Рассказ из книги «Если в доме теряются ножницы».
Расположенной по адресу: http://ebook-rina.ru/product_31.html
Эта трагическая история имеет счастливый конец, что лишает её, строго говоря, права называться трагической, однако трагедия была, и счастливый конец также был. Судите сами: Колька Лавряшин с женой Татьяной жили на поселке "Березовая роща", в собственном доме о двух комнатах, из которых одна была кухней, а другая спальней. Вокруг дома шла обширная веранда на "три стены".
Николаю к описываемым событиям исполнилось двадцать восемь лет, пошел двадцать девятый, а Татьяне двадцать шестой год. Прожили они вместе пять лет, а семья, была бездетной. Вначале, год-два Татьяна просила Кольку: "Сделай мне ребеночка". На что он, со свойственной ему внешней грубостью, отвечал: "А что я делаю?". Потом она перестала напоминать ему о ребеночке, понимая, что муж сам глубоко переживает такую напасть.
Как-то так сложилось между ними, что ни Татьяна, ни Николай эту тему и пути разрешения этой проблемы не обсуждали с тех самых пор как она перестала просить его "сделать ребеночка". И то ли потому, что перестали обсуждать, то ли по другой какой причине, но Татьяна забеременела. Поверила она в это только на третьем месяце, удивилась и обрадовалась тому, как просветлели глаза мужа и расправились его плечи, когда она сказала о своей беременности.
В положенное время родила девочку, а через шесть месяцев вопреки всем прогнозам забеременела снова. На этот раз она ничего не сказала мужу, а втайне от него сделала аборт.
Девочку назвали Катей и по настоянию Татьяны, хотя муж не замечал за ней религиозных наклонностей, окрестили в ближайшей церкви. Девочка росла крепкой и особых беспокойств у родителей не вызывала. Плакала, как говорила Татьяна, - "по делу". Требовала материнского молока или сухих пеленок, в остальное время лежала смирно, забавляясь погремушкой, а если её рядом не было, то своими пухленькими ручонками.
Ползать, ходить и говорить стала рано, удивляла знакомых чистым, неспешным, даже обстоятельным произношением слов. Создавалось стойкое впечатление, что ребенок прежде чем сказать думает, что сказать.
Участковый врач как-то заметил: "У вас ребенок с удивительно уравновешенной психикой, таких я редко встречал, особенно в наше проклятущее, во всех смыслах, время".
Время было проклятое Господом, шел 1995 год. Так вот, когда девочке исполнилось два года, а было это осенью, в сентябре месяце, она вышла гулять во двор. Происшедшее сама Татьяна не видела, на минуту вошла в дом, чтобы убрать чайник с плиты. Соседка Марта Андреевна рассказывала: "Собака откуда-то приблудная выбежала, сбила ребенка с ног. Остановилась над Танюшей на мгновение, лизнула несколько раз языком по лицу и переметнула через ограду".
И действительно, на девочке не было ни царапины, ни ссадинки, но Катя с этого мгновения оглохла и перестала говорить. Через час-два мать поняла, что у ребенка, ко всем бедам, еще и отнялись ноги.
Так началось хождение Лавряшиных по кругам дантова ада медучреждений. К началу зимы выяснилось, что местная медицина бессильна, а до областной и тем более до столичной добраться у Лавряшиных не было средств. Тем не менее, Николай помимо основной работы электрика на шахте взялся еще подрабатывать в местном ЖЭКе. В конце февраля Лавряшины скопили необходимую сумму денег, и Татьяна уехала с дочерью в область. Вернулась она в средине марта с неутешительными известиями. Областная медицина оказалась бессильной, правда, деньги там брали куда охотнее, чем давали какие-либо гарантии или брали какие-то обязательства на себя.
- Ну что? - мрачно спросил Николай. - Что хоть говорят-то?
- Говорят? - переспросила жена, хотя ясно слышала вопрос мужа. - Говорят: "ума не приложат". Говорят: "никаких органических нарушений нет и девочка должна говорить, слышать и ходить".
- Должна... - Николай сплюнул на пол, чего раньше никогда не делал. На укоризненный взгляд жены ответил:
- Я бы на их "должна" вот так плюнул и растер.
Вскоре в доме появились бабки. Они шептали над девочкой, кропили её святой водой, плавили воск и выливали его в плошку над головой девочки, но всё без толку. Посоветовали сносить в церковь. Татьяна дважды носила, отстаивая на руках с дитём утренние и обеденные службы, но и это не принесло видимых результатов.
Оставалась Москва и Лавряшины стали копить деньги на поездку в Москву, но шахта, на которой работал Николай, в конце апреля закрылась и все их планы в одночасье рухнули.
Дата пятнадцатого мая 1996 года и даже час, где-то в половине четвертого, хорошо запомнился Лавряшиным, особенно Татьяне.
