Однажды летом на свет появились пять маленьких комочков. Одним из них был я. Мама нас долго вылизывала, а потом накормила. Первое время глазки не открывались и в маленькую щелку между ресничек пробивались лишь редкие пучки света. Приходилось всё отыскивать на ощупь, хорошо, что искать надо было немного: маму и свободное место в корзинке для сна. Маму было легко найти по запаху молока, который манил к себе, обещая насытить животик. Мама как приходила, будила нас и звала пить молочко. Тёплое и вкусное, мне будто его не хватало, хотя я наедался хорошо, а после еды немного отползал и спал. Братики и сестрички иногда толкались во сне, так что я просыпался, но потом быстро засыпал.
Один раз после того как я поел и хотел опять укладываться я почувствовал что мягкой ткани корзинки не стало под лапками. Появился новый запах, меня поставили на что-то тёплое и упругое. Меня начали гладить, это было похоже на то, как нас вылизывала мама, только она нас чистила и не останавливалась подолгу на одном месте, а тут мне довольно долго водили по спинке. Впрочем, я не отказывался, что-то приятное в этом было. Потом меня переложили на бок и гладили животик. Еле ощутимо водили чем-то. Мне понравилось, я расслабился и уснул. Тут спать не чем ни хуже, нежели в корзинке. Во сне я почувствовал, что моя опора переместилась, а потом сменилась привычным прикосновением корзинки. Мама тут же стала меня вылизывать, чем и разбудила. Я подождал, пока купание закончится, потому что знал, что так надо, а потом уснул прямо на маминых лапках. Мама тоже уснула, потому что было слышно, как её урчащее дыхание сменилось тихим посапыванием.
На девятый день я проснулся и заметил, что глазки уже открываются. Всё было нечётко и очень размыто, но кое-что понять можно было. Убедившись , что всё в порядке я решил ещё поспать.
Ещё через два дня я уже видел хорошо. Мог разглядеть братиков и сестричек, маму, корзинку, какую-то штуку, которая давала свет, и редко мелькающие большие тени. Когда штука наверху засветилась, тени перестали бегать мимо, а собрались посмотреть на нас. Это были люди, большие существа. По запаху было понятно, кто есть кто: один кот (с ним я не хотел дружиться, а то съест), кошечка (может даже мамина сестра), и девочка-котёнок (это она меня гладила). Девочка улыбалась, а потом взяла меня на руки. Теперь я понял, как недавно от меня сбежала корзинка из-под ног. Сейчас мои ножки беспомощно висели среди пальцев девочки, а корзинка и мама становились всё дальше и дальше. Последнее меня очень даже не обрадовало, я мяукнул в протест, но это не помогло. Девочка поставила меня на руки и прислонила к груди. Теперь тепло шло с двух сторон. На улице осталась только моя голова. Я быстро освоился и начал рассматривать всё вокруг, отсюда было видно больше чем из корзинки. Вскоре меня положили обратно. Мама обнюхала, но вылизывать не стала.
Через три дня нам поменяли корзинку. Теперь это была не закрытая ограда, а с одной стороны был спуск. Мы могли бегать по полу, хоть нас оградили, но простору было больше. Раз в день кормили молоком из блюдечка. Мамино вкуснее, так я сразу себе сказал, но пару раз мокнуть язык не упускал случая. Мама приходила немного реже, мы играли друг с другом, так бежали дни. Когда свет из окон сменялся светом сверху, кого-то из нас брали на руки. Меня чаще всего, и я начал привыкать.
На четвёртой неделе коробок, который нас ограждал от остального, убрали. Поставили корзинку и баночку с песком. Я был доволен - в распоряжении была целая комната.