеть! Успеть спасти её. Её и себя…
«Погоди, погоди… Как же это произошло-то»?! - в который уже раз, Хана пыталась «профильтровать» свои новые, никогда в жизни, не изведанные чувства.
…ОН сидел один, за дальним столом элитного, «закрытого» ресторана-клуба, в котором, частенько «охотились» на «богатеньких» Хана и её соратницы по ремеслу.
…Она, как всегда, на зависть подругам была неотразима.
Их таких, было всего двоя - Хана и Нура… Две самые близкие подруги, совершенно разные… и самые «дорогие»…Об их «сервисе» ходили легенды. И их появление в любом обществе, сразу же вносило довольно заметное оживление в кругу мужчин и волнение среди женщин…Но вот, уже как месяц, Хана появлялась в клубе без неё и никому ничего не рассказывала о судьбе подруги… Ходили разные слухи о Нуре…Но, чего только не говорят в этом городе…
…А Хана, как всегда была не отразима!..
Она, никогда не торопилась, основательно выбирая и долго «прицеливаясь» в свою очередную «жертву».
…В начале, она, даже и не заметила его. Потом удивилось, что в отличие от всех «кабелей», вперившие в неё свои осоловелые глазёнки, ОН, её, кажется, просто и не замечал. «…И чего тогда, здесь сидит»?! – первое, что мелькнуло в голове.
Это заведение, считался дорогим, в городе, недосягаемым для простых смертных, но известным, только определенному кругу «сильных мира сего»… Они и приходили сюда, только с одной целью… Определённой!..
«Что же он-то тут, делает-то?! Кто он, если сюда попал?.. Не бедный – это точно!.. И, «ничего» вроде… Возрастной, правда…Но, в общем, ничего… Интересный экземплярчик»! – стала «прицеливаться» Хана, почувствовав такой знакомый - всегда будоражащий её «охотничий» азарт. Она, всегда «попадала точно в цель», «сваливая жертву с первой же попытки». Её огромные синие глазища, «били» почти без промаха…
А тут мимо!..
В начале, она и не поняла…- «Не может быть! «Испортился», что ли мальчик?! Увлёкшись, она стала в упор, «расстреливать» его…Но, все безрезультатно?!
«Ладно, запускаем тяжелую артиллерию»! – окончательно разозлилась она, и решительно встав, своей «фирменной» походкой, «поплыла» к бару.
И всё вокруг, как-то сразу затихло.
Хана, почти физически ощущала взгляды, мужчин, жгущие её мраморные полуголые плечи, спину и ниже… да, в общем-то, и всё остальное - от пальчиков ног, до кончиков волос на голове.
Это, всегда будоражило её!.. Но, на этот раз, почему-то не так, как всегда… Может, потому, что в сотне восхищенных взгляд, она не почувствовала единственного – ЕГО взгляда… И, впервые рассвирепела!.. Скорее на себя, чем на НЕГО.
…Через очередные, долгие три часа, бешеной езды, ОН, уже въезжал в окраины города, лихорадочно выискивая, хоть какие-нибудь указатели, на темных разбитых улицах, ведущие к тому месту, где его очень ждали…
ОН, обязательно должен был успеть! Может это, и было то последнее, и главное в его жизни, что он и должен был наконец-то сделать…Хоть под конец своей жизни. Если конечно, Аллах благословит… Чем и даст надежду на прощение, пусть не всех его грехов, когда-то совершенных им, в его бессмысленно прожитой, непутевой жизни, но хоть чуть-чуть…
И дело было не в тех греховных методах, которыми ОН, зарабатывал свои деньги, даже в те «славные застойные» и тем более в новые, «перестроечные» времена… Зарабатывал и безрассудно, тратил, делая, как ему казалось, «добрые дела» - покупал квартиры, машины, бриллианты, своим женам, любовницам, друзьям. Кутил и гулял на «полную катушку», да так, что, до сих пор вспомнив, «вздрагивала», не только Москва, Питер, Одесса, Ялта… но и Париж.
«Дела» были и другие… Дела, о которых и ему-то самому, страшно было вспоминать!.. Аллаху тем более!.. И может быть, в этих «бесноватых гулежах», ОН пытался «утопить» те, упорно всплывающие обрывки воспоминаний о содеянном, заглушить ещё и частички совести, стыдливо прячущиеся в лохмотьях, оставшихся, от некогда бывшей души.
Часто, ОН ловил себя на мысли, что все свои «добрые дела», он делал, не ради чего-то или кого-то, а скорее больше ради себя, заглушая свою совесть, а может и ублажая своё тщеславия. Забывался, так сказать!.. Ловил свой «кайф»! Знай мол «наших»!
И если уж совсем по честному, - «начхать» ему было, на всё и на всех! Главное - хоть на время потеряться в восхищенных женских взглядах, в лживо-лестных мужских словах, и прочих «приятностях»…Короче – «реки лести и шампанского», все «балдеют и тащатся» от него, и все довольны…
Да и совесть, чуточку притихает!..
…ОН, не хотел даже, и думать, - «Кем же вообще, она ему доводится?!… Девушка, внезапным «инфарктом» кольнувшая его жизнь! Неожиданно и больно… И, кажется, впервые - эта его «грёбанная» жизнь, наконец-то приобретает, хоть какой-то смысл.
