Учительский коллектив девчонок встретил не радушно, а равнодушно. Понять это можно. Приезжают молодые учителя, и, в лучшем случае через год, а то и раньше, уезжают, найдя десятки уважительных причин. По этому поводу особенно никто и не горевал - пусть едут, зато местные учителя больше заработают. Но всё-таки какое-то участие в жизни молодых на первых порах они принимали, с первых дней пытаясь из них слепить нечто, подобное себе. Обычно разговоры в учительской начинались так: «Вот мы в Ваши годы…», « А я в подобных ситуациях делаю так…». Девчонки молча выслушивали, кивали головами, а делали по-своему. Это не оставалось незамеченным, их пытались пригнуть, приблизить к своему уровню или, что ещё хуже, опустить ниже. Нина понимала, что в таких случаях лучше простить людям их недалёкость и смириться. Противиться же, противостоять сплочённой старой гвардии бессмысленно – раздавят. Подпевай, и со временем, может быть, станешь солистом. Но подпевать тем, кому медведь на ухо наступил, не хотелось. Солистом стать хотелось самостоятельно, причём, петь при этом своим голосом, не фальшивя и не подражая далеко не лучшим образцам.
Между тем как-то совершенно неожиданно отцвело, отпело лето. По утрам на траве седина первых заморозков. А недавно Нина видела в блеклом небе журавлиный клин – в тёплые края потянулся. « Ещё не осень, но уже не лето», - очень кстати вспомнились слова популярной песни. Правда, на её взгляд, слишком рано лето решило сдать свои позиции приближающейся осени. Это было весьма непривычно для жительницы средних широт. Но свою первую в жизни сибирскую осень она уже любила не меньше и успела оценить звонкую свежесть воздуха, царскую щедрость садов и огородов, золото ковров, сотканных, казалось, вручную удивительной мастерицей природой. К тому же осень для неё – первая страница новой книги по педагогике, которую предстоит писать в течение долгой жизни. Что эта жизнь будет долгой, она нисколько не сомневалась.
Андрей Владимирович распределил учебную нагрузку. У Нины классное руководство в 5 классе и уроки русского языка, литературы, истории, немецкого языка и пения. Да, широкий диапазон, ничего не скажешь. Особенно напрягало пение, потому что музыкальным инструментом она не владела. Правда, в качестве шутки под настроение могла выдать на фортепиано собачий вальс, а на скрипке - « В лесу родилась ёлочка», имела навыки сольного исполнения народных застольных песен, была на «ты» с бардовской песней, и, кажется, всё. Но так как директор считал, что этого вполне достаточно, чтобы вести уроки пения, она возражать не стала. Пусть будет пение – спою!
Деньги кончались, поэтому захотелось спросить, какова же цена этому набору предметов? Говорить о зарплате считалось крайне неприличным, так как всячески поощрялась работа за идею, значит, даром. Но ничего не поделаешь, нужно спрашивать. Сделав Нине снисхождение, прибросив на счётах, бухгалтерша выдала сумму – 105 рублей. Значит, беличью шубку в районном магазине за 100 рублей Нина к зиме сможет приобрести.
Жизнь налаживалась. Беспокоило одно: их временное жильё в интернате похоже будет постоянным, а там условий для жизни никаких. Поэтому когда к ним пришли братья Воронковы, Николай и Анатолий, с предложением поселиться в доме недавно овдовевшей матери (даже квартплату брать не будет), Нина, почему-то заволновавшись, решила вступить в переговоры и обещала подумать, Света и Тоня промолчали, но едва за парнями захлопнулась дверь, набросились на Нину:
- Ты что? С ума сошла? Пойдёшь под власть старухи? Нужен тебе этот колхоз? – кричала одна.
- Будешь ей в рот смотреть, слушать каждый день одно и то же о счастливой жизни «в девках» и в девять часов спать ложиться, потому что завтра рано вставать, – вторила другая.
- Да ты, ты…
В считанные секунды она поняла, как мало она знает о русском языке и что строить планы на будущее под крылышком бабки Параски не стоит, хотя её сыновья - и это было главной причиной колебаний – Нине понравились. Особенно старший Николай, аспирант сельхозинститута, да и младший Анатолий, офицер-пограничник, в модном плаще из итальянской болоньи, выглядел на твёрдую четвёрку.
Тут же обвинив себя в полном отсутствии логического мышления, Нина сдалась без боя и во время следующей встречи, выразив парням соболезнования по поводу смерти их отца, вежливо отказала, сославшись на желание жить самостоятельно.
