Автобиографь. Глава 12. Age of Chivalry

Артем Ферье
От автора: Предыдущие главы моей автобиографии под рабочим названием "Дао Отморозка до Айсберга" - есть на этой моей странице, если кому интересно.



Июль 96

«Этот стон вряд ли где песней зовётся!» - подумалось мне.
Мольба о помощи, вопль отчаяния, истерический ужас – вот что являл собою этот стон. Наверное, так кричал несчастный зайчик в похабном анекдоте про слониху и «тампаксы». Наверное, так кричала бы мхатовская чайка, если б вдруг ожила и обнаружила себя пришитой к занавесу.
Но, сдаётся мне, это кричит не зайчик и не чайка. Это барышня. И вопреки первому впечатлению, никто не посягает на её маникюр пассатижами. С ней обходятся куда галантнее. Она это ценит. Даже очень. И будь я проклят, если не слышал однажды (или дважды; или трижды) именно этот стон. Второго такого – быть не может.

С этой мыслью я огляделся по сторонам.
В обезьяннике притулились два пацанчика в бело-синих китайских «рибоках». В кресле за окошком в полудрёме развалился дежурный старлей. Я знал его в лицо, как и он меня. Завидев – встрепенулся, заулыбался. И приветливо, и лукаво, и будто бы даже горделиво: зацени, мол, какое безобразие у нас тут творится по ночам! Что ж, я давно – свой парень в ОВД «Анохино». Меня можно не стесняться.

- Здорово, - говорю. – Если не ошибаюсь, из следаков нынче Юрка на сутках?
Дежурный каламбурит:
- А он не только на сутках! Он ещё на… - многозначительно, с глумливой ухмылкой, кивает за спину, в направлении источника звука.

- Вот как?

Подтягивается Ваня Кузнецов, опер. Он почти трезв. От силы - граммов двести коньяка. И – хорошего коньяка. Сразу видно (слышно? «нюхно»?) культурного человека. Помнится, при первом знакомстве он подкупил меня фразой: «Я на все сто согласен с Шопенгауэром: фуфломёт этот Гегель!» Я даже испытал укол зависти: мне бы подобную чёткость формулировок на экзамене по философии.  Но, боюсь, в Универе не поняли бы. Хотя Гегель – действительно фуфломёт.

- Здорово, сосед! – Ваня протягивает руку. – К Юрке своему пожаловал?

- Ну, я погляжу, у него гости поинтереснее? – говорю.

- Невозможно отрицать, - подтверждает Ваня.

- Слушай, - слегка хмурюсь, - не моё, конечно, дело, но, как бы, эээ…

- Ты ничего не понимаешь! – возмущается Ваня. – Это вовсе не то, что тебе кажется. Это – особо изощрённая и, заметь, действенная методика дознания.

- «И вошёл он к ней, и дознал он её!»

Ваня мотает головой:
- Не её. Вот этих (кивает на ребятишек в обезьяннике).

Выжидательно молчу. Ваня с удовольствием рассказывает:
- Короче, как там это завелось – ребятишки подсели на недетскую измену. Ну и, как сам слышишь, есть с чего. Да, нетипичный вокал, нетипичный. А я ещё усугубил. Подхожу к Серёге, говорю в окошечко, будто междусобойно: «Этот Юра-следак – вообще отморозок. Садист удолбанный!» Ну, Серёга фишку просёк, подыгрывает. Говорит: «Может, вмешаться, пока не придушил, как в прошлый раз?» А я, с этакой скорбью, машу рукой: «Да ну нафиг, себе дороже! Проблем потом не оберёшься, с его-то папашей генералом». Вот только, говорю, пацанов жалко. Хоть и шпана – а всё ж люди. А Юра этот… если он мелкую карманницу так терзает – можно представить, что он с ними сотворит за гоп-стоп!

Киваю:
- Можешь не продолжать. Чистуха?

- Как с куста! На коленях умоляли побыстрей оформить, чтоб завтра другому следователю передать. Дикие люди, дети каменных джунглей.

- Ладно, - говорю, - это всё классно, но я тут по делу. И спешу. Юрке хотел подарочек подогнать, но, получается, проебал он своё счастье.

- Во всех смыслах! А что у тебя?

- Четыре экземпляра. Первый сорт. В розыске за разбой, вымогательство. Стволы при них, опять же. Реально их стволы, с пальчиками, где надо.

- Вот так сразу четыре – и все в розыске? – Ваня ухмыляется малость недоверчиво.

- В детали вдаваться некогда – но этих гавриков больше было. С понтом «мафия». Стрелку нам, извольте видеть, забили. На пустыре, классика жанра. Просто, остальных мы по другой линии пустим, а кто по розыску проходил – отфильтровали, чтоб у вас обоснованное задержание было. Как будто бы часть банды, повязали на одной машине. Тачило прилагается. «Зубилка» почти нулёвая, только в задней дверце две дырочки.

- Семь шестьдесят два? – уточняет Ваня.