Брызгами, рассекая лужи, по ухабистой поселочной дороге, вскоре, ОН и подъехал к большому темному зданию. Выскочив из машины и в два прыжка, взлетев по разбитой лестнице, с треском, саданув тяжелые не поддающиеся входные двери, замер и бешено заколотил в них. Вскоре маленькое квадратное окошечко в двери, медленно распахнулось. Торопливо сунув в проем стодолларовую купюру, ОН нетерпеливо толкнул дверь и, ворвавшись в холл, озираясь по сторонам, побежал по лестнице, куда-то вверх…
«Не успел»!.. РЕовое, что мелькнуло в его голове, завидев бледное лицо, наверное, единственного дежурного врача, в этой захолустной районной больнице.
-«Где»?! – выдохнул ОН, засовывая в карман несвежего халата дежурного, очередную сотню.
Сразу поняв, к кому этот психоватый «крутой», дежурный промямлив - «в реанимации», судорожно махнул рукой, куда-то вглубь коридора, и торопливо потащил его с собой.
…Тихо, словно боясь чего-то страшного, он вошел в палату и замер…
В тусклом помещении на единственной кровати, вся обмотанная какими-то трубочками, и проводками, полулежала она…
Ноги не слушались…Еле, прошаркав до неё, ОН почти свалился на старое полуразвалившееся кресло и тупо, уставившись в её незнакомое лицо, затих…
Она была очень красива… Как мать… Почти одно лицо…
Нет ОН не плакал…ОН никогда в жизни не плакал…Он не мог плакать… Да и над чем!? По ком? Над этой бледной, как смерть девчонкой? Или по её погибшей матери? По себе, по загубленному своему счастью, которую сам же и угробил? Нет, он никогда не плакал. А может?..
…С её матерью, ОН познакомился, ещё в те эсэсэровские времена, после того, как пять лет проучился вместе с ней, в одно и то же время, в одном и том же институте, правда, на разных факультетах, даже не заметив друг друга… Такое бывает…
Будучи неплохим спортсменом и музыкантом, ОН, почти не посещал институтские занятия, постоянно находясь на разных сборах, соревнованиях, фестивалях и гастролях в разных городах, той ещё огромной единой страны под названием СССР.
Познакомившись, они довольно быстро сошлись, в основном, легкомысленно проводя время в сексуальных утехах. А вскоре, ОН и улетел, в «стольный град Москву» «строить Олимпиаду»… Да так и остался там…
Московская бурная жизнь, очень быстро засосала его, а тут ещё и «горбачевская перестроечка» грянула… Ну, и закружила, понесла его «кооперативная свобода», да так, что ОН, иногда и себя-то не помнил, не то что бы ещё кого-то…
Шли годы, ОН «успел» женится и быстро развестись, потом два гражданских брака бездетность и наконец обреченное понимание того, что в принципе, ему никто и не нужен… Так удобнее и свободнее… «И катись оно всё кренделем»…
Так его жизнь и котилась… Катилась в «сыре в масле», не замечая, как годы тихо красят некогда черные волосы в белёсое, а в душу, медленно, «холодной гадюкой», вползает тоска одиночества…
Нет, конечно, где то там далеко, на родине жила мать… Хорошо вроде жила… Деньги ОН высылал ей вовремя, аккуратно и по многу… боясь признаться себе в том, что в принципе–то откупается от неё?.. «Да нет, все хорошо! Чего это я раскисаю… Все «тип-топ! Вот этим летом, обязательно поеду к маме… И не на недельку, а на всё лето… Достали уже, это чёртовы Майями с Гавайями! Пропади они пропадом… Н-е-ет. К маме, домой»!..
«…Ну, гад, ты от меня, так просто не уйдешь»! – не на шутку рассвирепев, уже в «упор расстреливала» его глазищами Хана, уже вернувшись за свой стол. Подруга, впервые увидев её осечки, злорадно подтрунивала над ней, когда к их столу подошел официант и, положив на стол пухлый пакет, тихо прошептал:
-«С вами хотят познакомится… Здесь четыре «штуки»… в подарок, на парфюм… Черный «Бентли» у входа… Через пять минут, вас будут ждать».
-«Я сегодня отдыхаю - недовольно буркнула Хана и…осеклась, увидев, как её «жертва», медленно встав из-за своего стола, не глядя ни на кого, лениво пошел к выходу.
«Уходит, что-ли»?!... Ну и «хрен» с тобой!!.. Значит, не понял дурак, своего «счастья»…Ладно! Пойду в «Бентли»… такие деньги, не каждый день»!… Гад!! Прямо в душу чихнул, зараза»!!
Допив свою «Маргариту» и зло, зажевав маслиной, она резко встала, подхватила сумочку, и «прошипев» подруге - «Пошли уже»! - решительно направилась к выходу.
«Бентли», как и «обещала», уже стояла у выхода и девушки, разбежавшись по обе стороны авто, почти разом раскрыли двери, и, запрыгнув в уютный, как дом салон, притихли. Приглядевшись к знакомому профилю за рулём, Хану, как иглой кольнуло!
« ОН, что ли!? Оригинал…твою …ить»!
Они молча, долго, куда-то ехали. Теплая летняя ночь, порывисто дышало в раскрытые окна машины, не принося ни малейшей прохлады. Играла тихая, со вкусом подобранная музыка…а в мозгу Ханы, вот уже почти полчаса стучало одно и тоже – «Хоть бы эта дорога, никогда бы ни кончалась»!
