В общем, накануне я посетил «деревяшку», купил нужной жидкости для стирки, а в процессе декомпрессии участвовал лишь наблюдателем. Хотя меня и приглашали «усугубить» пивка или чего-нибудь покрепче, я постеснялся. Быть нахлебником не хотелось, а отдельного взноса в общее дело внести не мог. Тем более, что в этот период проходил чемпионат мира по хоккею, который я с большим удовольствием смотрел, пользуясь возможностями интернета.
Возможности-то имелись, но приходилось лихорадочно перебирать варианты каналов, транслирующих матчи, так как не существовало строгой закономерности, кто и что именно станет показывать... Иногда в момент матча появлялась навязчивая заставка, обещающая какие-то заоблачные бонусы за просмотр именно этого канала, если сделаю то-то или другое... Типичное разводилово на деньги! Тогда приходилось срочно переходить на другой канал, что требовало значительного времени, а матч-то не ждал... Таким образом, я часто смотрел хоккей на русском, чешском или немецком. Бывало, что и каждый период приходилось слушать на разном языке.
В пятницу утром сразу организовалось довольно приподнятое настроение. Ещё перед брифингом я радостно сообщил нашим канадцам, что вчера сборная России буквально разгромила сборную Канады. Но канадцы не разделяли восторгов, что и понятно. Скорее всего, они были далеки от хоккея, который проходил где-то в далёкой Германии. Все их мысли находились здесь. Я не стал дальше усугублять и подначивать, а только предвкушал предстоящий в субботу вечером хоккейный матч Россия – Германия, который обязательно должен закончиться выходом нашей команды в финал.
Так и случилось – в финал наша сборная попала. Этим завершилась пятница. Хотя, забегая вперёд, напомню, что чемпионами наши хоккеисты всё же не стали. Неожиданно обожглись на чехах.
Утро субботы и весь день почти до ужина не предвещал никаких катаклизмов. После обеда мы с Ириной и её мужем Олегом терзали компьютеры, находясь в учебном классе. Выходной – как выходной. Присутствующие в лагере тоже занимались своими делами. Полётов в этот день не предусматривалось.
Уже наступали сумерки, и некоторые представители контингента авиабазы привычно потянулись по направлению к «деревяшке», где можно на народ посмотреть и себя показать, поглазеть на спортсменов-любителей и прошвырнуться по магазинчикам... Как раз в этот-то момент и прозвучало объявление о привычной уже тревоге... Но объявление в корне отличалось от трафаретно-стандартного. Звучало по-другому: «KAF – under ground attack!» – Что свидетельствовало не о ракетно-миномётном обстреле, а о наземном нападении на территорию авиабазы... Надо сказать, что момент талибы выбрали очень грамотно: максимум находящегося на базе персонала, общий выходной и большое скопление людей в лагерях, а особенно – вокруг «деревяшки».
Мы с Олегом моментально переглянулись, когда прозвучал голос из репродукторов. Мне приходилось ориентироваться на реакцию старожила. А что делать, когда возникла не самая обычная ситуация? Этого-то и Олег толком не знал. Предупреждение чередовалось воем сирен, и это продолжалось довольно долго. А потом раздался приличной силы взрыв где-то совсем рядом.
Олег сказал: «По-моему, надо рвать когти в убежище»... – По его глазам я понял, что он не на шутку встревожен, если не растерян. Ирина тоже находилась в неведении относительно дальнейших телодвижений. Мы выглянули наружу и увидели, что народ тянется по направлению к бомбоубежищу. Кто – в каске и бронике, кто-то нёс с собой, а большинство выскочили наспех, в чём были. С высоты второго этажа виднелись клубы чёрного дыма и пламя внутри соседнего расположения. Это происходило буквально в пятидесяти метрах – через дорогу, где находился Hotel Kandahar. Туда уже подъехали два-три пожарных расчёта и много военных автомашин. Суеты и паники не наблюдалось. Было страшновато от неизвестности и отсутствия какой-то достоверной информации.