Щурюсь:
- Тебе какая разница? Всё одно – дверцу менять. Главное – оружия полный багажник. Стволы, возможно, грязные. Какие-то – наверняка. Поэтому настоятельно не рекомендую…

Ваня вздыхает, закатывает глаза:
- Знаешь, Артём, что самое обидное в вашем ведомстве? Не подозрительность даже ваша фирменная, а – бесцеремонность, с какой вы бросаете свои нелепые подозрения честным, бескорыстным и самоотверженным борцам с преступностью! Вот!

Касаюсь его плеча, будто снимая ворсинки с виртуального эполета:
- Ну извини, извини! Как я мог? Ладно! На самом деле, там один клиент – немножко трёхсотый. Перенервничал, схватился за «муху», дебил. Пришлось ляжку прострелить. Обработали, промедол вкололи – но в больничку бы надо. Поэтому, давай я уже их по-быстрому тебе отгружу, да?

«Регуляры» в чёрных намордниках и в зелёных камуфляжках вводят задержанных. Те не капризничают, не буянят. Им, должно статься, ещё памятен вежливый звонкий голос Ганса в мегафоне, два часа назад: «Господа! Кто ещё готов оказать нам любезность и сопротивление?»

- Доставьте, куда мужчина укажет, - говорю бойцам.
Они отвечают синхронно, нарочито густыми, утробными голосами:
- Да, хозяин. Слушаем и повинуемся!

Фыркаю. Ваня – тоже.
- Весёлые вы ребята, - говорит.

- Обхохочешься, – подтверждаю.

«Регуляры» отбыли пьянствовать, задержанных распределили между ИВС и больницей, я остался попить кофейку и дождаться Юрки. В действительности, даже не его. Скорее, его пассии. Имелось у меня одно подозрение, перераставшее в уверенность с каждым новым децибелом этого самоотверженного, нечеловеческого стона.

***

- О, здорово! – лейтенант юстиции Моховой наконец-то вывалился из кабинета.  Разрумянившийся и всклокоченный, счастливый и сияющий, как будто ему подарили целый кулёк леденцов, и все - барбарисовые. Следом за ним – его «жертва». Да, подозрение было верным: никто иной, как Лена, коллега и подружка моей Ольки. Мы давно с ней не встречались, но такой страстный вопль не забывается. Прав Ваня: нетипичный вокал.

Если судить по детективным романам, население любого мегаполиса составляет человек двести. И все они живут в соседних домах, а случайные встречи происходят чуть ли не регулярнее запланированных.
Верю ли я, что и в жизни бывают случайные встречи? Отчего же нет. Никто не отменял сюрпризы и совпадения. Помню, как-то столкнулся с одноклассницей летом в Пицунде, к обоюдному нашему изумлению. Помню, как-то, разговаривая по городскому телефону от приятеля, из-за сбоя на линии я встрял в беседу двух других своих приятелей. Бывает, и астероиды с планетами встречаются. Хотя космос – куда как побольше мегаполиса.

Верю ли я, что лейтенант Лена, подруга лейтенанта Оли, могла познакомиться с лейтенантом Юрой, которого взял в разработку псевдо-лейтенант Тёма? Что ж, данный случай – не вопрос веры. И не случай.
 
Пару месяцев назад я как-то вышел из душа, и Олька поведала: «Тебе звонил какой-то парень».
Я проворчал: «А что, бишь, я говорил про «не лапать мой мобильник»?»
«Ну извини, схватила машинально», - покаялась Оля.
На самом деле, это была моя оплошность: я не имел права оставлять незаблокированный телефон без присмотра.

Нашёл их разговор в логе, прослушал.
«Это Юра Моховой из ОВД «Анохино».
«Вам, наверное, Артём нужен? Перезвоните минут через десять».
Собственно, и всё.

При встрече – выговорил Юрке:
- Что у тебя за куцее представление о телефонном этикете? Имя, фамилия, место работы – и всё? Элементарная вежливость требует сообщать о себе максимум информации. «Это тот самый Юра Моховой, который познакомился с Артёмом при попытке вымогательства в ресторане «Фараон», потом ещё Артём угрожал мне пистолетом в Битцевском парке, а потом оказывал содействие в работе» – ну и так далее. Подробно, по пунктам. И это нужно рассказывать непременно ДО того, как узнал, кто по другую сторону эфира!

Юрка сконфузился, покраснел:
- Ну извини. Я просто не думал, что кто-то кроме тебя может твою трубу взять.

- Да легко. Засадят пулю в голову – и снимут мобилу с тушки. Ты позвонишь, представишься, – заинтересуются и тобой. Тебе оно надо?

- Типун тебе! Не, ну больше такого не повторится.

С Олей я тоже поговорил. Особо на мозги не капал, но предупредил: «Этого парня не трогай. А то поругаемся. Он не при делах. Он вообще не знает, кто я».
И вот теперь лучшая Олина подружка оказывается с Юрой в одном кабинете. И явно – не по поводу украденной сумочки.

Увидев меня, Лена нисколько не растерялась. И вовсе не собиралась скрывать факт нашего знакомства.
- О, Тёмкин? Привет! Слушай, давай так: ты не палишь меня, что я эфэсбэшница, а я – что ты бандюган с липовой ксивой!