Запахло морем…Как-то резко и вдруг…Его, сквозь южную темень и видно-то не было, но оно чувствовалось во всём. Ощущалось, своим охлаждающим жаркое дыхание ночи легким, соленным ветерком, дальним глухим «бормотанием», частым тяжелым «вздохом», о чем то своем…
«Бентли», резко свернула с песчаной проселочной дороги, куда-то вниз и направилась к одинокому, на всем темном побережном пляже, тусклому свету мерцающему вдалеке.
Это был небольшой вагончик, одиноко приткнувшийся почти к воде. «Чёкнутый что ли»? Куда он нас привез»?!- было написано в глазах подруг, недоуменно поглядывающих друг на друга. ОН, медленно подъехав к вагончику, просигналил пару раз, резко распахнул двери, вышел из машины, застыл, задрав голову к высокому черному небу с огромными звездами, и глубоко задышал, словно перед прыжком, в какую-то, только ему ведомую бездну…
…Как сказал, так и сделал - приехал к матери летом. Только вот не по доброй воле приехал, а по принуждению… Не дождалась его мать - устала она от ожиданий… Душа устала…И просто, «ушла» в небо.
А ОН взял, и тут не успел…даже на похороны. Летел через три границы и не успел! Прямо с самолета, ОН помчался на кладбище… И отупело, просидев у её свежезакопаной без него могилы, почти сутки, не проронив ни единой слезинки, ОН, какой-то, уж слишком скорченно-стариковской походкой, побрел, и сам не зная куда, да и не важно ему было куда. «…Зачем теперь… Главное, ради кого теперь, уже и жить-то»?! – тупо стучало в висках. Темнело. Проходя мимо обшарпанной будки, он вдруг остановился, пощарив в карманах достал местную «деньгу», протянул его в узкое окошечко, буркнув – «Водку дай», взял бутыль, сорвал с неё крышку и, приложившись к горлышку взахлеб торопливо влил его в себя…
…Проснулся ОН, на какой-то скамейке в сквере, от «прицельно бьющих» в глаза лучей солнца, и первое что кольнуло – «докатился»! Встал, зажмурился и, запрокинув голову к небу, затих… «Хорошо!.. Но, что-то не то»… тревожно мелькнуло в голове, и резко открыв глаза, ОН посмотрел вниз, на свои ноги…. Они были без туфле и даже без носков… «Носки–то кому - на кой»?! – вяло возмутились мозги…
Лениво пошарив там, где должны были быть карманы легкого, летнего, дорогого итальянского пиджака, ОН, наконец –то сообразил, что и пиджака-то в общем, тоже нет… Вместе с толстым бумажником в кармане.
…Тогда, ОН долго, истерично смеялся…Смеялся, от души, абсолютно не замечая, удивлённо озирающихся на него людей.
…Во дворе материнского дома, стояла огромная палатка, возле которой маячило несколько человек. Поздоровавшись с ними, он вошел во внутрь. Молла, что–то говорил об Исламе, люди пили чай, лениво переговариваясь, кто о чём… Сидящие за столами, знакомые, соседи, задвигались, вставая, здороваясь с ним. а ОН, присев на первый же поапвшийся стул замер, и даже не сразу заметил, как к нему тихо подошла самая верная и близкая подруга покойной матери и нехотя поздоровавшись, молча протянула запечатанный конверт – предсмертное письмо мамы.
«Так… И долго ты будешь сидеть?!.. Блаженный, ты мой…» - думала Хана, греясь у скоро «заведенного» мангала, хозяином вагончика - на удивление интеллигентным, опрятным и «живым» старичком. Часто-часто, бросая взгляды на скорченно сидящую не вдалеке у воды, одинокую ЕГО фигуру, она поймала себя на мысли, что для неё, «эта зараза» становится уже не совсем обычным «клиентом». «И, пропади пропадом, его четыре «штуки баксов»! Захотелось тихо подойти к нему, обнять, прижаться к спине и, прильнув к затылку губами, запутаться в его с седоватых, волнистых волосах…
Вкусно запахло шашлыками… Хана, вдруг, ощутила «сосущий» голод, вспомнив, что по большому-то счету, она сегодня, почти и не ела ничего. Старичок, живо носился от вагончика к установленному рядом с мангалам большому круглому столу, всё, неся и неся всякие необычные закуски и салаты, на… удивительно красивых, и видно дорогих антикварных посудах, что не мало удивило девочек. Старик, ловко раскладывал всё принесенное с собой, на тончайшую из китайского щелка скатерть, не проронив до сих пор ни одного слова, лишь попыхивая огромной трубкой, с потрясающе ароматным табаком.
-«Старичок мой»! - прошептала подруга Ханы, озорно блеснув глазками -«Только бы не умер, в постели… от «счастья»! – добавила хихикнув.
Уютно клубился дым, быстро уносясь куда-то, порывистым дыханием огромно-темного моря-чудиша. Хана думала о своем, и когда услышав голос все время молчащего старика - «Доченьки, помогите-ка»...- удивленно обернулась на него. Кряхтя, он в очередной раз, уже волок тяжелую большую картонную коробку и наконец, дотащив её до мойки, рядом с мангалом, осторожно положил её на широкую тумбу, добавив:
-«Всполосните-ка приборы».
Раскрыв коробку и, достав первые же бокалы, рюмки, ножи и вилки, девочки «обалдели»!
