Как всегда, от жизненных неурядиц спасала работа. Завуч требовал от молодых учителей учиться, посещая уроки более опытных. Нина делала это с удовольствием. Разные подходы к преподаванию, разные методики, по-своему талантливые и по-своему бездарные учителя – всё было интересно, заставляло мыслить, искать свой путь.
Кристина Сигизмундовна, учитель истории, красивая, статная, ухоженная, свой предмет любила и знала, но рассказывала учебный материал, игнорируя класс, глядя в окно. Казалось, всё ей настолько надоело, что нет больше никаких сил видеть убогую обстановку класса, учеников в сиротской одежде, пахнущих мазью от чесотки. Всё это оскорбляло её идеальный эстетический вкус, вызывало брезгливость. Закончив монолог, она, также глядя в окно, задавала вопросы и беспощадно ставила единицы тем, кто медлил, тщательно подбирая слова, рискуя увидеть презрительно поджатые губы учительницы в случае неправильного ответа. Как единицы в конце четверти превращались в тройки, одному Богу известно да Кристине Сигизмундовне. Что же заставляло эту надменную польку жить в глухой русской деревне, учить, нет, мучить детей, которых она ненавидела, жить среди людей, которых она презирала? Это была тайна за семью печатями. И пока никому не удалось её разгадать, потому что к себе учительница и близко никого не подпускала.
На уроках химии всё было наоборот. Милейший Павел Осипович никому не надоедал. Пока он сам себе объяснял свойства воды, без которой не возможна жизнь на Земле, ученики прекрасно проводили время, не замечая учителя. На заключительном этапе урока у него появилось желание всё-таки проверить, что они усвоили:
- К доске Грымов пойдёт, - прошелестел он.
- Грымов, Грымов, - во весь голос продублировали ученики.
- А чо опять Грымов? Как чуть что, сразу Грымов… - недовольно пробурчал Грымов, почёсывая косматую голову.
- К доске иди, Коля. Да не волнуйся ты так. Сейчас всё вспомнишь.
- Колька, иди, иди, - настаивали и одноклассники, боясь, что у доски может оказаться кто-то из них.
Не желая конфликтовать с одноклассниками и ни капли не волнуясь, Колька нехотя выполз к доске, оставляя на полу комья высохшей грязи, отвалившейся с батькиных сапог сорок четвёртого размера.
- Начнём, Коля, с самого простого: напиши, пожалуйста, формулу воды. Да знаешь ты её, знаешь. Без воды, как в песне поётся, «и не туды и не сюды», - почти пропел химик, из последних сил стараясь мотивировать Грымова на ответ.
Колька молчал, сжимая в пальцах малюсенький кусочек мела и тупо уставившись на доску.
- Пиши: H – 2 – O. Написал? Молодец! А говорил - не знаешь! – одобрительно потрепал Кольку по плечу Павел Осипович. – Давай дневник, четыре.
Вечером, расписываясь в дневнике сына, Грымов старший, увидев четвёрку, был очень доволен:
- Смотри, мать, по химии у нашего оболтуса четвёрка. Ну, чистый химик растёт!
Светлану Фёдоровну и литературу девятиклассники любили. Нина пошла к ней на урок с особым интересом. Идеальный порядок, внимание, в детских глазах интерес, ожидание чуда. Разговор шёл о гоголевской "Шинели". Ученики сочувствуют маленькому человеку, осуждают за узость интересов и неправильно выбранную мелкую цель жизни. И только Саша Александров лежит на парте, прикрыв голову, как крышей, руками, чтобы не слышать то, что порядком надоело. Вдруг терпению приходит конец, и он взрывается:
- Акакий Акакиевич, Акакий Акакиевич… надоели с Вашим Акакием Акакиевичем! Что там у Вас дальше? «Мёртвые души»? Давайте «Мёртвые души»!
Он с размаху роняет на парту голову и затихает. Светлану Фёдоровну трудно вывести из равновесия.
- Александров, - говорит она, вспомнив слова популярной песни военных лет, - надоело – «бери шинель, иди домой!»
Класс разразился гомерическим хохотом. Нет, для человека ничего страшнее, чем выглядеть смешным. «Авторитет» Александрова был низвергнут, авторитет Светланы Фёдоровны возрос. Вот что значит за словом в карман не лезть. Пример наглядный. Урок продолжается.
Нине казалось, что уроки жены директора, тоже учителя русского языка и литературы, должны быть образцовыми.
- Что Вы? О каких образцах Вы говорите? – удивилась одна из коллег. – Анна Львовна пединститут благодаря мёду закончила. Отец бочками отправлял.
Анна Львовна разрешила Нине посетить свой урок неохотно. К ужасу Нины Петровны на уроке русского языка дети слово «пошёл» писали через «о» после «ш», а учитель и не думал их исправлять. Учительница сделала на доске несколько ошибок, и одну из них заметил ученик. Признать ошибку ей не хотелось, и она обрушила неправедный гнев на ученика. Мальчик часто захлопал ресницами, сдерживая слёзы, и растерянно замолчал. Возмущению Нины не было предела. В тетради для регистрации посещённых уроков она добросовестно сделала анализ урока, указав на ошибки.
На другой день анализа урока в тетради не оказалось, кто-то аккуратно удалил страницу. Нине Петровне была объявлена тайная война. И кто её объявил, было понятно. Не надо было покушаться на святое святых директора Добродея – его жену Анну Львовну. Сначала понеслись по деревне слухи, что смоленские учителя умеют только шить и вязать, потом, что курят и пьют. А дальше и того хуже.