- А он правда бандюган с липовой ксивой? – спрашивает «заинтригованный» опер Ваня.

Снова щурюсь, снова говорю:
- Тебе какая разница?

- Ни-ка-кой! – отвечает Ваня.

- Съела? – говорю Ленке.

Смеёмся. Но, вообще-то, мне не очень весело. И разговор с Олей предстоит – безрадостный.

***

Вернувшись домой, разуваюсь, снимаю куртку, закидываю ствол на полку, мОю руки, обнимаю Олю и, удерживая в объятиях, – шепчу на ушко:
– Сестрёнка, а ты не соблаговолишь мне объяснить, чтО твоя Лена делала сегодня в ОВД «Анохино»?

Оля шепчет в ответ:
- Зная Ленку, рискну предположить, что она трахалась со своим Юрочкой.

Отпускаю её. Приподнимаю брови. Смотрю в глаза:
- Со СВОИМ? А разве не было уговора, чтоб вы парня не трогали?

Оля глаз не отводит, но потешно хмурится:
- Уй, Тёмкин, не заводись! Никто его не трогает. Никто его не разрабатывает. Просто, стало интересно, что за тип. Я Ленке не говорила, что он именно с тобой как-то связан. Только дала наводку, попросила посмотреть. Она подкатила к нему, – и увлеклась. Он ей понравился. В самом деле понравился. Говорит: «Никогда у меня такого рыженького не было. Прикольный!»

- Прикольный? А по-моему, Лена не больно-то удивилась, когда меня там увидела! По-моему, она что-то всё-таки подозревала о моей с ним связи!

Оля повышает голос:
- Слушай, чего за предъявы, а? Ты в этом ОВД «Анохино» - больше, чем в «Метле» отвисаешь. Ты там человек-легенда. Тобой там уже гопников местных пугают: «Будешь себя плохо вести – позовём Артёма-особиста!» А у Ленки есть уши, и между ними – мозги. Не так уж сложно было просечь, что речь о тебе.

Закуриваю. Раздумываю, насколько я падок на грубую лесть. Интересуюсь:
- И вы об этом не сообщали своим, наверх?

Оля неподдельно возмущается:
- Тём, ты за кого нас принимаешь? Нафиг оно нам надо, кидать тебе подлянки и палить твоих информантов? За «спасибо» от Родимцева? Из генеральского «спасибо» шубку, знаешь ли, не сошьёшь!

Я ей верю, ибо нет причин не верить, но выражаю свирепое недоумение:
- Слышь, подруга! А ты, часом, не шантажировать ли меня надумала?

Оля смеётся, падая на кровать и фривольно развалившись там:
- Ну, вообще-то, была мысль. А то, знаешь, у меня всего три шубки и ни одной шиншилловой. Как-то несолидно для подруги такого, понимаешь, успешного гангстера, как Тёма Крейсер!

Щерюсь недобро, рывком стягиваю свитер:
- А знаешь, что у нас, успешных гангстеров, бывает за шантаж?

- Даже представить боюсь… Ой!

«Это, наверное, лирическая «музыка» в ОВД так подействовала, - соображаю. – Как-то совсем не хочется выяснять отношения. Хочется их реализовывать».
Что мы и делаем.

***

- Ты не переживай, - говорит Оля спустя час, после душа. – У Ленки с этим следачком – всё тип-топ. Любовь-морковь у них. И меньше всего она хочет его как-то подставить, проблем ему создать.

Пускаю дымное колечко в потолок. Изрекаю, не то чтобы очень глубокомысленно:
- Я вот иногда думаю: «А у нас-то с тобой - что?»

- Эффективное и взаимоприятное межкорпоративное сотрудничество! – без запинки выпаливает Оля. Видимо, давно придумала формулировку. Вздыхает: - Тём, не обижайся, ты хороший друг, классный парень, все дела, но по-настоящему в тебя влюбляться – это ж рехнёшься. Ладно б, я не знала, чем ты занимаешься, – но я-то плотно в теме.

Гхм. Неожиданный поворот. Замечаю, слегка уязвлённый:
- Вообще-то, Оль, я никогда не считал, что занимаюсь чем-то недостойным. Уголовно наказуемым – да. Но…

Кривится:
- Уй, да не об том же речь! Ещё б я осуждала ваши дела! Сам же знаешь, как мы ваших старших уважаем. Но… - она запнулась. Сглотнула что-то вроде комка манной каши. – Но, вот, вы сегодня… вчера уже, в смысле… брали бригаду Корня, Владимира Корнеева… Это я по своим каналам знаю, что именно вы. В смысле, просчитать нетрудно. И это всё правильно, это всё здорово: тех отморозков давно пора было урыть. Мы всей душой за вас. Но потом ты сдаёшь кого-то ментам – и я понимаю, что из «Корнеевских», а значит, ты тоже там был, на стрелке. Так вот, пока между нами сотрудничество – для меня это информация. А кабы любила – был бы повод для психоза.

