На следующий день после уроков все участники, учителя, старшеклассники и желающие собрались в сельском клубе, предварительно составив программу концерта. Режиссёром была Светка. У неё это хорошо получалось. Нина пела в хоре и играла в пьесе роль женщины-участницы Великой Отечественной войны, любившей слегка преувеличить после третьей рюмки свои военные подвиги. Получалось остроумно и весело.
Неожиданно Нина почувствовала, что односельчане стали близкими и понятными в незатейливости суждений, в простоте общения. Теперь на каждую репетицию она не просто шла, летела, потому что её прихода здесь ждали. Ей хотелось приблизить момент, когда зрительный зал взорвётся благодарными аплодисментами, а она, довольная успехом, смущённая, будет несколько раз выходить на поклон. «Как всё просто, - думала она. – Сделай шаг навстречу людям, постарайся понять, слейся с ними в едином потоке мыслей, проблем, неотложных дел, и ты почувствуешь, как исчезает холод отношений, недавно леденящий душу, а на смену ему широким фронтом идёт человеческое тепло, вслед за ним признательность и, может быть, признание».
Наконец наступил долгожданный день. Утром по дороге в школу Нина с удовольствием рассмотрела афишу, призывно белеющую на дверях клуба. Она обещала зрителям незабываемое впечатление от встречи с талантливыми односельчанами, которые предстанут сегодня в новом качестве. «Скорее бы вечер», - подумала Нина.
Небольшой зал клуба был заполнен зрителями задолго до начала концерта. Устраиваясь поудобнее, старались говорить тихо, видимо, боясь испугать Мельпомену. Смысл праздника понятен всем. Большинство присутствующих мужчин служили в армии, другие туда собирались. Кто-то в её рядах воевал, кто-то потерял в её огне близких. Свой праздник, народный! Когда в записи зазвучали песни военных лет, на глазах людей старшего поколения появились слёзы. Наши песни! Сердце рвут и память будоражат. Вместе с воспоминаниями выплеснулось на какое-то время притихшее горе.
Раздвинулся занавес. Зал замер. В этот момент Нина ощутила его дыхание. Вот оно, подлинное единение душ! До сих пор она не понимала фразу «объединяющая роль искусства», теперь не только поняла, но и почувствовала.
Света, она же ведущая, объявила начало концерта и пригласила на сцену ветеранов Великой Отечественной. Несколько смущённые вниманием, в обычные дни просто односельчане, теперь они стали героями. Поздравления, немудрёные подарки и почётные места в зале.
С песнями военных лет выступил хор. Песни звали в прошлое, будили память, рвали душу близкими русскому сердцу напевами. Полились слёзы. Они у русского человека близко. Стоит прикоснуться к нужной душевной струне – сами потекут, не уймёшь.
Не обошлось без курьёза. Не успела очередная песня взлететь на нужную высоту, как дверь в зрительный зал со скрипом отворилась и на пороге появилась Верка, Матрёны-праведницы дочка. Все невольно повернулись к ней: не иначе что-то случилось? Как же? Случилось.
- Евгения Фёдоровна, - взволнованно закричала она, перекрывая многоголосый хор, фельдшерице, поющей в хоре. – Анька Стёпкина рожает! Воды уже отошли!
Фельдшерица, стоявшая на подставке во втором ряду, не раздумывая, спрыгнула вниз. Кто-то протянул ей свою фуфайку, платок, и она выскочила за дверь, одеваясь на ходу.
Вернулась через час. Концерт ещё продолжался.
- Как там? Кто родился? Всё хорошо? – слышались отовсюду вопросы.
Пришлось на минуту приостановить действие пьесы.
- Мальчик, мальчик родился! – радостно ответила Евгения всем сразу. – Богатырь! Всё хорошо!
- Ну вот, ещё один солдат будет! – крикнул кто-то из зала.
Как по команде, раздались дружные аплодисменты, одобряющие одновременно и появление на свет нового человека, и талантливую игру самодеятельных актёров. В этот момент Нина поняла, что счастливой быть нетрудно.
С концерта люди возвращались в приподнятом настроении, оценивая отдельные моменты. И не было в их речах ни осуждения, ни иронии, ни злобы. То тут, то там слышалось:
- А Ванька-то, Ванька, вот дал, так дал! Какую чечётку отбарабанил!
- А у Федьки ну и голосина! Ему только в Большом петь!
- Скажешь ещё, в Большом… В Погорелом ему петь самый раз!
