Чёрная Роза авантюрно-любовный роман 1ч. -4

Диана Крымская
                5. Подслушанный разговор.

     Доминик , действительно, застала Анжель и Николь у себя в комнате. В отличие от голубой спаленки младших сестричек и кельи Флоранс, здесь как будто жил мальчишка, а не графская дочь. Не было ни столиков с рукоделием, ни распятия в алькове. Посредине комнаты стояло чучело рыцаря, облаченное в доспехи, изрядно измятые и исколотые мечом. Доминик частенько упражнялась и дома. На стенах висели ковры с изображением поединков и охот; а одну из них украшала коллекция мечей, топоров и кинжалов.
      Сестры Дом сидели на кровати и, болтая ножками, поедали большой белый хлеб, разломанный напополам. Увидев его, девочка сразу почувствовала урчание в пустом желудке,—она не ела со вчерашнего вечера.
-Дом!—закричали одновременно Николь и Анжель.—Папа сказал, что Мари-Флоранс выходит замуж! Мы хотим быть подружками невесты!
-А за кого, не сказал?—спросила Доминик, набрасываясь на хлеб и запихивая в рот изрядный кусок.
--За Черную Розу,-прошептала, оглядываясь по сторонам, Анжель.—Сестрица! Мы его видели! Представляешь—у него нет рогов…и копыт тоже…Только черная маска. И он говорит по-окситански так же хорошо, как мы!
-Но вы ведь не испугались его, мои ангелочки?
-Я—нет,-с достоинством сказала Николь.—И он совсем не такой страшный! Наоборот, у него добрая улыбка и такие красивые светлые глаза.
     Доминик , скривив губы, посмотрела на неё. У Николь всегда было свое мнение, хоть она и была ещё так мала.
-Дом, мы сегодня спим в твоей комнате,-проговорила Анжель.—А нашу спальню папа отдал Черной Розе…
«Вот почему он был там во время нашего боя!»—мелькнуло в голове Дом.
-А нам Мюзетта принесла хлеб, и сказала, чтоб мы сидели тихо, как мышки. А сама она и толстуха Клэр носили воду в нашу комнату, потому что Черная Роза захотел принять ванну!
-Вот как?—спросила Доминик. И вдруг—последняя фраза младших сестричек как будто сдернула с её глаз некий покров!
     «Принимает ванну! Один...»
-Девочки,-быстро сказала Дом,-у вас ведь есть ключи от вашей спальни?
-Один взяла домоправительница,-ответила Николь.—А второй—у меня.
-Дай его мне.
-Зачем?
-Давай, давай! А теперь вы должны пойти и нарвать померанцевых цветов для венка Мари-Флоранс. И скажите папе, что меня на венчании не будет!
-Но ведь это же свадьба Фло!—в один голос воскликнули Николь и Анжель.
-Да, но за кого она выходит, вы забыли? За это гнусное чудовище, за Дьявола Лангедока! Нет уж, ноги моей, черт меня побери, не будет в часовне! Ну, а вы, ангелочки, конечно, будете подружками невесты, обещаю!—Она ласково потрепала сестричек по белокурым локонам.-Мамино платье такое красивое, с длинным шлейфом…Вы его понесете, девочки! А сейчас бегите , нарвите побольше цветов! И пусть за ворота с вами пойдут Пьер и Филипп, а то там  рыщут люди Черной Розы, и я не хочу, чтобы с вами что-то случилось!
      Сестрички Дом с веселыми криками выбежали прочь. Она же горько усмехнулась, глядя им вслед. Бедняжки, для них свадьба Мари-Флоранс просто забава, развлечение, и они не понимают ужасной действительности,--того, что старшую сестру вынуждают выйти за самого дьявола в человеческом обличье!
    Оставшись одна, девочка бросилась к коллекции оружия и сорвала со стены небольшой итальянский стилет с серебряной рукоятью и тонким лезвием . Спрятав его за поясом под рубашкой и сжимая в руке ключ, она вышла из своей комнаты и направилась к спальне Анжель и Николь.
     Как ей раньше не пришло это в голову! Она придумывала, хитрила, строила коварные планы…А самое простое решение лежало как на ладони.
     Ведь хотела же она бежать из замка со всеми своими сестрами. Нет невест—нет свадьбы! «А нет жениха—и свадьбы тоже не будет,-думала Дом, целеустремленно шагая по коридору.—Если Черная Роза умрет—мы, все четверо, будем свободны!»
     Конечно, он—кузен короля…и вряд ли Людовик посмотрит на это убийство сквозь пальцы. Но его величество далеко на севере, в Париже; пока эта весть дойдет до него, может многое случиться. В Руссильон приедут барон Дюваль и граф де Монсегюр…и отцу, волей-неволей, после убийства герцога, придется вновь встать на сторону правого дела!
      Дом постаралась холодно и ясно представить себе, как убьет Черную Розу.
