Здравствуй, Одесса!
Впервые папа привез меня в Одессу под Новый Год, когда мне исполнилось шесть лет. Мало было только снега. А всего остального-с избытком. Папа оставил меня с бабушкой на вокзале и убежал за вещами, а я оглянулась… и обмерла.
В высоченной сверкающей витрине стоял громадный торт. Это был торт-дворец, с обилием цветов, кремовых оборочек и гирлянд, новогоднее чудо, чья-то воплощенная в креме мечта о прекрасном. Он остался в моей памяти навсегда: дивное творение человеческих рук высокого профессионала.
Потом мы отправились к бабушке. Мы шли мимо величественных елей по брусчатке большущей площади под названием Куликово поле. Посредине площади возвышалась еще одна громадная ель, увешанная разноцветными лампочками и сверкающими игрушками. Папа подвел меня ближе, я восхищенно созерцала все это сверкающее великолепие, а папа был совершенно счастлив от моего ошеломленного вида.
При ближнем рассмотрении, правда, оказалось, что сверкающие игрушки были и не игрушки вовсе, а прозрачные пакеты, в которых лежали осколки елочных украшений. Вдобавок ко всему они были подвешены на недосягаемую даже для взрослого человека высоту, тем самым вопрос о похищении украшений был решен.
Но эти открытия нисколько не разочаровали меня. Такой елки я еще никогда не видела.
Наутро мы отправились на улицу Пушкинскую к Универмагу, в витрине которого были представлены сценки из разных сказок, а в одной из витрин на качелях качалась кукла явно повыше меня ростом, с длинными блестящими волосами и в платье до пола. Широкополая шляпа из кружев и лакированные туфельки довершали умопомрачительную картину, и папа долго не мог увести меня от витрин.
Мы шли по городу, папа указывал на красивые дома, что-то рассказывал о них, и мы как-то незаметно оказались у Оперного театра. Я была еще мала, чтобы суметь оценить все великолепие архитектурного гения, просто опять замерла, подозреваю, что с открытым ртом. А потом папа повел меня по Дерибасовской, по которой тогда еще ходил транспорт.
Мы гуляли, не торопясь, и тут я уловила сногсшибательный сладкий аромат. Это шоколадно-мармеладно-карамельно благоухал магазин «Золотой ключик». Его наклонные, украшенные большими золотыми ключами витрины позволяли созерцать сладкое содержимое, сотворенное поистине золотыми руками мастеров кондитерского фронта фабрики им. Розы Люксембург.
Папа открыл дверь, и я увидела громадного жирафа, длинноухого зайца и курочку-наседку.
«Они-шоколадные,»-прошептал мне папа на ухо, и я рассмеялась: «Как же, шоколадные! Это сколько же шоколада надо потратить хотя бы на зайца, одни уши можно было растянуть на несколько дней. Если экономить, конечно!»
К нам подошла продавец, и папа купил вкуснейшую «Билочку" ("Белочку")-шоколадные конфеты с орешками в зеленой с позолотой обертке, мягкие ириски «Золотой ключик» и «Морские камушки»-мою любовь на всю жизнь: изюм в разноцветной сахарной глазури.
«Скажите,-обратился папа к продавцу,-а вот эти животные в витрине из чего сделаны?»
Продавец изменилась в лице, как будто ее оскорбили: «Как: из чего? Из шоколада, конечно же!!!»
И удалилась с недовольным видом: надо же, «из чего сделаны?» Как будто и так не видно! Из чего сделаны!!!
А папа весело мне подмигнул: «Видела? Слышала? Ну что, я прав?»
Я еще немного поторчала у витрины, разглядывая курочку и удивляясь, как можно было вылепить все эти перышки и сплести корзинку, в которой она высиживала, конечно же!!! шоколадные яйца!
А какие же еще, ясное дело, шоколадные!
И неплохо было бы эту курочку поднять и рассмотреть, сколько же яичек в корзинке. Кстати, может, там и не яички уже, а маааленькие цыплятки? Пушистенькие и … шоколадненькие…
А какие же еще?!
Потом мы посетили детский кукольный театр.
Шел спектакль «Золотой ключик», где Карабаса играл очень высокий и худой актер. Он бегал вокруг коричневой доски, которая должна было изображать дерево, а его длинная борода все никак наматывалась на ствол. Он все бегал и бегал, а «дерево» качалось, грозясь упасть и покарать этого злющего дядьку. Не скрою, мне этого очень хотелось, ведь он был так безжалостен ко всем маленьким куклам. Но борода все-таки намоталась, а «дерево» устояло к моему глубокому разочарованию…
Следующим на очереди был цирк.
Все было хорошо ровно до того момента, пока два гимнаста, отец и сын, не стали на руках подниматься по железным ступеням лестницы-пирамиды, одновременно сжимая в руках по деревянному кирпичику. Старший гимнаст вдруг покачнулся и почти упал.
Зал ахнул!
Но человек в блестящем трико справился с равновесием, перехватил свой кирпичик и взлетел по лестнице, как птица.
Зал ликовал, я тоже была рада благополучному завершению номера и думала, как хорошо, что заминка произошла у отца. Если бы сплоховал сын, то отец наверняка надавал бы ему подзатыльников. И неважно, что они в блестящих одеждах и улыбаются публике.
Только спустя много лет я увидела подобный трюк с якобы неудачным моментом в выступлении. Этот прием призван всколыхнуть публику, заставить людей сопереживать, а не жевать спокойно пирожок или мороженное. Зрелище должно быть ЗРЕЛИЩНЫМ!