- А учительша-то наша, а? Скажи, Надь! Ну, чистая актриса!
Отголоски разговоров ещё долго плыли на волнах морозного воздуха, продлевая впечатления от замечательного вечера.
Зима катилась с горки, преодолевая козни, которые на прощанье строила природа: то ураган, чувствуя, что время его царствования кончается, с цепи сорвётся, то метель ни с того ни с чего начнёт всё вокруг в сугробы прятать. Да напрасно это. Не остановить зиме предсмертной агонии – весна в Сибирь просится. Её приход закономерен, потому что людьми заказан, ждут его они с нетерпением.
Нина тоже ждала весны, хотя с благодарностью принимала любое время года. Но к весне она питала особое чувство: уж слишком много связано с ней воспоминаний. Правда, они не всегда приятные. Но так устроена жизнь.
В школе тоже наметилось всеобщее потепление. Оно началось накануне Международного женского дня. Нет-нет, политика здесь совсем не причём. Конечно, изначальная задумка праздника всем известна. Но постепенно о ней и вспоминать перестали, хотя, конечно, кое-где ещё звучали пламенные призывы о международной солидарности женщин мира. Звучали, но не в Степановской средней школе, где немногочисленные мужчины решили просто сделать приятное многочисленным коллегам женского пола. Желаний много – денег мало. Поскольку организатором праздника был Эдуард Иванович, мужчины безоговорочно приняли решение подарить каждой, выражаясь словами всё того же Эдуарда Ивановича, любителя выпить, по «бутылке одеколона «Тайга» за 70 копеек. Учитывая, что «бутылку» получит и его жена Лидия Ивановна, Эдуард Иванович действовал с дальним прицелом, позаботившись о себе любимом. Рудольф Алидович (оказывается, он ещё и художник!) вызвался нарисовать для каждой женщины цветок, с которым ассоциировался образ коллеги. Понятно, что несмотря на всевозможные ассоциации, рисовать пришлось только фиалки, Анютины глазки, гортензии, примулы, ромашки, изредка – розы, но без шипов, чтобы никто не обиделся. Даже директор, охваченный всеобщим порывом, вспомнив, что он всё-таки закончил филологический факультет, вызвался сочинить стихи. Получилось замечательно. Так оценили творения директора подчинённые. Бобик, искренне поверив высокой оценке, сиял от удовольствия, как медный самовар.
На большой перемене Рудольф Алидович, во всю ширину развернув меха баяна, заиграл торжественный марш. Мужчины стояли полукругом, аплодируя каждой входящей женщине. Когда все были в сборе, в руках поздравляющих по команде расцвели нарисованные цветы. Поочерёдно вручая их, директор читал стихи и делал это с нескрываемым удовольствием. Получив ромашку, Нина услышала:
Ты ромашка белая,
Только слишком смелая.
Ты работай, не ленись
И меня поберегись!
- Спасибо, спасибо, Андрей Владимирович ... Спасибо, что предупредили, - рассмеялась Нина.
Вручение цветов продолжалось. Светка обрадовалась розе и высокохудожественным стихам, видимо, позаимствованным из девичьего альбома жены:
Света- роза,
Света – цвет,
Света – розовый букет.
Я ногами топочу,
Я сплясать с тобой хочу.
Закончив чтение, директор подхватил Светку и, замысловато перебирая короткими ногами, бросился в пляс. Видимо, это был экспромт, и музыкант не сразу подобрал музыку к пляске неизвестного происхождения, но всё-таки справился: последние па Бобик выделывал под музыку. Светка всеми силами старалась поддержать благородный порыв шефа, но слишком разные темпераменты пляшущих, не сочетаясь, тормозили приближение успеха.
Заявив таким образом о своих симпатиях и антипатиях, директор продолжил поздравления, вызывающие бурю восторга у присутствующих. Потом, получив двухсотграммовые «бутылки» с одеколоном «Тайга», все мирно разошлись на уроки. В 5 классе Нину ждал сюрприз: на учительском столе – подарок и открытка с поздравлением. Она бросила на свёрток незаметный взгляд и увидела сквозь целлофан стеклянный графинчик в окружении нескольких гранёных стаканчиков. Нина улыбнулась: подарили самое необходимое, поблагодарила за подарок, но взять отказалась. Не принято было брать подарки у своих учеников. Это рассматривалось, как взятка. Когда Нина вернулась домой, на крыльце лежал тот же подарок. Попробуй теперь откажись. Пришлось снимать упаковку и демонстрировать презент Нине. Посмеялись, представив несколько ситуаций. Потом Нина показала подруге поздравительную открытку от младшего Воронкова. Это было уже что-то. Нина ликовала. Значит, всё-таки какая-то искра между ними пробежала.