Хана, неплохо разбиралась в антиквариате, а старинная посуда, - вообще была её слабостью. Не в силах оторваться от фейерверка огней, вспыхнувшие от слабого мерцания мангала, на тончайших вручную вырезанных узорах бокалов, из самого настоящего «богемского» хрусталя. Она долго вертела одну из них в руке, восхищенно замерев, любуясь игрой цветовых переливов. Вся коробка была забита дорогой старинной посудой из уникального фарфора, благородных стекал и чистого серебра. Осторожно всполоснув и тщательно протерев бокалы, рюмки и другие столовые приборы, девочки аккуратно и красиво разложили их по кругу стола, напротив каждой из четырех шикарных низких, старинных кресел, вынесенных стариком.
…ОН, устало, судорожно вздохнул, и нервно «прощарив» глазами по обшарпанной палате, вновь уставился в лицо больной девушки, когда вдруг её веки, ели-ели дернулись… ОН, почему-то испуганно встрепенулся, вскочил и с криком «Доктор»! распахнул двери. Дежурный, почти сразу выскочил из недалёко расположенной от реанимации комнаты и, что-то дожевывая, побежал к нему.
-«Кажется, она приходит в себя» - зачем-то тихо прошептал ОН врачу, и, повернувшись к больной, вдруг осекся… увидев её огромные, широко раскрытые глаза, удивленно озирающиеся по сторонам.
-«Слава Аллаху»! – прошептал «дежурный», и тихо, подойдя к кровати, наклонившись над её лицом, спросил: - «Ты меня слышишь»?
Еле шевельнув головой, она беззвучно прошептала «Да»… Врач, как-то весело засуетился над ней, поправляя то подушку, то одеяло, то трубочки, тянувшиеся к её венам и словно, что-то вспомнив подошел к НЕМУ, взял под руку и повел из палаты к себе, доверительно прошептав: «Надо поговорить».
Усадив ЕГО на старую кушетку своего, уж очень обшарпанного кабинета, он не долго думая выложил :
--«Нужны дорогие лекарства…А их у нас нет! Они есть, только в столице… Их надо срочно доставить сюда… Срочно! Сможете»? – вопросительно взглянул он на НЕГО.
-«Запишите, что нужно. Завтра же к вечеру, все будет!.. - бросил ОН и уже встал, чтобы пойти к ней, когда дежурный добавил:
-«А сейчас нужны разные питательные пюре и соки… Пока я буду составлять список лекарств, вы можете купить все на центральной площади…Там есть ночной магазин…
Через полчаса с небольшим, вернувшись, ОН, уже вбегал обратно в реанимацию, неся в руках два огромных пакета. Застав дежурного в палате, заботливо поившего больную, кокой-то жидкостью, чайной ложкой, он присел на свободный стул и вновь уставился на её такое родное лицо. С трудом шевеля ещё непослушными, трогательно дрожащими губами, оно, с усилием, судорожно, «выжимала» из себя подобие глотательных движений, мучительно закрывая глаза.
ОН шел, по залитому долгим летним ночным дождем, небольшому районному городку, с удовольствием вдыхая утреннюю прохладу, после тяжелой бессонной ночи. Той же ночью, уже почти под утро, обзвонив своих друзей, он решил все вопросы - по закупке и доставке в больницу довольно дорогих лекарств, две из которых, пришлось доставать, аж из Москвы. Не смотря на сильную усталость, на душе было легко и радостно. «Слава Аллаху! Кажется я успел… Я спасу её! Моё девочку… Какая же она красивая!.. В мать! Но кажется, этот высокий лоб, мой»…
Тогда, на поминках своей матери, прочтя письмо, в котором она перед смертью и открыла эту тайну существования его дочери, он долго, отупело глядя на старческие каракули, чуть ли не в сотый раз перечитывал их, позабыв даже где и находится. В мозгу стучало одно и тоже, «Не может быть!.. Я же бесплоден… Я же проверялся в Москве…В каких только странах не лечился?! Нет! Не может быть»!..
Это уже потом, вдруг страшно захотев поверить в существование дочери, ОН бросился искать подтверждения материнскому откровению. И находил же! А не находил, так выдумывал всякие оправдания…Кого только он не нашел, из общих знакомых, лишь бы удостоверится в своем отцовстве?! Нет, конечно, его отцовство, может окончательно подтвердить только генная экспертиза… Да «хрен» с ней, с этой генной!.. Она у него есть и это главное! Значит, он не одинок. А значит, есть смысл жить дальше… Но, зачем же она - мать его ребенка, так зло и безбожно отомстила ему. «Я же никогда бы не отказался… Да, может и не очень любил её… Но, не отказался бы… Сколько же лет, она скрывала дочь от меня?...
…ОН шел по этому городку, вдруг ставший для него почти родным, с удовольствием здороваясь с абсолютно незнакомыми людьми, радуясь всему вокруг, даже бесчисленно грязным лужам, по вдрызг раздолбанным дорогам. ОН уже решил, что останется здесь, до того дня, когда она, хоть чуть-чуть придет в себя, и будет способная выдержать дальнюю дорогу, к нему, в Москву… «Нет, теперь уже к себе - в свой дом… Всё теперь её, и мая жизнь, на сколько её поганую хватит, и всё, чем я владею»…
Так он решил. «И, дай мне Аллах, еще немного… Дай мне ещё, и внука увидать…и понянчить!.. Знаю грешен!.. Но может быть… Хоть чуть-чуть»!!..