Мы тут же пошли в убежище, куда подтягивались почти все, кто оставался в лагере. Канадцы тоже казались растерянными и довольно встревоженными. Они постоянно говорили с кем-то по сотовым телефонам, но по выражению лиц можно было понять, что на другом конце телефонных трубок конкретикой о происходящем пока не обрадовали.
Стояла напряжённая тишина, изредка нарушаемая разговорами вполголоса и различными предположениями... Все уже забрались внутрь убежища или пытались там разместиться. Как оказалось, его размеры не могли вместить всех одновременно. Кто успел, тот расселся на скамьях вдоль стен, остальные стояли, сгрудившись общей толпой. Но многие вынужденно стояли за пределами бетонной коробки, с опаской поглядывая на небо.
Какой-то пилот тихонько рассказывал, что только-что вернулся с «деревяшки». А рвануло как раз позади него, когда он уже миновал вывеску гостиницы. Повезло!... Так прошло с полчаса. Периодически повторяли тревогу, но взрывов больше не слышалось. Непрерывно летали вертолёты, да и самолёты тоже стрелой носились туда-сюда. Чувствовалось, что события происходят совсем не ординарные. Из убежища ничего видно не было, да и желающих высовываться за новостями как-то не находилось. Самое паршивое – никто не знал, что именно происходит, чего ждать и как дальше действовать. Наступала ночь...
Находиться в тесном убежище было трудно. Ощущалась жарища, разбавленная духотой и плотным скоплением человеческих тел. Хотелось вдохнуть хоть какого-то свежего воздуха, но, вместе с этим, и закурить... Странности индивидуума под воздействием адреналина?... Немного постояв в бетонном укрытии, я всё-таки вышел наружу. Толку от нахождения в тесной коробке маловато, тем более, что никакой явной угрозы пока не возникало. А будет ли и откуда именно её ждать? Этот вопрос волновал всех.
Только ответа на него никто не давал. Канадцы продолжали напряжённо вслушиваться в телефоны, а мы всё толпились в общей куче. В конце концов, приняли единственное правильное решение. Возможно, его продиктовали по телефону. Решено было рассредоточиться по своим помещениям и находиться там до последующих указаний. Все молча разбрелись по комнатам, чтобы закрыться и никуда не высовываться.
Мне надо было закрыть учебный класс и тоже идти в номер. Пока закрывал дверь на ключ, прибежал Олег, которому удалось что-то разузнать. Он был одновременно и зол, и взбудоражен: «Говорят, что на территорию проникли. Как только удалось пролезть за периметр?!... Хоть бы автоматы раздали, что ли!»... – Последние слова он произнёс с горечью, упрёком и обидой. Олег ушёл, а я увидел старшего менеджера Трэйси и Фрэнка. Они уже переоделись в камуфляж и были при автоматах. В руках держали рации, а на голове были одеты почему-то не каски, а простые бейсболки, но с пристёгнутыми фонарями. На шее болтались армейские бинокли. Само собой, оба канадца экипировались в бронежилеты... С верхнего яруса я наблюдал небывалое оживление на дороге вокруг озера и в направлении рынка. То и дело туда-сюда сновали машины, то – в одиночку, то – целыми колоннами. Как ни странно, всё сопровождалось определённой зловещей тишиной, прерываемой редким гулом низко летающих вертолётов и постоянными оповещениями: «KAF – under ground attack!»... – Про сирену уже и не говорю. Наверное, мне только казалось, что стояла тишина. Коэффициент обалдения чувствовался приличный! И кругом – приподнятая пыль, освещаемая фарами автомобилей и тусклым светом фонарей.
Это очень странно выглядело, но никто перекличку личного состава не производил, хотя логика событий однозначно требовала поступить именно так. Может быть, этот факт попросту ускользнуло от меня. Но потом выяснилось, что три-четыре человека просидели несколько первых часов в бомбоубежище, неподалёку от «деревяшки». Их туда направила МР (военная полиция) сразу же после начала обстрела. Ну, а о том, что выяснилось утром, надо всё-таки рассказывать по порядку...
