(Из повести "Девять лет одного дня")
В течение пяти суток, при тусклом освещении, было одновременно произведено вскрытие обоим пациентам, промыты все потроха, удалены тромбы и каверны, заживлены язвы, сделано полное переливание питающих жидкостей. Все этапы сопровождались воздушными клизмами. Также удалось заменить, для надёжности, некоторые конечности. Четыре молодых ассистента действовали слажено: подавали тампоны, необходимые препараты и инструмент. Проявлять инициативу им было строго настрого запрещено. Только молчать и слушать. Смотреть и учиться. И даже удалять подтёки у пациентов им разрешалось под неусыпным контролем старших ассистентов Эдуарда Лескявичуса и Александра Безрадного, которые проходили последнюю неделю обучения и времени на написание диплома у каждого практически не оставалось. Диплом представлял собой титанический труд, состоящий из иллюстраций и рифмованных комментариев по каждой позиции. Материал накапливался годами, и теперь необходимо было отобрать самый значимый и отличный от всего ранее представленного – плагиат был не в почёте, но обмен мнениями и фотоматериалами допускался.
– Ну что, Максимка, будем делать трепанацию, мозги мне что-то не нравятся. Собственно, это и не моя специализация, но я всегда хотел попробовать. Начнём? ты как?
–Собственно я, Иваныч, препятствий не вижу, - ответил я, и протянул ему заранее подготовленный для такого случая старшими ассистентами инструмент. Старший специалист Беляев Николай Иванович прибыл с Большой земли.
Иваныч наклонился. Наступила тишина. Неожиданно свет замерцал, стал ярким и погас.
– Где ..Ъ фаза?! – благим матом закричал Лескявичус и высветил лучом аккумуляторного фонаря прижавшихся друг к другу и потупивших взор молодых ассистентов. Молчание.
Но тут спасительно запустился аварийный генератор и через несколько секунд дали свет.
– Я с вами потом разберусь, - прошипел Эдуард и выключил фонарь.
– ..ъ фаза, ..ъ фаза – зашептались ассистенты.
– Молча-Ать.
У одного из ассистентов выпал из руки протёртый насухо инструмент, со звоном ударился и отскочил куда-то вниз. Ассистент пошатнулся. Коллеги поспешно поддержали его под руки.
Иваныч хмыкнул:
– Смотрю, Макс, порядок у тебя, - и приступил к трепанации.
Головная коробка была вскрыта и осмотрена. Два мозжечка, по документальному описанию, должны были представлять собой шары, размером с гусиное яйцо. Но вместо этого, между правой и левой долями в цилиндры золотников механизма реверса главного двигателя было вставлено по одному болту с головками под ключ на пятьдесят.
– Это кто ж такое смастерил? – Иваныч, представитель Коломенского дизельного завода, был в явном недоумении.
– Николай Иваныч, пломбу заводскую ты при нас сам откусил, вот этими вот кусачками, – прокомментировал я ситуацию, – мы до тебя ничего не трогали. Лескявичус, Эдик, Александр, дизеля в Польше при Вас меняли?
– Вроде, да, тащ. Мы тогда по карасёвке были, из трюмов и цистерн не вылезали. Шуру Чёрного надо спросить, так он на сходе.
– Не тащ, а товарищ лейтенант, не Шура Чёрный, а старшина команды мичман Черномашенцев.
– Да ладно вам, тащ …
– ..Ъ
Шура Чёрный, он же мой старшина команды мотористов, начинал службу с матроса на Новоземельском вспомогательном корабле «Яуза». Отучился в школе мичманов и пришёл служить в БЧ-5 на МДК-76, который базировался тогда ещё на Новой Земле.
Перед приездом коломенского спеца он неделю, день и ночь, самоотверженно пахал: мочаля руки вкровь, срывал, снимал, промывал и притерал поршеньки и цилиндры двадцати четырёх пусковых клапанов обоих главных двигателей. Я, в это же время, помогал ему снимать и устанавливал клапана на место. Инструмента не хватало, гаечный ключ на 12,5 был “золотым”. Спали по два три часа. Когда работа была закончена, Шура запил. И я, с разрешения командира корабля, отправил его на сход, на неделю, в счёт отпуска. Отдыхал он и приводил себя в порядок в Североморске, у Валентины Николаевны, администратора ресторана «Океан».