Когда приезд учеников из близлежащих деревень стал неотвратимым фактом, директор забеспокоился о неустроенности молодых учителей и предложил вполне нормальный, по сельским меркам и его мнению, дом. Что нищему собраться? – только перепоясаться. Вещи в руки – и вперёд.
Вот и оно, будущее жилище. Ветхое деревянное строение, огороженное забором, который кто-то на землю уронил, а поднять забыл. Огромное крыльцо с выщербленными временем ступенями. К дому примыкали стайки (надо же, у этого слова есть, оказывается, ещё одно лексическое значение), в них, видимо, прежние хозяева держали скот, от которого остался стойкий неприятный запах. В ста метрах от дома – туалет с покосившейся крышей. Двор зарос лопухами, репейником, полынью в рост человека. Ничего, «дом построен - надо жить».
Сожалея, что не могут соблюсти ритуал – вперёд себя пустить кошку (с этим они потом связывали все неприятности), девушки перешагнули порог нового жилища. Пахнуло нежилым: пылью, мышами и ещё чем-то ужасно неприятным. Чем, они не могли объяснить, так как не имели опыта проживания в апартаментах подобного рода.
А состояли они из двух комнат. Одна – кухня с большой русской печкой, а вот дать название другой девчонки затруднялись, так как ей, видимо, придётся служить и кабинетом, и спальней, и гостиной, т.е. быть многофункциональной. Трезво оценив ситуацию, они решили, как их учили, что всё могло быть и хуже, трудности человека закаляют, в молодости всё преодолеть можно. А Павке Корчагину легче было? Этот авторитет советской молодёжи был непререкаем. С этим не поспоришь.
- Ничего, перезимуем, школа и клуб рядом, дрова есть. Только вот надо картошкой запастись, - сказав «перезимуем», Нина как будто бы определила продолжительность их пребывания в Степановке.
Оптимизма несколько поубавилось, когда они увидели, что бочка, в которую сливали привозную воду, пуста. Уборку пришлось отложить до лучших времён, ставни, пока не приобрели на окна занавески, не открывать, поужинать, чем бог послал. А послал он, нужно сказать, немного: остатки вафельного торта из магазина.
Оценивая ситуацию, они не учли огромный интерес к молодым учителям местной молодёжи. Их решили навестить потенциальные кавалеры, проверить, чем дышат потенциальные невесты, а заодно насладиться растерянностью городских девчонок, не привыкших к общению на таком уровне.
Совершенно неожиданно после нескольких гитарных аккордов звонкий мальчишеский голос выдал на самых высоких нотах: « Дым кольцами, облаками там и тут, разные у нас автобусы, у тебя другой маршрут!». И вдруг, как по сигналу, разом открылись ставни всех окон, и девчонки, растерявшись, почувствовали себя раздетыми, словно чья-то невидимая рука в один миг сорвала с них одежду. Первое желание – спрятаться куда-нибудь от чужих любопытных глаз. Надо понимать, штурм начался.
Между тем пение продолжалось. Автор песни и её исполнитель никак не могли выбрать правильный маршрут. Девчонки понимали, что маршруты у них действительно разные, но искать контакты с местными талантами было просто необходимо. Светка, как всегда, была готова к самым решительным действиям. Попытавшись открыть входную дверь, она почувствовала, что та открывается с трудом.
- Осторожно, не пролей! - услышала она и увидела под дверью большое эмалированное ведро с водой.
- А что? Слабо пригласить нас на чай? Мы со своей водой, а заварка и сахар, наверно, у вас найдутся?
- А хотите, самовар принесём, а можно и бутылку, - это опять кто-то из штурмовиков.
У Нины мелькнула мысль о родном общежитии, где парням не считалось зазорным зайти к девчонкам на чашку чая. Но это там. А здесь? Она сразу вспомнила мамино « а что люди скажут?» - и уже хотела захлопнуть дверь перед носом инициативного гостя, как Антонина, изобразив на своём лице самую очаровательную из своих улыбок, радушно пригласила:
- Парни, не стесняйтесь, заходите!
Привыкшие к сибирскому гостеприимству, парни не заставили долго ждать и ринулись в дом, едва не сбив с ног хозяек.
Минутная неловкость, и вот уже гости рассказывают о себе, и, кажется, совсем не проявляют к девчонкам никакого интереса... Как оказалось, это местная молодёжная элита, решившаяся на знакомство нестандартным способом.