Усмехаюсь:
- Ладно, не люби меня! А то в психозных - как-то стрёмно тыкать. Мало ль, чё?

- Гад!

Подумав, признаётся:
- Помнишь, мы в прошлом мае, когда только познакомились, ездили в лес, стрелять по банкам? Я ещё Глок тогда у тебя попросила и промазала, в пенёк угодила? Так вот: я потом пулю достала, сделала развёрточку, но – никуда не отправляла. Можешь быть уверен: тебе это вреда не причинит.

Обнимаю её, шепчу:
- Конечно, солнышко, не причинит.

Я не лукавлю. Потому что на следующий же день после той стрельбы – подал рапорт о замене ствола, и теперь мой прежний Глок где-нибудь в Штатах или в Африке. Об этом я умалчиваю – зачем оскорблять барышню недоверием? Я знаю, что она не подставит меня намеренно. Однако ж, большинство подстав в этом мире – происходят не по злому умыслу. И светить баллистику своего активного инструмента – было бы несколько легкомысленно. Даже перед самыми родными и близкими чекистками.

Ещё думаю: а ведь и Ваня-опер нисколько не кривил душой, когда сказал, что ему нет разницы, то ли я истинный «чекист», то ли бандит, прикидывающийся «чекистом». Нынче в любезном Отечестве всё так смешалось. Без поллитры не разобрать, кто чей и кто за кого, а после поллитры – вовсе пофиг. И если к тебе приходят ребята в брониках да с автоматами, приволакивают других ребят, находившихся в розыске и лишённых автоматов, - то, наверное, так и надо? Если кто-то победил – то значит, победили «наши», не правда ли? К чему какие-то сомнения, зачем какие-то раскопки? Начальство, что ли, похвалит?

 Вряд ли. И уж точно – не подгонит почти новую «девятку», где только-то и дефектов, что две дырочки в левой задней дверце. Правда, не семь-шестьдесят-два, как предположил Ваня, а пять-пятьдесят-шесть. Анхель с холма из Штайера засадил. Вообще-то, он целил не в безвинную машину, а в этого придурка, который схватился за «муху». Но Ганс опередил: влепил в ногу, и цель сместилась. Они, наверное, равно шустрые ребята, но для пуль есть разница – триста метров лететь, или тридцать. После чего Ганс и вопросил в матюгальник: «Господа, кто ещё желает оказать нам любезность и сопротивление?»

Засыпаю, немного замороченный, но приятно изнурённый.

***
Август 96

- Слышь, Стас, а у тебя одноклассниц вообще – сколько?

Я полагал этот вопрос риторическим, но Стас П., более известный как «Поручик», задумывается. Прикидывает, подсчитывает. Уведомляет:

- Светка Фирсова в десятом сбежала в лицей, но пришли новенькие: Катька Иванова и Юлька Смирнова. Хотя в пересчёте на «бюстаж сиськомассы» - они обе вместе Светки не стоили. Неравноценная замена. Но на круг – штук пятнадцать, такого порядка.

Вздыхаю. Я помню, как не столь давно нам с Элфредом пришлось ликвидировать наркоточку, отравлявшую жизнь иной подруге Поручикова детства. На сей раз – подтянуть Элфреда не получится. Я и за себя не знаю, стоит ли впрягаться.

Поручик тоже вздыхает. Объясняет снова:
- Послушай, Артемий, я с тобой откровенен, как трусики танга! И я на тебя полагаюсь, как стриптизёрша – на шест. Я мог бы тебе соврать, но я честно говорю: Мария, моя бывшая одноклассница, работает «мамкой» в похабном заведении по вызову. Но это приличное похабное заведение. Они своих девочек не обижают. Они их стараются защитить. Только на этот раз – реально бесы попались. Говорят, то ли «чехи», то ли «даги». Спасибо, живы остались девчонки! Но сигаретные ожоги, знаешь ли… Вот я и думаю: любят они жесткач с девочками – чего б им не попробовать хардкор с мальчиками? Для разнообразия-то?

Я с сурового бодуна, соображаю туговато. Уточняю:
- И чего, ты хочешь сказать, у них ментов своих нет?

- Да это в Области произошло. Там у них логово. Машка обращалась к крыше, но… - разводит руками.

Продолжаю раздумывать. Не поймите меня превратно. Я не ханжа и не осуждаю проституцию. В конце концов, барышни зарабатывают своим трудом, своим телом, принося людям радость, а не клянчат подачки из бюджета, чтоб растранжирить деньги налогоплательщиков на хрен знает что. За одно это – гейши заслуживают некоторого уважения. Но проблема в том, что мы не крышуем проституцию. Потому что формально – она незаконна в России. И считается, что незаконные промыслы – доход тех, кто призван с ними бороться. Лезть на чужую поляну – моветон.

С другой стороны, кого я действительно осуждаю, – так это уродов, прижигающих барышень сигаретами. И если менты отказываются исполнять свои обязательства…

- Сколько их? – спрашиваю.

