Как-то под вечер уже ко мне на дачу заглянул приятель. Погода стояла на загляденье, а в городе, который от дачного поселка в полукилометре, делать было совершенно нечего. Мишка принес с собой мяса, я вытащил из сарая мангал, пиво у меня было –– «программа» полная.
Сидели за столиком под рябиной, наслаждаясь покоем и шашлыком, и разговаривали о пустяках.
– Между прочим, – сказал я, – у нас тут опять археологические раскопки.
– Я видел. Горы земли наворочали. Сколько лет уже роют?
– Не считал. Интересно, что они ищут?
– А может, не ищут, а прячут? – засмеялся Мишка.
Потом серьезно спросил:
– До того, как вы дачи настроили, тут деревня была? Так?
– Так.
– А до деревни что было? Вдруг что-нибудь такое, что позарез надо откопать! Вдруг там, под землей, сундуки с золотом?
– Да пусть хоть что, лишь бы ямы потом зарывали. Осенью тут ходить страшно, того и гляди соскользнешь и не вылезешь. Если бы не собака, я бы сюда не ходил, но ее кормить надо.
Далеко у калитки мой Дик гавкнул, потом залился раскатистым лаем.
– Услыхал! – хохотнул Мишка.
– Да нет, это Полкан приперся. Тут такое творится, Миш! Пёс у меня молодой, а у соседа старый, давно живет. И возьми сосед прикорми бродячую собачонку. Собачонка эта, Лорка, тоже молоденькая. Ну и любовь у них с Диком. Только ее старик за ворота, она к Дику мчится. И уж тут столько чувств, столько ласки!.. А Полкан ревнует, колотит ее. Прямо как деревенский мужик колотит –– шерсть по всему двору! И все равно: он за угол –– она у Дика. Через дыру под забором лазит. Я Дика на цепи держу, нельзя иначе, у него натура бешеная. Этот старик Лорку оттреплет, а потом идет к нашему забору и змеино ухмыляется Дику: «Что, тварь, на привязи?!» Часами так стоит перед ним, издеваясь на своем собачьем языке!
– Да-аа, трагедия, – промычал Мишка. – Ты бы уж эту Лорку себе забрал, что ли?
– А Полкана куда? На живодерню? Он ведь тоже Лорку любит.
Дик умолк. Не Полкан, значит; когда Полкан, он с ума сходит! Я взялся за шашлык. Но то ли от расстройства за всю эту историю, то ли просто так вышло – кусок упал. Мгновенно его сцапал Гоша! Ободранный мой кот.
– Вот тоже экземпляр, –– показал я на него приятелю. –– Жил у моей сестры, она уехала и отдала нам. Не знали, что делать с ним: ест только маленькими кусочками, пьет –– нарочно не придумаешь, –– лапу в воде намочит и слизывает с нее. И трус такой! Запрячется куда-нибудь, не дозовешься. Нынешним летом первый раз его на дачу взяли, тут и живет. Сначала из дома не вылезал, потом ничего, освоился понемногу. Влюбился –– бегает тут чья-то кошка. А у нее, видать, поклонников до черта. Били они Гошу смертно! Но отлежится, и опять к той кошке шмыгает. Опять его бьют. Потом и сам начал драться. Однажды утром смотрю, Гоша на забор взгромоздился и как Илья Муромец оглядывается по сторонам: «Подходи, кто еще в рожу хочет?» И жрет теперь все подряд. А вот пить, так и пьет с лапы, по-интеллигентски.
– А кошку ту отстоял?
– Ну, да. Только с ним якшается, ни с кем больше.
О чем-то задумавшись, Мишка сказал:
– Жена узнала из телевизора, что любовь – это болезнь, которая длится четыре года. Потом, якобы, проходит бесследно. Говорит: «Ученые нашли в организме человека клетку, и в ней вся наша любовь. Уже лекарство против нее изобрели: одна прививка, и человек на всю жизнь от любви избавлен».
– А как животным насчет прививок?
– Не сказала; нет, значит. –– Мишка посмотрел на меня. – Да и пускай они людьми остаются.