«Он лежит в ванне. Я тихо открою дверь, прошмыгну в спальню, подкрадусь сзади…Я схвачу его за волосы, запрокину ему голову назад—и полосну по горлу! Кровь, наверное, ударит фонтаном до потолка. Его тело забьется в предсмертных судорогах. Но я сорву с него его проклятую маску,-если, конечно, он её не снял,- буду смотреть, как тускнеют и закатываются его глаза,—и сердце мое не дрогнет жалостью, как было с его оруженосцем! Я не облегчу его муки, не вонжу кинжал ему в сердце! Это чудовище не заслужило «укола милосердия»!
     Но, как ни настраивала себя Доминик, когда она подошла к комнате сестер, ноги у неё подкашивались , сердце трепыхалось, как птичка, попавшая в сеть ,а кулачок, сжимавший ключ, стал мокрым от пота. Правда, к чести Дом, все это было следствием скорее не страха, а волнения.
     Она уже протянула руку с ключом , чтобы вставить его в замочную скважину,-но дверь вдруг приоткрылась изнутри, и до девочки донеслись голоса. Дом застыла на мгновение, а затем метнулась в темный проем между дверью и стеной…Проклятье! Она опоздала! Герцог был не один!
     Мужской голос—это был де Брие, он стоял по ту сторону двери, в двух шагах от Доминик,-произнес, продолжая начатый разговор:
-…Извини, что не дал тебе понежиться в ванне. Но ты должен сам посмотреть на них и выбрать…
-Подожди, Анри,-отвечал второй голос, гораздо более низкий и глубокий, и Доминик поняла, что он принадлежит её заклятому врагу Черной Розе,-эти застежки. Я отвык носить такую одежду, черт возьми!
-Да, это тебе не рубашка, а сверху кольчуга,-отвечал граф.—Но придется привыкать. Скоро войне конец! А что касается этого наряда,—и пусть это послужит тебе утешением,-сегодня вечером его будет снимать с тебя твоя молодая жена.
      Дом криво улыбнулась. Не дождетесь, монсеньор!
      Послышался звон шпор, и де Брие , не закрыв плотно дверь, отошел в глубину комнаты.
      Но у Доминик был тонкий слух и , хотя мужчины говорили негромко, она слышала каждое их слово.
-Что мои оруженосцы?—продолжая одеваться, спросил Черная Роза.
-Граф разместил их в нижней комнате донжона. Жан-Жака осмотрел капеллан Руссильона,-кажется, священник у них в замке и за врача,-и сказал, что ничего серьезного нет, правда, крови вытекло порядком.
-Кровопускание Жан-Жаку полезно; уж слишком он горяч и задирист, этот юный парижский петушок!
-Он страдает, похоже, не от боли в ране, а от смертельно уязвленного самолюбия. Над ним одержала верх девчонка! Для сына графа де Сю это страшное унижение! А Жерар де Парди трясется от страха из-за твоего знамени, которое растоптала эта же девица!.. Вот, наверное, было зрелище!—весело сказал де Брие.
    Доминик ожидала, что сейчас Черная Роза разъярится, заскрежещет зубами или разразится страшными проклятьями в её адрес,-ведь рыцарское знамя было символом доблести и чести, и почиталось как святыня,-но вместо всего этого герцог искренне расхохотался.
-Анри! Я давно уже так не смеялся! Эта девочка—просто ураган! За какие-нибудь полчаса она умудрилась растоптать мой стяг, ранить моего оруженосца и, наконец, плюнуть мне самому чуть не в лицо! Кровь Христова! Если бы это был мужчина,—он не прожил бы и трех минут! Рыжая бестия!..А как она сражалась! Как ускользнула из-под венецианского удара! А ведь Жан-Жак неплохой мастер, и я сам кое-чему его научил…Чтобы какая –то девчонка так владела мечом!..
      Дом вся обратилась в слух. Похвала герцога её воинскому мастерству, помимо ее воли, приятным теплом разлилась по телу.
-Хотел бы я это видеть, -промолвил граф.—Вот с такой женой ты бы точно не соскучился!
-Что ты говоришь, Анри? Она меня ненавидит,-так, что даже не пытается скрыть это! От такой чертовки можно ждать чего угодно,—яд в кубок с вином или кинжал в грудь в первую брачную ночь!
      «Да, ты прав»,-подумала Дом, невольно сжав рукоять стилета.
-О, такая женщина, монсеньор, умеет и ненавидеть, и любить! Надо только суметь разгадать её и направить чувство в нужное русло,-и самая жгучая неприязнь превратится в столь же пылкую любовь!
-Или наоборот,-мрачно произнес Черная Роза.
-Ты о Бланш?
-Да. Разве её необузданная и дикая страсть не истерзала меня? Она как пожар, оставивший за собой мертвое пепелище…
       «Кто такая эта Бланш? Наверное, одна из его мерзких женщин»,-скривившись, с отвращением решила Доминик. Хотя она легко могла незаметно покинуть свое укрытие и убежать,-тем более, что уже поняла, что не сможет совершить задуманное ею,-она не собиралась делать этого. Конечно, знала Дом и то, что подслушивать очень нехорошо, но разговор за дверью становился все интереснее.