Первым представился Гера – сын бывшего директора школы Рудольфа Алидовича, теперь завуча. Знакомясь с Рудольфом Алидовичем, Нина удивилась его столь странному отчеству. Ей показалось, что оно напоминает латышское женское имя Алида. И Нина была права. Позднее узнала: если ребёнок рождён вне брака, у латышей он получал отчество, образованное от имени матери. Интересный Рудольф Алидович был человек, своеобразный. В деревне его любили. Появился он здесь с женой Эльвирой Оттовной после войны. Сослан был непонятно за какие «заслуги». Имел Диплом об окончании технического вуза. Жена кроме латышского языка и немецкий знала. Учителей не хватало: кто поедет в эту глухомань, поэтому Рудольфу Алидовичу Ферцу предложили возглавить школу и физику преподавать. Человек по натуре очень добрый, он и мухи не обидел. Простой и доступный любому, кругленький, толстенький с глазками, заплывшими жиром, с курносым носом и постоянной добродушной улыбкой, он и жену выбрал под стать. Талант оба имели необыкновенный – на многих инструментах играли, поэтому стали душой деревенской художественной самодеятельности. Рудольфа Алидовича охотно приглашали односельчане на торжества, а он никому и не отказывал, был большим выдумщиком и шутником, порой забывая о должности, которая ко многому обязывала.
Рассказывали, что на второй день свадьбы у Вити Гришечкина бабы затеяли пол мыть, а Ферца таскали за руки-ноги и, как тряпкой, мокрый пол вытирали. Вся деревня заходилась от смеха, но после этого авторитета у Колобка, так Алидовича звали за глаза, не убавилось. Когда по распределению в Степановку прибыл молодой специалист Добродей, Рудольфа Алидовича в должности понизили, он стал завучем. «Молодым везде у нас дорога».
Так вот перед девушками стоял его сын Гера. От отца он унаследовал буквально всё, и, в первую очередь, внешность. Отличный музыкант, балагур и весельчак, он не лез за словом в карман.
- Как вам Бобик? – спросил он с усмешкой. – Познакомились, подружились?
- Это тот, что в конуре возле школы живёт? – уточнила Нина. – Мы его ещё не видели.
- Нет, тот, что школой пытается руководить, да у него плохо получается.
- Бобик? Школой? – не поняла Нина.
Раздался гомерический хохот, но объяснять его причину никто не стал.
Вдруг один из парней, белобрысый и худой, приблизился к Нине, бережно провёл рукой по её распущенным волосам и мечтательно протянул: « О, Лорелея!». Нина в ужасе отшатнулась, а парень громко засмеялся и выбежал из комнаты.
- Не бойся, это Игорь, мой брат, он не сделает тебе ничего плохого. Потом ты всё поймёшь, - поспешил объяснить ситуацию Гера.
- Давайте, девчонки, дружить, мы вас не обидим, да и другим в обиду не дадим, - предложил кругленький вихрастый блондин с глазами-щёлочками, борцовским торсом и кулаками-гирями. Рядом с ним стояла его копия, настолько точная, что Нине показалось, что у неё двоится в глазах.
- Знакомьтесь, аборигены Володя и Костя Гордиенко, - представил парней Гера, - гордость родителей, гроза соседей, для друзей - оборона.
Как-то так случилось, что, показывая товар лицом, парни обращались только к Нине, хотя она и не старалась произвести на них впечатление. Она не обладала особой внешностью, но следила за собой постоянно, это стало привычкой. Её одежда не отличалась необыкновенными фасонами, но была всегда тщательно продумана. Кроме того, Нина держалась независимо, открыто, свободно, но в рамках дозволенного.
Света оказалась в тени, но, похоже, она молчала до поры до времени, чтобы сказать своё веское слово-приговор потом, когда все исчерпают красноречие. Антонина уже нежно ворковала с обладателем звонкого голоса и гитары, называя его Владиком и позволяя приблизиться к себе ну на очень близкое расстояние.
Наконец Светка не выдержала:
- Всё, парни, приём закончен, благодарим за внимание, за воду. Чай будем пить потом – заварка кончилась. До встречи в эфире.
Она сделала решительный жест, подчёркивая, что противиться бессмысленно. И, странное дело, ей никто не возразил – парни послушно двинулись к выходу:
- Ну что ж, до свидания, королевы! Приятных сновидений! – первым попрощался Гера. - Если что, обращайтесь, - и ещё раз внимательно посмотрел на Нину.