…Шашлыки были, какого-то необыкновенного вкуса. Хана, наверное, в детстве, не часто евшая мясо, очень любила разные шашлыки, и понимала в них толк. Но, таких, она еще не пробовала. «Может с голоду, они такие необычно вкусные»? – жадно, поглощая кусок за куском, пытаясь все таки, как-то сдерживаться, подумала она.
ОН, почти ничего не ел, думая о чем-то своем, потягивая из пузатого бокала, дорогое виски и изредка, пристально разглядывая её. Хорошее вино, под великолепные закуски и рубайи Омара Хайама, душевно читаемые старичком, как-то быстро ударило в головы девочек, и, почти весь нынешний вечер, непривычно скованные, они, слегка осоловев, стали «приходить в себя». Все было очень необычно, как-то по родному, покойно и тепло. Тихо звучал «Шопен», стихи трогали за душу, догорали толстые свечи, распространяя приятный аромат и было абсолютное ощущение того, что в эту ночь может произойти, что-то уж очень необычное, а может даже что-то сказочное. Какое-то непривычное чувство нереальности во времени и в происходящем, толкало на самые дикие поступки – мол, это же сон, вот сейчас проснусь, и все закончится, а потому можно делать самые непредсказуемые глупости. И Хана вдруг вскочив, подбежала к НЕМУ, нежно обхватила голову, и надолго прильнула к ЕГО губам… «улетев» в иной мир. …«Возвращаться», как-то очень не хотелась… Наконец, почти задохнувшись, она всё же «оторвалась» от НЕГО, и устало опустившись на прохладный нежный песок, блаженно положила голову ему на колени.
Нежно перебирая пальцами рассыпавшиеся по его коленям шикарные волосы Ханы, ОН думал -«Она наверное, её возраста… Вот так вот, каждый вечер, я, она, мой дом и мой мир…И больше, ничего мне, уже не нужно… Только бы найти её»!
Заснули уже под утро - девочки в вагончике, на неожиданно шикарном огромном ложе, старичок в «Бентли», ну а ОН, так и просидел до позднего утра, у чуть взволнованного, как и сам моря, думая, а может и, мечтая, о чем-то своем…
Солнце, уже не на шутку «раскачегарилось», когда первым проснулся старик, и, выбравшись из машины, на ходу скидывая, «бермуды» и рубашку, задорно ухнув, пронесся мимо НЕГО, все еще сидящего у самой воды, и бросился в пенящуюся морскую волну, подняв тучу брызг. Вскоре в проеме вагончика появились и заспанные «красавицы», недовольно морща свои носики от ярко «лупящего» прямо в лицо, солнца.
…Девочки, уже сидели в машине, а старик, всё ещё, что-то долго объяснял ЕМУ, и наконец, отпустив, крикнул вдогонку:
-«Найдем! Не сомневайся! Три дня и я найду её»!
Хана, долго стояла у окна, закуривая всё новую и новую сигарету. Весело затренькал телефон… Она, недовольно сморщилась, затушила очередную, только что начатую сигарету, и лениво побрела к телефонному аппарату.
-«Нет… Да, чтоб он издох!.. Не хочу Фатя… Никуда, ничего и никого не хочу!.. Всё пока!.. – проорала она, и зло, швырнув трубку, нервно заметалась по гостиной. Задержавшись у окна, Хана, схватила «бутыль», от души «приложилась» к ней, и, наконец оторвавшись, пьяно «водрузив» её обратно на подоконник, поплелась к дивану, плюхнулась на неё, и, зарывшись в мягкий пушистый плед, свернувшись калачиком замерла…
…Как же она была счастлива эти последние шесть дней….Все случилось, как в сказке - «Про нищенку и доброго принца»… Как, когда-то, один единственный раз, в далеком детстве, когда отец, вдруг бросив пить, целый месяц носился с ней и с младшей сестренкой, - из цирка в кино, из «Сладкоежки» в разбитый заброшенный зоопарк… и вообще. А по вечерам, досмотрев с дочурками «Спокойной ночи малыши», он ещё долго, приткнувшись к кроватке и, приобняв их за хрупкие плечики, читал им сказки…
Нет, одну и ту же сказку – «Про нищенку и доброго принца»…
И сейчас, этой ожившей сказкой из детства, стал ОН! Все эти последние шесть дней, ОН носился с Ханой, по всем, самым крутым «бутикам», сам, выбирая и покупая всё то, что было по ЕГО вкусу, и, кстати, очень даже «ничего вкусу». Днем, почему-то обедали, в каких-то, уж очень детских заведениях - типа «Макдоналдс», «Чудо печка». Правда, по вечерам, ОН удивлял её по «взрослому», - в самых закрытых, шикарных ресторанах, клубах большого города, о которых Хана даже и не подозревала. А, после, уже глубокой ночью, привозя её домой, провожал до двери…И, тихо, поцеловав в лобик, быстро «сбегал» по лестницам, словно убегал, от какого-то страшного, вечно преследовавшего его, ГРЕХА.
Первые дни, она думала – «оригинальничает собака!.. Как тогда на море»… Потом, появилось недоумение, потом злость.
А в последний раз, она даже пыталась «впихнуть» ЕГО в двери своей квартиры, но «впихнуть не впихуемое» ещё никогда и никому не удавалось…
И, он снова, сбежал от неё… А может от самого себя убегал… Убегал, чтобы когда-нибудь, вернуться…
…На девятый день, она уже вполне сносно говорила, и они по долгу, длинными осенними ночами, в уже отдельной, самой лучшей палате больницы, тихо беседовали о всяком, и она абсолютно не чувствовала какую-то разницу в возрасте, с этим симпатичным мужиком, хотя и годившимся в отцы, не весть откуда «свалившимся» ей во спасение… «Наверное боженька, все же есть»!