-Но там, где по земле прошел огонь, трава вырастает ещё гуще и сочнее, чем прежде,-сказал де Брие.— Так и ты возродишься к новой жизни!
-Надеюсь. Но мне не хочется больше ни пылких страстей, ни юношеских безумств. Сейчас я предпочитаю ровную привязанность, уважение, взаимопонимание. Я хочу мира и спокойствия, Анри! Война бесконечно утомила меня, мне надоело спать и есть в седле, неделями не снимая с себя лат; мне осточертели ханжеские проповеди отцов-инквизиторов, оправдывающие пытки и сожжение еретиков-катаров…А больше всего мне ненавистен Монфор, эта бездушная жадная скотина, похваляющаяся своими насилиями и грабежами, как самыми блистательными победами!
     « Он лжет даже своему другу,»-с презрением сказала себе Дом.
-Будьте осторожны в выражениях, монсеньор,-переходя на «вы», тревожно промолвил молодой граф.—Не забывайте: инквизиция не дремлет! А Монфор, как вам известно, послан в Лангедок не Людовиком, как вы, а самим Папой, освятившим его миссию как Крестовый поход против еретиков. Вспомните и о позорной участи графа Раймонда Тулузского, обвиненного в пособничестве альбигойцам и распространении ереси; в Сен-Жиле его, обнаженного по пояс, били плетьми на городской площади, как жалкого раба. Я боюсь за вас; боюсь, что и ваш кузен, король Людовик, не сможет защитить вас , если обнаружатся ваши мысли…и, что еще опаснее—ваши деяния!
     Доминик затаила дыхание. О чем говорит этот Анри? Какие такие деяния совершил Черная Роза?
      Но герцог решил сменить тему разговора.
-Не будем об этом сейчас. У нас впереди куда более радостное событие—моя свадьба. Так поговорим лучше о моей невесте. Как ты думаешь,—она тоже ненавидит меня, как та девчонка?
-Что тут можно сказать, монсеньор? Она выглядит тихой, кроткой и застенчивой; к тому же это Евангелие и крест на груди…Я бы не хотел иметь такую набожную жену, клянусь честью! Конечно, моя Розамонда тоже скромна и тиха; но эта—просто настоящая монашка!
-Что ж, возможно, ей удастся замолить мои грехи? Я вижу в приказе короля и в выборе графа  Руссильона божественный промысел, Анри! Неужели за все, что я перенес, я не заслужил , наконец, тихого семейного счастья? С этой девушкой меня соединяет сам Господь! И, если даже сейчас она ненавидит меня,-клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы растопить эту ненависть, сделаю все, чтобы она меня полюбила!
-У тебя впереди всего одна ночь…а потом вы расстанетесь и, может быть, надолго.
-Но не навсегда! И даже одна эта ночь должна изменить мнение моей невесты обо мне. Кем она меня считает? Дьяволом во плоти, чудовищем без души и сердца? Она вся сжимается от страха, когда думает, что ночью ей придется остаться со мной наедине. Но она увидит, что я не таков, как говорят ! Я буду нежен, буду ласков и осторожен…
-Она, конечно, девственница…Тебе будет нелегко преодолеть её страх, робость, стыдливость.
-Я не буду торопиться, Анри! Я никогда не брал женщин силой; а ведь это моя жена, и если я поспешу или причиню ей слишком сильную боль, то и потеряю её доверие, и у неё может возникнуть отвращение к таинству любви.
-Что же ты сделаешь?—поинтересовался де Брие.
-Пусть это останется моей тайной....и тайной моей жены.
-Конечно. Но я уверен, что вам все удастся, монсеньор! Кто посмеет усомниться в вашем знании искусства любви, так же как и в искусстве владения мечом?
-Иди, Анри. Я через минуту присоединюсь к тебе,-промолвил Черная Роза.
      Дом услышала шаги графа и прижалась к стене. Де Брие вышел из комнаты и направился к лестнице. Девочка сжала стилет. Не воспользоваться ли наступившим моментом?.. Но проклятый герцог уже на ногах....И, даже если он безоружен,-наверняка этот дьявол всегда наготове! "Я могла бы как-нибудь обмануть его,-лихорадочно соображала Доминик.-Но как?..Как?.."
