Я презренья к тебе не таю хмельное, рваное

Хелли Купер
Я как Галя влюбилась в поэта,
Дышу испугано-томно,
Плачу средь улицы,
Повторяя тихо и сразу громко:
"Я жду Вас, всегда, отовсюду,
Я с Вами навечно буду."
Как Галина, сидя в экипаже
Укутывала его пледом,
Так и я буду неизменно на страже,
Со своим поэтом.
"Вы меня никогда не полюбите-
Слишком много чести для гения,
И со мной никогда не будите,
Слишком много власти,
Ваше просветление...
Но мой свет в холодном окошке
Будет гореть для Вас
(дрожа немножко)
И тепло огня и моих рук,
Будут ждать прикосновенья Ваших губ."
23.04.2009.


"Перебирая прошлое, Палага так сливалась с Корнеем мысленно, что даже чувствовала его горячее дыхание, теплую влагу губ, и тело ее начинало ныть еще сильнее, а то, что так было возможно, казалось ей преступлением. Она помнила, как она клялась Корнею, что хотя раз оборвешь, то уже без узла не натянешь, и все-таки, скрывая это внутри себя, металась из стороны в сторону, как связанная, и старалась найти выход."
И он хотел, выход искал, мысленно сливался с Ней....

Она танцевала босиком по песку, искала оправдания словам, жестам, грубым укусам...
"Ты меня не любишь, Есенин"...
Дунька, хорошая баба.любит сильно...никто не может победить Бога. Он слез ее не увидит, она будет петь и танцевать, кидаться в море..не переводи, не надо.
Совершенно скверная девочка, ревнивая, с худыми ляжками, пьет как буд-то вдыхает последнее...Играет с ним, но любит до постели, до танцев, до укусов...Не любит...заскучал он по Родине, сумасшедший, заскучал по телу белому. Сопьется  к чертям от нелюбви, от излишка любви. Изнежили совсем, а сердце, сердце больное кто греть и лелеять будет?
Герань на окошке дрожит и ждет хулигана, читать стихи до боли в животе, и отражение в зеркале-темное, жуткое так и хочется плюнуть. Поиграй да брось, и каленым железом прижечь не возможно, поцарапался в первый раз и потом всю жизнь возвращаться, любить грубо других, чтобы той в отместку солоно стало...
Душенька израненная поет под гармонь, и свет не мил, когда в сердце  холод и морось, позором покрытая Родина, ту которую так хвалит и воспевает. 
Сукин сын, Батьку до сих пор не жалеет. И ждать не хочет. А падать больно прямо в стакане, прямо в бутылку...И каждая уже замужем(была, есть). С другими его вспоминают, а он просто расстворился в грешном деле-себяжалении.
И соком каждая истекает при взгляде, к ногам шляпки и платья. Россия тоже к ногам льнула, любила, да вот только по пьяни любила...А верхи от любви ногами топтали и раздирали, политикой пытали...Все стадо и себя не возвышая, Робин Гудом стал.
Дрянь, какая же дрянь в голове и вдуше... Золотые локоны пачкаются, седеют, пылью покрылись. Хоть танго, хоть интернационал, все едино и грубо.
Пусть не сладилось, пусть не сбылось. Друзей не осталось, а может быть и не было, умирала душа слабо и долго, сердце выглядело блеклым. Даром рядом идущие не нужны, и издалека любить у него не можится. Через пьянство и скандалы ищет человека в себе, пытается полюбить, себя и всех приблудных у его постели. Никто не любит поэтов. 
Женщинами как тряпками грязь с ботинок вытирает. За словом в карман не лезет, словами так просто не кидается, словом убивает. Плачет, плачет. Мрази вокруг и храбрыми бывают только пьяными...Нежным печаль дается, все ругается, глазами брызгается, в душу не влезть и заткнуть поток мыслей не получается. Эгоист недолюбленный и не знает деться куда. Мечется меж пьяными-черными.
Гениям и пьяницам все прощается, жалость самая гадкая людская черта, приписываем лишнее... Все прощается, превращается...Никакой цели, но русский поэт это гордо. Мелким бесом лизать зады не будет никогда, ни один не лизал-все наговоры. К черту все, едрить в твою дышло и на посошок, чтобы жизнь залихвостски свистнула.(в книги ушла) 
За все платить нужно, за многое уже заплачено.
Конец недописанный, скомканный, пьяный, скуреный, гадкий, спешный.
все было.