ОН, как всегда появился сразу, после завтрака, и, как всегда, подойдя к ней, тихо поцеловал в лобик. Это ОН так здоровался каждый раз. За окном ярко, по летнему, «жарило» солнце, и она даже не заметила… как «заработали» руки!.. Они обнимали ЕГО за шею! Да и ОН как-то сразу и не заметил… Привычно приложившись к её лбу губами, блаженно вдыхал запах её волос… И вдруг какое-то тепло на затылке…и слабое прикосновение её пальцев...
В радостном экстазе, с ворвавшимся в палату именитым профессорам, вывезенным ИМ, аж из самой Москвы, они, долго поддерживая её за руки, спину, голову, медленно, осторожно прохаживались по палате, подбадривая её каждый удачный шажок.
«…Кто ты?! Откуда ты»?! – в тысячный раз, уже ночью, как всегда, она спрашивала не весть кого… А Бог, молчал…и тихо улыбался ей…
А на утро, она взяла… и ушла… Ушла на небо…
Как всегда, сразу после завтрака, ОН вошел в её палату и привычно подойдя к ней, для уже ставшим ритуальным утренним поцелуем в лобик, вдруг застыл, от какого-то «потустороннего» холода, веющего от неё…И, как-то, сразу все поняв… «ЗАОРАЛ»!!.. «Орал» долго, как-то страшно беззвучно, с раскрытым судорожно широко застывшим, ртом, высоко задрав голову к НЕБУ… И снова, Аллах молчал…
Всё закончилось в одну секунду!…Всё!! Вместе с ней, «УМЕР» и ОН… И даже те - «лохмотья от бывшей его души», которыми она упрямо цеплялась за жизнь, как-то вдруг, и сразу оборвались.
ОН почти сутки, просидел у её могилы, на местном кладбище, как «зомби», опять не проронив ни одной слезинки…
. …Выходя из больницы, где «похоронил» и свою жизнь, ОН безразлично забрал у дежурного, уже стоявшего у выхода, какой-то целафановый пакет, наверное с чем-то, оставшимся от дочери, набитый, то ли бумагами, то ли фотографиями пухлый конверт, быстро «вылетел» из здания, торопливо подбежал к «Бентли», и через секунду «рванул» .из этого, уже проклятого для него места, так, что пыль из под широченных колес навороченного авто, окутала, все здание больницы.
«Летя» обратно, теперь уже в «никуда», он все удивлялся, почему же его не занесёт, куда-нибудь в глубокий кювет на этих крутых поворотах, или не раздавит, вот хотя бы этот здоровенный «камаз» или. .. Ведь он же делает всё, что бы не доехать… Не доехать никуда… К ней бы только… на ту сторону жизни…
Хана и не надеялась уже…«Уехал наверное к себе… В Москву… Будь она проклята!.. Ладно…И такое бывает… Плюнем, разотрем и забудем»… -уже почти пьяная, закутавшись в плед, думала Хана, дав полную волю слезам, так облегченно опустошавшие душу… когда неожиданно забулькал входной звонок. Тревожно встрепенувшись, и сразу, как-то протрезвев, она затихла тревожно прислушалась - «не показалось ли»? Медленно привстав с дивана, она замерла на секунду и тихо стала подкрадываться к входным дверям. Звонок, забулькал настойчево и, кажется надолго. «Господи! Кого «несет» в такое время?! Фатя, что ли?.. Чего же не позвонила»? Звонок продолжал надрываться, и почти дойдя до двери испуганно вгляделась в дверной глазок.
Там «стоял» ОН!... Весь, какой то маленький, смешно искаженный и «пузатый»…
Дыханье сперло, сердце бешено заколотилось… Растерявшись, она неистово задергала дверью, забыв открыть её, - вспомнив чертыхнулась, судорожно защелкала ключами, задвижками и наконец, распахнув их, растерянно застыла перед НИМ.
…Заросший грязно - седой щетиной, с тусклыми померкшими глазами и каким-то сероватым цветом лица, ОН, уже почти час сидел на кухне и тупо, уставившись в единственный в доме хрустальный стакан с чаем, пугающе молча, уйдя в себя. Хана сразу поняв, что произошло, что то очень страшное, стояла у окна и молча переживала, стараясь не выдать своего присутствия. Таким, она его даже и не представляла… Всегда уверенный, сильный, немного ироничный, ОН был в её глазах, тем настоящим мужчиной в существование которого, она почти не верила, но иногда, одинокими ночами, нет-нет, да и мечтала…
А тут…
И так захотелось подойти, обнять, прижать ЕГО к себе и раствориться... «Но лучше не надо»!
-«Выпить, есть что»? – каким то утробным голосом, пробормотал ОН.
Хана, сразу-то и не поняла его, но интуитивно догадавшись, побежала в гостиную и прихватив, недопитую ею за ночь бутыль, с «виски», рванула обратно и положив перед ним, задергала дверцу кухонного шкафа, где должны были находится рюмки, стаканы и бокалы… Но их нигде не было…Не дожидавшись, ОН нетерпеливо отвинтил крышку бутыля, приложился к горлышку и жадно вылакал всё, до самого донышка.