     И тут она услышала голос герцога. Он разговаривал сам с собою, как делают иногда люди глубоко задумавшиеся. Как бы отвечая на вопрос друга, он произнес:
-Ты хотел знать, как бы я поступил, Анри?.. Когда-то мы с принцем Людовиком ездили на Кипр. Там , в горах Троодоса, я познакомился с одним отшельником-монахом, который в молодости был большим знатоком женщин и великолепным любовником. Он сказал мне следующее: «Женщина подобна сосуду, в котором не видно дна. Если ты будешь тороплив, вливая в неё свою страсть, то вся вода вытечет из неё, как из Пифагоровой чаши, и ты не сможешь напиться.. Но, если ты будешь осторожен и будешь наполнять её влагой медленно и постепенно, то наградою тебе послужит полный сосуд, из которого ты сможешь утолять свою жажду долгие-долгие годы». Поэтому за ужином я дам моей жене выпить немного вина,-чтобы у неё чуть-чуть закружилась голова. Когда мы войдем в спальню, мы начнем раздевать друг друга—очень медленно, чтобы не испугать её и дать ей привыкнуть к виду моего обнаженного тела. Затем я положу её на постель—и начну целовать. Я начну целовать её с кончиков пальцев на ногах, постепенно поднимаясь все выше по её нагому телу; я исследую языком и губами каждую ложбинку и впадинку. Сначала она замрет в испуге и оцепенении, но постепенно тело её расслабится и начнет отвечать на мои ласки, с изумлением и восторгом , по-новому ощущая себя; и мы пустимся вместе в это сладостное путешествие. Я буду как первооткрыватель неизведанной земли, исследующий самые затаенные её уголки…и, когда я доберусь до груди, а затем до шеи, и прильну к жилке на ней, моя жена уже будет извиваться подо мной , дрожа от неведомых для неё ощущений. Я хочу, чтоб её бледные щеки раскраснелись, а опущенные долу глаза широко открылись—и засияли, как две синие звезды. Чтобы она изгибалась и трепетала, как цветок , попавший под сильный, но живительный дождь. Чтобы её руки сами притянули мою голову к её голове, мои губы—к её полуоткрытым устам, с которых будут срываться сладострастные стоны. И—только когда она сама взмолится—возьми меня!—я сделаю это...
       Доминик не понимала, что с ней. Возможно, виною всему был его голос—низкий и чувственный; но, слушая Черную Розу, она так ясно представляла себе всё то, что он описывал,-как будто все это он проделывал с ней самой. Её сознание раздвоилось, словно она была с ним, в спальне, и лежала обнаженная , а он целовал и ласкал её. И, когда она очнулась, то обнаружила, что стоит, бессильно прислонившись к стене, тяжело дыша , и щеки её горят, как в лихорадке….
      Ее вывели из этого странного состояния шаги Черной Розы. Он направлялся к двери.
Дом вжалась в стену. Мужчина вышел из комнаты и, захлопнув дверь, направился по коридору к выходу, не заметив её.

                6.Свадьба Черной Розы.

      Доминик постепенно пришла в себя. «Он, действительно, дьявол!-думала она.—Дьявол-искуситель.» Как могла она так постыдно быстро поддаться его чарам?  «Но нет,-сказала она себе, встряхивая рыжими кудрями,-тебе не завладеть мною!»
      Ей было пора уходить. Наверное, Мари-Флоранс и Элиза заждались её. Но в руке Дом все ещё был ключ от комнаты, и не было сил воспротивиться искушению и не заглянуть туда. Таинственный и ужасный герцог Черная Роза интриговал и завораживал.
«Папа наверняка знает его настоящее имя. Но откроет ли он его нам, своим дочерям?»
     А этот подслушанный ею разговор? В нем тоже было много загадочного и непонятного…Как странно герцог говорил! Совсем непохоже на Черную Розу, жуткие легенды о котором ходят по всему Лангедоку! Он говорил о мире, о спокойствии, о любви…И это тот самый монстр, который насиловал, жег, пытал, распарывал животы?
      «Я должна войти и посмотреть! Может быть, он оставил в комнате какие-нибудь бумаги…письмо…хоть что-нибудь, что приподнимет покров тайны!»
     Доминик вставила ключ в замочную скважину и повернула его. Дверь отворилась.
Это была все та же знакомая с детства голубая спаленка Николь и Анжель. Только сейчас у стены, на стуле лежали шлем и латы, а в изножье кровати—пояс с мечом и белый плащ с горностаевой опушкой и черной розой в центре. Да,-и еще около окна стояла большая , до половины заполненная водой, ванна из чистого серебра ,-драгоценный трофей, привезенный прадедом Доминик из Крестового похода. На краю ванны висел большой мокрый кусок мягкого полотна; а около нее стоял маленький, но сразу приковавший внимание девочки предмет. Это был золотой флакончик с пробкой из цельного ограненного рубина.
    Доминик подошла, наклонилась и подняла его. Хоть она и была равнодушна к драгоценностям, эта вещица сразу пленила её. Флакончик был квадратной формы, и на всех его четырех сторонах были чудесные эмалевые миниатюры , изображающие весьма откровенные любовные сцены.