- Козлов-то? – Поручик оживляется. – Да двое всего. Я бы сам, конечно, справился, но я ж хочу их не просто отшлёпать, а – так наказать, такой моральный BDSM им устроить, чтоб и думать не смели о какой-то мести! И потому нужен, как бы, «авторитетный кворум для оргии». Одного-то на вздрючку – никто же не пошлёт, верно?

Хмурюсь:
- Наказать?

Стас кивает:
- Ну да. Я забыл упомянуть: они катаются на «Широком». По виду – новьё. Ну вот мы и устыдим их, усовестим, в смысле компенсации за плохое поведение… Нет, ты не подумай: «Широкий» - целиком тебе! С Машкой-то я сам сочтусь, это мои дела.

Я тогда ездил на служебном «Пассате» и был им доволен. Но душа просила и внедорожника, для разнообразия. Правда, конкретно к «Чероки» я имел некоторое предубеждение. Во-первых, считал его «паркетником» (что было заблуждением), а во-вторых, что важнее, он сделался в те годы, пожалуй, ещё более одиозным символом криминал-нуворишества, чем легковушка БМВ.

- «Широкий» - не в моём вкусе, - сообщаю. – Я Паджерика хотел взять.

Поручик разводит руками:
- Так какие проблемы? Сплавишь «Широкого» - возьмёшь «Паджерика». Я сведу с нужными людьми, честными. Сделают тебе «свинг» в лучшем виде.

Великодушно отмахиваюсь:
- Ладно, это потом! Если я пойду с тобой – то не корысти же ради? Просто, таких уродов действительно надо землить…

***

- Вот сюда они свой джиппер, значит, ставят, - шепчет Поручик, исследуя гравийную площадку.

Машину мы бросили на опушке, в посёлок вошли через лес. Уже стемнело. Незамеченными проследовали по боковому проулку, сторонясь фонарей, перемахнули через забор – и проводим рекогнасцировку.

- Я заныкаюсь в беседке, встречу их на пути к дому, - говорит Поручик. – А тебе, наверно, лучше, засесть за этими жасминами. Сзади и справа от них. Так мы не будем друг у друга на линии.

- Мы сюда не шмалять приехали! – напоминаю.

- Да понятное дело! Но – мало ли? Так, подстрахуешь, если что. Вот, возьми «Ксюшу».

Протягивает кургузый укороченный «калаш». Хмыкаю:
- Ты уж гранатомёт мне выдай, что ли?

Стас машет рукой:
- Да очередь в воздух зарядишь, если возбухнут, – враз нишкнут! Они ж по жизни ссыкливые, садюги-то.

Располагаемся. Ждём. Что хорошо – ветер постоянный, восточный. В нашем случае это означает, что парковка – с наветренной стороны от меня. Это радует: можно курить.

Рокот дизеля. Оборачиваюсь, смотрю поверх глухого дощатого забора. Сполохи от фар выхватывают из темноты шиферную крышу соседнего дома. Похоже, идут с дальним, прыгая по ухабам. Резво. Ворчу про себя: «Хорош гробить подвеску моего джипа!» Улыбаюсь, вытягивая затвор.

Джип встал, урчит на холостых. Открывают ворота. Машина, немного поелозив поперёк узкой улочки, врывается на площадку и резко тормозит, вызвав возмущённый ропот разбуженного гравия.

Следом заходят двое жилистых, спортивного вида мужчин, закрывают ворота, накидывают проволочную петлю. Хм. А кто за рулём?

Моя позиция – в пяти метрах от площадки. В кромешном мраке августовской ночи. Но на джип падают отсветы уличного аргонового фонаря. Матово поблёскивает чёрная краска. «Вообще-то, он всё-таки эстетичный, чертяка! – думаю. – Может, ну его, Паджеро? Ведь, говорят, по-испански Pajero – звучит неприлично…».

Дверцы распахиваются, на гравий соскакивают люди. Один, другой… Всего четверо. Блин! «То ли у меня троится в глазах – то ли их не двое!»

Переговариваются по-своему. Громко, возбуждённо. Вроде бы – радостно. Извлекают из багажника позвякивающую сумку. «Для пива – маловато. Наверное, водка… прости их Аллах…».

Было у меня опасение, что они разделятся, что кто-то замешкается подле машины. Но нет: дружно, как на заказ, направляются по тропинке к дому. Медленно поворачиваюсь, прикладываюсь к автомату.

- Господа, секундочку внимания! Федеральная служба безопасности, капитан Полонский!

Уверен, что Поручик, заступив им дорогу, предъявил удостоверение в развёрнутом виде, как полагается. Но его фигура скрыта от меня кустами. Зато эти все – как на ладони.

В книгах пишут: «Дальше всё произошло так быстро, что никто не успел ничего понять». Но я бы не сказал. Наоборот, мне казалось, что всё происходит очень медленно. Время завязло в «слоу-моу». Это не штамп кино и гейм-индустрии. Это нормальная фигня. Когда-то, в юношеских драках, она включалась, если тебе заехали в нос – и ты соображаешь: «Скоро будет больно. Ослепительно больно. Надо многое успеть, пока не началось». Но после стольких сотен часов тренировок в интерактивном тире – ты не ждёшь уже, когда тебя шарахнет разрядом, имитирующим попадание. Как-то на упреждение запускается «медлянка». И ты брейкуешь, когда реальность вокруг - вальсирует.