Я пришёл к себе в комнату. Снаружи – всё так же тихо. И почему-то про тревогу больше не бубнили по репродукторам. Дверь запер, внутренне удивляясь шальному предположению, что при небольшом желании – взломать её очень просто любым приличным пинком. Раньше как-то на это никакого внимания не обращал. И единственное окошко уже стал рассматривать не как источник света, а как возможность проникновения внутрь. На всякий случай, шторку всё-таки задернул. И заботливо свет погасил... Глупо, конечно, но инстинкт самосохранения работает помимо здравого смысла.
Мысли копошились самые разные. От досады, что через пару часов начнётся хоккей, и нет уверенности, что его удастся посмотреть, до навязчивых размышлений о коварных и кровожадных талибах, страстно желающих перерезать мне горло... Так и представлялось, что они каждую минуту перелазят через высоченные заборы, крадутся в полной тишине, сверкают глазами и злобно скалят зубы... Почему-то – именно так. Талибы в моих мыслях были похожими на басмачей или душманов – в халатах... и обязательно с ножами или саблями. Видимо, я, в своё время, оказался под определённым впечатлением от фильмов о басмачах, поэтому и умереть от ножа было для меня куда как мучительнее и страшнее, чем от огнестрельного оружия...
Равномерно гудел кондиционер, исправно выполняя свою работу. Телевизор я пока не решался включать, отчасти не зная, можно ли это сделать. Или вдруг кто-то уже запретил, а я этого не знаю? А отчасти и от того, что ожидал, что снаружи всё-таки поступят новые команды или указания... Я немного позавидовал тем, кто живёт не на таком отшибе, как я. И тем, кто по двое в комнате. И тем, чьи комнаты всё-таки по соседству... Моими же соседями являлись безлюдный учебный класс и кладовки-каптёрки с мебелью... А ведь раньше всё чувствовалось ровно наоборот! Я считал, что очень ловко и удобно устроился, проживая и на отшибе, и в одиночку.
Конечно, совершенно не хотелось привлекать излишнего внимания. И самое главное – снова пугала неизвестность и тревожное, очень напряжённое ожидание... Неведомо чего. В полном одиночестве... Не самые приятные часы в моей жизни...
Наверное, так прошло часика полтора. Это время я добросовестно пролежал бревном на кровати, не включая ни света, ни телевизора. Вслушивался и буквально впитывал малейшие звуки и шорохи извне. Разбирало любопытство – что там происходит, и что делают остальные? И ещё – страшно переживалось по поводу хоккея.
… Я даже успел прикинуть, чем суждено защищаться и отбиваться, если вдруг придётся. Ничего серьёзного в номере не было. Не считать же грозным оружием швабру и маленький перочинный ножичек?! Так что, противопоставить я не мог ничего. Ждать надоело, надо было выяснять, как обстояли дела у других. Приоткрыл дверь и тихонечко, как мышка, выглянул... Ничего особенного. Пространство, которое просматривалось, выглядело абсолютно пустынным, безлюдным и безжизненным. Я выскользнул за дверь и осторожненько посмотрел по сторонам и за угол. Некоторые окна зияли тёмными проёмами, а кое у кого свет всё-таки оказался включён. Не исключено, что пилоты легли спать, хотя трудно это представить... Но ведь назавтра должен быть обычный трудовой день, и об отмене полётов пока никто не объявлял. Конечно, утро вечера мудренее, кто спорит? Но настанет ли это мудрое утро – большой вопрос!