     Дом долго разглядывала их, завороженная скорее не самими изображениями, а искусной тонкой работой художника, а затем осторожно потянула за рубиновую пробку. Флакон открылся, и густой насыщенный аромат заставил расшириться и затрепетать её ноздри. Что-то волнующее, неуловимо чувственное было в этом странном запахе. Он обволакивал и заставлял вдыхать его вновь и вновь. Девочка быстро вставила пробку обратно и положила вещицу на пол. Опять наваждение! Колдовское восточное снадобье! Теперь Дом почувствовала, что и от воды в ванне исходит этот же, слабый, но необыкновенно приятный аромат.
     Девочка даже перекрестилась, чего давно уже не делала. Тут явно не обошлось без козней сатаны!..
    Но тут Доминик заметила на столике для рукоделий свиток с печатью. Наконец-то! Она поспешно развернула его. Это было послание короля, которое её заклятый враг показывал графу Руссильону. Девочка прочла его и разочарованно вздохнула. «Наш кузен, именуемый Черной Розой…» И ничего более! Однако, от неё не ускользнула ирония, звучавшая в королевском рескрипте. «Похоже, его величество не слишком жалует своего двоюродного брата,»-подумала она.
      Итак ,оставались доспехи, шлем, меч и плащ. Естественно, Дом выбрала меч. Она взялась за рукоять и вытащила клинок из ножен. Это был настоящий боевой меч, безо всяких украшений, с зазубренным и исцарапанным лезвием, явно часто обнажавшийся и побывавший не в одном бою. Дом взвесила его в руке. Он был гораздо тяжелее того меча, которым она недавно сражалась с Жан-Жаком.
      Внимание девочки привлекла полустертая гравировка около гарды. Доминик подошла к окну, чтобы лучше разглядеть её, и при свете уже заходящего солнца увидела две буквы—N и R, сплетенные в вензель, увенчанный герцогской короной .Увы! Буквы тоже ничего не давали, конечно, если они не были настоящими инициалами имени и фамилии заклятого врага Доминик. Но, похоже, гравировка означала именно «RoseNoire»,то есть «Черная Роза».
     Она пришла в эту комнату напрасно! Тайна герцога осталась нераскрытой. Ни на шлеме, ни на латах не было гравировок.
      Дом топнула ногой. Во внезапном приступе ярости девочка выхватила cвой стилет и срезала черные перья на шлеме герцога. «Вот так ему!» Какое-то темное чувство, желание что-нибудь сломать, исковеркать, разбить овладело вдруг ею. Она оглядывалась вокруг себя с налитыми кровью глазами. «Плащ! Прекрасно!» Бархатный плащ Черной Розы, белый с горностаевой оторочкой, был, действительно, богат и красив. Дом набросилась на него и попыталась изрезать стилетом, но это плохо получалось. Тогда она достала из шкатулки для рукоделий сестрички Николь золотые ножницы—и принялась за дело, с неистовой радостью, даже хихикая от охватившего её возбуждения. На ковры на полу полетели клочки белого бархата, туда же отправилась изрезанная черная роза …И вот уже Дом кромсала драгоценный черно-белый горностаевый мех, протестующе и жалобно скрипящий под её проворными ножницами. Расправляясь с герцогским плащом, девочка даже не подозревала, что тем самым спасает жизнь его владельцу….
      Наконец, с плащом было покончено. Еще раз оглядевшись и тяжело дыша, Дом покинула ненавистное теперь для неё место. Она вышла из спальни сестер, закрыла дверь и побежала к Мари-Флоранс.

       Через полтора часа Дом была одета в свадебное платье и готова к выходу, а Мари-Флоранс надежно спрятана.
Когда встал вопрос, где именно укрыться её старшей сестре, Фло сказала:
-Я знаю место, где никто не станет меня искать—в маминой спальне, где она умерла.
-Фло!—вскричала тогда изумленная младшая сестра.—Но ты же до ужаса боялась всегда этой комнаты!
-Именно поэтому там и самое надежное место, Доминик. И, поверь, я совсем теперь его не боюсь…Когда я согласилась, без ведома батюшки, стать женою Гийома Савиньи, я решила испросить благословение хотя бы у нашей матушки…вернее, у распятия, висящего в её спальне. И мы пошли туда вдвоем с Гийомом, и преклонили колени перед Христом, и молились оба, чтобы Он и матушка благословили наш союз. И, мне кажется, в тот миг нас осенила благодать…И вот тогда, сестричка, я поняла, что все мои страхи перед маминой комнатой были напрасны, ведь душа её на небесах, и она смотрит на нас оттуда и защищает, так же как наш Спаситель.
-Что ж,-сказала Дом,-в таком случае, это действительно идеальное место для твоего укрытия! Отец помнит, что ты всегда тряслась от страха, проходя мимо маминых комнат, и туда он точно не пошлёт искать тебя.
-Доминик,-сказала ещё сестра,-не забудь, Бога ради, что ты должна двигаться плавно и неторопливо. Не делай больших шагов и резких движений, и упаси тебя Господь произнести какое-нибудь богохульство!