Всей этой херни тогда – естественно, я не думал.

Но после своего окрика «Стоять!» - я слышал, чётко, раздельно, каждый выстрел в очереди, которую вознамерился дать поверх голов. Однако уже после третьего, где-то, Ксюшиного «рявка» – понял: «концепция изменилась!»(с)

В живой природе разные существа различно реагируют на опасность. Иные тропические жабы – надуваются воздухом, чтобы казаться больше и страшнее. Кошка – задирает хвост трубой и распушает его, с той же целью. Иные же зверьки – не пытаются чем-то казаться, они достают пистолеты и пытаются тебя убить, если ты у них ассоциируешься с опасностью.

Возможно, наши визави – и были пугливы, как ожидал Поручик. Но кем они точно не были – так это тропическими лягушками или кошечками…

Мой автомат пульсировал в экстазе, он стремился ввысь, но я пресёк его порыв, грубо одёрнул его. Вниз и влево, подальше от Поручика. Резанул наискось. Далее - бил прицельно, одиночными, с отсечкой.

Где-то вдалеке, словно сквозь толщу воды, слышалось погавкивание дружественного Глока. Мне казалось, что я совершенно спокоен и сосредоточен, «пустое сердце бьётся ровно», но, наверное, у меня всё-таки подскочило давление и заложило уши. Проклятый бодун!

Ради справедливости – кое-кто из супостатов тоже успел куда-то выстрелить, несмотря на своё тактически обречённое положение. Уже подраненные – успевали выпустить пулю или две. Крепкие ребята, чего уж там…

***

- Не, ну реально – черти же бесноватые! Им говоришь «ФСБ!» - а они за стволы! Вообще люди без… Ба-лин!
Поручик, стоя перед джипом, раз за разом чиркает зажигалкой. Нет, не думаю, что он перенервничал – просто газ кончился. Прикуриваю ему. Киваю на недавних наших оппонентов:
- Что с этими дальше?

Поручик, затянувшись, отвечает обстоятельно:
- Сказать честно, они не производят впечатления живых организмов. Но если вдруг – значит, в отключке. Значит, мучаться не будут, истекая. Но если каким-то чудом кто-то дотянет до приезда «скорой» – значит, фортуна. Нас-то они по-любому в лицо не видели…

Уже в машине, отъезжая от посёлка, Поручик кается:
- Тём, ты извини, что втравил тебя, – но кто мог знать?

Утешаю:
- Зато – уж по полной наказали!

- Да. Вот только – бескорыстно. Но сам понимаешь: сейчас брать ихнего джипа – это…

- «Некрофилия с механическим фетишем», - подсказываю.

- Точно! – он прищёлкивает пальцами. – И ты извини, что…

Прерываю:
- Стас, чего ты всё винишься? Да пёс с ним, с Широким! Тут же дело принципа, n’est-ce pas? Ну и полезный, так сказать, experience.

Поручик внезапно поворачивается ко мне, осенённый, и аж притормаживает:

- Слушай, а у тебя это первый раз ведь?

- Реальный огневой контакт, в смысле? Ну да, врать не буду: первый.

Смешное дело, но я стараюсь держать себя и достаточно равнодушно, и не слишком пофигистично. Блюду нечто среднее между залихватским цинизмом медика-первокурсника в анатомическом театре и вздорной истерикой блаженного чистоплюйства: «Ах, я убил человека!» Оба случая – захлёст разума эмоциями. Я пока сам не очень-то определился в собственном отношении к произошедшему, - это надо осмыслить, это надо переварить – но сейчас не хотелось бы скатываться ни в какую из крайностей. Не для Поручика – для себя не хотелось бы.

- Гхм! – Поручик «гхмыкает» полуторжественно, полусмущённо. – Слушай… Ну, с «дефлорацией» тебя, что ли…

Надо же: он сам стесняется нынче своего фирменного, «козырного» цинизма! На слове «дефлорация» - едва не поперхнулся. Хотелось съязвить – но я промолчал.

А Стас, прибавив снова газу, говорит:
- По ходу, тебе предстоит беседа с Говардом.

Говард… Единственный из пятёрки московских директоров Ауэрза, с кем я покамест не контактировал. Помимо прочего, он считается и, вроде как, корпоративным психоаналитиком. Я довольно-таки презрительно относился к психоанализу с тех самых пор, как узнал о нём, почитав работы Фрейда и, особенно, Фромма, но мне на самом деле интересно было бы потрепаться с Говардом О’Рейни. Говорят, это просто в кайф.

Подумав, всё же «уязвляю» Поручика:
- Говард-то Говардом, вот только Элфреду о сегодняшнем – докладывать будешь ты!

