Центр дополнительного обучения, весь крошечный коллектив, был заражён одним настроением. Подавленность перипетиями прошедшей ночи передавалась по тревожному воздуху и отравляла подмороженное утро. Как и не было вчера ласковой осени. Как обычно, все и каждый подходили с утра на крыльцо, мимо лавочки, накрытой старой простынёй, а затем бросались обратно и замирали близ неё. Простыня скрывала под собой словно продолговатый тюк с одеждой, тряпьём или пару тюков со старьём. Тело уборщицы Саши.
Сторожиха Ира увольнялась. С утра она всех и каждого убеждала в своей неоткупной вине и перечисляла все вечерние напасти Саши, её бессчётные походы за водкой, свои звонки Сашиной дочери. Саша отказывалась укладываться и рвалась на улицу, во внезапно остылую тьму. Пьяные обмороки подкашивали её повсюду, и она рушилась головой о бетонный пол. Её такой не могли упомнить, у каждого обнаружились дома незначительные безделушки, выкроенные Сашей из нищенской зарплаты и задаренные коллегам.
Измученная Ира выслала Сашу домой, та снова ломанулась в стекло пару раз и в итоге пропала. Наутро Ира обнаружила Сашу на скамейке у входа бездыханной. «Замёрзла!» Ира не могла отойти от шока, а тело на лавке пролежало почти весь нескончаемый день, за который Сашину дочь так здесь и не увидели.
Дмитрий Пахомов, не особо загруженный педагог по причине ликвидации кружка военной подготовки, вызвался в следующую ночь за сторожа. Пахомов по состоянию здоровья был выведен из состава спецназа ГРУ и с Кавказа, и теперь прозябал на гражданке.
Димон был на середине кроссворда, прокручивая с тем же один и второй кредит на будущем тотализаторе, как до него донёсся посторонний звук из недр здания. Живо вскочив и выскочив в коридор, озадаченно замер на месте, изучая перспективу безучастной пустоты и замкнутых дверей. Стук не повторялся. Ноги привели его к кладовке уборщицы.
Он отомкнул бендешку. Распахнул рывком дверь, вроде как хоронясь просвета. Никого. Откуда-то из подпотолочья тускло цедила милиграммы грязного света тифозная лампочка. Не слишком стараясь добраться до углов. Димон бросил напряжённый взгляд в один из дальних. Там хором сгрудились швабры-шмабры. Вгляделся: на него надвинулся сонм косых крестов, мог бы поклясться, он набух в высоту и качнулся навстречу. В ушах зазвенело, рука безошибочно легла на бедро. Пусто! Долю секунды по-полглаза наружу, влево-вправо в концы коридора. На шаг сзади затылком ощущая стену, спина прикрыта. Управляясь с дыханием, крепко стоял на полусогнутых, глазами навыкате выкладывал на сетчатку и запечатлевал со своего ракурса картинку по глубине. Хилая утварь по стенкам, доисторический скарб уборщицы общественного учреждения. Все предметы по своим убогим местам. Не считая одного… Вся бессчётная свалка, переложенная тряпками, расположилась в строю ветеранов разбитой некогда, но непобеждённой гвардии. Кроме старого пластикового ведра. Вывалившегося набок. Не было ни единой причины, не было в мире такой силы, что могла бы уронить ведро набок в запертой комнате. Пахомов тяжело размышлял перед открытой дверью, сопоставлял детали рассказов прошлой ночи, как Саша сучилась по туалетам, бендешкам, но чаще всего вламывалась в эту, свою. «Заначку имела»,- поняли все разом. Острый запах опасности вызвал непременную жажду, но искать заначку он решительно отказался. Что-то подсказывало, что именно эту заначку трогать не стоит.
Ночь всё плотнее обкладывала окна, Димон сидел в светлом кабинете и не признавал мысли, что не стремится и носу казать за дверь, даже покурить - на улицу. Тем не менее, когда преимущественно стихло, и огоньки окрест заметно поредели, его понесло во двор для перекура. Вокруг тени лепились к теням, братались тени от живущего с тенями от бетонного, арматурного и перемешивались, сливались между собой и собственными хозяевами. Пахомов дышал полной грудью, примирившись с соседством скамейки, поёживаясь и оттягивая минуту возвращения. Откуда-то сбоку долетели звуки шагов, приблизились, он повернулся и глянул мельком.
Враз его осыпало холодным потом, ноги прихватило к асфальту. Из тени, из царства теней к нему приближалась Саша, глазищи горящие в поллица. Скрыться не было уже никакой возможности, не по силам. Саша приближалась размеренными шагами, нарастала во мраке как кладбищенский перечень ужасов, выпрыгнувших разом из раскалённого черепа, и выступила в освещённую полосу…
Пахомов начал дышать задолго после того, как незнакомая дама миновала здание центра. Он обхватил обеими руками голову, волосы шевелились.
«Такого под Хасавюртом даже не было..»
Тени стояли вокруг немым караулом, а у крыльца отцветающий гербер жутко оборачивался на повлажневшем глазу одиночным цветком одуванчика.
Экспертизой было установлено, что смерть женщины наступила по причине многочисленных черепных травм вследствие падений.
P.S. Через полгода после похорон непостижимым образом у дочери Саши выгорела квартира.