      Таким образом, Флоранс спряталась, а Элиза одела Доминик, набелила ей, на всякий случай, лицо и спрятала её непокорные кудри под тугую сетку, расшитую жемчужинами. Также Дом натянула алые перчатки, доходившие почти до середины локтя; они должны были скрыть загорелые руки мнимой невесты. Наконец, на голову Доминик кормилица накинула серебристую вуаль, такую густую, что не только лица невесты было не разглядеть под ней, но и, к досаде девочки, она сама почти ничего не видела.
    Повертевшись перед зеркалом и покашляв, чтобы голос был пониже и больше походил на голос Флоранс, Доминик позволила войти в комнату младшим сестрам, в нетерпении топчущимся за дверью. Присев и наклонив голову, она дала девочкам возможность самим надеть ей на голову флердоранжевый венок. Вошел граф де Руссильон, взял за руку мнимую Флоранс, Анжель и Николь подхватили длинный алый шлейф, и процессия, замыкаемая Элизой, двинулась к выходу.
   Капелла, где должен был состояться обряд венчания, находилась на другой стороне двора замка. Когда Дом в сопровождении отца, сестер и кормилицы вышла из дверей донжона, то увидела, что во дворе почти никого нет. Несмотря на приглашение Черной Розы всем желающим принять участие в церемонии, страх перед Дьяволом Лангедока был так велик, что никто не захотел остаться в замке Руссильона. Даже верные слуги графа попрятались кто куда; Доминик увидела лишь управляющего Бастьена, Роже Ришара, начальника небольшого замкового гарнизона, да, конечно, своих любопытных приятелей, Пьера и Филиппа. Это и были все свидетели со стороны невесты.
    Жених, весь в черном, расположился немного в стороне, со своим верным другом Анри де Брие, который, наоборот, нарядился в белое. Позади, опираясь на палку и покусывая губы, стоял Жан-Жак,-он не мог находиться в такой важный для его господина момент в постели.
   Приблизившись к своей нареченной, герцог почтительно поцеловал ей руку. Затем они опустились на колени, и граф де Руссильон благословил их, перекрестив затем обоих.
    Дом, скосив глаза и не слишком прислушиваясь к торжественно-высокопарным словам отца, пыталась получше разглядеть своего «жениха», которого она только мельком до этого видела в окне комнаты сестричек. О, если б не эта проклятая вуаль!
     Он был, заметила она, очень высок, почти на полголовы выше её отца, который тоже не был маленького роста. На герцоге был черный бархатный парадный котарди—верхняя куртка- с застежками из вставленных в серебро крупных опалов, с откидными узкими рукавами и воротником-капюшоном; пояс также был серебряный, из плотно прилегающих друг к другу пластин. Оружия при герцоге не было. Костюм прекрасно облегал фигуру жениха, подчеркивая его гордую осанку, широкие плечи и узкие бедра.
    У заклятого врага Дом были темные волосы и небольшая бородка; а цвета глаз она так и не смогла определить, из-за надетой на его лицо маски и своей вуали. Впрочем, не все ли равно, какого цвета у него глаза? Ведь это всё просто игра, забавная комедия, которая очень скоро закончится! И она, не колеблясь ни секунды, подала Черной Розе свою руку, когда они встали, приняв графское благословение.
    Доминик уже повернулась в сторону двери капеллы, но герцог вдруг громко сказал, обращаясь и к ней, и ко всем присутствующим:
-Я знаю, что, по обычаям этого края, жених делает перед свадьбой подарок своей избраннице. К сожалению, наш брак заключается в некоторой спешке, и я не успел подготовить достойного моей невесты дара. Обычно нареченной преподносят какую-нибудь драгоценность; но у меня нет ни колье, ни браслета, ни цепи, которые  новобрачная  могла бы надеть ...-«Неужели ты мало награбил?»—злобно подумала Дом.-Когда я привезу вас в Париж, мадам,-произнес он, кланяясь Доминик,-я осыплю вас самыми дорогими украшениями. Но пока—примите этот скромный дар от вашего жениха.
     Черная Роза сделал знак рукой, и его паж Жерар вывел из конюшни Руссильона белоснежную тонконогую кобылицу такой красоты, что у Доминик невольно вырвался вздох восторга.
-Эта лошадь— арабский иноходец,-произнес герцог,-ей три года. Я сам выбрал её для вас. Её зовут Снежинка. Иноходь очень удобна для дамского седла, вам будет приятно и легко кататься на этой кобыле. Она вам нравится, мадам?
    «Да, черт возьми, конечно!»-чуть не закричала Дом. Но вовремя прикусила язык и, кивнув головой, тихо пробормотала:
-О да, монсеньор…
     Но она на смогла удержаться, чтобы не подойти к прекрасной кобылице, скосившей на девочку большой темно-вишневый глаз. Дом нежно погладила Снежинку по бархатистой морде ,-лошадь тихо фыркнула ей прямо в ладонь,- провела рукой по шелковистой гриве.