Поручик согласен:
- Да, теперь-то уж придётся доложить…

***

- Не, ну это святое дело – вступиться за честь обиженных барышень! – «хвалит» нас Элфред. – Напомни, Стас, из какого они, бишь, заведения? Массажный салон «Баунти»? Это который коксом торгует, через девок?

Поручик невесело усмехается:
-  Ну да, конечно! Сейчас я, такой, переполошусь: «Откуда у тебя сведения, что они торгуют коксом?», а ты скажешь: «Откуда у тебя сведения, что они этого НЕ делают?» Элфред, поверь, я очень хорошо знаю этих людей – там всё чисто.

- Хорошо знаешь? – Элфред, наш несравненный «Тигра», топорщит шерсть, оскаливает клыки, готовится к прыжку. – Осведомлённость – на высоте, да? И обидчиков – тоже хорошо знал? Провёл разведку, пробил, кто такие, чьих будут, чем дышат. Какие средства охраны объекта могут быть. Сколько их там, наконец, может оказаться. Всё-всё разузнал. Вот ведь молодца!

«В этой части нам следует виновато потупиться» - соображаем мы и «виновато тупимся». Но отчего-то у меня стойкое ощущение, что Элфред не столь уж сердит, несмотря на вопиющую нашу самодеятельность. Так, рычит для порядка.

- Господа, я с вас ***ю! – Элфред всё же «взвивает критику». – Особенно, вот, с тебя, Стас! Рыцари, блин, ордена Красного Фонаря! За прекрасных дам – пики вперёд, блин, на врага галопом! Атака лёгкой бригады, блин!

- Нет, ну всё же обошлось, - вставляю своё слово.

- Обошлось? – Элфред щерится так плотоядно, что я буквально слышу хруст собственных костей. – Среди этих бандосов – были двое рубоповцев. Так, на шашлычки заехали.

Возражаю:
- Да врёшь ты всё про рубоповцев! Но когда и так – туда им дорога, таким кадрам. А вообще – там без вариантов было. Они разговаривать не хотели – они тут же за волынами полезли.

Элфред шумно выдыхает. Поясняет:
- Тём, когда я сказал, что больше ***ю от Стаса – это не означало, что я тобой, блин, горжусь! Это означало, что от малолетних рас****яев вроде тебя – ничего другого ждать не приходилось!

Впрочем, гнев его быстро стихает, и Элфред переходит к делу:

- Короче, там в джипе два калаша нашли, а в доме – целый «военторг». Одних «мух» - штук двадцать. Местные менты, как прикинули, кто за этим стоять может, - тут же в «контору» маякнули. Те приехали – а там старые знакомцы. Трое из абреков – по оченна серьёзным заказухам проходили. Реальная такая бригада. И беспредельная – наглухо. Приедут, грохнут какого-нибудь мэра, погуляют – и обратно в горы.

Подумалось:
«Спросить, что ли, насчёт медали нам, за предотвращение?»

- Короче, - продолжает Элфред, - мне утром звонил Ефремов и ненавязчиво поинтересовался, мол, ваша операция? Дык вот: спасибо вам хоть на том, что ПОСЛЕ своей авантюры – соизволили уведомить, уважили старика! А то б у меня, наверно, мозг взорвался.

Подполковник Ефремов – начальник моей Оленьки, один из руководителей «антинашенского» управления ФСБ. Я его не знал тогда, но слышал, что человек – исключительно толковый, профессионал. Соответственно, звоня и спрашивая, «не ваша ли операция?» - он совершенно точно был уверен, что именно наша. Откуда? “Only Imperial Stormtroopers are so precise”.

Боюсь, Элфред растерзал бы нас, если б мы утаили от него своё маленькое приключение. А так – даже и не покусал почти.

- В той банде ещё были деятели, - говорит Элфред, - но их-то уж конторские накроют. Логово спалили – теперь ниточек хватает.

Умолкает, задумчиво опустив взор.
 Поднимает взор, обводит им нас, как лазерной указкой:
- Чего ждёте-то? Медалей на грудь? Обломитесь! Вы реально накосячили, что сразу мне не сказали. А то б я не помог? Помог бы – да ещё бойцов бы подкинул. Только – грамотно, красиво всё бы сделали. Без фанатизма.

Останавливает взгляд на мне. Скалится:
- Да-да, Тём: отжать для тебя Широкого – при таком раскладе не выгорело бы! Но ты по-любому мимо пролетел. Делай выводы…


***

- Вот! – Поручик протягивает мне связку ключей. На чёрном брелке – цветок из трёх белых ромбиков.

Он стоит на пороге моей квартиры, я – перед ним, в халате. Звонок в дверь выдернул меня из постели, и я был довольно хмур. Правда, недолго.

- Состояние идеальное. Год в Германии, прямиком оттуда, - сообщает Поручик, проходя на кухню. – Друзья подогнали.

Уточняет:
- Ты ведь и хотел, вроде, подержанный взять?

- Ага, - говорю. – Не так жалко гробить на буераках будет. Сколько?