Впереди у нас был другой океан – переход по Баренцеву морю, рейс Тюва-Губа – Гремиха – Североморск – Тюва-Губа.
– Ну, что, механик, готов? запускаем? – спросил Николай Иванович, спускаясь по трапу в машинное отделение. – Ты куда вчера пропал?
– Да, я на соседнем корабле с вечера засиделся, кино смотрели, потом …, там и заночевал, – вяло ответил я. Вторая неделя без сна: первую – клапана с Шурой чистили, а эту ..Ъ ..Ъ ..Ъ – храп Иваныча на пятую ночь выбил меня напрочь из колеи, организм сдался, вечером я ушёл на соседний 78-ой, к своему другу Серёге Копейкину, штурману 78-го. В полночь вернулся и упал на диван в кают-компании, вестовой разбудил меня к завтраку.
После подъёма флага младшие ассистенты-мотористы стали готовить пациентов к запуску на холостой ход. Перед этим они всю ночь чистили трюма. Фаза, он же электрик матрос Валера Гриценко, тоже участвовал в уборке трюмов машинного отделения “под ветошь” – то есть “под ключ”. Золотой ключик на 12,5 нашли. И сейчас дембель Эдик производил обход отсека с видом адмирала.
– Товарищ лейтенант, идите в ЦПУ, покимарте, будем готовы – доложу.
Глядя на Эдуарда, я представил себе командира нашего соединения, Адмирала Кононихина Игоря Афанасьевича, который, в очередной раз, производил субботний обход кораблей с осмотром результатов еженедельной Большой приборки. Люки, двери, горловины, иллюминаторы и носовые ворота больших и малых десантных кораблей были открыты настежь для осмотра, носовые и кормовые аппарели опущены до среза воды. И вот, очередь дошла до МДК-78. Адмирал с помощником командира корабля, капитан-лейтенантом Игорем Маслениковым, заканчивая осмотр, спустились в танковый трюм.
– Старпом. – Ровным голосом обратился Адмирал к помощнику командира. – Всё очень плохо. – Молчание. – у Вас..Ъ ..Ъ ..Ъ ТОЛЬКО ГОВНА НЕ ХВАТАЕТ – громовой выстрел с эхом разнёсся по танковому трюму и вылетел через открытые носовые ворота в сторону Окольной. Они подошли к носовым воротам. На краю опущенной аппарели лежала куча свежего собачьего дерьма. Корабельную собаку звали Барс, в честь погибшего кота Барсика. Адмирал плюнул в дымящуюся кучу и молча, покинул борт. Барс семенил за расстроенным Адмиралом по причалу. В тот же день собаку постигла кошачья участь.
– Максим, ты что, спишь? – Иваныч зашёл в ЦПУ и с обычным для него грохотом закрыл за собой броняху. Я очнулся.
– Мы готовы, Николай Иваныч.
– Пошли в машину. Запускать.
– Правая машина. – Пуск вперёд. Машина отработала «перёд». Пуск назад. Машина отработала «назад».
– Давай левый, – крикнул в ухо Иваныч.
Я подошёл к левому главному двигателю с новыми гусиными яйцами и заглянул под него, как под лошадь – конь.
– Ну что, всё на месте? – рассмеялся коломенский спец.
Я улыбнулся и дёрнул маховик реверса на ход «Назад». Стрелка тахометра дёрнулась и, - НУ, – отработала «перёд». Всё – ..Ъц. Послезавтра в море. Впереди, ..Ь, океан.
– Флаг и Гюйс поднять! – скомандовал с ходовой рубки командир корабля, капитан-лейтенант Сергей Мараховский.
– Товарищ командир, может не надо? – спросил я удручённо по внутренней связи.
– Корабль к Бою и Походу приготовить!
– Товарищ командир? может всё-таки не надо?! – настойчиво повторил я.
– Надо, механик. Надо.