Я вгляделся в чёрное небо, усыпанное звёздами, присел на корточки и с удовольствием закурил... Никаких канонад, всполохов, зарева или перестрелок. Только в иссиня-чёрном небе беззвучно кружили на большой высоте три-четыре самолёта. Видимо, очень высоко. Звука двигателей было совершенно не слышно. Самолёты помигивали бортовыми огнями, наворачивая галсы вокруг авиабазы. Летали на разных высотах – один над другим и, видимо, осматривали пространство, прилегающее к территории аэродрома. Изредка, с грохотом на предельно малой высоте проносились вертолёты... Они явно сразу же после взлёта направлялись куда-то на юг или юго-запад. Судя по тому, что высоту не набирали, то цель находилась где-то совсем рядом. Не имелось смысла лететь высоко, да и шанс быть взятым на прицел с земли, в таком случае, оказывался очень маленьким. Всё очень логично и рационально.
Покурив, вернулся в комнату и включил телевизор. Бесцельно перебрал все каналы. Ни на чём не мог толком сосредоточиться. Лежать уже порядком надоело. Плохо было то, что окно не позволяло что-то конкретное рассмотреть, а хотелось видеть хотя бы пространство около столовой и въезд со шлагбаумом... Слегка поразмыслив, решил, что никакой особой разницы ни для меня, ни для талибов не будет, если я покину комнату и переберусь в учебный класс. Как раз оттуда можно было наблюдать за соседними помещениями, перемещениями по улице и въездом... И хоккей можно смотреть, если не отрубили связь и интернет. Помирать, так с хоккейной музыкой!
Конечно, ни под Шопена, ни под «суровый бой ведёт ледовая дружина» помирать не хотелось, да я и не собирался. Просто спать было невозможно, я бы просто не смог заснуть. А тупо лежать на кровати – не лежалось. Подумав ещё с минутку, решительно, но осторожно прошёл по дощатому настилу в учебный класс. Свет зажигать не стал, а просто взглянул на компьютер. Его я почти никогда не выключал – он всю ночь и дни напролёт был либо в работе, либо бдил в спящем режиме. Интернет по-прежнему работал...
До хоккея оставалось совсем немного времени. Я стал настраивать какой-то канал, чтобы смотреть трансляцию. Пока что-то загружалось и соединялось, прошёл в другую комнату и посмотрел сквозь стекло наружу... Хорошо было видно пространство около шлагбаума, фигуры Фрэнка и Трэйси, стоящие в проёме ворот и напряжённо вглядывающиеся вдаль. Они напряжённо прохаживались туда-сюда, переминаясь и держа автоматы наизготовку. Вдалеке виднелись огни патрульных машин, затемнённые щелочками светофильтров. Изредка проезжали бронированные монстры, но определить, куда направлялось основное движение, было затруднительно. Колонны машин практически в равном количестве ездили и туда, и сюда.
Через некоторое время Трэйси ушёл, оставив Фрэнка в одиночестве. Сам Трэйси, по всей видимости, поменял пункт дежурства. Ведь существовали и ещё некоторые проходы в лагерь, которые необходимо охранять и контролировать. Время от времени, я подходил к окну, чтобы по возможности быть в курсе событий... И хоккей смотрел одновременно. Не обошлось и без определённой юморной ситуации. В перерыве матча пришлось наблюдать такую живописную картину:
Фрэнк с автоматом у шлагбаума... Подъехал микроавтобус и встал напротив входа в столовую. Вернее, не у того входа, которым пользовались постоянно, а у двери в подсобку. Похоже, привезли продукты в коробках. Война войной, а обед, сами знаете, по расписанию... Автобус остановился в очень опасном месте, с точки зрения лёгкости обнаружения и секторов возможного обстрела. А разгружать надо!... Из подсобки на полусогнутых ногах, явно опасаясь стрельбы, почти выползают несчастные поварята. На белоснежных халатах – второпях натянутые бронежилеты, а на головах – каски набекрень. Быстро-быстро они хватают по две коробки... Но по две – явный перебор! Коробки норовят упасть, каски съезжают, свирепые талибы не спят и только и мечтают скоренько завалить кого-то из поварской братии... Поварята спешат ещё больше, но коробки не очень хотят пролезать в приоткрытую дверь... А приоткрывать побольше не хотят те, кто находится внутри столовой... И смех, и грех! Особенно забавно выглядел при этом мой друг, Паримал. Но свой поварской подвиг они всё-таки с честью выполнили!... Кашевар – опасная, но нужная и уважаемая профессия на любой войне.