    «Какое чудо! Вот если б можно было прямо сейчас, в подвенечном платье, вскочить на тебя и ускакать далеко-далеко ото всех, от отца, от сестер, от этого загадочного ужасного человека в маске! Как он смог угадать мое желание иметь лошадь? Впрочем,-спохватилась Дом,-ведь этот подарок он сделал не мне, а Фло!»
     Граф де Руссильон с некоторым недоумением смотрел на старшую дочь. Мари-Флоранс никогда особенно не любила лошадей, и не была слишком искусной наездницей.
«Вероятно, она просто хочет показать жениху, что ей приятен его подарок»,-решил старый отец.
    А герцог с улыбкой взглянул на де Брие,- невеста была явно довольна, значит, Черная Роза не ошибся в выборе!
-Дочь моя,-позвал граф,-идем, отец Игнасио ждет нас!
     Дом с трудом оторвалась от кобылицы. Она вновь протянула руку герцогу, и процессия направилась в капеллу.
    Капелла, или часовня, была небольшое строение в романском стиле, с узкими окнами, заделанными разноцветными витражами. Здесь всегда царил полумрак, тем более что отец Игнасио был несколько прижимист и экономил на свечах.
      Как ни старалась Доминик внушить себе, что вся её свадьба с герцогом—чистейший маскарад,-в прямом смысле, ибо и он носил маску, и она—свою вуаль,-но все же сердце её сильно забилось, а дыхание перехватило, когда они под руку вступили под полуциркульный вход в храм.
     Отец Игнасио ждал жениха и невесту перед алтарем; когда все свидетели вошли, он прочитал «Pater Noster» и совершил обряд святого причастия над брачующимися. Дом, склонив голову под вуалью, послушно повторяла за священником латинские слова;
она не заметила, что отец Игнасио вдруг вздрогнул и пристально стал вглядываться в невесту.
     Рукава свадебного платья Доминик были очень широкие; и, когда она перекрестилась, правый рукав сполз вниз, обнажив руку до самого локтя. И тогда капеллан увидел на этой руке ,хоть и затянутой в перчатку, но недостаточно длинную, ярко-красный порез, который тотчас узнал, потому что сам обрабатывал его два дня назад. «Но ведь этот порез был на руке Мари-Доминик!—в смятении подумал священник.—Не мог же точно такой же быть у Флоранс!»
       Мысли так и замелькали в голове испуганного отца Игнасио. «Как Доминик решилась на это?.. Такое кощунство над таинством брака! Впрочем, она всегда была не слишком религиозна. Неужели она пошла на этот обман, чтобы только посмеяться над ненавистным ей герцогом?.. Но получается, что и её сестра Мари-Флоранс замешана в этом переодевании и знает о нем. Как могла Флоранс допустить такое?!! Ведь она –рьяная, набожная католичка! Вот уж от кого я не ожидал такого безумного святотатства! Но что же делать? Остановить обряд? Но Черная Роза…Как он это воспримет? Ведь этот монстр способен на всё, на самое ужасное, если узнает, как над ним решили подшутить! Нет-нет...Надо действовать по-другому. Мари-Доминик сама выбрала свою судьбу,-никто не тащил её к алтарю венчаться с человеком, которого она так ненавидит! Продолжу обряд—и будь что будет. Пути Господни неисповедимы…»
      И священник начал читать литургию.
      Дом вдруг заметила, что, произнося имя невесты, отец Игнасио сказал:«Мари» и ничего больше не добавил. Сначала она не придала этому большого значения; но, поскольку капеллан раз за разом не называл имя Флоранс, девочку начала охватывать паника. Она машинально отвечала «Да» на вопросы о добровольном и искреннем желании вступить в брак с герцогом ,именуемым Черной Розой, о сохранении ему верности и о воспитании будущих детей в истинной католической вере,-и в ужасе думала о том, что тайна её раскрыта.
      А, может, и нет? Похоже, никто не заметил, что имя Флоранс ни разу не было упомянуто. Может, ей просто показалось?
     Между тем таинство продолжалось. Жених с невестой подписали брачный контракт и произнесли все положенные обеты. Тогда священник благословил два кольца, лежащих перед ним на атласной подушечке. Черная Роза взял кольцо первым и надел его на палец Доминик , повторяя , слово за словом, за капелланом,-и его низкий голос звучал торжественно и отдавался эхом под сводами капеллы, словно сам Господь, вторя жениху, соединял молодых нерасторжимыми узами:
-Мари…Прими это кольцо как знак моей верности и любви , во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
    Кольцо оказалось широким ;оно сразу соскользнуло с руки Дом , не успевшей согнуть палец , и упало, зазвенев, куда-то под алтарь. Девочка быстро наклонилась поднять его, и услышала, как Элиза сзади пробормотала:
-Ох, дурная примета…
      И, словно отвечая на это мрачное пророчество, дверь в часовню с кощунственным грохотом, заставившим всех, кто был здесь, вздрогнуть, распахнулась и, бряцая оружием и шпорами, быстрым шагом вошел закованный в броню рыцарь. Нетерпеливо раздвинув собравшихся, он приблизился к герцогу, опустился перед ним на одно колено и, показав перстень с печатью, произнес взволнованным задыхающимся голосом:
-Монсеньор! Вчера вечером около Каркассона отряд графа де Монфора был окружен бунтовщиками во главе с бароном Дювалем! Граф принял неравный бой и послал меня к вам за подкреплением. Я был в вашем лагере; ваши люди уже собираются, ждут только вас! Поторопитесь, монсеньор!