…Светало. ОН уже час, как крепко спал за кухонным столом, положив голову на руки, а Хана словно остолбенев, сидела на ковре в гостиной среди разбросанных у ног, таких знакомых женских вещей, - из принесенного ИМ пакета…И главное, фотографий из конверта, на которых, была её… Дильбер!!! Всегда радостно улыбающаяся, красивая….с мамой, с друзьями… с ней - «лучшей подругой…она лукаво и весело смотрела на неё из фоток, словно опять дразня. Медленно «вскипая», она упорно пыталась понять – откуда у НЕГО всё это, и вообще, что все это значит.
…Они, друг для друга всегда были единственными родными людьми, на всем белом свете, и самыми непримиримыми соперницами в жизни…
Они были сестрами!
Как она думала – родными.
…Но позже, на смертном одре, мать, все же открыла, свою годами мучавшую её тайну… Открыла только Хане…Семейную тайну - про её настоящего отца.
Они были сестрами по матери, от разных отцов. Потому-то они и были совершенно разными…
Хана была старше Дили, как её все называли, на два года. С детства не погодам высокая, «шёлковая» шатенка, с удивительно большими, серовато - голубыми глазами, - не похожая ни на мать, ни на отца, она сводила с ума всех мальчишек во дворе и в школе.
Диля же, росла тоненькой болезненной девочкой, какой-то чёрненькой замухрышкой, с чертами лица, едва напоминающую мать…
Это потом уже она «расцвела», - да так, что все видные парни слоняющиеся по их улице, часами простаивали на подступах к соседского дому, в котором жили сестры, дожидаясь уже не Хану – «бандитку» а её сестру - Дилю… Такая же высокая статная как Хана, но с иссини черными волосами, с глубокими темными, как летняя ночь, глазищами, Диля с возрастом стала почти копией своей красавицы мамы…
После смерти матери, когда они остались совсем одни, Хане было уже восемнадцать, Нуре стукнуло шестнадцать. И в тот, самый несчастный для них год, когда казалось, - рухнуло все, судьба вдруг, словно издеваясь, преподнесла Хане самый дорогой подарок в её жизни, о котором, она так мечтала!.. В тот роковой летний день, когда умирала мать, она, как раз и проходила конкурс - тестирование в БГУ… Смерть матери, зачеркнуло все. После похорон, в доме из съестного, кроме заплесневелых припасов макарон, не осталось ничего, и она, носилась по городу, пытаясь продать хоть что-нибудь, из дешевых золотых побрякушек, оставшихся от матери. Иногда, ей удавалось продать что-то, и тогда в доме, к макаронам появлялась пара банок дешёвой тушенки…
…Сорок дней матери, они провели вдвоём, за не очень сладкой, жидковатой халвой, из серой муки… Благо, хлеба было много – аж целая буханка, за пол маната, и они взахлеб, запивая чаем халву, съели почти всё.
Про университет, Хана вспомнила случайно, как-то проходя мимо… Без всякого энтузиазма, она просто из любопытства, подошла к еще висячим полуразорванным спискам, поступивших, нашла свою фамилию «по историческому факультету» и остолбенела…
…Сидя на скамеечке, в укромном уголке уютного скверика, напротив университета, она долго плакала, стыдливо пряча слезы от редких прохожих. Плакала, то ли от гордости, что «она сделала «это»! - то ли жалея себя… Но, скорее понимая, что «это», теперь уже, для неё нереально… Потому что на магиле мамы поклялась, - сестренка Диля не бросит школу и она сделает все, чтобы в доме был хлеб, тепло и Диля рядом - вечерами, занудливо бубнящая уроки на завтра.
…И пошла работать, к этим «вонючим» туркам, в магазин антиквариатов… Все же как-то ближе, к любимой её науке, под названием - «ИССТОРИЯ»…
…ОН, проснулся поздно, не понимая, где и находится. Шея ныла, язык прилип к нёбу, да и пить хотелось по страшному… Перед ним стоял сервированный поднос, с яичницей, хлебом, маслом и ещё с чем то… Взяв чашку, с уже остывшим кофе, он хлебнул из неё, сморщился и положив обратно, обеими руками взявшись за голову, с минуту утробно «мычал», выдавливая из себя, что-то похожее на мелодию…Потом затих.
…Обойдя, довольно большую трехкомнатную квартиру, и не найдя Хану, он поплёлся в ванную, разделся до гола и пустив холодную струю с душа, встал под неё, низко опустив голову, чуть подрагивая от холода.
Стоял долго… Наконец, почувствовав, что коченеет, ОН выскочил из под душа, завинтив его, сорвал с вешалки первое попавшееся под руку полотенце «помахеровее», стал яростно растираться… И скоро, в не по размеру новом женском халате, «заботливо» оставленному Ханой, ОН вышел из ванной, и сразу понял, что она, уже дома… Ну уж очень, вкусно пахло, из кухни…
…Увидев его в дверях, она «сдержанно» улыбнулась, и не в силах удержаться, звонко рассмеялась, то ли от его, смешно-взлохмаченного вида в женском халате, то ли от… какого-то «дурного» ощущения счастья, охватившего её с самого утра.
Просто она его дождалась!..
…Они сидели за столом уютной кухни и молча завтракали… Нет. Скорее, уже обедали. За окном, ярко светило солнце, пробиваясь сквозь толстые оконные шторы, освещая всю кухню, в весёлые весенние цвета… ОН ел с таким аппетитом, что заразил и её, вот уже больше месяца, морившую себя, какой –то новой «импортной» диетой.
