Что я делала в том городишке, окружённом страшными горами, в окружении страшных женоненавистников? В обществе членов какого-то общества, не то гениальных изобретателей, не то великих художников, известно только, что они мастерили жутковатых снеговичков из какой-то мудрёной засыхающей пены (надеюсь, хотя бы, не для бритья!), и оскалившиеся снеговички эти, вроде бы, даже двигались, правда для этого приходилось сажать их на инвалидные коляски, так что главной гордостью местечковой Столовой Горы была декорация леса пропавших детей, густонаселённая инвалидами-убийцами, инвалидами-садомазохистами, инвалидами-педофилами, замершими в характерных для своей роли позах. Не знаю, почему меня тогда это не насторожило. Быть может, потому что в те времена я общалась с калифорнийским художником, зарабатывавшим немалые деньги рисованием кружочков. Хотя, конечно, кружочки это не так страшно, как снеговички, а с точки зрения психологии даже замечательно, и автора они характеризуют как человека уживчивого. Жаль, никаких других характеристик у калифорнийца не было – бедняга никому не показывал своё лицо.
Да я всё никак не подберусь к главному. Старые старики, как и старые старушки, устраивали собрания поочерёдно у каждого члена общества. Так я попала в дом, где жила семья необычная и обычная одновременно. Удивление вызывала супружеская чета, состоявшая из едва совершеннолетней мексиканки Аланы с широко расставленными глазами и пожилого шотландца по прозвищу Мак (его фамилия начиналась на «Мак», а всё, что так начинается, кончается плохо). Первоначальный шок сменился догадкой, что Алана – одна из того множества выросших в нищете девочек, Алён и Алин, которые действительно считают, что удачно обменяли свою молодость на чужую прописку. Однако Мак был небогат. Именно от него я услышала выражение, полностью совпадавшее с нашим «сводить концы с концами». Тогда я ещё не знала, что все эти «заморские принцы» могут предложить раскрасневшимся и запыхавшимся невестам не большую роскошь, чем те однокомнатные апартаменты, в которых так сладко представлялось прекрасное далёко. В глубине своей грязной, прокуренной стариковской душонки даже Мак мечтал, выставляя себя на Интернет-торги, что его увезёт за тридевять земель богатая снежная королева на сверкающих санках, запряжённых пачками стодолларовых купюр. Конечно, не старше восемнадцати!
Разбилась тарелка. Я вышла из раздумий и обнаружила себя сидящей за столом с хихикающими невегетарианцами. Мимо проплывал очередной анекдот про блондинку, такой же несмешной, как и все остальные. Я встала, воспользовавшись поводом удалиться на кухню, и ощутила спиной одобрение всей компании, считающей, что там моё место. Что ж, я больше не вернусь. Насколько я знаю «архитектуру» среднеамериканских домов, из кухни должен быть отдельный выход. Эти дома такие же одинаковые, как и люди, которые считают их верхом удобства.
Алана плакала. Шум пенящейся воды, долбящей раковину, перекрывал звук, да ещё она старалась погромче звенькать осколками о мусорное ведро. Похоже, это ей даже доставляло какое-то удовольствие. Может, она давно не давала себе плакать, а разбившаяся тарелка почему-то из многих людей буквально вышибает слёзы. Ругали ли её за это в детстве? Не слишком ли я озабочена судьбой человека, устроившегося выгоднее меня?
Внезапно Алана сжала меня в объятиях, и я попыталась заботливо погладить её по спине, хотя всё тело моё протестовало против такого непредвиденного вторжения. Сквозь слёзы мексиканка бормотала мне, что терпеть больше не может, что старик требует от неё каких-то извращений (хотя страшно даже лежать с ним в одной постели), что он жадный до безобразия (хотя имеет сбережения в драгметаллах), что он считает своих снеговиков гениальнее, чем её тряпичные куклы, продающиеся в магазине соседнего города.... Тут я не выдержала. По правде говоря, я уже успела немножко поссориться с Маком, и не из-за его проклятой трубки, как можно было ожидать, а как раз из-за того, что не смогла оценить по достоинству «распрекрасный шедевр», который он мне показывал. Я вежливо похвалила. Для такой детсадовской работы и этого-то было многовато. Но Мак был жаден не только до денег, он ещё хотел при минимальном вложении сил получать максимум одобрения. Ненавижу таких.