… Однако, время шло. Наши успешно выиграли у немцев. К этому моменту, на электронную почту пришло сообщение из Торонто. Там говорилось, что по всем канадским и американским новостным каналам передают срочное сообщение о массированной ракетной атаке на авиабазу Кандагар. Дозвониться нам невозможно. Поэтому просят сообщить, что же на самом деле у нас происходит...
Интересное дело! Хотелось бы и мне это знать наверняка. Ничего удивительного в том, что связи не было. Она либо оказалась перегружена, либо намертво заблокирована, либо установили специальные помехи... Кое-как успокоив Торонто, я снова посмотрел в окно. Фрэнка уже не было видно. Или он тоже выбрал для своей вахты какое-то другое место, или вообще – поступил сигнал, что уже можно покинуть пост.
Как-бы то ни было, я тоже решил отправиться в комнату. Включил телевизор и попытался отыскать новости. В бегущей строке по CNN непрерывно сообщалось о нападении талибов на авиабазу Кандагар. Потом наткнулся на катарский канал «Аль- Джазира»... Телеканалы снова оказались чудесным образом перестроены... По катарскому ТВ передавали какое-то интервью с высоким военным чином.
Арабский язык я не понимаю, но слова Афганистан, Кандагар, Кабул и Баграм в переводе не нуждаются. Бегущая строка на английском языке практически дублировала сообщение по CNN, но в ней сообщалось о неподтверждённом и непроверенном количестве раненых... Значит, всё-таки без крови не обошлось!
Ещё через полчасика я устал читать одно и то же. Новых сообщений не появлялось нигде. Меня всё же сморило, я махнул рукой на всё, что могло случиться, отключил телевизор и достаточно быстро уснул под монотонное гудение кондиционера.
… Утро всё-таки наступило, и не сказать, что хмурое. Обычное, жаркое и солнечное. Новостные ленты сообщали о ночном нападении на авиабазу в Кандагаре. Выглядело это так:
«КАБУЛ, 23 мая. Военные НАТО отразили нападение боевиков на свою военно-воздушную базу в Кандагаре. Боевики подвергли аэродром ракетному и миномётному обстрелу и попытались провести наступление, передает РБК со ссылкой на ВВС.
В ходе боя были ранены несколько военнослужащих армии США из состава контингента НАТО, а также несколько гражданских служащих авиабазы. О потерях боевиков пока ничего не известно. В настоящее время никто не взял ответственность за атаку, однако в окрестностях Кандагара проявляли активность участники экстремистского движения «Талибан».
Кандагар играет ключевую роль в транспортном обеспечении операций НАТО в Афганистане. База, на которой служат 23 тыс. военных НАТО, неоднократно подвергалась нападениям.
Ранее, 19 мая, боевики движения «Талибан» атаковали базу ВВС США Баграм. В результате нападения были убиты семь боевиков. Из числа военнослужащих базы ранения получили пятеро человек. Представители базы Баграм подчеркнули, что военные всегда готовы к подобным нападениям, и в этот раз боевики получили решительный отпор. Перед нападением талибы выпустили по базе несколько ракет, а после забросали американских военных гранатами.
В «Талибане» со своей стороны заявили, что нападение осуществили 20 вооружённых смертников.»
Другой источник практически повторял это сообщение, но информация о Кандагаре выглядела чуть более подробной, но тоже весьма скупой:
«В субботу, 22 мая, было совершено нападение на базу НАТО на аэродроме города Кандагар на юге Афганистана, сообщает РИА Новости. Боевики радикального движения «Талибан» сперва произвели ракетные и миномётные обстрелы базы, после чего пошли в атаку. Как отметил представитель международных сил содействия безопасности в Афганистане (ISAF) подполковник Тодд Вициан, аэродром был обстрелян с закрытых огневых позиций.