- Чего – сколько? – Поручик возмущается: - Тём, ты за кого меня держишь? Ты мне, можно сказать, жизнь спас…

Машу рукой:
- Уй, ладно, Стас! А то б ты без меня этих чертей не уделал?

- Да я в смысле – на ковре у Элфреда. Он бы меня загрыз и прямо там изнасиловал в кровоточащую сонную артерию, если б ты его на себя не отвлёк!

Мы оба знаем, что это пустой трёп, но подарок – очень милый жест со стороны Стаса. Я правда тронут. Достаю коньяк.
«А ты бросила пить коньяк по утрам?» Бросишь тут!

***

- Их взяли через час, у метро, терпилы сами их признали, когда с патрулём прокатились, – но плеер они куда-то уже сбагрили. И не то, чтобы безвыходная ситуация, но…

Но лейтенант юстиции Юра Моховой – против того, чтобы выбивать из задержанных показания. Хороший, правильный мальчик.

- Ладно, - говорю, - сейчас подъеду, покажу, как это делают взрослые!

На самом деле, я хочу похвастаться своим новым Паджериком. Ребячество – но вот хочется.

Снова – двое коротко стриженных молодых людей в контрафактных «рибоках». Но не те, что были месяц назад, когда я сдавал оперу Ване бандосов Корнеева. Другие. Те здоровые были, а эти – щупловатые. «Вчера большие были – но по пять…» Ан – все туда же: «рибок» китайский напялят – и ну грабить прохожих. «Форма у них, что ли, такая? Юношеская районная сборная по художественному гоп-стопу, блин!».

Здороваюсь с Юрой, присаживаюсь. Достаю из сумки Сони Уокмэн, достаю ножик из-за пояса, кладу на стол перед задержанными. Обращаюсь к ним:

- Значит, так. Вот этот плеер – вы отобрали у потерпевших. Он был обнаружен у вас при задержании. Понятые - будут. Характерные признаки для опознания? А вот эта царапина, буквой Г, на задней крышке.

Беру нож, придерживаю плеер, извлекаю плаксивый пластмассовый скрип.

- Видите? – показываю. – И кассету, которая там стояла, терпилы укажут тоже правильно, можете не сомневаться! Всё ясно?

Парни переглядываются несколько недоумённо. Один изрекает:
- Ну, вообще-то, мы не против…

Смотрю на Юру. Он раскраснелся и едва сдерживается, чтобы не согнуться пополам.
Покашливаю. Снова гляжу на парней в «рибоках».
«Озаряюсь»:
- Это вы, что ли, потерпевшие?
Юрку прорывает, и он, бочком-бочком, вываливается из кабинета.

Грабителей же оказалось трое. И только один из них был в «рибоке». Они согласились с аргументацией, запираться не стали. На радостях – Юрка, добрая душа, даже дал им консультацию.

 «Были пьяные, подошли, типа, дай музон заценить. Вам показалось, что ответили грубо. Слово за слово – завязалась драка. Плеер же взяли – в порядке компенсации за моральный ущерб. Почему? Потому что дураки, потому что пьяные и потому что умное слово такое где-то слышали, «компенсация». Оформлю бакланку – может, первоходом, условным отделаетесь. Но ещё когда попадётесь, - Юра показывает, как грозно он умеет супиться, - раскручу за разбой по полной! Лет на семь строгача!»

- Но это, вообще, как-то разорительно, за свой счёт вещдоки приобретать, - скептически заявил он, когда мы вышли на крыльцо покурить.

- Не будь жлобом, - говорю. – На одного потратишься – закроешь. Обществу – спокойствие, тебе – «палка», отделу – раскрываемость. Ты – на хорошем счету. А значит, что-то можно и подразвалить малешко. Не разбой, конечно, но… В общем и целом – инвестиции окупаются, мой юный рыжий друг!

Юра фыркает укоризненно:
- Слышал бы тебя мой батя!

Думаю:
«Твой батя, полковник юстиции Моховой, - конечно, тебе не расскажет, какие дела он прокручивает с нами. Этого я даже не знаю. Только в общих чертах. С ним лично Ганс теперь на связи. Ну да бате можно: он знает, за что брать и от кого».

- Шучу-шучу, - говорю. – На самом деле, мы все живём на зарплату. Ой!

В этот момент у меня в кармане «случайно» сработал брелок с цветком из ромбиков. «Паджеро» откликнулся радостным писком и подмигиванием поворотников.
Достаю связку, демонстративно запираю машину обратно, поясняю:
- Это служебный!

- Ох ты! – Юрка прицокивает языком. – «Тяжела и неказиста жизнь российского чекиста»? Ну да ничего: мне батя тоже тачку обещал, к свадьбе.

- К свадьбе?

- Ну да. Мы ж с Ленкой расписаться решили. Кстати, вас с Олей – всенепременно!

Что ж, думаю, среди прочих моих злодейств, видать, я ещё оказался причастен к киднеппингу этого младенца. На всю жизнь, «и в беде и в радости».
Есть ли мне прощение?
Вот какой вопрос тревожил меня почти так же сильно, как проблема шаманизма в Синьцзян-Уйгурском районе.