Праздник кончился – будни продолжались. Как бы не оценивали его учителя, но он своё дело сделал. Климат в коллективе заметно потеплел. На переменах в учительской часто слышался смех, иногда он был вызван безграмотными приказами Бобика. В конце третьей четверти директор, решивший наконец-то позаботиться об успеваемости, вывесил приказ: "Учителя, имеющие двойки, должны их подтянуть на весенних каникулах». Его расчёт был прост: никому не захочется в каникулы работать с полной нагрузкой, а значит, и неуспевающих будет меньше. Ну, а стиль и всё остальное на совести директора. Тут ему только можно посочувствовать: не знал человек, что придётся когда-то возглавлять коллектив, где грамотных больше, чем он думал, а потому плохо учился.
Сначала учителя посмеялись над приказом, потом задумались, потом возмутились.
- Куницын получит тройки, только переступив через мой труп, - заявила детским голосом молоденькая учительница начальных классов Маргарита Яковлевна. – Он три четверти под партой просидел и промяукал, ни одной буквы не запомнил. Да у него «интеллект» на лице написан, - не выдержав, она заплакала, её хорошенькое личико сморщилось и сразу же подурнело.
- Успокойся, Рита, дураков на наш век хватит. Ещё чего не хватало – реветь! Пусть ревут родители: им до конца дней со своими произведениями мучиться, - поспешила поддержать коллегу Светка, как всегда, в своём неизменном стиле.
- А я не знаю, что с Колей Гончаренко делать, - вступила в разговор Нина Петровна. – Месяц назад прихожу на урок литературы в 9 класс. Шумят. Я попыталась их успокоить. Ещё больше шумят. Молчу. Постепенно в классе установилась тишина.- Я и говорю, спокойно так говорю: « Я, дорогие мои, в вашем возраст так себя не вела». И что вы, думаете, мне сказал Гончаренко? – « Ну, таких же, как Вы, Нина Петровна, очень и очень мало…» И сказано это было с такой иронией, что нельзя было не возмутиться. Конечно же, я его удалила за дверь и уже целый месяц не пускаю на урок.
- Неужели за всё это время он так и не подошёл к тебе? – поинтересовался кто-то из учителей.
- Что Вы?! Я к нему подходила...
- Ну и что? – не терпелось услышать ответ коллеге.
- Сказал, что по-прежнему придерживается своего мнения: таких, как я, мало. Но говорит это теперь с другой интонацией, утверждая сказанное. А мне что ему за четверть ставить? Текущих оценок нет.
- Пятёрку! Конечно, пятёрку! А себе – двойку. Как же ты не заметила, что Гончаренко к тебе неровно дышит? Не переживай: на каникулах свободное время будет, - «подтянешься», он парень почти взрослый, одним словом, акселерат, - подвёл итог физик Эдуард Иванович и добавил, - подтянешь, согласно приказу директора.
Все весело рассмеялись. Нина растерялась, не зная, как отреагировать на шутку. Поразмыслив над ситуацией какое-то время, она всегда находила остроумный ответ, но сделать это сразу было выше её сил и возможностей. Хорошо, что, прервав дружеское веселье, призывно зазвенел звонок, и учителя в одну минуту исчезли за дверями классов.
Возвращаясь после уроков домой, Нина заметила, что постоянно дующий холодный северный ветер любезно уступил свою должность родному западному, который ласково теребил волосы, выбившиеся из-под шарфа, слегка подталкивал, ненавязчиво предлагая новое западное направление. На Запад – значит, на родину, в милые сердцу места, к маме и папе. До тех пор, пока они живы, у человека есть возможность чувствовать себя ребёнком. Нина ценила эту возможность. Вечером за чашкой чая подруги обсудили будущий отпуск. Мало того, разговоры о приближающемся отпуске стали ежевечерней приятной традицией. Нина мечтала о встрече с родителями, Света, по известной причине, ехать домой не хотела: «Кто меня ждёт? Отец – придурок и насильник? Теперь он старый, и вряд ли я ему интересна, как женщина. Мать – предательница? Поеду-ка я лучше к морю. Я никогда не видела море. Неужели оно, как в пушкинской сказке на самом деле синее-синее?»