В результате нападения ранения получили несколько военнослужащих. О потерях со стороны «Талибана» информации не поступало. При отражении атаки были задействованы вертолёты, оказавшие огневую поддержку. При этом майор Фред Вемос (Fred Vemos) предупредил о том, что существует вероятность, что несколько боевиков могли проникнуть вглубь периметра базы.»
… Баграм и Кабул, о которых ночью сообщал катарский телеканал «Аль-Джазира», упоминались не случайно. Существовала прямая связь между событиями. Талибы предприняли почти одновременные атаки на эти крупнейшие авиабазы, чтобы доказать свою состоятельность, решительность и боеспособность. А также, этими нападениями был сорван визит трёх министров иностранных дел. Они как раз намечали собраться в Афганистане и провести совместные переговоры о дальнейших действиях участников альянса НАТО... Но это я узнал уже позже, когда собрал воедино и проанализировал некоторую информацию.
Несколько военнослужащих, получивших ранения... Это как раз те, кто в момент обстрела находился на «деревяшке», играя в футбол-волейбол, или присутствовал вблизи импровизированного стадиончика. Ракета или мина попала прямо в гущу спортсменов. Сколько их пострадало? Говорили о десятке раненых, но точной цифры никто не называл. Поначалу, поговаривали и о жертвах, но потом эти данные опровергли.
… Я ведь тоже вполне мог бы оказаться где-то там, если бы отправился за гелем для стирки на сутки позже. И ведь в голову пришла сначала именно такая мысль! Но – что случилось, то и случилось. А пока надо было ждать, что произойдёт дальше. И того, какие решения и меры будут предприняты.
… О событиях после нападения и принятых мерах тоже расскажу, но не строго хронологически. Бронежилет и каску мне выдали уже следующим вечером. На доске появилась информация о том, что надо внимательно слушать репродуктор, где сообщается о том, какой номер присвоен экипировке в данный момент. То есть, надо ли моментально и постоянно одевать всё это или достаточно просто иметь под рукой... Несколько дней прошли довольно напряжённо.
Тревога звучала часто, а тексты объявлений стали гораздо более полными. Но толку от этого было маловато: разобрать досконально вообще нельзя, а выцепить из сообщения что-то членораздельное, очень трудно. Скажем, сообщается о тревоге, а потом идёт длинное предложение, из которого можно понять только то, что военнослужащим предписывается срочно прибывать в известное им место или действовать в соответствии с должностной инструкцией. Потом что-то ещё и ещё, но совсем неразборчиво...
Я очень долго внимал репродуктору, силясь перевести и понять хоть что-нибудь, но не смог, как ни старался... Как же надо действовать не военнослужащим? И на улицу специально выходил, и в открытое окно ухо выставлял, а результат – нулевой... Не то – совсем тупой, не то – глухой, как пень. Чёрт его знает!
Своими трудностями и сомнениями поделился с Ириной. Может быть, я один такой непонятливый?... Нет! Оказывается, и она не полностью разбирала предписаний. А ведь это было очень важно. Посоветовавшись, решили, что Ирина найдёт время и способ поинтересоваться этим у наших канадцев. А я попросил по возможности записать текст объявлений, чтобы вертолётчикам показать и грамотно перевести.
Казалось бы, что может быть проще, чем напрямую обратиться к американцам? Лично я ничего зазорного в этом не усматривал... Ирина поговорила, но результат и вовсе обескуражил. Канадцы признались, что и сами мало что разбирают и не всегда понимают... Вот так сюрприз среди союзников, говорящих на одном языке и делающих одно дело! Однако, спрашивать, уточнять и, тем более, писать никто ничего не стал. То ли посчитали это постыдным, то ли делом ниже их достоинства в этом признаваться, то ли полагали, что нам не обязательно всего этого знать. Секрет и по сей день...