В пылу переживаний я совсем не заметила, что с моего ботинка слезла калоша. Ботинки и калоши мне купили несколько дней назад, калоши сверкали, как зеркало, отражая мир вокруг, и я ими очень гордилась.
Представление закончилось, зрители покинули свои места, мы долго проталкивались к выходу, и только пройдя значительное расстояние от цирка, я обнаружила пропажу. Бабушка стала меня ругать, а папа бросился обратно. Я тихонько подвывала, бабушка строго отчитывала меня, мокрый снег повалил стеной, и мне показалось, что папа уже никогда не придет: он просто заблудится в этой снежной кутерьме. Папа вынырнул из снега. В руке его сверкала моя калоша, и он радостно сообщил, что служащими только за сегодняшний день обнаружено несколько калош, зонтов и шапок. Причем все это потеряли взрослые, так что и ругать меня особенно не за что. Он надел мне калошу на ногу и назвал Наташей-растеряшей. А я обрадовалась, и не калоше вовсе, а папиному возвращению.
Подоспела очередь и ОПЕРНОГО ТЕАТРА.
Ахххххх!
О, эти мраморные ступени, ведущие прямо к небесам, а на каждом повороте лестницы-изящные позолоченные фигурки дам и кавалеров, застывшие в замысловатых и одновременно пластичных танцевальных позах, таких динамичных, что, казалось, они вот-вот продолжат свой стремительный и легкий танец. Только передохнут чуть-чуть…
Билеты были на галерку, сцена просматривалась неважно, но потолок…
Потолок был прямо над головой, а на нем - изображены ангелочки, нимфы. Они были нарисованы, но неожиданно нарисованная ручка «высовывалась» из потолка, обретая форму. Было полное ощущение, что потолок-это водная гладь, из которой плавающие под водой нимфы и ангелочки, резвясь, выставляют то коленочку, то голову, то ладошку. Кто придумал и кто талантливо воплотил этот изумительный переход двухмерного пространства в трехмерное?
Потом мой взгляд упал на люстру.
Сидящий рядом дедуля стал мне объяснять, что люстра очень тяжелая и сделана из горного хрусталя, что ее можно помыть, спустив вниз на специальных тросах, что во время бомбежек "вся Одесса" переживала о сохранности Оперного театра, а люстра была спущена вниз и обложена мешками с песком…
Он замолчал на полуслове, когда люстра вспыхнула ВСЕМИ своими огнями… Я на мгновение ослепла, и было от чего… Люстра переливалась, светясь то сильнее, то слабее, и мне уже неважно было, что происходило на сцене, находящейся далеко внизу: волшебство творилось рядом.
Так что ни названия, ни содержания спектакля я, к собственному стыду, не помню, а вот люстру и лепной потолок-пожалуйте!!!
Особое впечатление произвело посещение Привоза.
На подходе к нему сидящие на скамеечках тетеньки в газетных кульках вместо семечек продавали загадочные розовато-оранжевые загогулины и призывно кричали: «РАчки, рАчки!». Именно так: «ударяя» на первом слоге. Загадочные рачки выглядели устрашающе, но пахли!..
Приученная с малолетства ничего не просить, я шла рядом с бабушкой и вертела головой в разные стороны. Это позже я узнала, что рАчки-это маленькие креветки, выловленные в море и отваренные в подсоленной воде.
Впереди были рИбные ряды. От аромата копченой рыбы можно было истечь слюной и потерять сознание. Последовательность-на Ваш вкус и состояние здоровья. Папа приступил к выбору рыбы. Он купил скумбрию горячего и камбалу холодного копчения.
Можно запомнить эти тонкости?
Одесситы подтвердят: МОЖНО!
Камбала напоминала мне рыбу-луну из «Мурзилки».
После этого папа отдал рыбу бабушке, и мы отправились в Зоопарк.
Впечатлений набралось слишком много, учитывая еще и серьезный отвлекающий фактор: мячик на резинке, обернутый в фольгу! Резиновая петелька крепилась на руку, шарик прыгал… какие уж тут животные! Неудивительно, что запомнился лишь слон, который стоял к зрителям задом, размахивал плохо видимым по этой причине хоботом и чего-то жевал.
Служащий, убирающий в загоне, оперся о мощные трубы загородки и ненавязчиво рассказывал продрогшим зрителям, что не так давно такой же слон затоптал ногами такого же служащего, как он, по пустяковой причине: служащий вместо ожидаемого слоном лакомства ткнул тому в хобот горящую сигарету!
Вероятно, уборщик ожидал восхищения со стороны посетителей, уважения к его рисковой профессии. Ведь гораздо значимей убирать навоз, рискуя жизнью, чем ПРОСТО убирать навоз, не так ли?
Но немногочисленные слушатели все, как один, помянули незадачливого курильщика недобрым словом и пожелали нашему рассказчику срочно бросить курить. Служащий обиделся на неблагодарных слушателей, а мы пошли дальше.
Было холодно, все животные ушли в свои теплые жилища, и мы последовали их примеру.
Путешествие заканчивалось. Настало время отъезда. Мы пришли на вокзал и стали прощаться с бабушкой. Я оглянулась и увидела горящие над зданием вокзала буквы «ОДЕССА ГОРОД ГЕРОЙ». Я почему-то ясно осознала, что УЕЗЖАЮ.
Мне очень хотелось домой, и очень хотелось остаться. Проблема эта быстро разрешилась: я расплакалась. Бабушка утешала меня, приглашала приехать летом, и вытирала свои и мои слезы носовым душистым платочком.
Я вижу везде твои ясные зори, Одесса.
Со мною везде твое небо и море, Одесса.
И в сердце моем ты всюду со мной,
Одесса, мой город родной!.