   Черная Роза весь подобрался, как хищный зверь перед прыжком. Он обратился к священнику:
-Брак уже заключен, святой отец? Я женат?
-Да, монсеньор…Вы можете поцеловать свою жену.
     Доминик чуть не упала при этих словах. Кровь Христова! Сейчас обман раскроется!
Но герцог лишь усмехнулся и произнес:
-Увы, мадам, я должен вас покинуть. Но я вернусь! –Про себя он подумал: «Что ж, Бланш, похоже, эту партию ты все-таки выиграла! Обстоятельства сильнее меня. Я остался без первой брачной ночи!»
-Монсеньор,-слабым голосом воззвал к нему отец Игнасио.—Я должен вам сказать нечто очень важное!..
-Не время, святой отец. Скажете все, что хотели, графу де Брие, а он передаст мне! Жерар, мои доспехи, меч и плащ! Они в донжоне, в комнате наверху. Пусть кто-нибудь проводит тебя!
-Я провожу,-неожиданно вызвалась Мари-Николь.
      Вдруг Жан-Жак, отставив свой костыль, кинулся в ноги Черной Розе:
-Умоляю вас, монсеньор, не оставляйте меня здесь! Я хочу находиться рядом с вами!
-Хорошо; но если твоя рана откроется или ты начнешь стонать от боли, мы бросим тебя прямо на дороге, так и знай!
    Лицо оруженосца осветилось радостью.
 —Я готов хоть сию секунду, монсеньор!
-Юный граф де Сю! Мне по душе смелость, но не безрассудство. Пусть вам наложат тугую повязку вместо той тряпицы, которой обмотана ваша рана! Вы приехали на свежей лошади?—затем обратился герцог к гонцу.
-Да, монсеньор. Та, на которой я добрался до вашего отряда ,сразу пала…
-Я возьму её и поскачу в лагерь. Ты, Анри, проследи, чтобы Жан-Жаку как следует наложили повязку, и вели конюху посмотреть правую заднюю ногу моего Сарацина; возможно, его надо перековать. Как только ты, Жан-Жак и Жерар будете готовы, держите путь на Каркассон. Анри, поедешь на моем коне; он мчится как ветер , и вы быстро догоните нас.
      Доминик , при всей своей ненависти к герцогу, не могла не восхититься этим человеком,—он отдавал приказы четким и ясным голосом, и все моментально бросались исполнять их.
     В это время бегом вернулся Жерар. Он нес шлем , латы и меч герцога. Лицо его было бледно, нижняя челюсть подрагивала.
- Я  не стану надевать сейчас доспехи. Жерар, привезешь их мне,- сказал Черная Роза.-Меч!—И он быстро опоясался мечом. — Шлем! — Жерар подал его герцогу — без перьев, срезанных Доминик.-Что это, че…боже мой? — вовремя вспомнив, что он находится в святом месте, спросил рыцарь , в недоумении разглядывая шлем, но все же надевая его на голову.—Плащ!
- М-м-монсеньор… Ваш плащ…
- Ну? Что такое?
- Ваш плащ… Боюсь, что он…немного испорчен.
- Ты смеешься? Некогда шутить!
     Бедняга Жерар весь вспотел. Вот ужас! Мало того, что он не спас герцогского знамени, так ещё и плащ нашел весь искромсанный!
- Его… его кто-то изрезал ножницами, монсеньор. Изрезал на кусочки!
      Герцог опять усмехнулся. Он начал догадываться, кто побывал в его комнате и испортил шлем и плащ. Опять эта рыжая бестия! Но времени разбираться не было.
- Монсеньор!—обратился к нему де Брие.—Возьмите мое сюрко!
      И, расстегнув застежку, он снял с себя свой алый плащ и протянул Черной Розе.
- Благодарю, Анри,—сказал герцог. — П рощайте, господа!-Он застегнул сюрко, которое дал ему его друг, и быстрым шагом направился к выходу из часовни. Но вдруг резко остановился, повернул назад и, подойдя к Доминик, взял её за руку и почтительно прикоснулся губами к её дрогнувшим пальчикам.
- Я вернусь, мадам, клянусь честью. И докажу вам, что я отнюдь не чудовище и не дьявол. Только дождитесь меня, - тихо прошептал он – и вышел. Через мгновение послышался дробный стук копыт, — Черная Роза покинул Руссильонский замок и свою юную жену.