Дня два после событий 22-го числа полётов у вертолетчиков не совершалось. Но на третий день, ближе к обеду, решили всё-таки, что надо работать. Пилоты ворчали, просили каких-то определённых гарантий безопасности, но их никто не давал. Волевым решением полёты возобновились.
На брифингах теперь настойчиво говорилось, что без особой надобности не следует никуда выходить за пределы лагеря. А если выходить, то обязательно требуется брать с собой каску и бронежилет. Режим на авиабазе ужесточился. Это можно было заметить даже по усилению обычных патрулей. Всё чаще они появлялись в лагере в количестве, не менее десяти человек. И экипировка уже одевалась «потяжелее». Она состояла из обязательной каски, приборов ночного видения, короткоствольных автоматов с инфракрасными прицелами и многого другого, чего до этого обычно не переносилось.
Патрульные наряды частенько наведывались к нам для краткого отдыха. Видимо, они обходили периметр базы, а потом по пути заходили по-свойски попить кока-колы, кофейку и посидеть на скамейках. Если раньше в составе группы были и женщины, то сейчас их практически не замечалось.
К слову сказать, в первые дни на базе я обратил внимание, что патрули были экипированы не всегда строго по форме. Как-то раз, сидя в столовой, чуть не поперхнулся от неожиданности, когда в помещение буквально вползла разморённая жарой девушка в камуфляжных брюках и простой белой футболке. Она была очень похожа на ту озорную девчонку из мультфильма, где режиссёр пытается что-то снять. Девочка – в очках, конопатая, розовенькая. Она пританцовывает вокруг цветочков ромашки и поёт: «Тра-ля-ля!»... – Помните?
Так вот, эта оказалась на неё страшно похожей. Такая же пунцовая от жары и в очках. Только вползла, как-то странно присев. Я присмотрелся и увидел, что на плече у неё висит огромная армейская полуавтоматическая винтовка. Очень тяжёлая. Девушка не могла её нести на плече вертикально. Винтовка выглядела явно больше её роста, поэтому болталась на ремне, почти упираясь стволом в землю... Девушка молча и обречённо попила водички, поправила на хрупком плечике ремень и пошла снова нести нелёгкую ношу и трудную службу...
Потом, как-то раз, на утреннем брифинге, Фрэнк старательно нарисовал мелом на доске пиратский череп с костями и приписал слово «Jahoon». При этом, сам его по-петушиному прокричал... Оказывается, в небе появляются военные вертолёты с таким позывным. Эти экипажи – совершенно безбашенные, на первый взгляд. Летают, где хотят и как хотят, не соблюдая никаких правил и законов... Но это – лишь на первый взгляд. Фрэнк попросил, чтобы вертолётчики были очень осторожными и внимательными, если услышат в эфире такой позывной. Тем, кто кричит «Jahoon!» во время полёта, даются абсолютно все права... на всё-всё-всё. Своеобразная лицензия на убийство и уничтожение... В связи с особой поставленной задачей. И не исключено, что на таком вертолёте есть любое оружие поражения, вплоть до химического... Кто-то из пилотов сказал, что уже слышал такой позывной.
Как я ни старался, но перевода или значения этого слова не нашёл. Скорее всего, его придумали просто «от фонаря», ввиду какой-то звучности. Американцы страшно любят всё оригинальное или ностальгическое для обозачения чего-нибудь совсем простого. Особенно, когда находятся вдали от своей страны. Врага хотят запутать, что ли?
Если не знаете, то приведу лишь один маленький исторический пример. «Enola Gay» – собственное имя стратегического бомбардировщика Boeing B-29 Superfortress армии США, сбросившего 6 августа 1945 года атомную бомбу «Малыш» (англ. Little Boy) на японский город Хиросима в конце Второй мировой войны... Таким образом командир этого бомбардировщика с любовью увековечил имя своей матери на борту самолёта... Не думаю, что кому-то из наших пилотов такое взбредёт в голову. А у них – в порядке вещей!
(продолжение следует)