- Он велел мне бросать мою подработку, - всхлипывала Алана. – потому что я не всё успеваю по дому, но мне так необходимо ездить в магазин, общаться с девчонками, которые его держат, важно знать, что мой труд кому-то нравится, кто-то даже готов заплатить деньги, а он говорит, что лучше уж шить занавески и покрывала, чтобы всё в дом, а я так не люблю людей, которые всё в дом....
Я их тоже не перевариваю. Чем помочь? Как сказал бы Мак, а чем одна самка может помочь другой – разве что по хозяйству.... Была у меня как раз в то время одна разработка, но – экспериментальная. Это значит, что моя помощь не была бы бескорыстной, Алана стала бы для меня подопытной крольчихой, а её среднеамериканский дом – полигоном на Среднем Западе.
- Хвоста не было? – спросила я, дослушав двенадцатый, полуночный удар далёких часов, когда Алана, подрагивая от холода и волнения, появилась в условленном месте.
- Нет. А что это такое большое, похоже на дога, накрытого парусиной?
- Это «Жук».
- Железный Уборщик Комнат?
- В общем-то, да, но зовут его так потому, что он может поднимать вес, во много раз превышающий собственный. И мебель может двигать. Я же обещала помощника по хозяйству, твой старикан и не догадается, на что ты тратишь всё своё время! Только я попрошу записывать, как этот «Жучара» ведёт себя при эксплуатации, хорошо?
Надо было, наверно, сказать ей, что он читает мысли.
На следующее утро, как только хозяин дома ушёл, «Жук» первым делом приступил к сортировке белья. Он улавливал те невидимые метки, которые Алана оставляла на каждой вещи, это не было прямым чтением мыслей, а напоминало больше считывание кода с продуктов в магазине – эту майку хозяйка стирает вручную, носки жадный шотландец велел заштопать, а с юбкой связаны плохие воспоминания.... Потом «Жук» переставил ушастое кресло, в которое Мак не велел никому садиться, - сбоку отпечатались все те синяки, которые регулярно оставались на ногах Аланы и неосторожных гостей. После робот полил цветы и протёр листья тряпочкой, нежно оторвав сухие, на которых Алана поставила мысленный крест. Так прошёл первый день работы моего чудесного изобретения. Отчёт меня порадовал, и я стала подумывать о серийном запуске «Жуков». Миллионы плясали перед моими закрытыми глазами, когда Алана внезапно прервала рассказ и отключилась. Я поняла, что пришёл этот.
Обнаружив свой единственный подарок, юбку, в мусорном мешке, шотландец разъярился. Заметив любимое кресло на новом месте, он взял утюг и принялся разыскивать молодую жену, которая, к счастью, как раз ушла в аптеку за лекарством для него же, подлеца! Не найдя благоверной, Мак развернул кресло и по своему обычаю напился. Храпящим в кресле его и нашёл мой «Жучечка». Приготовившись снова двигать мебель, робот заметил в ней ещё одну вещь, на которой хозяйка давно поставила жирный крест и просто мечтала выбросить. Эту вещь мой милый «Жука» упаковал в самый плотный и прочный чёрный мешок, поднял надкрылья и попытался погрузить мусор в свой «багажничек». Щуплый Мак не уместился в отсек, тогда робот сложил его вдвое и повёз, придерживая торчащие части надкрыльями.
Было уже совсем темно. В будний день городок рано ложился спать, и старый шотландец беспрепятственно проехал на городскую помойку. Довольный собою «Жук» весело катил по улице и даже подмигнул встречной машине, которая через двадцать шесть минут завалила Мака и его вонючую трубку всем мусором, который городишко выплюнул за день.