-«И где мы были?- попыталась «прощупать» она, его, прожевав и проглотив очередной кусок.
-«Не важно» – буркнул ОН, и ещё яростнее заработал челюстями.
-«Ну, не важно, так не важно»…- она встала, взяв свою, уже пустую тарелку, подойдя к раковине, положила в него и, наливая себе кофе, спросила: - «Будешь»?
Не услышав ответа, она не стала повторяться, а молча сев на своё место, и прихлёбывая горячее кофе, пристально уставилась на него, усердно жующего, «ушедшего» в поглощение пищи… НО, она знала, что это не так…
Молчание затянулось и Хана, из последних сил растягивая «проклятое» чаепитие, наконец, не выдержав, тихо спросила:
-Один вопрос… Откуда у тебя вещи и фотографии Дильбер?...
Он долго молчал, словно задумавшись, что и ответить, и как-то неопределенно буркнув «Теперь уже не важно…- вновь уткнулся в чашку с чаем.
-Очень даже важно!.. Прошу тебя… Она моя сестра… Вот уже почти три месяца, как она исчезла и я нечего о ней не знаю…
-Сестра!?... удивленно вскинулся ОН и замер.
-Да, младшая… по матери… Отцы у нас разные… После смерти мамы, мы остались одни, жили вместе, я работала, она училась… Трудно жилось, я и стала зарабатывать уже тем, о чем ты знаешь… Ну, а потом, и она примкнула… Как я не старалась уберечь!.. Ну и пошло, покатилось…
В голове у него, как-то гулко зашумела, он еле слышал её голос, тупо уставившись в чашку , а в висках стучало… «Старшая, старшая, старшая… так это что получается?!.. Не Диля, а Хана моя дочь?!!» стучало одно и тоже…
Хана, замолчала не понимая, что с ним происходит… и все больше волнуясь, затихла совсем, глядя на его низко опущенную голову.
Он резко встал, и словно не зная, что и делать заметался по кухне, затем быстро направился в ванную, на ходу сдергивая с себя халат и вскоре выскочив оттуда, уже одетым торопливо, ничего не сказав, выскочил из квартиры.
Все подтвердилось!.. Старушка-подруга матери, которая и передала ему на похоронах её предсмертное письмо-откровение сыну, подтвердила все!..
Он отрешенно брел по бульвару, а в голове больно свербело одно и то же «Господи! Как же так!?.. Как же с этим, теперь жить?! Что же за жизнь такую, я прожил?!.. Будь она трижды проклята!! Как же меня земля-то носит»!?..
Заметив небольшое кафе – шашлычную, он зашел в неё, присел за столик и, буркнув подошедшему мальчику – официанту «Бутылку водки, сыр и зелень», затих, снова уйдя в себя.
…Той ночью, когда ему наконец-то сообщили адрес Дильбер, которую и принял за свою дочь, ОН просидел на скамейке у её дома до утра. Так и не дождавшись её, ОН опросил всех соседей, но никто почти ничего не знал про неё, недавно заселившуюся в съемную квартиру. И лишь один мальчишка, случайно запомнил номер какого-то навороченного джипа, который и увез её куда-то неделю назад.
Через своих друзей в органах, хозяина джипа - молодого сынка одного из известных министров республики, ОН нашел быстро, который и рассказал, ЕМУ, как они с друзьями и девочками среди которых была и Диля, поехали «отдыхать» в районный городишко и она там заболела. Устроив её в больницу, они уехали, и по последней его информации из больницы, она в очень плохом состоянии, и, мол, он, как раз сегодня и собирался ехать к ней.
Тогда из ЕГО рук, парня спасли те же друзья – работники органов.
Через час, ОН уже мчался, в дождь, через кромешную ночь к ней, к дочери… Спасать её!.. Не спас!.. И жизнь закончилась!..
И надо же, оказывается ещё не совсем!..
Водка ударило в голову, как то сразу и «дурно»… Его слегка затошнило. Залпом выпив большой бокал «колы», он подозвал официанта, расплатился и быстро зашагал прочь. Сев в машину, он достал маленький хромированный «браунинг», судорожно взвел его, и приставив к виску, как-то уж очень обыденно спокойно нажал на курок… «Браунинг» сухо «чихнул»…
Секунда продлилась вечностью… Вдруг, он опустил голову на руль…и затряс плечами, словно весело смеялся... Он не смеялся… Может чуть ли не впервые в жизни, он рыдал! Плакал он долго, горько, по загубленной то ли своей жизни, то ли по Дили, по Хане!.. Он не знал. Он просто плакал, и словно освобождался, от чего-то страшного внутри себя, гадкого, нечеловеческого…
…Обратно ОН ехал, уже твердо зная, что будет делать дальше, и с огромным желанием жить!.. Жить назло всему!..
…Самолет рейсом «Баку-Москва» уже набрал высоту, и бортпроводницы бойко стали раздавать прохладительные напитки. Одна из них, чем то отдаленно напоминающую Нуру, подкатила тележку к паре – симпатичному, мужественно седому человеку, на плече которого устало прикорнула очень красивая девушка, видно дочь, и заметив его настороженно отрицательный взгляд, мол «Спасибо, ничего не надо», понимающе улыбнулась и покатила тележку дальше…
КОНЕЦ.