Было по-летнему тепло, даже жарко и Татьяна открыла в комнате, прямо над постелью своей недвижной дочери окно и вышла на кухню приготовить кашу. Окно выходило в маленький дворик, сплошь поросшей непролазной черемухой.
Вернулась в комнату минут через десять и обомлела от испуга. На груди ребенка лежала здоровенная кошка. Когда Татьяна вошла, кошка повернула голову в её сторону и посмотрела на неё. Вполне допускаю, что Татьяна, рассказывая об этом задним числом, приписала кошачьему взгляду какую-то нечеловеческую мудрость. Этот взгляд остановил её и погасил вспыхнувшее намерение схватить за шкирку и выбросить в раскрытое настежь окно.
Она подошла к кровати и села на свое обычное место у изголовья дочери. Катя спала. Кошка посмотрела на Татьяну, как она говорит, "осуждающе", положила мордочку с белыми залысинами от носа через голову, дугой по ушам и громко замурчала. Татьяна, повинуясь какому-то необъяснимому наитию, инстинкту, встала и вышла.
Вечером пришел Николай, и она сбивчиво рассказала ему, что в спальне на груди их дочери лежит кошка и громко мурчит. Уставший Николай торопился на вечернюю смену, теперь он "дома не жил", а заскакивал только поесть, да и то не всегда, ничего из слов жены не понял и буркнул: "Вышвырни её, еще блох на кровать к ребенку напустит".
Однако Татьяна не "вышвырнула" кошку. Вечером, после ухода мужа, она зашла покормить дочь и сносить её в туалет. Кошка нехотя сошла с девочки и прыгнула на подоконник, а потом и во дворик. Сердце Татьяны ёкнуло и почему-то подумалось, опять-таки со страхом: «А вдруг не придет больше?"
Вообще-то в этот день Татьяна была как бы не в себе и плохо соображала, почему поступает так, а не иначе.
"Это было какое-то наитие, наваждение, - говорила она спустя несколько месяцев. - Я в первый день ходила как не своя, словно во сне. Если бы этим днём все и кончилось, то подумала бы, что все мне приснилась".
Кошка вернулась незамедлительно, едва мать положила ребенка на место, и как в первый раз улеглась на грудь девочки.
"Тяжело же ей", - подумала Татьяна и руки сами потянулись снять кошку, но тут она увидела, что ручонки ребенка уцепились в кошачьи бока и в глазах её стоит страх. Татьяна отдернула потянувшиеся было к кошке руки и увидела - страх в глазах девочки исчез и она стала поглаживать кошку. Раздался глубокий и сильный, во всю комнату, звук мурчания.
На следующий день Татьяна выделила из скромного бюджета семьи часть денег на молоко кошке и больше не делала попыток ни кошку убрать с девочки, ни рассказывать что-либо мужу.
Кошка, когда Татьяна поднимала с постели дочь, вылакивала молоко и уходила во двор по своим кошачьим надобностям и возвращалась вновь, как только мать оставляла девочку.
Так продолжалось недели две. Однажды, когда Татьяна мыла ребенка в ванне и оставила её одну - пусть полежит, Катя согнула в колене одну ногу, потом другую и вновь распрямила их.
Это было чудо. Татьяна расплакалась. Подхватила дочку на руки, выбежала из ванны и закружилась с ней по комнате, выкрикивая бессмысленные, переполненные счастьем слова, а Катя вцепилась в волосы матери и та чувствовала через тело дочери, через собственные волосы, что и она радуется вместе с ней.
- Родная ты моя! Родная! Чудо ты мое ненаглядное! Господи! Кровинка ты моя! Ласточка! Счастье-то какое, Господи!
"Мне хотелось в этот момент схватить кошку и целовать её вместе с моей девочкой, - рассказывала она каждый раз, когда только подворачивался повод к этому. - Я обезумела от радости. Но когда на подоконнике появилась кошка и посмотрела на меня... Нет, Вы только не смейтесь! Посмотрела на меня, как строгая нянечка в больнице, у меня намерение поцеловать её исчезло. Легкомысленным это показалось".
Прошли сутки. Муж заскочил на несколько минут пообедать и Татьяна, от чего-то шепотом, поведала ему, что Катя, кажется, стала поправляться, сегодня ножками стала двигать.
На этот раз до мужа дошла связь между кошкой и выздоровлением дочери и он вознамерился поглядеть на "мохнатого, мурчащего лекаря", но Татьяна воспротивилась его желанию.
- Не мешай ей лечить, - словно и на самом деле эта беспородная, приблудная кошка была известной в поселке лекаршей.
Муж поглядел на жену, подозревая, уж не тронулась ли она от горя. Татьяна поняла его сочувствующий взгляд и спросила:
- Что, уже похожа стала на полоумную?"
- А ты подумай, что ты сказала?
И в это время из комнаты раздался давно забытый голос дочери: "Мама! ". Сбивая друг друга, они кинулись в спальню. На кровати сидела их дочь, но кошки рядом не было. Она исчезла.